6. Посадить или положить?

Возле сарая, где лежал обезглавленный труп священника, всё выяснялось гораздо проще – там составляли протокол. Молодая женщина чётко диктовала, и другой оперативник записывал:
 – На территории дачного участка номер четыре в посёлке Ржанки обнаружен расчленённый труп Веретенникова Леонида Валентиновича. Убитый являлся приходским священником храма Казанской иконы Божьей Матери в Коломенском. Смерть была вызвана ударом лезвия садового топора сзади, в область верхних позвонков. Далее, у трупа тем же топором была отсечена голова и разрублена левая часть туловища. Дачный участок, на котором обнаружен труп, принадлежит Капитонову Евгению Владимировичу. По утверждению жителей посёлка, на участок приехал его сын, Сергей Евгеньевич, который и является убийцей. На данный момент Сергей Капитонов обнаружен в посёлке в невменяемом на вид состоянии. Из его слов понять мотив преступления крайне сложно. Капитонов утверждает, что был под влиянием потусторонних тёмных сил, но теперь отрекается от них и готов понести наказание.

– А ты уверена, Юль, что эти тёмные силы – для протокола? – подал наконец голос пишущий очень молодой оперативник.
– Ну, это же передача слов, не сами же мы их приплетаем.
– Может, ещё тогда про соседку сказать, к которой скорая приехала?
– Но она же никаких показаний дать не может.
– Ну, хоть приблизительно…
– В протоколе не может быть ничего приблизительного.
– Тогда про сам факт её приступа.
– Хорошо, Лёш, давай так: на соседнем участке номер два в результате убийства была оказана медицинская помощь пенсионерке Вьюнковой Александре Александровне. По состоянию здоровья она не может быть свидетелем в деле.

Окровавленный топор запечатали в полиэтилен с картонкой, где были указаны все его размеры.  К частям трупа не прикасались, только фотографировали их.

Судебно-медицинская экспертиза по закону не влияла на суд, так что пришлось Сергею оказаться в зале суда. Его родители были ни живы, ни мертвы. Мать пила сердечные лекарства, отец был обездвижен, даже пить перестал от шока. Но в зал суда они кое-как явились.

Пока обсуждались детали преступления, Сергей всё пытался молиться. Отец на него не взглядывал вообще, взгляд был отрешённый. Только мать пыталась всмотреться, но ничего не видела, кроме перекошенности и тряски. Но вдруг взгляд сына скользнул по ней, стал сначала испуганным, затем явилась некая жалость. Не себя жалел Сергей, а маму за то, что не смогла справиться с его болезнью. Губы беззвучно прошептали: «Прости, мам!», – подступили слёзы. Настрой на самоистязание в виде выдавливаемой молитвы у него исчез, возникло другое мучение – из смеси обвинения и жалости.

Голос судьи обратился и к Сергею:
– Подсудимый Капитонов, что вы можете сказать по поводу совершённого вами?
Сергей медленно встал и выдохнул:
– Ваша честь! Так получилось, что в своей семье меня склоняли к живот-ному образу жизни, с исключительно животными потребностями. Не давали никакого понятия о моём месте среди людей. Пьяное объяснение отца: «Раз родился – значит нужен!» – означало, что нужно только моё животное существование. Больше ничего это резкое и тупое объяснение для меня не значило и не значит. Но я хотел жизни человеческой, я пришёл с этим к вере в Бога, и это стало раздражать моих родителей. Меня насильно отрывали от Церкви, но я продолжал молиться, и молитва стала главным моим мучением – никем не понятая, не поддержанная, потому что я сам был непонятен. Я раздирался надвое, и верх взял мир сей, бесовские силы во мне заставили убить служителя Христова. Что мне осуждение земным судом по сравнению с судом высшим?
– Достаточно, подсудимый Капитонов, вы теряете конкретику. Вашим приговором были бы пятнадцать лет, если бы не судмедэкспертиза.

Капитонова вывели из камеры в наручниках. Елена Сергеевна сразу выбежала из зала суда в слезах. Только Евгений Владимирович, задержавшись, встал, будто хотел накинуться. Вышло, естественно, только хуже.
– Что, прикончить меня хочешь? Ну давай, герой водочный!
– Мало тебе всего было?
– Чего «всего»? Животных потребностей было мало.
– Мой сын – убийца!
– Потому что сам ты мучитель тупой!
Тяжёлый разговор оборвали охранники, поведшие Сергея, а то бы неизвестно, чем бы он кончился.

Ещё одну ночь Сергей проспал на жёсткой кровати следственного изолятора.

На следующий день его повезли в небольшом автозаке, «Газели» в психиатрическую больницу. Она была районная. Сначала переодели в казённую одежду – клетчатую пижаму. Затем – беседа с главным врачом, в которой Сергей не сказал ничего нового.

При всей тяжести содеянного в особое помещение тюремного типа Сергея не направили – это на крайний случай. Предполагали врачи, что на него подействует атмосфера соседства. Пятая палата, к примеру, славилась дружбой. Там говорили и о политике, и о спорте, и о других вполне посюсторонних вещах, никто не лез в непроходимые философские дебри и не тянул за собой других. А ещё в этой палате лежал больной с удивительными певческими способностями. Пятая палата была как бы тестом на общительность для вновь поступивших больных. Вот туда и решили положить Сергея Капитонова. Только охраны возле него добавили – в отделении было двое крепких медбратьев – Артём и Саша.

Пока Сергея вели в отделение, он довольно протрезвел, испытывал интерес к тому, куда его ведут. Соседи по дружной палате смотрели на него со снисходительным любопытством.  У них в поведении была какая-то детскость, из которой и проистекало дружелюбие.  Фёдоров упоённо говорил почти только о родной деревне, Волжанинов – о футболе, особенно в нём не смысля, Халиков передавал содержание всех подряд газет и мечтал, имея техническое образование, стать министром энергетики.

Вначале Сергей даже отвечал на простые вопросы: откуда он, как ему погода, ездил ли он за город. Но потом ему вдруг с ужасом вспомнилось своё решение изнурять себя молитвой, пока не уснёт.  Он пробовал, но соседи своими непринуждёнными разговорами сбивали его настрой. И однажды он соскочил с койки:
– Вот вы всё болтаете и болтаете. А мы здесь находимся, чтобы в жертву Богу себя приносить! Мы должны молиться с утра до вечера, помня о своём ничтожестве. В этом наше главное лечение. А вы на болтовню время тратите!

Шокированные таким поворотом люди отшатнулись от Капитонова. В коридоре, пока он молился, они предприняли заговор против новичка, портящего им жизнь.

Когда наставала пора идти в столовую, они все крались туда заранее, оставляя Сергея одного. Однажды он, придя следом, снова не увидел никого из своей палаты – все спрятались, кто под столом, кто за холодильником, кто за выступом в стене. Долго стоять в раздумье не пришлось – Волжанинов запустил в Капитонова взятую с раздачи тарелку. Тот успел увернуться, иначе был бы расплющен нос. Теперь все победно выскочили: «Да! Ура! Ха-ха!». Последовал истошный крик поварихи:
– Это как называется? Что за бандитизм?! Пятая палата – вы ли это?!
– Что случилось? – ворвался медперсонал.
– Из пятой палаты тарелками кидаются!
– Что-о? – заревел медбрат.
– Мы вон в него. Он нам жить, общаться не даёт, заставляет нас в жертву себя приносить.
– И что это значит, надо в банду превращаться? – уже спокойнее и вразумительнее заговорил Артём. – Вы сами-то на кого делаетесь похожими? Вас так никогда и не выпишут отсюда! Если что – к врачу обращайтесь. Через нас.

Заведующий отделением стал думать, куда перевести Капитонова, и при этом ещё поговорил с ним. Выяснилось, что дома Сергей не ходил в магазины, не снимал и не клал деньги, не знал устройство банкомата и выглядел вообще умственно отсталым. И это при том, что он окончил вуз с красным дипломом и поступил в аспирантуру!  Слабоумие у него выявилось в практической жизни, а не в вузовских дисциплинах.

Перевели кровавого аспиранта в первую палату. Лежал в ней беспечный гедонист по фамилии Зуйченко. С ним разговор начал сам Сергей, когда увидел его необычные движения под одеялом.
– Чего это ты делаешь?
– Да вот, дружбан, негде мне здесь девочек достать, вот я сам с собой.
– Так тебе же за это гореть в адском пламени! – произнёс с рычанием Сергей.

У Зуйченко выкатились и остекленели глаза. Он повернулся в сторону и до ночи не шевельнулся. Ему надо было, чтобы Капитонов уснул, а тот, как назло, не мог уснуть. Зуйченко тихо встал, подошёл поближе, наклонился, затем резко выдернул подушку и набросил сверху на Капитонова, чтобы задушить. Из-под подушки стали раздаваться глухие хрипы. Ещё бы чуть-чуть… но дежурный медбрат заметил и оттащил Зуйченко. Зуйченко закололи лекарствами так, что он спал почти сутками, а Капитонова снова перевели.

В четвёртой палате единственным соседом оказался ничем особенным пока не выделявшийся Марков. Он только во сне, бывало, дико кричал, но это было уже давно, сейчас он шёл на поправку. Вот только когда Капитонов стал смотреть на начавший падать снег (да-да, после содеянного преступления с ним провозились уже полгода!), снова настраивая себя на молитву, к нему подсел этот Марков с идиотской улыбкой и ткнул в него рукой. Капитонов подумал, что его опять щупает какой-то гомик и рефлекторно ударил локтем в нос.  Тот в ответ тоже озверел, и они сцепились на полу под крики медсестры. Выходило, что не мог Капитонов ни с кем соседствовать. Пока его, как и Маркова, не привязали и не кормили с ложки.

У главврача больницы готовился консилиум по поводу Капитонова как самого тяжёлого пациента. А пока по-настоящему умиротворяло Капитонова пение Смекалина из покинутой пятой палаты.