Беляшный дух

«Когда все аппетитно жуют, то голодающий схож с наказанным»

Холодильник походил на ящик Пандоры. Жрачкин боялся к нему прикоснуться. Стоило приоткрыть дверцу, как запах колбасы влек умопомрачительно, аж внутренности подрагивали. Сыр являлся солнечными бликами приморского юга. Непочатая бутылка водки – миражом убежденного алкоголика... Мысли о еде вились, как мухи, даже на морозе. Но Великий пост увлек Жрачкина. Он перестал жрать: пришпорил это постоянно одолевавшее желание и поскакал вперед на смирении и голодании, открывая в себе новые способности. Так, находясь в подъезде, он мог точно определить, в какой квартире и что готовится кушать. В магазинах его глаза автоматически пересчитывали акты покупки колбасы, пельменей, пива… Но он был тверд в своих постных начинаниях.
Примерно на тридцать пятый день поста Жрачкин заранее отварил себе на ужин пару свекл и морковей, а домашние внезапно, но без злого умысла нажарили искусительнейших беляшей. Жрачкин распознал это при входе в подъезд. Когда дверь в квартиру открылась, то желудок трепетно запел: «Ур-р-р, Ур-р-р…» Он не ошибся: на кухне зажаренными бочками золотились беляши и одуряюще пахли. Жрачкина волной запахов выбросило из квартиры в ближайший магазин, откуда он вернулся с тремя морскими окунями, надеясь создать из них моральный противовес беляшам.
Ему хватило бы и одной рыбки, но на вопрос продавщицы:
- Сколько?
Он, не мешкая, ответил:
- Килограмм.
На обратном пути мороз немного умерил аппетит и Жрачкин стал подумывать, что, может, зря он так сорвался. Ведь по правилам поста рыбу надо есть только два дня из сорока девяти. Но дома эти мысли безропотно почили, как заплатившие налоги праведники. Там витал уже запах не просто беляшей, а надкусанных беляшей, причем надкусанных так, что из-под теста выглядывали серые кусочки фарша и лился светлый аппетитный мясной сок!
«Там, где придумывали эти правила постов, цветут оливковые ветви и во множестве ходят Абрамовичи, - мысленно вскрикнул Жрачкин, быстрее скидывая дубленку, ботинки. – А уж если они что придумывают, то у них-то есть обходные пути, чтобы и рыбку съесть, и святым остаться». Он пробежал на кухню, по-прежнему от голода не замечая домашних, взял доску для разделки мяса, кинул на нее окуня, вытащил самый большой и острый нож из числа тесаков, загнанных в специальную подставку, приналег... На замороженной рыбе осталась чуть заглубленная царапина.
«Ну что за люди! Когда надо, так у них все размороженное, а когда не надо, так чистое железо… - чуть не ругнулся Жрачкин. – Прости, Господи». Он заткнул раковину, наполнил ее водицей и кинул окунька. Чистил быстро, не особо беспокоясь о том, что местами оставалась чешуя, а острые шипы плавников больно кололись. Порезал окунька на куски и тут уж не до кулинарных изысков – кинул в уже закипевшую воду, немного подсолив.
Работа успокоила, но стоило присесть на табуретку, как витавший в воздухе беляшный дух животного, на две третьих бывшего коровой, а на одну треть - свиньей, подтолкнул его на преступные мысли и опять заставил желудок замычать и захрюкать. Жрачкин бросился к окну, приоткрыл форточку и, приблизив к ней лицо, взахлеб задышал.
«Рыба, к счастью, варится быстро, - думал он. - Иначе сойду с ума. У мусульман все проще: не есть только при свете солнца. Зато утром и вечером можно так натрескаться. Может, не туда записался? Ох, прости Господи». Чтобы уйти от реальности, он взял вареную свеклу, нервно срезал с нее тоненькую шкурку и давай кусать. «Ох и вкусна она, ох и вкусна, не случайно из нее сахар делают, - мысленно нахваливал овощ Жрачкин. – А ну-ка морковку…» Обтесал шкурку с морковки, отхватил кусочек. «Тоже хороша, - оценил он. – Помню кетчуп из морковки, так вкуснее не едал…»
Возник запах ушицы. Он нарастал и глушил запах беляшей. «Так тебе, так тебе! Уходи дурной дух, кипит моя рыбка! Вы, земноводные, из воды вышли, слабо вам против рыбки-то, против первородительницы», - зашептал Жрачкин и ревностно вперился взглядом в кастрюльку…
«Хватит! Горячее сырым не бывает, а морская рыбка описторхоза не имеет!» - решил он, воткнул вилку и, как обезумевший тигр, вцепился в рыбье мясо зубами. Такого рафинированного удовольствия он давно не ощущал, застрочил челюстями, словно иглой швейной машины, прерываясь только для того, чтобы время от времени сплевывать чешую, застревавшую в зубах…
К счастью, окунек оказался почти без костей. Вкусен был, ох как вкусен - от кончика хвоста до щечек! Да с черным хлебцем! Жрачкин с наслаждением отделял рыбьи ребрышки от бочков, обсасывал хребет, стараясь не оставить на нем ни кусочка мяска. Все проделывал нежно и скрупулезно.
Бульон от рыбки с кое-где мелькавшими жирными пятнышками он в первый момент по обыкновению чуть не вылил в раковину, но успел понять, что жиденькое не помешает, и перелил его в стакан. Теплая жидкость по глотку благостно уходила в желудок, распространяя по телу ощущение сытости, оставляя во рту ни с чем не сравнимый рыбий вкус, за который он эту же жидкость еще полтора месяца назад выплюнул бы. После того как тарелка опустела, Жрачкин еще раз взглянул на беляши. Их пищевой магнит иссяк. Они уже не привлекали.
На следующий день Жрачкин отварил морского окуня заблаговременно, а на его бульончике сделал великолепный борщик и, поглядывая в окно на просветлевшие виды весенней природы, думал: «Хорошая все же штука пост. Заставляет чувствовать жизнь по-новому».

Примечание: Из цикла рассказов, написанных Аликом после поражения в политической битве.