Рига18, апрель, часть ван

Рига18, апрель,

(Здесь будет о том, что происходило перед отьездом, как добирались до эропорта. Больная нога, Наташа должна постричь меня и тут отключили горячую воду. Одолевает болезненная сонливость, хочется просто упасть и спать. Все вместе складывается в ругань. Наташа, уже и не вспомнить, почему наседает на меня, кричу: мне на фиг не нужна эта поездка. Но у нее настроение все равно радостное, даже мой прихоз не смог перебить его).

А началось все с того, что мы выехали в аэропорт с запозданием, а в результате попали на регистрацию в самый притык. На главном вокзале в Копенгагене полная неразбериха: поезд, идущий в аэропорт, перекидывают с одной платформы на другую, и отьезд переносился на более позднее время. В результате в запасе у нас не столько много времени в запасе, как предполагалось. Появилось даже ощущение, что мы непременно опоздаем на регистрацию. Спасло нас то, что поезд неожиданно помчался без остановок, с чем я никогда не сталкивался, что представилось мне невиданной и неслыханной мистикой. На охранкe мы встали именно в ту очередь, что продвигалась медленнее всех.  Женщина-контроллерша придиралась ко всем, какими словами я только не обозвал ее, но как только очередь дошла до нас, она улыбнулась и пропустила меня через секунды, то же самое произошло и с моей женой. Чем опять же не мистика?
В центральном отделении дюти фри разошлись друг с другом, после, когда воссоединились, Наташа накричала на меня, я на нее, каждый считал происшедшее чужой виной. Вся эта нервозность неудивительно, если спуся десять минут, если верить правилам, гейт должен закрыться. По пути в маленьком киоске дюти-фри обнаруживаем Мартини, встаем в очередь, перед нами всего два человека, но крупная кассирша восточного вида настолько медлительная, что будь я хозяином киоска, немедленно бы ее уволил. Я чуть ли не скрежещю зубами, а минуты тем временем текут и текут. К тому же гейт находится в самом конца, и ко всему Наташе неожиданно хочется в туалет, спасает лишь то, что очередь перед нами довольно немаленькая, на посадку, хоть и с психозами, но успеваем.
С местами повезло, досталось нам на двоих три сиденья, я пересел к окошку, рюкзак сунули под свободное сиденье, можно распрямиться, нет ощущения скованности при полете. Но за все хорошее нужно расплачиваться, об этом будет рассказано прямо сейчас.
Ма трех сиденьях в ряду перед намирасположились трое кавказцев, крупные ребята, лет под сорок, но победением точно дети. Смеялись (это мягкое слово) на весь салон, иногда хором, делали селфи с другими пассажирами, без всякого, разумеется, их спроса. А после отсмеивали эти селфи, знать бы еще, над чем они смеялись, но их язык был мне недоступен. Пили виски сначала крошечными бутылочками, затем из горлышка крупной бутылки. Менялись местами, запрыгивая друг другу на коленки.
Наташа переживала за меня: как я себя поведу, если вдруг кавказцы что-то сделают или скажут в отношении нее, зная мой взрывной характер. На всякий случай перекинула на свободное сиденье, что между нами, свою сумочку, позже призналась, что в случае необходимости достала бы из нее клюци и ткнула бы ключом возможному обидчику в глаз.
Я как раз-то был спокоен, хотя в других обстоятельствах, при таком раскладе мог бы совершенно неожиданно психануть, оттого наташа и переживала за мою реакцию. Они здоровые ребята, с виду вроде как чабаны, бойцовская тактика им явно неизвестна. Потому-то был совершенно спокоен, тем более, что один из них с виду был здравый человек. Ну и ладно с ними, главное, что самолет продолжает лететь.
А в ряду за нами сидели два шведа, которые по шумному общению мало чем отличались от тех, что были перед нами. Когда прилетели в Ригу и стали снимать с полок вещи, шведы извинились перед Наташей за то, что вели себя шумно.
Что самое интересное, перестал бояться самолетов, смерть будет длиться минуту-две, тогда как от рака люди могут помирать год и даже несколько лет. Так что, когда взлетаем, присутствует некое облегчение от того, что удачно взлетели; когда приземляемся, облегчение оттого, что удачно сели. В полете самое страшное взлет и посадка, все стальное - чепуха. Дураки позади хлопают. Человек с моей планеты помогает мне достать с полки чемодан. Откуда я знаю, что он с моей планеты? По глазам вижу: я смотрю в его глаза, он в мои, я в его, узнаем сразу, что мы одинаковые ноиды: я в чем-то сильнее его, он в чем-то сильнее меня; что-то он знает больше, что-то я; у нас здесь разные миссии; расходимся).
Прекрасно, когда по приезду в новый город тебя по приезду встречает человек, знакомый со всеми местными придумками. Он тебя встретит, вы обнимитесь, ведь вы друзья детства, знакому уже как лет сорок. Посадит на автобус, проводит до отеля, на этом сделает книксен и дня через два вы встретитесь снова, чтобы где-нибудь посидеть, поесть и выпить, вспомнить прошлое, обсудить планы на будущее. Но когда друг говорит тебе по телефону: нууу, приииезжай. То думаю, что боюсь таких людей, потому что они своим равнодушием к жизни способны наградить кого угодно. Шайн он ю, крэзи Лёня.

(Здесь будет о том, как мы добирались из аэропорта до гостиницы, описание гостиницы, борьба с кондиционером, 2 приветственные бутылочки местного шампанского).

Всего первый день в Риге, а нога уже вовсю управляет мной: Миш, туда не ходи, туда идти далеко. Здесь иди, мне тут легче идти. Это про булыжники, кочки, подьемы, даже про спуски. Обшли в беспорядке Старый город, остановились на том, что в субботу пойдем слушать орган в Домский собор и посетим что-нибудь еще поблизости. В воскресенье нам, видимо, предстоит Йрмала. А завтра центральный рынок, который ожидается быть великим, и еще что-нибудь посмотрим.
Пытаюсь обнаружить хоть малейшую связь между моим бродяжническим прошлым в Риге, между примерно 1975-м годом и настоящим, и не нахожу ничего общего.С виду, совсем светлая страна, с людьми, всегда готовыми помочь.
Я уже вроде упоминал, что кроме боли в правом колене, меня начала истреблять диаррея. К чему я это продолжаю упоминать? А сводится все к тому, что диаррея - болезнь, насланная человеком завистливым. Я сейчас во сне передам диаррею ее хозяйке на месяц. Не балуйтесь такими вещами, друзья.

В эту поездку меня терзала не только боль в ноге, но и постоянные расстройства желудка. С желудком творилось нечто безумное: стоило мне хоть что-то сьесть, как спустя непредсказуемый промежуток времени, вплоть до пары минут, сьеденное начинает настойчиво проситься из меня. Страшно стало что-то есть перед прогулкой, после завтрака высиживали с полчаса в номере, чтобы быть увернными, что пища принята организмом как следует.
В первый же день вечером отправились с Наташей прогуляться просто вокруг наших мест, и хорошо, что не успели уйти далеко, потому что почувствовал, сначала недоверчиво, а после с полной уверенностью, что нужно срочно возвращаться в гостиницу, даже бежать до нее, чтобы поспеть в туалет, если только еще есть возможность успеть. Это как добежать до своего корабля. пока он еще не отдал швартовы. Пока я возвращался, ассоциаций возникло неисчислимое множество. Каждый красный свет светофоров я проклинал, в холл гостиницы почти вбежал, хромая, лица на мне почти не было. Вот и потому еще Настенька позже спросила у Наташи: ваш мужчина болен?
В те моменты я действительно был болен. Лифт мгновенно поднял меня на пятый этаж, но карточка-ключ упорно четыре раза не желала открывать мне дверь номера, и все же я справился с задачей, после чего чувствовал себя немножко геоем.
Днем позже, к вечеру, когда мы вышли прогуляться, поесть где-нибудь, что-нибудь купить из еды, то же несчастье постигло и Наташу. Она оставила меня одного в супермаркете и со знакомой мне скоростью помчалась в гостиницу, успела, благо преодолевать ей было не столько, сколько мне днем раньше.
Все это меня расстроилo и даже разозлило: неужели богам мало одной моей больной ноги?

(Здесь будет рассказано о паре, которая orala друг на друга в супермаркете)

Первый день в Риге прошел прекрасно, хоть и безалаберно. Не имея карты, без ДжиПиЭс блуждали точно в потемках. Карта, позже купленная, мало помогала, местные обозначения улиц сбивали с толку. Телефон что-то чуточку подсказывал, но и у него вдруг закончилась энергия. Наташа в картах разбирается слабо, может с полчаса изведывать путь, я такой же, и все равно ее разгадывания приведут не туда. На все мои порекания следует один ответ: почему бы тебе самому не разобраться со всем этим? Но это нечестный ход: она сама выбрала поездку, использовала во всем свои гаджеты, город тщательно ихучала. Тогда как я занимался своими делами, за карту совсем не брался.
Чтобы освободить Наташу от ее обязанностей, мне пришлось бы начать изучать город с нуля, должен был сложить в голове, точно паззлы, план города, дикая работа. Тогда как ей всего-навсего требовалось осмыссленно, разумно использовать уже накопленные знания о городе. Мой неотразимый аргумент перед самой поездкой был: эта поездка твоя, ты ее захотела, ее подготовила, тогда как от меня прозвучало лишь: ладно, поедем. И как назло, неожиданно заболела правая нога, каждый шаг начал отзываться болью; появился рассчет: как добраться до дому (отеля) с меньшей болью, с меньшим количeством шагов, нежели о том, как правильно дойти.
К тому же, я, по природе своей, довольно хищная тварь, в крических обстоятельствах мои чувства обостряются, неожиданно я знаю дорогу, могу даже повести за собой, но на этот раз мои хищнические способности полностью отсутствовали.
В отеле девушка-женщина Настенька поинтересовалась у Наташи: мужчина, что с вами, он болен? Он сильно хромает, я это заметила. Вопрос вполне естественный, потому что у Наташи есть свойство по щелчку делать всех своими друзьями-подругами. Барьеры разом исчезают, незаметно смываются, и становится естественным задавать друг другу любые, даже самые глупейшие вопросы. Оттого и такой ворос по поводу моего здоровья. Да, отвечает Наташа, в эту поездку у него болит нога, как и при поездке в Берлин, При поездке в Будапешт у него болел правый бок. У него к тому хе волдыри на лице, на руках экзема, он всего этого стесняется, но духом не падает.
С экземой на руках и прыщах на лбу одна история, пусть и загадочная, но вполне обьяснимая, пусть даже обьяснимая. Врач-кожник приписала все это загадочной болезни, которая чаще всего поражает мужчин после сорока. Когда я выслушал ее обьяснения, то понял, что она не больше меня знает о том, что со мной происходит. К самому путешествию это не имеет никакого отношения, но сосем недавно Наташа работала в том же отделении, в котором когда-то - а точнее, 7 лет назад - лежал я. Теперь же на моем месте лежала заброшенная всеми старушка, а в соседней палате мужчина, который все время охал. О нем история в другом тексте, а здесь всего лишь замечу, что руки у него были покрыты такими же экземами, что и у меня, а лицо обезображено прыщами. Так что я не динственный подобный экземпляр на белом свете.
Если экземы и волдыри еще как-то можно обьяснить врачебным экспериментом, когда-то проведенным надо мной и побочным следствием лекарст - все как с этим мужчиной. Но как тогда обьяснить проблемы справым боком, которые начались у меня в день отьезда в Будапешт и закончлись ровно по прибытию домой, в Копенгаген. Их сняло точно по мановению волшебной палочки, тогда как в Будапеште я не мог ни сесть, ни встать, даже легкое хождение доставляло боль. При поездке в Берлин у меня начала ныть правая нога, каждый шаг давался с трудом, а по прибытию в Данию боль вдруг волшебным образом исчезла. А вот при поездке в Ригу нога начала ныть уже за несько дней. И здесь хе, при много километровых пеших походах, боль стала почти постоянной.
Как обьяснить все это девушке из гостиничной приемной, что все это мистика, что я живу под знаком мистики. Легче сказать ей: да-да, мож болен. Мы спускаемся в холл, чтобы сходить поужинать в ужезагаданное место, Лидо. Скучное место, по цене и еда, а на обратном пути я задаю Настеньке несколько вопросов о жизни в Латвии. С той целью, чтобы она не воспринимала меня всего лишь колченогим уродцем с волдырями на лице. И она, мне кажется, все понимает, ведь перед ней за месяц проходят толпы. Главное понимает, что незачем жалеть человека, который вежлив к тебе и покровительственен. Перекинулись втроем словами и расстались с улибками.

Пяница, тринадцатое
Не следует уделять слишком много внимания числам, приметам, снам. Это всего лишь подсказки, они действуют, если, подсказывают, если вы обращаете на них внимание, прислушиваетесь к ним. И совершенно не действуют, если вы с гордым видом прходите мимо них. Можете истолковать их неверно, ничего стршного, они к этому привыкли. Но если вы повернетесь к ним спиной, то они придут к вам раз-два, три-четыре, а после вам придется жить без них. Путем проб и ошибок я научился что-то понимать, что-то отгадывать, сопоставлять, связывать вместе. А в пятницу тринадцатого, причем в незнаком городе нам предстоит нечто необыкновенное, необязательно плохое. Обо всем этом я повествую Наташе, пока мы просыпаемся, собираемся, умываемся.
До двух ночи просидел над Русским Даром, и это не мой новый роман, а всего лишь перцовая выпивка, хорошо писалось, тем и оправдывал свое пьянство. Ночью разговаривал с кем-то во сне, иной раз матом. Наташа утверждает, что хватал ее за волосы, но не нужно забывать, что когда все это происходило, уже началась пятница тринадцатого. Впрочем, вел бы себя совсем уж плохо, Наташа не стала бы со мной утром тазговаривать, а так - всего лишь пожурила. Кстати, и в первую ночь спал очень беспокойно, всю ночь меня подбрасывало в постели, руки метало в стороны, ноги колотило, и все этого совершенно без спиртного, разве что назвать спиртным бокал приветственного шампанского. Ничего удивительного: сколько на моем постельном месте переспало различных люей, в том числе и демонов разного рода.
Наутро встал на удивление легко, одел черную водолазку и сразу стал похожим на наемного убийцу из французских фильмов. Полюбовался этим своим образом перед зеркалом, принимал соответствующие позы, хмурил лицо.  Наташа сказала, что хорошо ме в ней, водолазке, и нисколько я не смахиваю на убийцу, но она знает меня исключительно с хороших сторон, а их во мне великое множество.
На завтрак выложил на тарелку все, что хотелось бы сьесть, но так ни к чему не прикоснулся. Вместо того, умял две большие тарелки с охлажденными фруктами. Организм, ослабленный ночным писательством и Русским Даром требовал именно этого. Стыдно было перед соло перед совсем молоденькой девушкой, девочко, на самом деле, которая убирала столы. Внешне она вполне походила на татарочку, но, скорее всего, все же была латышкой, у них встречается и такой тип, причем довольно часто. Она узнала нас еще по вчерашнему завтраку, улыбнулась в ответ на мою приветственную укыбку (я узнаваем благодаря волдырям на лице). Причем улыбнулась она искренне, есть у меня такой, очаровывать людей улыбкой. И если еще вчера она показалась мне красивой девочкой, но под некоторым сомнением, то сегодня Наташа подтвердила мои мысли.
Итак, завтрак был потрачен на фрукты, народу в ресторане немного, занято всего два-три столика. Из завтракающих выделялись несколько человек. Пара с рыжеволосой девушлой неопределенного возраста, прическа короткая, почти под мальчика, в зеленом, неуклюже сроенном платье. Я столкнулся с ней в помещении, где раскладывают блюда, все происходило слишком быстро, чтобы я имел возможность хоть как-то оценить ее вид. Оби с мужем сели совсем в дальнем углу от того места, где сели мы. Муж ее, молодой, серьезный, в очках, то и дело посматривал в нашу сторону: то на меня, то на мою жену. Наташа вчера встетила его в лифте, когда он выходил, с каким-то гигантским бэйджиком на груди от спортивмого клуба. Сам он вида неспортивного: руки худенькие, да и сам тощенький, но живот, верхняя его часть, выпирает, заметно, что никакой не спортсмен, а скорее чиновник от спорта. Разумеется, что рассматривал он не меня, а мою жену.
- Пусть,- сказала Наташа,- полюбуется красотой.
- А мы полюбуемся уродством,- ответил я, имея в виду жену спортивного чиновника.
Кстати, насчет уродства у нас с Наташей разные взгляды. Мне не интересны люди совершенные, поскольку в их совершенстве уже присутствует эволюционный конец, некая последняя завершающая точка, крест. Все уже достигнуто, фрукт созрел, ему осталось только гнить. Тогда как несовершенство имеет возможность зреть вечность.
***Вы еще не все знаете - мужик в военной форме
Горбатый старик с помидорами.
У нас колбаса без говна.
Чистенькая старуха. Помолись за самоубийцу Кащеева. Имени не помню, наверняка Сергей.
Кровавая колбаса. несладкая.
***
Утро после писательской ночи не наделило меня аппетитом. Я набрал полную тарелку явств, другую тарелку нагрузил фруктами, после пополнил ее еще раз, а вот к основным блюдам так и не прикоснулся, организм требовал витаминов и они вошли в меня из ломтиков сочной дыни, порезанных персиков, арбузов. Все остальное организм отталкивал уже одним взглядом. Собрались было уходить, когда в ведерко выставили охлажденное шампанское. Вернулись, поскольку начинать день с бокала шампанского весело и наверняка полезно.
На прощание сказал девушке, что убирает столы: пища у вас великолепная, я, правда, ничего из нее сегодня не отпробовал, кроме фруктов, зато тех сьел огромное количество. Дело в аппетите, которого у меня в это утро нет. Девушка улыбнулась, ответила, что не случилось ничего страшного. По ее словам, по улыбке вижу, что очень немногие с ней здесь заговаривают, она для гостей нечто вроде обслуживающей тени.
Когда выходим из ресторана, навстречу нам из подвальных помещений всплывает хозяйка этих мест, и у Наташи невольно срывается с языка: какая красивая женщина! Женщина яркая, слов нет, стройная, роста высокого, энергичная, накрашена и одета хорошо, ярко, выделяется. Но назвать ее красавицей я бы точно не решился, но у нас с Наташей разные подходы как к красоте, так и к уродству.
Памятуя о вчерашних страданиях с желудками, решили какое-то время отсидеться в номере, после попробовать опорожнитья перед прогулкой. Насколько помнится, обоим это не удалось, а за десять минут до двенадцати нас уже ждало заказанное такси, которое должно было отвезти нас на рынок - здесь мы собирались провести первую половину дня. Поскольку всю поездку болит нога, надеваю на нее бандаж-наколенник, и какое-то время, час-два, он скрашивает мне жизнь.
Ехать совсем недалеко и потому водитель интересуется: не проще ли пешком было пройтись? Так-то хамское замечание, которому я не придаю значения, но Наташе заметно все: как водитель пялится на нас в переднее зеркалце, как бы испытывает нас на прочность. У мужа болит нога, отвечает Наташа, а вы везите-везите, но тоько не через полгорода. Я пытаюсь вставить что-то свое, но Наташа меня немедленно затыкает, и я замолкаю, понимаю, что так, стало быть, надо. Водитель тоже понимает, что его ставят на место и перевоплащается в покорного, дружелюбного водителя такси. Иерархия хозяин-раб устанавливается и закреоляется.
С рабом обращение чуть свысока, задаем ему по ходу поездки вопросы, он охотно отвечает. Сущность водителя, по сути, из нижних миров, тактика следующая: прощюпать пассажира, воспользоваться, надругаться над доверчивостью. Я всего этого не наблюдаю, потому что верю, что любой другой человек такой же, как и я, даю слабинку до последнего, пока не остается иного выхода, как бить человека. И так у меня со всеми, я нисколько не дипломат, но горе тем, кто воспримет мои мягкость и вежливость за слабость. Наташа другая, она все видит сразу, водителя, к примеру, вычислила сразу. Мой знак доверчивость, ее - недоверчивость. Но все переменно: иной раз она охлаждает мою взрывчатость, другой раз я охлаждаю ее своими аргументами, прекрасная пара, считайте так, не буду вас переубеждать.
Ехать нам минут десять, и разговор завязывается сам по себе. Напомню, что моя женс в данный момент госпожа, тогда как водитель радостно принимает позу раба, я выступаю в роли усмиряющего всех ангела с разящим мечом в руке. На вопрос Наташи: как у вас с работой для людей, нет ее? Следует ответ от водителя: все наоботот, не хватает работников. И в этом, замечу, позже подтвердилось на личных наблюдениях. Друг юности, говорю, получает пособие по безработице в 50 евро, утверждает, что нет работы. Да разве это деньги?- отвечает водитель,- два раза скромно сходить в магазин. Бездельник ваш друг. Соглашаюсь с ним, но замечаю, что не просто бездельник, там сложные обстоятельства. Но то, что я пытаюсь обьяснить, из того водителю не понять и сотой части, Наташа меня вовремя останавливает.
Как превратился из цветущего парня с прибалтийским лоском в полубомжика - это история особая. Нежелание работы пришло не сразу, он всегда был деятельным, всегда что-то зарабатывал и вдруг... уход в иной мир. С этим можно попробовать разобраться, но лишь встретившись, но вижу, что с его стороны подобное желание либо отсутствует, либо оно безразличное, без подьема.
То, что сказал таксист, подтверждается вечером, когда Наташа одна отправляется в торговый центр Галерея Рига и знакомится там с молодой хозяйкой бутика одежды, я же в то время лелею в нере свою ногу и занимаюсь записками. У Наташи, я уже упоминал, поразительная способность легко знакомиться с людьми, сродни моей. На щелчок, на слове "раз" она становится подругой кому угодно, барьеры смываются.. У меня присутствуют те же способности, но не в такой ярко выраженной форме.
И вот она разговорилась с девушкой-хозяйкой, которой до тридцати или даже, скорее, ближе к двадцати пяти. Кразавицей, породистой латышкой. Через минуту они щебетали, точно давние подружки. В бутик заходил народ, и всем хозяйка говорила: обращайтесь, если будут вопросы, я разговариваю с подругой из Дании, давно не виделись. Зашел разговор о моем друге Лене, и девушка. Майя, сказала, что с работой в Риге действительно сложно, после подумала и сказала, что работы на самом деле навалом, много ее, но оплачивается она слабо. Но это в любом случае больше, чем пятьдесят евро. Как он может жить на такие деньги, поинтересовалась она? Пока о Лене все, вернемся к нему уже вечером.
Майя поинтересовалась у Наташи о жизни в Дании, причем настолько в подробностях, точно вписывала все это в свою память.  Наташа рассказывало как о хорошем, цто есть в нашей стране, так и о плохом, стараясь бытьобьективной насколько возможно.  Майя ответила, что не хотела бы жить в Дании со всеми ее сложностями, нет никакого желания справляться со всеми этими искусственно созданными причудами. У них вот народ еет на заработки в Эстонию. Что странно, поскольку в наших с Наташей головах отложено, что именно в Эстонии царят нищета и разруха. То же самое и в Латвии, отвечает Майя, стоит только выехать за пределы Риги. За пределами латвийской столицы жизни уж точно нет.
Но я неожиданно перескочил через целых полдня и из обеденного времени перескочил сразу в вечер, а также к подытоживанию дня. А ведь мы всего лишь приехали на рынок, расплатились с таксистом (2 евро, вот откуда растут причины его внутреннего бунта и скверного поведения). Поблагодарили его, а ведь эта вежливость известна не всем таксистам. Прошли по рядам, где русские бабушки и женщины бабушкиново вида продавали практически одно и то же..
Остановился у "прилавка", это книжные полки в три ряда, плюс еще ряд сверху с русскими книгами. Два длинных лотка с какими-то бумажками, вытянул одну бумажку, чтобы вблизи рассмотреть, что в ней, может какое-то предсказание. Не делайте так, было сказано мне из-за плеча трубным голосом,- в отпечатках лежат диски, они выпадут, а мне их потом собирать. Мужчина был огромный, одет в военное, под десант, камуфляжные куртка, брюки, вид очень серьезный., нечто выплывшее из девяностых годов.
- Не знал,- сказал я,- сорри.
- Вы много еще чего не знаете,- ответил мужчина И вот на этом я перестал воспринимать его как человека, торгующего русскими книжками, которые в любом случае никому не нужны. Некоторые книжки, по его словам, стоят евро, два, три, пять. Но дело вовсе не в книжках, мне уже и без того все стало ясно, но об этом позже.
Меня рынок восхитил уже хотя бы тем, что в зданиях, по которым мы разгуливали, прежде размещались дирижабли, пока не была доказана их никчемность. Ангары, собственно, их три, если ничего не путаю, один отведен под мяную продукцию, другой под овощи-фрукты, третий рыбный. Все три ангара впечатляют, после пресной Дании такое обилие продуктов кажется райственным (мой неологизм). Но покупки нужно делать из ра рассчета, что через два дня нам отлетать домой, а с собой практически ничего не взять, тогда как соблазны на каждом шагу.. Взяли здесь-там всего понемножку, а соблазны так и остались витать в неспокойной голове.
Что запомнилось из этого похода? Что центральны рынок и вокзал буквально сприкасаются друг с другом. Спокойствие полное. разбойные элементы зрительно отсутствуют. Взяли рыбу, причем я настоял взять ее у старох женщины, ее прилавок находился в самом углу, куда редкий покупатель заходит. У Наташи своя теория: брать надо там, где поток покупателей проходит, не застаивается. С другой стороны, бабушка чуть не из штанов (юбки?) лезет, чтобы нас удержать. Меня она завлекла своей рыбой, которую, по ее словам. больше нигде не обнаружить, она вроде миниатюрной рыбы-меч, рыба-игла, на самом деле. Оказалась самой обычной сушеной рыбой, масса доли. Вы такую здесь нигде больше не встретите, говорит бабушка.
В овощном отделе мужчина откуда-то с улицы приносит одну за другой коробки с помидорами и пересыпает овощи в лотки. Маленького роста человек, но поведению начальственный, хозяйственный. У него на спине горб, он тощь, но в себе уверен, и продавщицы смотрят на него с опасением и подобострастием - он для них совсем другая жизнь.
Несколько интересных моментов с кровавой (так я ее прозвал) колбасой. У нас, в Дании, она тоже есть. но она обязательно сладкая. Несколько раз брал ее в супермаркетах, и всйкий раз выбрасывал: есть ее невозможно, уж больно сладкая. На рынке же интересуюсь: не сладкая ли кровавая колбаса, продавщицы смеются над моими словами, и я вместе с ними. Купленная кровавая колбаса великолепного качества, но за годы проживания заграницей изменились мои влусы: хоть и ем колбасу с удовольствием, но всего два-три кусочка зараз, и больше мне ее уже не хочется.
Вот, собственно, и наступил вечер. Маташа отправилась в Рига-центр, я остался один в номере, записываю все пережитое за день, точно помешанный. Пытаюсь принять ванну, но не выходит, затычка для слива воды не опускается, напущенная вода утекает, с шумом уходит вниз, с хлюпаньем. Наверняка есть у ванны какой-то секрет, который мне пока недоступен. Вернувшаяся жена все разрешает одним мановением, она практична, тогда как я скорее романтичен, парящий беспомощный ангел. Писатели, они все такие, а ведь всего требовалось провернуть вправо рычажок у ванной.
Вечером концерт от германского Шурика. Лёня, пишет он, уже три дня ждет, когда вы ему позвоните, покормите. Шурик, когда упоминает о Лёхе, постоянно упоминает слово: покормить.
Майя, хозяйка бутика, спрашивает у Наташи, почему она одна, без мужа? Он писатель, отвечает жена, всю ночь писал, пил и писал, к тому же у него больная нога, решил остаться дома, тем более, что женские бутики ему интересны только в творческом плане. Все писатели такие, пьют и пишут, прозвучало в ответ.
14 апреля, суббота.
Выбор в ресторане в это утро слабенький. Группа "спортсменов" за сдвинутыми шестью-восемью столами, ведут себя шумно, раздражают, не люблю орущих людей, что-то во мне сразу просыпается. Наташа говорит, что это немцы, она хорошо ловит на слух чужую речь. Эти ребята меня бесят, а ведь я собрался серьезно поесть, тем более, что всю ночь пил и писал, спал мало. Наташе проще: ей бы что-то увидеть, поахать и поохать, а мне ведь нужно все проанализировать, сделать выводы. Так что вполне готов подойти к столу "спортсменов" и кого-нибудь хорошенько избить.
Наташу бесит другое: русская пара с орущим ребенком. Зато забавляет застенчивый негр. К шампанскому два раза приложился. Моя любимая девочка, что убирает столы, отсутствует, оттого на душе некая романтическая грусть. Наташа час спит перед походом. Грустный и сердитый малорослый таксист, все у него плохо, пытался и нас заразить своей грустью, но за десять минут поездки Наташа так его разговорила, что стал веселым и счастливым. Белорус, скорее всего, потому что все сравнивал с Минском. Подарили ему датские монетки с дырочками, он от счастья чуть с ума не сошел. Пусть вам, сказала, с вашей женой будет так же хорошо, как мне с моим мужем. Ради доброго дела можно и соврать.
Наташа отказывается идти в музей войны, хотя там наверняка интересно, но я понимаю, погода и прекрасная и ей хочется побродить по старым улочкам. Рядышком церковь, на воротах табличка: ворота заперты, не дергать. Проверил, подергал, действительно заперты. Далее Даугава, тихая река, все в ней тихо плещется. Статуя Кристофера в стеклянной клетке, он даже выше меня. Старушка полчаса читала историю о нем на двух или даже трех языках. Солнце яркое, мешает сняться рядом с ним.
Удобные ступеньки ведут к воде, при спуске появляется ощущение медитации из-за волн, которые медленно проходят мимо барашками. Совсем недавно встретились с человеком, лицо которого надвое пересекает острый нос, теперь он здесь, любуется рекой.
Рижский замок, где, как выяснилось, проживает латвийский президент. Охранники у дверей в замок полностью окаменевшие, статуи, я такой окаменелости ни в одной стране не встречал, может так и надо, критиковать не буду.  Это часовые, а вот охранник, что-то вроде спецназа, , небольшого роста, строгого вида, вышагиваеттуда-сюда. Интересуюсь: это замок президента?  ответ строгое: да. И тут подскакивает Наташа: а какой символ Риги, интересуется. Черный кот, отвечает. Все говорят раное, замечает она. Кто помоложе - ёт, кто постарше - два перекрещенных ключа. Вы, стало быть, из тех, что помоложе. Он строго смеется, моя жена-миллионерша скрасила eму день.
Проходим по узкой улочке к центру, моя старая правая нога дает себя знать, левая молодая, напротив, бодра и весела. Проходим мимо человека, высокий, статный, на бордюре рядом с ним магнитофончик, еще рядышком - какая-то посудинка для сбора монет. Вот, подумалось, он что собирает деньги за музыку из магнитофона, какая чепуха? Но всего лишь чуть проходим, метров сто, и из магнитофончика выплывает мелодия, а мужчина вдруг начинает распевать прекрасным оперным голосом. Наташа возвращается и кидает ему в посудку монетки, немного, но все равно дань. Я, как колченогий, стою вдалеке, машу мужчине рукой, он мне, не прекращая петь.
У дома Черноголового опять же люди искусства. У фонтана при доме  крупный мужчина готовится петь, выпячивает-впячивает грудь. Совсем молодой человек распаковывает виолончель. Мужчина примерно в моем возрасте, с брюшком, стало быть нужно ожидать бас. А в доме Черноголовых мы были уже вчера, там можно бесплатно взять брошуры, карты, что-то, что за стеклом, стоит денег, все остальное раздается даром. Само здание красивое, разукрашенное, на входе голова африканца, оттого и название. Насколько опнимаю, оно служило местом разврата для богатыс холостяков. В том числе и королевских пород, князьев, графьев.
Рядышком три сувенирных бутика, их тоже надо пройти.  В одном из них пританцовывающая девушка: я здесь, я все еще здесь, я буду здесь. Хорошо это или плохо, но мне запомнилось, раз описываю. Наташа пошла по другим сувенирным бутикам, а я остался на улице. Она пропустила, как мужчина взорвал площадь басом. И как мальчик после растопил мое сердце игрой на виолончели.
Домский собор. Дворик интересный, опишу, в самом же Домском бедновато. И это все, интересуюсь я у охранника. Толстяк такой, сидит целыми днями перед кассой. Хотел бы что-то совершить, дал бы ему по башке, скажем, кулаком, и совершил бы что угодно. Кстати, на входе, на некотором возвышении сидит в стеклянной клетке охранник-пенсионер, он вроде вооружен, очень серьезен, подсказыват, куда идти. Смешно это все.
Что еще можно посмотреть, интересуюсь я у охранника. Больше нечего, слышу в ответ. А слева что? всего лишь часовня. Тут же и оживляется. Рассказывает, что каждый грешник должен пожертвовать для часовни позолоченную мышь. Оттого и пошла поговорка: бeден как церковная мышь. Очень рад, что чем-то нам помог, он даже стал со стула, влюбленно глянул на мою жену-миллионершу, а на меня со страхом. Видимо, не каждый день к нему обращаются такие персоны.  Часовенька небольшая, чуть больше моей гостинной, но уютненькая, не разбираюсь в церковных делах, но есть что вроде малого иконостаса, стульчиков  двадцать, вряд ли больше. Железная дверка из прутьев, куда ведет - неизвестно, а на дверке золотая мышка. Вернулся к охраннику, похлопал его по плечу: не обманул, хороший охранник. Тот полупривстал, спросил: ваше лицо мне знакомо, где-то вас видел, по телевидению? Спутал меня с кем-то, бедняга.
Возвращаясь к Домскому. Дворик хороший, в самом же нем бедновато, смотреть почти нечего, разве что послушать орган, но я и так наслушался его от своего друга. Базилика в Будапеште мощнее в сотнии раз, вспоминается и церковь в Люксембурге.














Наташа сказала, что ей очень хочется поесть какого-нибудь супчика, а вокруг все больше бутерброды, сладкое; последний супчик, солянку, такое мы не так давно ели в пельменной на вокзале. И если вспомните мужчинум который орал на жену в Рими, то со мной произошло то же, что и с тем мужчиной. Я осудил того мужчину, а кто-то стороны весьма вероятно, осудил меня еще похлеще. А вот как все было: мы стояли в пельменной, заказали солянку, молодой мальчишка разлил ее в миску и протянул нам. Наташа вдруг заорала: ты что, не можешь взять эту миску и поставить ее на поднос, у меня руки заняты. Я, наверное, последний человек на земле, на которого можно так орать безнаказанно. Что ты орешь на меня, ****ь? заорал я так, что вся пельменная втянула голове в плечи. Жальче всего было мальчика-таздающего, он застыл и поднял глаза в потолок. Если прибавить к тому мое лицо в жутких прыщах, колченогость, то я вылитый сатир. Такое случается редко, просто Наташе в поездках хочется взять на себя лидирующую роль, вот и заигрывается. Может то же самое произошло и тем мужчиной из Рими: жена заигралась.
В этот раз мы решили сходить в соседнюю столовую, где суп подешевле в три раза, но миски будто поменьше, но и такой миски достаточно, чтобы наесться. Но жена настаивает на том, что поесть желательно серьезно, оттого и берем по супу, по салату, по второму, по томатному соку. Наедаюсь уже супом, салат ем на треть, от второго - куриная грудка - отщипываю жалкие кусочки, а ведь женщина-раздающая на ходу влюбилась в меня и выискивала самый крупный кусок. Вокруг носится очень маленького роста девушка, собирает посуду, видно, что работа приносит ей радость, значит находится на своем месте. Замечаю, что люди, если их не разговорить, пребывают в замороженном состоянии, но когда я или моя жена к ним обращаемся, они вдруг оживают. В пельменной, где мы сейчас находимся, прямо за кассой столб, густо обвитый древесным стволом, от дерева на потолке ветви во все стороны. Спорим с Наташей, живое ли дерево? По мне, так живое; а по ней - так нет. Спор может разрешить только серьезная неулыбчивая кассирша. Конечно же, говорит, это ненастоящее дерево, вы проспорили своей жене, улыбаетя. На что хоть спорили? К счастью, ни на что.
Кстати, забыл описать, что по дороге от церкви до пельменной встретился забавный человек, роста небольшого. С ним женщина заметно постарше его; она с ним рядом и как оберегающая его матушка, хоть и старше лет всего на десять, не сын он ей; и как жена, а может и старшая сестра, кто знает. Он ниже ее, одет во все джинсовое, идет так, точно на прогулке в тюремном дворике; напряжен так, точно ожидает, что ему сейчас вставят пику в почку. Сигарета во рту сидит под углом, губы искривлены, глаза злобно бегают по сторонам. С таким никуда в общество не сходить. Интересуюсь у Наташи о Прозорове, ее приятеле, что был у нее до меня, он такой же? Упаси Боже, отвечает. Но я не особо ей верю, кто же сознается в том, что... надо ли продолжать?