Про сон, коротко...

- Интересно, а чудеса в Рождественскую ночь действительно случаются? - Произнёс я вслух. Спросил скорее просто так, потому как в доме я был один. А Рождество тем временем приближалось. В печи с весёлым треском горели дровишки, в комнате приятно пахло дымком и свежестью, а на столе стояла привезённая с собой снедь. Ничего особенного: консервы, пресервы, ветчина, готовая запечённая курица, осталось поставить её в духовку и разогреть, но я сделаю это немного позже. Всё было порезано, разложено и расставлено на столе. Две разномастные тарелки стояли друг против друга по разным сторонам стола, также две вилки, два старых фужера и две стопки. Бутылка водки в центре, а рядом красовалась бутылка сухого вина.
  Пока я расставлял закуски, меня осенило, а почему бы мне не поставить второй прибор, на всякий случай, ведь Рождество всё-таки, а в рождественскую ночь порой может случиться чудо, - подумалось мне, - а может и не случится, может всё это сказки и не более. Но второй прибор я  поставил, на всякий случай.
 Хочешь узнать, почему я оказался один в этом старом доме? Да всё очень просто, новогодние праздники очень длинные, что бы проводить их дома. И за эти дни безделья город мне надоел до такой степени, что проснувшись сегодня в обед, я вдруг понял - хочу тишины. Хочу побыть один, хочу услышать свои мысли, а не плоские шутки уже основательно надоевших артистов, хочу вдохнуть полной грудью чистого воздуха, а не выхлопных газов, хочу смотреть вдаль, за горизонт, а не в окна соседнего дома. И, что б телефон не звонил каждые полчаса, и что б ни кто, ни снизу, ни сбоку, и ни сверху не плясал и не стучал. Хочу спокойствия и тишины. Хочу, хоть один день, побыть в вакууме, а лучше - два. И когда я это осознал, то моё тело, опережая мысли, схватило рюкзак, выгребло из холодильника всё, что только можно, и рвануло на вокзал, стараясь успеть на последнюю электричку в сторону настоящей свободы, в сторону деревни, туда, где я когда-то давно родился, где осталось моё детство. По пути была прикуплена курица-гриль, и  на всякий случай спиртное, не то, что бы, хотелось выпить, нет, на водку уже смотреть не было желания. Корпоратив, Новый год, гости дома, потом гости в гости, шум, смех, песни, посошок – один, второй, третий, всё смешалось, и уже порядком надоело. Но традицию решил не нарушать, вдруг, кто зайдёт на огонёк.
  К дому еле пробился, столько снега я давно не видел. В городе оно что, снег выпал и его сразу же убрали. В этом году коммунальные службы успели-таки подготовиться, и для них зима не была неожиданностью.
  А в деревне всё по-другому, если сам не убрал, то ни кто не уберёт. Вот и пришлось пробиваться к двери дома чуть не по пояс в снегу. Потом, уже, растопив печь, я нашёл старую лопату и прокопал себе несколько ходов в этой снежной целине, к калитке, к туалету, ну и так, что б можно было без всяких на то усилий посетить нужные мне места.
  А кругом красота, куда ни глянешь везде белым-бело, и дышится полной грудью, деревья в причудливом наряде из инея, а он искрится, переливается разными цветами, словно играет с последними лучами заходящего солнца. Снег лежит ровно, зима всё укрыла, спрятала, загладила и ничто не мешает смотреть вдаль, и наслаждаться белым простором.  Пока расчищал проходы, из-за горизонта выкатилась луна, неожиданная, чистая и яркая, и, теперь, она висит над моей головой и удивлённо наблюдает – куда этот человек торопится, ведь завтра тоже будет день, а послезавтра ещё, а сегодня праздник, а сегодня Рождество.  Вон и первая звезда взошла, а значит пора за стол…
  И всё замерло, будто в ожидании, словно тишина накрыла землю, прозрачным хрустальным колпаком. И только звёзды, только луна и звон хрустальной тишины. Она отзывается маленьким колокольчиком в ушах, ударяясь о сосульки, летит к снежинкам, потом к деревьям, к домам и возвращается назад, а ты стоишь и слушаешь этот звон хрустально-чистой Рождественской ночи, и наслаждаешься, осознавая, что именно этого тебе и не хватало весь год. Так бы и стоял, замерев, и слушал, но тут, где-то лениво тявкает собака, тявкает больше для порядка, тишина оживает тихим шорохом, это ветер шуршит мне в ухо, напоминает, что уже пора, он подгоняет меня, и я спешу, тороплюсь. А молодой морозец, озоруя, пытается заползти под свитер, щиплет мои уши, и я уже слышу его трескучий хохоток – сейчас я тебя подморожу, это тебе не город, это деревня, тут моя воля. Но я не поддаюсь, я ещё сильнее налегаю на лопату, кровь во мне играет, и он отступает. Мне хорошо в этот миг, и радостно, душа поёт, и от восторга мне хочется кричать …
  И почему мы стремимся в этот городской муравейник? – Размышляю я между делом, отбрасывая снег. Зачем нам эта тюрьму, под названием цивилизация, которая нас же порабощает, травит, убивает, а мы всё равно рвёмся туда, будто там мёдом намазано. Идём, словно крысы за волшебной флейтой и не понимаем, что там для нас неволя. И вот, мы уже городские зомби, бродим по городу и не замечаем друг друга. А нам надо бежать, дальше от этих каменных джунглей, где легко потеряться, бежать от этого лязга, грохота и смрада. Бежать туда, где душе хорошо, где она  отдыхает и улыбается. Туда, где можно спокойно на полпути бросить работу и отдохнуть, не боясь, что что-то не успеешь сделать сегодня, потому, как будет завтра. Туда, где можно обнять дерево и прижавшись к нему щекой, слушать его шёпот, вдыхать его силу, чувствуя, как наступает внутреннее спокойствие и равновесие…
Эх, люди люди, куда вы стремитесь, зачем вам вся эта суета, она не даёт вам покоя…
Квартира, мебель, машина, одежда - что б как у всех, как у людей, друг перед другом…
И условности,  как кандалы - это не красиво, неудобно, так нельзя, что скажут люди…
Торопимся, спешим не пропустить, ухватить призрачную удачу за хвост, а в это время нам словно молотком, в голову вбивают со всех сторон - ты должен, ты обязан, чтоб как у всех, чтоб не выделяться…
И ты ломаешь голову, ты смотришь с завистью на более удачливых, у которых всё это есть, и тебе тошно, что ты не можешь, вот так, как они. И в этот момент ты даже не слышишь, что творится у тебя внутри, что надо твоей душе на самом деле, куда она хочет...
А ей нужна самая малость – покой и равновесие. И пусть у меня в руках лопата, и пусть я кидаю снег, и пусть я не брит, но я сегодня счастлив:
- Слышишь луна, я счастлив…
  Ну, вот и всё, теперь можно и в дом, можно и к столу. Но сначала  протянуть руки к горячей печке, и согреть их ласковым теплом прогретого кирпича, потом радостно потереть ими плечи, разгоняя тепло по всему телу, подкинуть дровишек в топку, чтоб, как следует, прогрелся замёрзший дом, а вместе с ним моя кровать.
  Ах, какой аромат стоит в комнате, такой дух  может быть только в деревенском доме. Берёзовые полешки горят по-особому, они шипят, ухают и потрескивают, и пахнут они по-другому, стоит только приоткрыть печную дверку и лёгкий дымок, словно от ароматной свечи летит в самые отдалённые уголки комнаты, заставляя стоялый воздух двигаться и обновляться. Самый лучший освежитель в доме - это свежий дым из печи…
  А теперь можно и за стол. И пусть он разительно отличается от новогоднего, зато с каким аппетитом я всё это поглощаю. Даже рюмочка водки пришлась к месту, и не пьянки для, как говорится, а здоровья ради.  Не прошло и пятнадцати минут, как я наелся, и уже сидел за столом уставший и немного опьяневший, толи от свежего воздуха, толи от водки, толи от еды, а может от всего сразу и в буквальном смысле этого слова. Вот что значит свежий воздух, физический труд и тишина. Я сидел за столом и устало смотрел на оставшуюся еду, на почти целую курицу, на нарезку колбасы и мяса, на дольки свежих огурцов и помидоров, и я чувствовал, как глаза мои постепенно закрывались…
- Сейчас, сейчас, только на минутку прикрою глаза и буду убирать со стола, - шептал я, а может это вертелось в моей голове. – Сейчас, вот только ноги протяну поудобнее и …
Я поплыл, глаза мои закрылись, тело стало невесомым, будто пёрышко, а неудобный диван показался мягкой периной, нежной и пушистой как первый снег. Где ещё так уснёшь? Дома такого нет, да и не может быть, дома везде телевизор. Этот неутомимый труженик, он не устаёт никогда. Завтракаешь – он рассказывает тебе, что случилось в мире и как всё плохо, как доллар растёт в цене, и как нефть подешевела. Зашёл в спальню, а там с экрана тебя убеждают, что ты  неизлечимо болен и тебе надо бежать в аптеку, и покупать, покупать, покупать. А в гостинной с экрана посредственная актриса  убеждает купить шампунь от перхоти. Ни куда от него не спрятаться, даже спать ложишься, а телевизор смотрит на тебя и гипнотизирует, и только ночью, просыпаясь, выключаешь его…

- Что, так и будешь спать? – Я проснулся от того, что кто-то тронул меня за плечо.
- Вставай, давай праздновать, - повторил незнакомец и улыбнулся мне.
Борода его была аккуратно подстрижена, а волосы причёсаны на прямой пробор, белая рубаха застёгнута на все пуговки под самое горло, а низ рубахи был выпущен сверху брюк, поверх рубахи одета жилетка, которую украшали часы с цепочкой, а на ногах блестели хромовые сапоги. Ни дать ни взять приказчик, подумал я глядя на него, - или купец средней руки.
- Вставай, - опять повторил незнакомец, - ведь праздник, давай праздновать, ты зря, что ли приехал, ты у меня в гостях, я тебя так просто не отпущу, да у меня всё уже готово, давай скорей к столу…
Я посмотрел на стол, за которым я совсем недавно сидел и закусывал и не поверил своим глазам, там, посередине красовался запечённый в духовке молочный поросёнок, рядом, какая-то рыба с длинным носом – наверно стерлядь, я про такую в книгах читал, квашенная капуста с красными глазками клюквы, солёные грибочки, а в отдельном блюде, котлеты горкой источали невероятный аромат, а рядом солёные огурчики указывали мне на большую бутыль и предлагали выпить…
- Там кулебяка с рыбой, - незнакомец указывал пальцем на стол, словно он экскурсовод, - в том углу расстегайчики, они вместо хлеба, но если надо хлеб вон там, - он показал на другой край стола. – Дальше, значит, блины с икрой, рябчики, ты любишь рябчиков, - он опять наклонился ко мне, а я обалдевший смотрел, то на стол, то на незнакомца, - так ты любишь рябчиков? Паштет из зайчатины, языки. Короче, я наливаю, и кто не спрятался, я не виноват, - улыбнулся он и взял бутылку в руки и принялся разливать её содержимое в стопки.
Я поднялся, постоял немного молча, посмотрел по сторонам, потом на незнакомца, потом зачем-то заглянул под стол, но ничего нового там не увидел, кроме своей обуви, затем опять посмотрел на незнакомца и ничего не понимая, спросил его:
- А шашлык будет?
- Шашлык? – Теперь уже пришла очередь удивляться ему. – Зачем шашлык, тебе этого мало. – Он обвёл взглядом стол, - ну извини, надо было заранее сообщать о своём приезде, а то завалился, как снег на голову, как говорится, чем можем, так сказать, на скорую руку, - он опять заулыбался. – Да ты не сумлевайся, всё свежее, пока ты по двору суетился и закусывал, мы всё и приготовили…
- А кто это мы, - я обалдевши, смотрел, то на стол, то на незнакомца. Потом протянул руку и потрогал поросёнка, он был явно горячим.
 - Я же говорю, всё свежее, ты капустки моей попробуй, сам солил. Ох, и отменная капустка нынче, я белокочанную в этом году посадил…
Капуста действительно была на славу, в меру приятно-кислая и хрустящая.
- Мммм,- замычал я, - как раньше, ммм, вкуснотища, давно такой не ел. – А вы кто?
- Я то? А ты меня не помнишь? Ты огурчик попробуй, сам солил, за огурцами в Луховцы пришлось ехать, там у меня друг живёт. Неужели не помнишь меня?
- Нет, а должен?
- Ну, как же, наверно должен, я ведь Кузьмич.
- Кузьмич? Какой Кузьмич? Я вроде никого такого Кузьмича не знаю…
- Вот же незадача, а я обрадовался, думал - посидим, поговорим, выпьем по рюмочке моей настойки…
- Кузьмич, а ты кто, - мне было, откровенно говоря, немного неудобно, судя по накрытому столу, человек был рад моему приезду, стоит, смотрит на меня, улыбается, а я его не знаю. Да и вообще-то, вертелось в голове - это мой дом, здесь жили мои дед с бабкой, правда, давно это было, но ни какого Кузьмича здесь не должно быть. Только я и мой дом. Я сюда ехал за тишиной и одиночеством.
- Значит, не помнишь, как я возился с тобой, когда ты вооот таким был, - и Кузьмич показал каким, подняв руку приблизительно на метр от пола, - ещё ходить-то толком не умел, а я тебя через порог переводил, поддерживал, не давал упасть, да по ступенькам. Ох, Колян, и мороки же с тобой было.  А молочко с пышками, тоже не помнишь?
- Нет, не помню…
- Ну, давай тогда знакомиться по новой, бери, - и Кузьмич кивнул на налитую стопку. – Давай, Колян, за знакомство…
Мы чокнулись, выпили, закусили, настойка была в меру крепкой, ароматной и приятной на вкус.
- Груздочки бери, сам собирал, сам солил, чувствуешь, как хрустят?
- Угу, - промычал я набитым ртом, и отправил в полный рот ещё один грибок.
- То-то, - улыбнулся довольный Кузьмич. - А смороднишный лист чувствуешь? Он особый аромат придаёт. Его хоть в огурец, хоть в грибы, никогда не прогадаешь. Ну не будем останавливаться, давай вторую…
Вторая, как и первая, пошла не останавливаясь, и только раззадорила аппетит, а рука сама потянулась к поросёнку…
- А ты котлеток, Колюшка, котлеток, - суетился Кузьмич, и это, только что им произнесённое моё имя, откуда-то издалека окатило меня тёплой волной приятных детских воспоминаний. Я даже замер на мгновение с котлетой у рта силясь вспомнить, откуда знакома мне эта интонация, тёплая и заботливая. - Колюшка, Колюшка, так меня называл мой дед, моя бабушка, и…, и…, - я силился вспомнить. Сильные пальцы меня подхватывают и шепчут – Колюшка осторожнее, тут порог, Колюшка не лезь, печка горячая…
Но один раз я не поверил и потом сидел и горько плакал, так было больно обожжёный пальчик, а он сидел рядом и заботливо дул на него и приговаривал, - ничего Колюшка, ничего, до свадьбы заживёт…
- Я вспомнил, ты дед Миша. Не может быть. Нет, не может быть, я был совсем маленьким и трепал тебя за твою бороду…
- Ну, вот, вспомнил, - Кузьмич довольный заулыбался и налил ещё своей настойки, - вот теперь здравствуй Колюшка-Колян, да, это я, Михаил Кузьмич.
- Кузьмич, а как же, как же, почему, - у меня в голове не укладывалось, мысли разбегались, и я ни как не мог их собрать в кучу.
- Не ломай голову Колян, я домовой, теперь понял? Вот и весь секрет. Твой дед меня просил за тобой приглядывать, когда ты был маленьким.
- Что, - не понял я. – Домовой? Как приглядывать? Подожди, сейчас мозги закипят. Давай сначала выпьем…
- Вот теперь рассказывай, - разрешил я, когда настойка заняла правильное положение в моём желудке, а рядом расположились грибки и кусочек рыбы с расстегаем.
- Да и рассказывать особенно нечего, твой дед попросил меня приглядывать за тобой, так и сказал – ты, говорит, Михал Кузьмич, приглядывай за Колюшкой, когда нас с бабкой рядом не будет, а то у нас хозяйство, а тебе в радость будет мальца позабавить. А мне и действительно было в радость. Я даже вон Петьке с крайней хаты завидовал, у него уже тогда два внука в хате жили, и он вечерами, когда они засыпали, приходил сюда, к нашему овину, и хвастался, как он с ними играет, как от гусей защищает, как на рыбалку водит, по ягоды. А я всё один, да один. Иногда только с твоим дедом посидим на завалинке, поболтаем немного, вот и всё развлечение. Вот и приходилось мне развлекаться, как мог, то гриву у лошади запутаю, то ленту в хвост заплету, дед утром заходит в конюшню, увидит такое безобразие, и материт меня на чём свет стоит, но не зло, понимает, что я не специально, заняться то нечем. А тут тебя привезли, малюсенького такого, от горшка два вершка, такой карапузик, как мячик, и всё-то тебе надо, и всё-то тебе интересно. Дед с бабкой закружились. И за тобой глаз да глаз, и за хозяйством, а ты то в картошку уползёшь, ищут тебя, найти не могут, то в кусты, а то к курам залезешь и сидишь там. Вот, и попросил меня твой дед, приглядеть за тобой. А я что, я только рад. Так и ходил за тобой хвостом, пока дед с бабкой то на огороде, то за скотиной, корову там подоить, кур загнать, а ещё  сено накосить, картошку прополоть, а там смотришь – поливать пора, да мало ли какие дела могут быть в деревне. Мы к ним вроде бы привычные, но на затылке-то глаз нету, а я тут как тут, ну, конечно, когда они не рядом. А ты как чувствуешь, когда за тобой пригляда нету, так и норовишь поозорничать. Особенно любил меня за бороду трепать, вцепишься двумя ручонками и тянешь, я тебе козу делаю, а ты хохочешь…
А потом, утомишься, и ко мне на руки, а я устроюсь в тенёчке, и  качаю тебя, а ты обнимешь меня и засыпаешь. Да такой ты желанный, что я готов был свою душу за тебя отдать, лишь бы всё у тебя сложилось…
- Мдааа, - только и смог промолвить я, - как же так, а почему я тебя потом не видел?
- А потом ты вырос, уже как говорится - сам с усам стал, да и родители твои были рядом, увидь они меня, столько бы ора было, - усмехнулся Кузьмич,- да и не положено нам с людьми общаться, тем более, что б они нас видели. Мы же это, как его - пережиток прошлого, а пережитки положено отметать…
Помолчали, я вспоминал деда с бабкой, их натруженные и нежные руки. Дед был высокий и немного хмурый, а когда я его обнимал, он весь расплывался в ласковой улыбке, а ладонь у него была такая большая, ну прям как сковородка, и он меня брал этими большими руками и подкидывал, высоко высоко, и мне казалось, что я лечу к самому небу, аж дух захватывало, а потом вниз, и земля приближается, а тут широкие ладони деда цап-царап меня, и закружил, и ни какие американские горки не сравнятся с этим…
  И поплыли мои воспоминания, то ли настойка Кузьмича тому виной, обнажила мою память, то ли ночь действительно волшебная – мы втроём на телеге на базар, утро раннее, я спать хочу, а меня аккуратно на сено и ноооо, - кричит дед нашей лошадке, и поскакали, а на обратном пути мороженное и пряники. А квас? Какой же он духовитый, и прохладный, пьёшь и не можешь напиться. Сначала мне, потом бабушка, а потом уже дед. А какой вкусный хлеб, а бублики с маком, а черешня? А какие пироги бабушка пекла, а вареники с вишней? И везде она успевала, и я был накормленный, чистый и ухоженный, но это с утра, а к вечеру – ай-я-яй, кричала она, увидев меня чумазого, - Колюшка, где же это ты был? А Колюшки сегодня было много дел, он играл с кошками, потом с собаками, лазил под дом, бегал на луг гонять гусей, гладил телёнка, убегал от пчёл. Всех дел не переделать…
- О чём задумался, - вопрос Кузьмича выдернул меня из воспоминаний.
- Да так, что-то нахлынуло, вот и задумался. А вот скажи мне, Кузьмич, а что ты потом мне не показывался, посидели бы поговорили, вот как сейчас?
- А ты часто бывал тут, что б я тебе показывался? У меня тоже дела. Я ведь по хозяйству, дед с бабкой умерли, а кто за домом следить будет? Правильно, Кузьмич, вы же в городе. А мне ещё запасы на зиму делать надо. И грибы, и рыбки, и огурчики, и ягоду. А ты как приезжал, вспомни. Помнишь? Что молчишь? А я тебе расскажу, как ты приезжал. Нет, что б приехать одному, да отдохнуть тут недельку в тишине, мы бы с тобой и на рыбалочку, я такие места знаю, и за грибами, а хочешь на Волгу, там у меня брат…
- Он тоже домовой, - зачем-то спросил я.
- Да, но это, если тебя это пугает, не имеет ни какого значения. Он нам места покажет и назад, у него знаешь какое хозяйство, коней одних с десяток, табун целый, мы же казацкого роду, нам без коней никак. Это я сейчас безлашадный, а так, вы базар, и я верхом на коньке, мне же тоже растрястись в радость, не всё ж дома сидеть. Короче, отвлеклись. Как ты приезжал, помнишь?
- ???
- А так, приезжаешь с друзьями к вечеру, шашлыки жарить начинаете, вонища на всю округу, даже перед соседями стыдно. Потом, всю ночь пиво с водкой и шашлыками пьёте и песни горланите. А под утро, обычно разбредаетесь кто куда, и гляди за вами, как бы хату не спалили. А на завтра  весь день отсыпаетесь, - это у вас называется праздновать, или – стресс снимать, отоспитесь, значит, сумки кое-как соберёте и на электричку, назад в город. Вот и весь ваш отдых. А кто будет убирать за вами, бутылки, бумагу, и огрызки разные. Вы же, как малые дети. Ну и как я вам в этом вашем состоянии покажусь? Ты же меня не только не узнаешь, ещё скандалить начнёшь. А как перед соседями потом?
Помолчали. Я переваривал услышанное. И действительно, прав Кузьмич, приезжал с друзьями на пару дней, погулеваним, и назад в город, до следующего раза. А что б серьёзно, на недельку или на две, да что б с рыбалкой, да позагорать, да парного молока с булкой, как в детстве, да земляничку сорвать на поляне, да послушать пение соловья, да мало ли ещё чего, это нет, отдыхать  - это мы в Турцию, там загар лучше, там всё включено…
А что включено в той Турции? Ничего особенного – обжорство, да пьянка, ну и море, вот и всё. А здесь, развалишься на опушке, глаза прикроешь и слушаешь, о чём говорит природа. Лежишь, а рядом шмель на душистый былинку пикирует – жжжж, а в кустах какая-то пичужка – тю-тю-тю, а ей в ответ другая – трек-трек-трек, а в дали дятел – тук-тук-тук, и ещё кто-то – угу-угу. Про кукушку вообще молчу. Чем не отдых? А овощи, а молоко, а хлеб – это вообще всё наисвежайшее, свойское, а у Кузьмича, вон какая настоечка-вкусняшка. Решено, ближайший отпуск сюда отдыхать, не нужен нам берег турецкий, и Африка нам не нужна…
- А ты у деда с бабкой, когда последний раз на могиле был? Что молчишь?
- Да, вспоминаю…
- Не вспоминай, с матерью, когда тебе пятнадцать было…
- Да, наверно, - пробормотал я, - наверно тогда…
- Сходил бы…
- Так ведь зима, столько снега, там, поди и не пролезешь…
- Вот видишь, как получается Колян, маленький был – дед с бабкой были нужны. Руки бабушкины вспоминаешь, дедовы ладони, как подкидывал тебя, бабушкины вареники, пирожки. А как вырос – ни кто тебе не нужен стал, как же, взрослый стал. Если б не мать с отцом, наверно и на похороны не показался, да? А ведь роднее деда с бабкой у тебя никого нет, мать с отцом не в счёт, они все в работе. А дед с бабкой, в тебе души не чаяли Колян, всё самое вкусненькое тебе, и поиграют, и накормят, и книжку почитают, и спать уложат. Ты и ходить-то толком не мог, когда тебя привезли сюда, они тебя учили, и разговаривать тоже они учили, а не дай бог заболеешь, так они ночей не спали, чуть с ума не сходили от горя, да и я рядом суетился, травку какую, настоечку для растирки. Эх, Коля, Колян, а ты вырос и забыл всех. У тебя появились новые друзья, новые интересы, не хорошо Колян, не хорошо, нельзя так. А они ждали, что ты приедешь проведать их, всё выходили к калитке посмотреть – не приехал ли внук на праздник. А тут не только внук, тут и дочь носу не кажет…
- Да я…
- Понимаю, учёба, работа, а отпуск интереснее проводить на Чёрном море, так? А что деревня, навоз, да комары, ни какой тут тебе цивилизации. А зачем она тебе та цивилизация? Туалетная бумага нужна? Так она теперь в каждой избе есть, но жопу и лопухом не стыдно подтереть, было б что поесть, да что подтереть. Зато Колюшка, тут голова отдыхает и душа поёт, тут свобода для неё…
- Ты уж извини меня, разворчался я, это от обиды. Дети вырастают и забывают стариков, а они ждут ваших ласковых слов, ваших нежных поцелуев, вашего приезда и не на похороны, а гораздо раньше. У меня, Колян, вот только ты и есть, ты же у нас один внук на всех. Так что, давай, по последней, и ложись спать, а завтра, как проснёшься, сразу же на кладбище к деду с бабкой, а то опять уедешь и не дождёшься тебя…
- А как я найду могилы, я уже и не помню…
- Следы доведут, тропинка.
- Какие следы? Кузьмич, хватит говорить загадками.
- Увидишь, а пока бери, - Кузьмич кивнул на наполненную стопку, - давай Колян, за встречу, и приезжай сюда один, здесь твой дом, здесь твоё детство, здесь тебя ждут. И мать с отцом пусть приезжают, а то совсем забыли родную деревню.
Выпили, помолчали, Кузьмич смахнул набежавшую слезу, улыбнулся, пробормотал что-то себе под нос, потом подошёл ко мне, обнял и уже твёрдым голосом скомандовал:
- Ложись спать, а то, заболтал я тебя, не отдохнёшь. Ложись давай, ложись…
- Подожди, у меня вопрос.
- Какой ещё вопрос?
- Ты сказал, что вы с братом казацкого роду, это как? И ещё, как ты у деда жить стал? Брат ведь на Волге?
- Нууу, - улыбнулся Кузьмич, - это длинная история, вот приедешь ещё раз, с неё и начнём. Только один приезжай, понял? А теперь ложись, а завтра на кладбище, и не забудь.
- Нет, - улыбнулся я, - не забуду…

  Проснулся я поздно, когда солнце уже взошло. Походил немного по дому, заглядывая в каждый уголок, и всё думал, снился мне Кузьмич, или он действительно был сегодня ночью здесь. Но на столе было чисто, а вся привезённая мною еда, стояла на терраске, и ни каких следов от поросёнка, расстегаев и кулебяки. Наверно всё-таки приснился, решил я. А кто тогда убрал со стола? Наверно тоже я, на том и порешил, что это сон. Ну, что делать, приятный сон, новое место, чистый воздух, детские воспоминания, могло бы и не такое присниться. Перекусив на скорую руку бутербродами с чаем, я всё же решил сходить на кладбище, как и велел мне мой сон. И пусть сегодня праздник, но, когда я ещё попаду сюда. Сложил в сумку водку, немного закуски, и, прихватив на всякий случай лопату, направился в сторону кладбища. На выходе из деревни, дорога постепенно сузилась до тропинки, которая и довела меня до самой оградки, где лежали мои старики. И хоть снегу было много, их могилки были почищены и ухожены. Всё-таки Кузьмич молодец, улыбнулся я, вот про какие следы говорил он мне. Я постоял немного, перебирая в мыслях своё детство, поздравил их с праздником, выпил немного водки, закусил, а оставшиеся бутерброды и бутылку оставил на столике у оградки - может, кто ещё зайдёт, и помянет…
Назад возвращался с лёгким сердцем, мне было радостно, и душа моя была спокойна от того, что наконец-то я побывал на могиле у своих самых дорогих мне людей, и мне это действительно требовалось, и требовалось больше, чем кому либо. А может это погода так повлияла, солнце, лёгкий морозец, снег искрится и похрустывает под ногами. Я иду, размахивая лопатой, и мне хочется смеяться. Как же давно я так не радовался жизни…
- Значит так, - рассуждал я вслух. – На майские праздники опять приеду, потом летом, дней на десять – обязательно сюда, ну, а остальные можно и ещё куда-нибудь, там видно будет. Кузьмичу обещал, да и самому хочется, и пусть даже это был сон, я приеду…
Но время поджимало, до электрички оставался час, а идти пару километров. Автобусы не ходят, ведь праздник, и я решил выйти заранее, дорога хоть и почищена, но лучше постоять на станции, чем потом бежать. Уже закрывая дверь, я окинул взглядом комнату и на столе увидел два свёртка, которых там явно не было ещё полчаса назад, это я точно помню, потому как, там стояла моя сумка с вещами.
- Интересно, - пробормотал я, - что бы это могло быть?
Пришлось вернуться, хоть и не любил я этого, возвращаться назад плохая примета, а приметы это не шутка, но ведь за порог я не перешагнул, утешил я себя, значит можно. В свёртке были сушёные грибы, банка земляничного варенья и копчёная рыба с длинным носом. Я смотрел на подарки и улыбался, потом повертел головой и за занавеской мне показался знакомый силуэт мужчины.
- Спасибо тебе Кузьмич, - сказал я в сторону силуэта. – Спасибо тебе, весной жди, обязательно приеду деда Миша...
И уже закрывая за собой дверь, я услышал такое знакомое родное с детства:
-  Приезжай Колюшка…