Четыре Сергея. Черновик

         Холодной, солнечной осенью, под Карагандой, в пыльном городке «спутнике», выпивали на лавочке четверо. Люди молодые, не мятые, местные.
     Невесомых прозрачных стаканчиков из рук больше не выпускали, - ветер два уже унёс, и, поэтому, теперь пили по двое.  Пластиковый бутылёк китайской водки держался на асфальте чужбины под своим весом ещё сам – только открыли. Первый пустой катил вместе с листьями ветер. Катил с остановками - тоже видимо удивляясь: чего это тут подпрыгивает, инородное, несуразное… Бутылка пластиковая, китайская, и впрямь выглядела как то нелепо для водки, -   невесомая, пустяковая ёмкость какая то…  И неслась она, подпрыгивая и посвистывая, с разворотами по безлюдной площади Гагарина, к памятнику Неизвестного солдата. Огонь у монумента не горел, газа не было.
Десятиметровый бронзовый воин, с поднятым воротником шинели, был отрешён от ветра, пыли, газа, и пустого.
  - Надо было в урну бросить, - озвучил один, из четверых, в стёганом тёмно-зелёном плаще, очевидное. Он один стоял, наблюдая за скачущими перемещениями пластикового бутылька, по городу.  А трое расположились на лавочке с комфортом.
  - Да его так до Китая додует, - успокоил другой, белобрысый, коротко остриженный, с прищуром, (со лбом, как в народе говорят - хоть поросят бей), сидящий на лавочке прямо, в центре.  В длинной, аккуратно застёгнутой под горло коричневой, дорогой, кожаной куртке с симпатичными пуговицами, похожими на тугие футбольные мячи или свежие шоколадные конфеты. Звали его Сергей, работал он бригадиром слесарей. В прошлом бывший опорный полузащитник (не сложилось с футболом из-за лёгкой травмы колена) и лейтенант запаса (не сложилось со службой из-за драки). Бригадир сдержанно улыбнулся, поясняя, про шустрый бутылёк, с мелкими синими иероглифами производителя, и синей, короткой, кириллицей потребителя на этикетке: -  обратно, на родину пошёл…  Щас по озеру, дальше – степью.
За площадью за молодым советским автовокзалом виднелось Самаркандское водохранилище. В простонародье – озеро (тоже молодое – и ста лет нет).   
  - Дальше что? – поинтересовался, сидевший на лавочке с краю похожий на весёлого цыгана, грека или кавказца, парень в расстёгнутом голубом плаще и темно-синем джинсовом пиджаке под ним, - Делать будем…  Парни звали его «Иса» – потому что по паспорту - Сергей Иванович Исаев.
  - Дальше как договорились, Иса, - напомнил покачивающийся на прямых на ногах в стёганном плаще, - сколько можно…
  Стоявшего, как и белобрысого звали Сергеем. Но если бывшего футболиста по фамилии Родимов, за глаза и в глаза, и даже родители, бывало, называли его дома так, как кричали ему ещё на поле; «Родя!», то этого Сергея-коммерсанта звали так, как зовут всех его собратьев, всегда и везде, на постсоветском ореоле обитания, во дворе, в школе, на тренировке, на работе, и в бизнесе: «Кореец». Ну или «Кора». Был он в отличии от большинства своих щуплых собратьев широк, ширококост, крупнолиц и физически развит от природы, как и Родя. Дзюдо в детстве, а после модные; ушу, карате, практичный кикбоксинг, эту самую физическую развитость и усилили. И если б не был бы он в школе, в отличии от всех присутствующих, «хорошистом», - (слово то какое, именно советское, и точно отражающее суть), то, глядишь, в спорте, у него бы чего и получилось. (Это, как-то тренер ещё по дзюдо, не весело спросил, а потом подметил: ты в школе как учишься? Мм, вот и тут ты у нас «хорошист» …)  Ни отличником, ни чемпионом, Кореец никогда не был. Только призёром и участником. В комитете комсомола тоже был, но и комсоргом не стал. (Тут он и не стремился, хоть сам и напросился.) А товарищем он был правильным, с верными понятиями.
  Четвёртый, и третий на лавочке, с классическими, прямыми чертами лица, на голову выше всех, в чёрном кожаном плаще за восемьсот долларов, очень походил на Штирлица. Как Штирлиц на немца. Вячеслав Тихонов так улыбаться не умел от породы. А Сергей Виндергольд улыбался от природы просто и широко, как конь. Как все чистокровные русские немцы. Или немцы русские. Качался как Арнольд, пил как Вася, гулял как Донжуан, служил, как Крузенштерн, - (выгнали по интригам). Раздражал он многих плохо его знавших. Абсолютно не являясь эстетом, пиву предпочитал шампанское, а спортивным штанам брюки. А кроссовок у него вообще не было!  При этом, в связях с интеллигенцией, замечен не был. Будучи эгоистичным снобом отличался твёрдостью привитых убеждений. За попытку назвать его фашистом или Генрихом, с детства бил многих и не разбирая: чемпионов по боксу, вольной борьбе и экзотическому Каракульпешу.  Как ему это удавалось – непонятно. Особо приёмами не владел, хотя конечно, как все физически развитые советские хлопцы ходил на плаванье, самбо, бокс, штангу, биатлон и греблю, но нигде дольше полугода не задерживался, - не увлекался. И, дрался. Просто на определённом этапе драки ему обычно удавалось зажать шею противника у себя под мышкой, а дальше белка в колесе, по сравнению с его правой, отдыхала… Конечно он был битым. И бит не раз, и очень страшно, «старшиками», родственниками, дембелями в армии, различными национальными диаспорами в институте. Это вовсе не значит, что он шёл всегда напролом. Как все, он приспосабливался и так же прогибался, но всегда смирялся с чувством вины перед собственной гордостью. А гордость требовала жертв и доказательств существования. И тогда, виня себя раз за разом, переполнялся не любовью к себе, вспыхивал как спичка. Первый зубной мост ему поставили в семнадцать лет. На деньги родителей одной кавказской группировки. Другие родители пригнали «восьмёрку» к части вместе с нотариусом. Хотели от него всегда одного: что бы он никого не посадил, и не мстил. А его уже удовлетворяло то, что ни то что, прапорщик, - (отдельная история), и ни один дембель его не пнёт, а Ахемет с друзьями, больше никогда не отодвинет его разнос в институтской столовой, чтобы встать без очереди. («За восьмёрку» тогда взял деньгами, и как оклемался укатил с первой зазнобой к югу). Мстить - не мстил, если обещал. Слово держал, но говорил всегда, и всем: «Учтите - я зло помню. И вы меня помните».
  Всех четверых объединяло место жительство, двор, школа, интерес к друг другу, уважение. Они были разными, но помня детство и юность, признавали поведение друг друга достойным, или, главное, для себя понятным или оправданным. Разбежавшись после школы по разным сторонам, вузам, армиям-друзьям, лет на семь-восемь, из виду не терялись, и как-то за год-два вновь сошлись крепче старого. Это не значит, что их было только четверо, (на дни рождения у каждого собиралось человек пятнадцать), близкими и хорошими друзьями каждый из них назвал бы человек десять, но именно эта четвёрка собиралась часто, легко, поговорить и просто выпить. Кроме того, было у них и одно случайно, спьяну зародившееся дело, серьёзное настолько, что превратилось в тайное.
Встретились они сегодня не просто, как обычно, водки выпить, это для них, двадцатисемилетних, было обычным делом.  Трое на лавочке и один напротив, собирались на завтра грабить кассу заводскую. Организованно.   
  И не первый раз собирались, да всё срывалось.  План был. Порядок действий тоже.  Нюансы, варианты возможных и маловероятных событий обговаривались не первый раз и уже столько дней, что это и порядком всем поднадоело.   Больше того, все эти обсуждения, встречи, предложения умные, смахивали теперь уже на балобольство. И мусолить эту тему ещё месяц – не интересовало больше никого. Или – или. Если налёт срывался на этот раз, о его идее решено было забыть и больше не вспоминать. Это оговорено. Пришли все четверо. Взяли две бутылки, коротко прошли по всем пунктам, первая кончилась.
   - Дальше - в «Шайбу», как обычно, но не напиваемся. Крутимся там, ты – первый на работу, мы после, кто как…
Присутствующий, работающий в ночную смену бригадир слесарей Родя обеспечит максимальную шумовую завесу у административного корпуса ЛПЦ. Перед тем оставит пакет с початой бутылкой водки и пирожками, в том месте, где сторож её непременно найдёт. Решит, что начальство опять кого-то шугнуло в дневную смену. Находит он не первый раз, пьёт как свою - «приручили». Пирожки будут с ливером, водка с каплей клофелина - это так, на всякий случай. Он и без клофелина храпит так что в раздевалке слышно. Ломать пол в бухгалтерию можно будет спокойно, и дырок уже насверленно и  – отбойники на ремонтных работах у слесарей не замолкнут.
  Первая часть сложностью не напрягала. Однако сторож пил водку два месяца, а всё никак.               
  Садилось осеннее солнце. На фоне полоски озера, шелестящих бурых карагачей, тёмной спиной выделялся бронзовый воин. Вечерело, по тротуарам и тропинкам торопились редкие прохожие. Иногородние, подгоняемые сухой листвой чапали ещё быстрее, один какой-то в кепке и невзрачной куртке, каких не продают уже, заинтересовался, поднял на ходу кружащийся пустой бутылёк.
- Смотри вон поднял.
- Нахрен он ему нужен? -
- В посёлках китайской водки ещё не видели. -
- Наливай, допивать будем, ещё в Шайбе виснуть…-
- Полная голова пыли, -              надо уходить. -
Темнел и ветер, кроме сора он уже нес холод, зябли руки.
 - а нафига, вот правда, тому колхознику пустая бутылка?
- Может наливать что-нибудь будет, с собой носить – она лёгкая…
- Без пробки?
- Да найдёт.
- Чего носить?
- Спирт, например. У тебя же фляжка есть…
- Так-то фляжка…
Они разлили и выпили.  Выкинули бутылку, бумагу от беляшей и стаканчики в чугунную исполинскую урну у лавочки, и без слов направились через утоптанный газон в кафе, неподалеку. В простонародье - «Шайбу».
   А мужик, поднявший со ступеней монумента пустую китайскую бутылку из-под водки, перейдя дорогу, у автовокзала, при входе, бросил её в урну.

     Первым шагал Иса, он участвовал, потому что был своим всегда, и привык быть со всеми. За ним шли двое – Сергей, неожиданно надумавший дело, (бригадир слесарей), и Сергей Виндергольд, (он же «Золотой» среди своих), согласившийся ломать пол в бухгалтерии, потому что пришёл к выводу: скучно и блёкло жить без денег крупных. Четвёртого, тоже Сергея, Корейца, увлекала возможность продумать всё до мелочей, умно взять деньги. Расчёт и внимание к деталям занимали его гораздо больше моральных соображений. Читал он много, если бы не тщеславие это служило бы ему с пользой.   
  Надо добавить, все были не богаты, из обычных семей, без криминального прошлого.
 «Шайба» гуляла громко со входа. Они прошли в бар на первый этаж. Столик свободный был, и не один – рано ещё. В советское время «Шайба» была местом знаковым, потому что мест в городе со словом «кафе-бар» насчитывалось не больше пяти. В них было вкусное дорогое мороженное с шоколадной стружкой, в нержавеющих креманках, фирменные десерты, и коктейли. Можно было заказать кофе с коньяком. Водки не было. Было много тематической чеканки и резьбы по дереву. Своеобразный промежуточный этап, активной, модной, обеспеченной советской молодёжи, между кафе мороженного и рестораном. 
Нынче Кафе-бары выполняли ту же не хитрую роль сводничества, что и рестораны, но без живой музыки и белых скатертей, с дешёвой водкой, дешёвыми салатами – по бюджету присутствующих, и громкой танцевальной музыкой из динамиков. Выпить и поговорить в этих заведениях стало невозможно.
  - Кореец ты коммерсант, и будешь башлять, - сказал Родя сразу, - у меня электроды не продались ещё. Иса как художник деньгами владел редко, а Виндергольд, имея деньги, сказал бы сразу: «да заплачу я»... Парни, правда, никогда деньгами не считались, и редко скидывались, платил, или, платили, кто мог. «У кого деньги есть?», спрашивалось на «общем собрании» загодя. Пирожки на лавочку уже брались за счёт Корейца, поэтому он согласился:
  - Да забашляю, до пятёрки.
  - Я тебе отдам потом – сказал Родя – напомнишь, но у меня есть, если что, бригадные…
Кореец искренне отмахнулся рукой:
  - Пока не надо.
  Собирались так: всем засветиться в Шайбе, показать присутствующим, что были, напились и разошлись. Каждый по разным сторонам, и в разное время. Что бы это запомнилось. По возможности или уйти со знакомыми, или провожать девушек, и после, ещё к кому-нибудь зайти, помелькать по городу.  Алиби на ночь ну никак не придумывалось достойное. А так можно сказать: «помню плохо, колобродил…»  Иса с Родей по домам – им завтра на работу. Кореец приходит к Виндергольду, не известно во сколько, они ещё пьют, а потом спят целый день. Золотой живёт один, на Востоке, в четырёхкомнатной квартире, (третья жена ушла, водит баб, и к нему водят баб, и приходят друзья регулярно).  Родители Корейца, понятно, привыкли, что он иной раз не ночует дома.
  Кореец действительно должен прийти к Виндергольду, не позже двух. Они сразу заводят «Ветер с моря дул…» и ждут: ментов или соседей.  Главное, дождаться как минимума, стука по трубам.  Соседи у Виндергольда были разные: одни приходили увещевали, другие вызывали милицию, третьи стучали по трубам. Золотой живет, в старом сталинском – «болгарском» доме на пятом этаже. С некоторыми соседями не ссорился, музыку убирал даже днём, если просили: к одним соседям привозили внуков, и они были очень вежливыми людьми.  Виндергольд всегда шёл людям на встречу. Если видел людей.      
  Немного оправдывало его то, что другие, некоторые, соседи, (с которыми он как раз ссорился и они уже после двух раз не приходили, а сразу вызывали милицию), любили громкую музыку в свои праздники. Золотой поселившись в новом месте, будучи в принципе доброжелательным человеком, терпел ночную музыкальную вакханалию соседей, меломаном не являясь ….  Каково же было его удивление, когда они же к нему и пришли с таким не поддельным возмущением: – у вас громко музыка!». «А у вас вчера её не было? – удивился Виндергольд. А тот, простодушно, лицо кирпичом, сообщил, что вчера у них был праздник, а сегодня они хотят отдыхать. И он, сегодня отдыхающий, начальник смены Резубов. Виндергольд заметил, что это как то не справедливо. И у него сегодня гости… Резубов сразу пошёл по не верному пути – повысил голос как начальник смены на стажёра. Понеся потери, и не осознав, что они были не случайны, начальник смены, видимо привыкший решать производственные проблемы не морочась, - деллегируя их, или взвинчивая проблему, усугубил ситуацию: пригласили со своей стороны никому неизвестных троих гопников.  Те, как начальник смены, считали себя, такими решающими людьми, что, не застав Виндергольда дома, продемонстрировали находчивость и позвонили ему после, с угрозами личной встречи. (Тут видать Резубов, пробил соседа по адресу, и дал решающим людям номер телефона.) Виндергольд выслушал гнусавого человека, спросил, а вы тут с какого боку?  А сами где живёте? Ты конкретно? Уточнил: вы с Резубовым идиоты? Ему забили стрелку через три часа. Виндергольд позвонил Роде и Корейцу, обрисовал ситуацию, попросил подъехать на всякий случай и каждому сказал примерно следующее: «Если можешь. Если нет – ничего, я сам, тут ничего страшного не будет я думаю. Какие-то не понятные дебилы, пугают. Но если что-то не так пойдёт, потом сосед Ревозуб на смену не выйдет. Уж до него то я доползу. Просто я тут одной девушке проспорил бутылку французского конька, и жду её. Вдруг она не одна приедет? Так что, если можешь, приезжай. Я Серому позвонил, Иса работает.» Предупредив что он не один, попросил товарищей для начала подождать его на улице. Когда Родя и Кореец подъехали, то увидели у подъезда Виндергольда 520 серую беху, блестевшую потёками перламутра, мужика в очках, вырезающего брызговики за рулём, и трёх неопределённых, (разномастных), челов на лавочке… Родя с Корейцем товарища дожидаться не стали. Задав пару вежливых вопросов по существу: «вы кто-что вы за кого-то спрашиваете», получив глумливые комментарии к ним, просто принялись бить попутавших. Те не сразу, но признались, что Ревозуб им никто. Славик, самый здоровый из них, почему то прятал вылетевшую наружу из футболки золотую цепочку, и проговорился, что работает у Ревозуба в смене, а это друзья. Ревозуб, как выяснилось, спросил насколько он честный человек, можно ли на него рассчитывать, если надо наказать отморозка, который плюёт на людей. Славик то же был воспитан по советским понятиям, а про другие он только слышал. Но одно то, что какой-то блатной упырь представляет угрозу для людей, его возмутило. Был у него разводящий друг Аркадий, тот благосклонно согласился на акцию, и простодушный друг, биатлонист Валера. Тот давно смотрел сериалы и слушал обоих, как киллер-дурень практически сформировался, но задания не было. Пока Валера осваивал: «ножевое метание» -  как он говорил, варианты ухода от хвоста, и «русский мечевой бой», те его друзья понимали, - надо дело или перегорит гоблин. Всё стало так вдруг понятно Корейцу и Роде что они решили всех отпустить и забыть про них, и про Ревозуба, и про его смену.  Тут из подъезда вышел абсолютно пьяный Виндергольд, в белоснежном махровом халате и тапочках на босу ногу. Видно было что он только что умылся.  Улыбался он стеклянно.
  - Вот видите, - просто пояснил он поверженным, - не надо так разговаривать по телефону. И, - хрюкнул...
  - По-хорошему, - заметил Родя Корейцу,- этого в халате тоже надо отмудохать. Ему стрелки назначают, он нас зовёт, я не жрал со смены, он говорит «тут непонятки!», - и в таком состоянии, пидор!
Всех восхитил не молодой, вроде бы спокойный водитель. Он бросил брызговики с ножницами на дорогу, достал топор из машины и объявил: поцарапаете машину –убью. 
А Виндергольд объявил всем присутствовавшим, что он приглашает всех, без исключения, на рюмочку коньяку. «И Вас, мужчина с топором, тоже». При этом, сообщив, что: «только тихо, у меня гостья, и она спит», улыбался, как сволочь. После задрав голову к окнам, завопил: «Ревозуб, выходи подлый трус», и – «Ревозуб моя бригада твою победила!» «Выходи, теперь мы с тобой будем силами меряться…»…
Кореец выяснил, что водитель, крашенной дымчатой тачки из посёлка Гагарина, «ездил с ребятами по городу, пока они занимались делами».  У них есть серьёзный клиент на машину.
  - Чё ты с ним разговариваешь – оборвал Родя разговор Корейца с водителем, -  веди этого домой, - он указал на невменяемого Виндергольда, - закрой рот, велел водителю, -  у них ума нет, как у тебя старый.
Трое: Аркаша, Валера и Славик, с подачи Аркадия предложили эту непонятку действительно запить и подняться пообщаться с реальными, как видно пацанами, тем более, что Виндергольд настаивал.
  - С…сь отсюда, чтоб я вас не видел, - сказал Родя.
Кореец увел Виндергольда, хлопнул с ним рюмку, попросил её не будить, самому Виндеогльду лечь спать, никуда не ходить, и захлопнул дверь за собой.
В машине Родя начал спрашивать:
  - Вот скажи Кореец, можешь ты без этих подсечек, нырков, бить в пятак, сразу, как я?
  - Ты силач, - согласился Кореец улыбаясь.
- Базара нет, ты двоих уложил, - продолжил Родя, - но я одного конкретно уронил, а потом твоих добивал, что б не встали. Ты думаешь так не надо? Чего ты уложил и стоишь? Чего ты ждёшь? Очки тебе начислять начнут? А?
- Ты кончай, - попросил Кореец, и предложил: - может тебя на бокс отдать? Поживём… Будешь конкретно всех ложить. Как Костя Дзю.
- Мля, Кора, чё ты медлишь, чё ты с ними разговариваешь, зачем?
- Спросить, что ими движет.
… - Вот сука ты тоже, - обиделся Родя, - как Виндергольд. Поёрзав, после паузы признал: - Жрать охота. Предлагаю выпить, с котлетами… Этот эпизод в недалёком прошлом, с реакцией на музыку запомнился. Так решили имитировать своё присутствие при отсутствии. Перед тем как уйти, Виндергольд и Кореец ещё раз на громкости заведут кассетник, и, сразу выключат. Так, что б, возмущённые соседи подскочили, запомнили, и в памяти осталось.   После, они, оставив в квартире свет, тихо уходят по крыше, на дело.
 После всей операции с заводской кассой, они приходят обратно днём уже, в квартиру попадают тем же путём, незаметно, через пристройку-подвал-первый подъезд-крышу, спускаются на свою площадку пятого этажа по чердачной лестнице, слушают сначала, чтоб никто их не видел и не слышал, заходят, и спят крепко как после пьянки. Это всё Родя и Кореец придумали, - Кореец с музыкой, Родя с чердаком. И вроде как алиби у них железное.
Заказали водки и салат, смотрели по сторонам. Девушки были - три столика. Заорала музыка, побежала цветомузыка. Вышли танцевать девушки, все пять, с соседнего столика.
  Парни сидели за деревянным столом два на два, и разговаривали также: Родя с Виндергольдом, Кореец с Исой, наклоняясь друг другу – иначе было не услышать. Посматривали на выплясывающих девушек…
  - Веселимся, пристаём, имитируем пьянство, и расход, - напомнил Родя в паузе между песнями. – Чего вы уткнулись как на поминках?
- Ну давай тогда сразу, вприсядку, к ним в круг и войдём, - кивнул Иса на танцующих кружком девушек в облегающем трикотаже, - все четверо, шеренгой. Может хоть принесут для начала, чего-нибудь… Посидим для приличия, а то точно запомнят, как дебилов…
  - Главное – что б запомнили, - отмахнулся Родя
  - Ты чего правда предлагаешь, - дурковать что ли? – не согласился Иса, - Мы здесь не в последний раз сидим.
  - Вот, вот, - признал Виндергольд, - нам ещё тут, жить с девушками дружить… Давайте на твои заводские деньги по бутылке шампанского за каждый столик отправим, и нас запомнят.
  - Ага, щас, - кивнул Родя. – за двумя столиками водку херачат мадмуазели, а ты…
  - Они соком разбавляют, - уточнил Кореец, - можно правда пирожные заслать, их тут не так много, две, три, пять, - за тремя столиками…
Им принесли салат в овальной белоснежной тарелке с фигурной каёмкой, - назывался он «селёдка под водочку» - четыре кусочка селёдки, уложенные на четыре кружочка картошки, обсыпанные зелёным горошком, посыпанные маринованным репчатым луком, и сбрызнутый нерафинированным подсолнечным маслом. Графин с водкой, полуторалитровую бутылку минералки «Сарыагач», стаканы и стопки. Официантка пожелала им приятного аппетита, поменяла пепельницу, сначала вежливо на автопилоте согласилась с Виндергольдом, что картошку кухне можно резать ещё тоньше, как чипсы, а после того как Иса дополнил «и чтоб и с луком больше так не шиковали, - две столовые ложки – это перебор», спросила кого ей позвать администратора или охрану?
  - Вот ты вредная Света, - улыбнулся Иса, - что нам Люда скажет? (Люда, - она же барменша, и она же администратор в Шайбе последние годы.) А охранника-Эльдара вообще смысла звать нет, не будет он пить, до закрытия. Просто на кухне скажи, и всё…
  - У нас сейчас новый арендатор, новый администратор, и новые порядки. – пояснила официантка.
  - Начнём с администратора, - предложил Кореец, - а кто арендатор?
Мимикой Света показала, что всё печально, понятия не имеет что происходит, и её это мало интересует. 
Пришёл никому не известный какой-то лысый тип за тридцать, в узких брюках, в белой, застёгнутый на все пуговицы, рубашке, с торчащими из швов нитками. С черным, отливом в бордо, галстуком, навис над столом, и начал напирать, с места в карьер, так, как не ожидал никто.
  - А чего вы хотели? Вам салат не нравиться? Ну идите бухайте в другое место.
Оторопели все. Первым, от коллектива, по существу, задумчиво высказался Кореец:
  - А хамить надо вежливо…
Родя, сидевший с краю, попытался, Виндергольд положил руку ему на плечо. А пришедший смотрел на всех быстро, уверенно и обиженно одновременно. При этом демонстрировал какую-то свою форму превосходства, заключавшуюся в пренебрежительном, надменном молчании...
Виндергольд, вполголоса, для своих, заметил очевидное:
- Вот и не надо уже никаких пирожков рассылать… - (он видимо хотел сказать «пирожен не надо»), но не смутившись своей оговоркой, посчитав её несущественной, расцвёл своей широкой улыбкой, обводя всех, включая Свету, светящимся взглядом, и, откинувшись на спинку лавочки радостно развёл руками:
  - Человек, ты нам глаза открыл! Мы можем ходить по другим местам!? Кто ты!? - при этом он поддался вперёд левую руку упёр в колено, а другую положил запястьем на плечо Роди. И смотрел на нового администратора снизу-вверх, с интересом.
  - Мля, давайте, хоть накатим, - предложил Кореец, - а потом уже … Зови Свет, кто там ещё есть у арендаторов, из новой власти…
  -Да, оживился Иса, - можно всех посмотреть?
  - Ты тут не командуй, - заметил лысый в рубашке, - я сам решаю кого, когда звать. Проблемы нужны? Вы проблем хотите?
  - Дайте и мне слово, -  возмутился Родя, - я тоже хочу высказаться. Он повернулся к администратору, и, как будто опасаясь обвинения в невнятности, чётко произнёс: - Иди на куй, -  сказал Родя. И давайте, правда, накатим пацаны, - и, тише, над столом, добавил, -  у меня эти пирожки в горле стоят. Он разлил как разливал на лавочке, по чуть-чуть, они чокнулись и выпили.  Вновь грянула музыка. Администратор выглядел уже как-то попроще, чувство превосходства покинуло его безвозвратно. Родя поставив рюмку, сложил руки на столе, и очень доброжелательно смотрел не него.  Официантка Света в коротком вязанном платье и плотных колготках, переминалась с ноги на ногу, держала разнос за спиной, вернее, ниже спины. К салату никто не притронулся, динамичная музыка, очень энергичные девушки, на заднем плане двух присутствующих сотрудников бара, отвлекали. Появилась барменша Люда, она работала тут последние лет пять, нюхом чующая всё настораживающее, перекинулась парой слов с официанткой, увлекла за собой администратора, освобождая обзор на девичьи танцы, для недовольных салатом.
  Таким образом, первая задача вечера «запомниться» решилась без особых затруднений. За это и выпили. Хотя ситуация оставалась до конца не ясной. Кто это был, почему он так разговаривает, что за новые порядки на ровном месте? В баре они бывали часто, знали их многие официантки и охранники, и, понятно - обе барменши.  Даже выпивали, вместе кое с кем, из персонала, бывало. Если оставались должны – после всегда рассчитывались. И денег они тут, как завсегдатаи, оставили не мало. Сегодня, да, решили посидеть по скромному, поэтому первые две и выпили на лавочке, и пирожков наелись, чтобы в баре меньше тратить. Обычная обывательская хитрость, и так многие делали - ели и пили дома, а в бар шли «догоняться», познакомиться, потанцевать. Последнее время цены летели вверх, и по этой «схеме» гуляли многие. Город оживал в день получки на заводе, а она только завтра, и в заведениях сегодня многие гуляли эконом классом. Да и тут не кухня высокой кулинарии и небогатый заказ не повод хамить вменяемым, постоянным посетителям… Салата кот наплакал, а стоит как бутылка водки, разве это честно?
  - Ты смотри, как этот Петрушка, причёсывать начал… - Золотой не мог успокоиться, - пойду у Люды спрошу, что это было… - Я когда Тойоту скинул, пятихатку тут с Леркой, оставил, за вечер.  Всех угощал, и их в том числе, два раза в обменник ездил, а потом уже прям тут стольники менял… А теперь, какой то сидор, пытается выставить меня нищебродом.
  - В этом, фешенебельном заведении, - дополнил Ко»реец.
  - Вот - вот, - откликнулся Виндергольд, не особо вдаваясь в понятия, - фешенебельнейший сидор.
Родя улыбаясь выпустил Виндергольда, тот ушёл к стойке.
  - Крендель, конечно, колоритный, - Иса нацелился вилкой на тарелку.
  - Погоди, может не будем теперь его есть, им оставим?
  - А надо? Ну, давай оставим…
  - Начинаем танцевать, - напомнил Родя.
  - Прям щас надо идти? – Ису не устраивали регулярные напоминания, - салат не ешь...  Ну давай им отомстим теперь по серьёзному, закажем десять салатов и есть не будем.
  - Чё началось-то? Примирительно спросил Кореец.
  - Да пусть идёт он пляшет, мы хоть посмотрим, чё ты лыбишься?
Родя действительно, временами улыбался как бы про себя, как читают, но это было заметно, и раздражало. А девушки в лучах светомузыки выплясывали обворожительно.
  - Я пошёл, - сказал Родя, и, правда, направился к импровизированному танцхоллу к девушкам.
  - Давай накатим, - предложил Кореец, - и нам то же надо сплясать сходить. Ему понравилась одна, с краю энергичного «девичника». Движения её были лёгкими и простыми.
Танцевали каждый сам по себе, по разным сторонам, но наблюдая друг друга, перемигиваясь, приглядываясь к девушкам. Девушки демонстрировали полное безразличие к появлению в их круге посторонних. Корейца интересовала метиска слева. В узкой чёрной юбке, приталенном тёмном джемпере с открытой до ключиц шеей, короткой, аккуратной стрижкой. На первом медляке он пригласил её. Зовут Лика, вежливая, простая, спина гибкая, джемпер приятный на ощупь очень. Глаза блестящие.
Золотой за столиком рассказал следующее. Арендаторы с Караганды. Отжали у наших и поставили своего управляющего. Охрану будут менять на Карагандинскую. На персонал посмотрят.
Кореец слушал, рассказ Виндергольда, думал о Лике Один раз, осторожно, танцуя, он дошёл ладошкой по джемперу до пластмассовых застёжек бюстгальтера на её спине.
- У них теперь чёткая задача, - продолжал Виндергольд, - увеличить выручку в два раза, за счёт привлечения новых, обеспеченных клиентов, и создания им зоны максимального комфорта. «Люди, покупающие бутылку водки и салат не наша история. Их тут быть не должно.» - так он Люде пояснил ситуацию.
  - А она ему…
  - Сказала, - подтвердил Виндергольд, - что постоянные клиенты, что…
  - А как они эту зону комфорта максималить будут? Да и кафе на втором этаже, здесь бар просто...
  «Любые рычаги, любые. – Так он ей сказал, - руководство рассчитывает на нас, и даёт нам карт-бланш. Что хотите делайте: самые крутые коктейли в городе, самые шумные вечеринки, надо - здесь стриптиз будет».
  - Так, а пока стриптиза нет, чего он нам вечеринку сейчас стремает?
  - Законный вопрос. Признал Виндергольд,-  Тренируется видать…
  - А я знаю, что нужно делать, - Сказал Иса,- иди ему скажи. Надо этот бар в центре Караганды поставить, и тогда выручка в два раза увеличиться. Вот если он завтра в совхоз имени Ленина приедет, и скажет председателю, скоро у тебя, самые крутые вечеринки, коктейли и стриптиз в клубе начнётся, то что будет? Денег у сельчан не появиться… Бессмысленно Феррари в ауле продавать. Лошадь купят, на трактор скинуться… Стриптиз не пройдёт.
  - Ну у нас город всё-таки - двести тысяч. Завод на весь Казахстан. Металлурги плавят, металлисты – воруют. Контингент есть, - не согласился Золотой. - Туристов нет конечно...
  - А что у нас есть?  - рассуждал Иса, - наркоманы, СПИД нашли, раньше всех в союзе, наверное… Знаю правильное направление! Поминальные обеды! – нашёлся он,– за этим будущее! Зови его, дурашку...
  - Может мы этому лысому кую ещё бизнес план составим? – возмутился Родя, - задрали уж-же. И отчеканил установку: бухаем, танцуем, расходимся. Ты - первый, я – второй. Нам на работу, вообще, с утра, - напомнил он всем и Исе в частности, - Золотой - третий, Кореец – замыкающий. Не наоборот! Всё, пляшем, вторую заказываем, ты уже не пьёшь, тебе за руль завтра. И через полчаса валишь домой, борща хлебать… Кореец ты куда пошёл? Я смотрю – понравилось дело, как медляк, - он танцевать без напоминаний… Этот селёдку за всех жрёт, ведь договаривались не есть…
 (Золотой гонялся за горошком по тарелке), - чего? я два кусочка только, - чего-то кушать захотелось… - признался он, -  возьми ещё чего-ни будь пожрать, со второй бутылкой. И стриптиз посмотреть хочется, чего-то… Ну чего ты на меня смотришь как администратор? Ты уйдёшь через час, поешь, тебя жена накормит, Ису тоже, а нам ещё пить, сидеть тут, два часа…  У меня дома ведро картошки только.
 - Вы с Корейцем - два кабана, своим жиром жить должны! – отрезал Родя.
 - Где у меня жир? – Возмутился Виндергольд, - это у Корейца, видишь, тяпнул, и танцевать сразу, без закуски. Понравилась она ему видать, а он ей… Уже и курить вместе на улицу пошли. Колись на свои бригадные деньги, Родя.  Кореец сейчас протропит нам дорожку и к ним за столик пойдём, а там не графини сидят. Сами себе коктейльную вечеринку устраивают, вишь, - бутылка водки, сок апельсиновый и салат как у нас. Будем их угощать, нам хорошо запоминаться надо, - привёл он последний аргумент, -  для дела, сам понимаешь…
  Через пятнадцать минут, не дождавшись Корейца, парни сразу зашли с козырей: вызвали официантку Свету и отправили на стол девушек пять шоколадно-ромовых пирожных с вишнями. (Платить за шампанское Родя категорически отказался, хорошо хоть кофе проплатил). Тут уже появился пьяно-довольный Кореец, отмахнулся от вопросов, вник, и сразу понес на стол девушкам предложение дружить столами. Дамы уточнив форму дружбы, получив скромное, «мы просто хотим угостить вас кофе…» ответили «да пожалуйста». Ещё через минут пятнадцать, отведав кофе, Виндергольд поднимал тост «за редкое в наше суровое перестроечное время объединение, и, единение».
 Родя с Исой пристроились «в гостях» скромно, с краю. «Ничего не слышу. \»Опять еда тут причём\», - спросил тихо Родя у Исы.
Мрачный Иса отмахнулся, он уже не пил, пропускал, зашептал в ответ:
   - Да этот буйвол щас начнет мести с три короба! Серый надо смотреть чтоб он пирожные их не пожрал между делом. Купи ты им Ассорти мясное, на лаваше, с зеленью, они что-то пьяные. Кореец ходит как чумной, ну это ладно-понятно, они тискаются по углам, ищут где потемней… А у этого чего рот не закрывается? Он там с Людой пока болтал за стойкой, за администратора этого, накоктейлился что ли? Наверняка пару засадил, ещё и не Отвёртку, или Мери какую ни будь, а что по дороже… Под запись. 
  - Ага, - согласился Родя, - Может. Мудак. Наверное, так и было. Видать из нас не один Кореец сегодня девушкам конкретно запомниться. Эта Маринка уже Золотому в рот заглядывает.  Это ж надо ж какое событие: они с Мариной ходили в один детский сад!
  - Им ещё бетон бить, - напомнил Иса, - куда их несёт? В другой день нельзя, «единение» устроить?
  - Да там дырок нормально насверлено, - в два удара вынесут, выкорчуют. Не уснули бы пока ждать будут…- мрачнел и Родя. Не ведают что творят.
  - А мы ведаем?
  - Мы же нормальные. Ты чё верующий?
  - Да был бы я верующий вопросов бы тебе тут не задавал.
  - Так тебе может покреститься надо?
  -Мать говорит, что давно надо. Грехи отпустятся все.
  - Ты чё помирать собрался? Вот сделаем дело и потом покрестимся тогда.
  - Мы нормальные? Я вообще. Мы всегда правильно делаем, думаем?
  - Не пойму я тебя, ты чё заднюю включаешь? Мы всё продумали. Мне за этими ещё смотреть надо.
  - Вот я и говорю, паси за ними, Серый, стремай, тормози, а я пошёл, время.
  Иса встал пояснил, что завтра рано на работу, помахал девушкам, хлопнулся со своими, и ушёл, застёгивая на ходу джинсовый пиджак, запахивая, завязывая плащ на пояс.
Родя с интервалом в десять минут дёрнул каждого на улицу, и пообещал, что если товарищи не возьмут себя в руки, то каждый из них будет хуже администратора. Первой на ушко поинтересовалась Марина у Виндергольда: «У вас что, что-то случилось?» Виндергольд пояснил по ситуации, так, что услышали все:
  - Понимаете, Серёга есть очень хочет, но он не знает, что вы будете, а денег у него мало, вот что бы как-то посоветоваться, просил тактично у тебя узнать.
Девушки чистосердечно заверили что сыты. Родя скромно потупился очами в стол, что думал он о представителях арийской расы неизвестно, но неожиданно предложил всем выпить за наш 45 год. Все выпили, кроме Корейца с Ликой, - они опять где-то тёрлись. Виндергольд убедил всех, что корейцы не воевали в Великую Отечественную, и могут после присоединиться, если захотят. «Нам, нашей победы, на всех хватит». Родя заказал Мясное Ассорти Звёздочка, сразу рассчитался, пожелал всем спокойной ночи и, к сожалению, трёх девушек откланялся, сославшись на работу и позднее время. При этом выразительно смотрел на Виндергольда. Виндергольд собрался проводить друга, и, просил всех присутствующих не расходиться. Две девушки не видели смысла в просьбе и тоже вежливо начали целоваться. Третья раздражённо заметила, что уже два часа ждёт своего, и будет тут сидеть хоть до закрытия. Виндергольд как-то отстранённо заметил ожидающей, что да, всем надо держаться, подмигнул Марине с детского сада, и ушёл с явно недовольным товарищем. Появившиеся Кореец с Ликой пессимизма уходящих не разделяли, светились и улыбались друг другу так, что присутствующим было не ловко.


  Иса, действительно, уже хлебал борщ. Жена смотрела в комнате телевизор. На тесной в шесть квадратов кухне, из неординарного, стоило отметить картину маслом, уверенного в себе художника, над столом, и холодильник «Памир», расписанный небоскрёбами ночного Нью-Йорка так, что открывший его, увидев в нём Бетмена, не удивился бы. Манера письма обоих произведений не вызывала сомнений в том, что это рука одного мастера. Живописец с автографом не заморачивался, подписывался тремя отрывистыми буквами, наложенными одна на другую. Прочесть это как «Иса» было не просто. Иса за простой живописью и не гнался. Отучившись четыре года в художественной школе, затем два года в художественном училище, расписывая как-то гуашью и зубной пастой «Поморин» витрину овощного магазина под новый год, он пришёл к мысли, что всё это не то. Закончив вполне симпатичную заснеженную ёлочку, с дружными снегирями и безупречно-каллиграфичной надписью: «С новым 1985 годом!», получив деньги, уехав на зимние каникулы домой, обратно в училище он не вернулся. Документы ему выслали. Рисовать зайчиков Исе всю жизнь расхотелось категорически. То, что раньше казалась здоровски: афиши в кинотеатре, резьба в парикмахерской, чеканки в ДК, показались такой вознёй, вообще не имеющей отношения ни к живописи, ни к деньгам даже. Кустарное самоделкивание. Надо или в Муху ехать поступать, или правда, как мать говорит, на работу обычную устраиваться. Тут делать дальше нечего. Уже научился. Отучился он через полгода на права, и ушёл в армию водилой. Пришёл, устроился на завод, возил кислород, или аварийную бригаду, собирался пересесть на «Татру». Писал временами, обычно с пьяну, когда понимал, что «Татра» близко, а живопись даже не маячит. Потом трезвый правил со злостью, потом правил пьяный с радостью, что-то оставлял, что-то уносили товарищи, или случайные собутыльники. Ощущение, что именно так должно быть, приходило, проявляло себя редко. Радовало, что «не Зайчики». Но эти «не Зайчики», никому не были нужны, и чаще, со временем, и ему самому. Тогда это вообще не имело смысла. Просто как отрицательный результат. Это навело его на мысль, что может быть это не так плохо. По натуре Иса был врождённым врагом пессимистов. Поэтому критика собственных работ проходила у него легко, и с высоким моральным подъёмом. А когда узнал от Корейца выражение Эдисона: «Я не знал неудач, я просто нашёл тысячу способов, которые не работают», даже спросил с восторгом: «Ты раньше не мог это сказать?!», вообще успокоился. Всё стало на свои места. Если за год работа не записывалась напрочь, она оставалась жить. А умерла, так умерла. И похеру, что на ней и как. Интересней читать. Это он всем объяснил: «маслом пишут, то что написано, читают, читать учатся». Будучи по жизни жизнелюбом Виндергольд, например, охотно соглашался: «читаю я по живописи, надо признать, плохо. Но рад. Искренне рад. Картина «Волки спят» мне понравилась. Большое, человеческое, спасибо.» А Кореец говорил, что работу «Чайки в море упали», можно повесить на стену, из-за одного названия. И только Родя абсолютно не принимал новой формы в поиске новой живописи. Да и сам поиск считал, мягко сказать, шарлатанством. «Это - наедалово. Скажи, Пикассо, почему всем куйня, так куйня, (но хоть на стену можно повесить, и что-то соврать), а мне - пидора с голубым лицом, с голубыми глазами, и моими чертами. Харош, всё. Читать я умею. Причёсывать меня не надо. Это на день рождения!!! Я тебе реально спасибо говорю, что этот зародыш у тебя в квартире жить будет. Мой подарок. Нарисуй мне что-нибудь классическое. Хоть одну сигарету. Яблоко, клубничку… Только не чёрную! Моим именем не называй. Вообще забудь, как меня зовут, если ты хотя бы имя моё не сотрёшь…Этот же конь, битюг немецкий, неделю будет ходить, ржать… Почему всё такое прямоугольное? Глаза, да. Удались. Но почему они голубые?! У меня же карие, (я не знаю какой это цвет), но так не пойдёт Иса. Я тебя тогда Асей буду звать, я так ви-ижу. Чёрным пожалуйста. И сразу говорю, без розового. Прям щас? «Буду очень благода!»  …Я тогда даже её повешу в гараже. Только – тайно. Не будем говорить, что это я. И название чуть поменяем, - вот эта чёрная палка пусть будет - труба, и, дописывай: «Родя на родном заводе». Да, дым пусть так идёт хорошо… Можно с восклицательным. Зайчиков не надо. И кроликов нежелательно. Во, в каске я вообще красавчик! Слушай, я начинаю читать живопись! Братан, я её забираю. Ничего страшного, что сырая, у меня ключи от гаража с собой, там подсохнет прекрасно. А это зачем? Маска что ли плавательная… Нормально! Я в каске и маске. Водолаз. Не, это уже лишнее, приписывать, - «Водолаз». «Водолаз Родя на родном заводе!» - не то, и нет правды. Не поймут. Респиратор можно. Я на углезагрузке как бы... Там мно-ого угля, да, можно подбросить… Слушай, у тебя уголь лучше всего получается, как настоящий, блестит. На трубе можно огоньки. …Ну всё. Немец сдохнет от зависти. У меня: и огоньки, и каска, и маска, респиратор как живой, (со складочками), и угля - сколько хочешь! Иса – этот лучший портрет! Название очень подходит. Полчаса и готова. Точно, час, ты смотри! Никакого времени не жалко. За хорошим делом и время летит! Я даже не знал, что могу так красиво советовать… Я в магазин, ещё одну возьму. Заверни мне её. Всё, хватит живописи. Надо и отдыхать. Я быстро… В голове у Роди мелькало разное: «я -Зорро, у нас получился, ночью. Не понятно, только, чего он в маске плавательной, по заводу шариться… Шибанутый Зорро какой-то.... Но в принципе мы и подписали, для всяких долбоящеров, кто читать живописные произведения вообще не умет: Родя на родном заводе. Далеко не самый худший вариант. С трубой. А если учесть первый, - просто халва в шоколаде… Тут уголь, вон, - хоть продавай…  » В общем, братва подходила к оценкам работам Исы по-разному…
  Поев, Иса пощёлкал телевизор. Убедился, что смотреть нечего, а спать рано, есть часа два ещё. Тревоги за завтрашнее не было. У него роль не особо хитрая. Он вывезет. И заедет. На любой машине и при любых раскладах. «Если только землетрясения не случится или типа того» - так уверял он своих, и основания для этого у него были. Были и охранники-должники, и начальство, которому он «помогал» на «Аварийке» не раз. Не те, не другие без него вывезти с завода ничего не могли. Проехать, поехать, отлучится с работы, куда ему надо, он мог всегда. Мысли, конечно, не отпускали, «надо отвлечься и чем-то себя занять» ... Решил натянуть холст про запас, и, проклеить его. Подрамников хватало, как-то сделал четыре. Принёс пару подрамников с застеклённого балкона, и два стиранных в стиральной машине мешка из-под картошки, купленных на базаре. Один мешок был с синтетикой, второй без. Какой лучше – загадка. Льняной холст, как и натуральный казеин стоил дурных денег, поэтому он писал на мешковине, проклеенной ПВА, и загрунтованной масляными красками, разведёнными рафинированным подсолнечным маслом. Распустил мешки по шву, раскладывал на них подрамники, пытаясь найти оптимальный вариант, (перед этим, находился, в своё время, оптимальный размер подрамников, - исходя из длинны бруса). Тут, наверное, Иса совершал ошибку, натягивая, не понять, что, не понять зачем, не имея чёткого плана действий, и, не совсем осознавая задачу – для чего. За это платят все, не включившиеся в работу, по существу, оптимисты. Если нет плана, то не понятно, что реализовывать.  Понятие положительного математического ожидания Исе было не ведомо. Он так просто бил подрамники, натягивал холст, грунтовал, и писал, как Бог на душу положит, даже не нужное.

  Родя шёл домой не весёлый. Завалят дело, лишь бы бабу пощупать… И ладно этот конь, а Кореец то чего включился? Он поэтому и замыкающим уходил, чтоб Виндергольда раньше выпроводить. Как с такими дело иметь? Всё им преподнёс, разложил… И без них никак.
  Родя относился к категории тех прямолинейных людей, ясность и твёрдость характера которых культивировалась самостоятельно, в противовес образу самых близких – обычно это брат, сестра, родители, - люди, оказывающие самое сильное влияние на формирование личности, как раз тем чего у них нет. Родю любили, и он своих любил, но доброту считал больше мягкотелостью, покладистость - слабостью, а слабость – уже грехом. При этом последнего слова в его лексиконе не было. Настоящая беда его родителей, (не только его), состояла именно в том, что выросшие в советское послевоенное лихолетье, они тоже плохо его понимали, и уж тем более не как не внушали детям.
  Понятно, что твёрдость просто так не воспитывается, тут проявилась личностная черта, будучи битым в детстве до слёз, он заточился. Сыграла роль и наивная советская пропаганда, не лишённая смысла:
«...при каждой неудачи - уметь давайте сдачи,
иначе вам удачи не видать!»
Сергей начал отжиматься и закаляться, упражняться с гантелями. Эффект плацебо работал. Он почувствовал силу. Сергей с удивлением узнал-увидел, что его обидчики и шести раз не могут подтянуться на турнике, а он уже мог восемь. Не показавшие его «норматив», были обречены. Плакать он перестал, возюкался в пыли двора пока мог, или их выяснения не прекратят взрослые. Его престали трогать, - а какой смысл устраивать себе неудобство? После того как Сергей подтягивался пятнадцать раз «чисто», он уже с сомнением смотрел на многих вообще: даже не все друзья отца внятно отвечали на вопрос: а ты сколько подтянешься?  А отец, прикрутив трубку в два обёрнутых вокруг неё ремешка шурупами к дверной коробке, вообще не интересовался тем сколько раз он может подтянуться. Папа, над которым мама ходила больше, чем над младшим братом, говорил ему про школу, и про то что скоро пойдёт физика и геометрия. Это его радовало, как Родю турник. Выпив он всем рассказывал, как он учился в строительном техникуме. Не понятный набор слов из терминов и формул, какая-то ошибка отца, воспринималась Родей как планета Марс. Отец вспоминал формулу и свою ошибку в ней на защите, регулярно, убеждаясь, что собеседники не вникают в суть. Переходил на службу в армии, в Хабаровске. «Сначала я в Ашхабаде, а потом - в Хабаровске! Хабаровск – ха-ароший город. Мне так он понравился, я хотел там остаться. После службы думаю, съезжу домой, за документами… Погуляю и обратно, в Хабаровск, в часть зайду. Все знали, что через месяц приеду, заказы сделали…» Дальше шло перечисление командного состава, друзей по службе, их личностные характеристики. Это час. Потом ещё один техникум, химико-механический. «Там уже я их щёлкал как семечки.»
Родя пытался анализировать факты. Отец, связавшись с техникумами и формулами, отслуживший в хорошем городе, давно уже ничего не добивался, ходил на работу, и пил не весело. Не без оснований, с сожалением, Родя решил, что это из-за слабохарактерности. Вывод напрашивался сам собой: характер должен быть сильным. Отжимался он уже на кулаках.
  А потом Родя неожиданно влюбился. В футбол. У него конечно, как у всякого пацана со двора были увлечения: плаваньем, (конечно - бассейн!), борьбой, легкой атлетикой, греблей и пр, - он ходил туда, куда все ходили, все пошли… Причём ни силовые виды спорта, ни единоборства, на Родю особого впечатления не произвели. Там так нельзя, там так. А на деле успешные представители этих дисциплин, его одноклассники, на драку с ним не нарывались.  Молотил он без правил и без остановки, что стоя, что лёжа, если надо, и, в разряды не верил. Уверен был: бить и стоять надо из всех сил. Не то что бы он не озадачивался в своё время, как все пацаны - кто сильней: боксёр или борец? Просто он отнёс эту дилемму к разряду техникумов. Вот какой техникум победит: строительный или химико-механический? Папу он ввёл в ступор, а мама сказала: «победит институт. Если бы твой отец закончил один институт вместо двух техникумов, то…»  В общем Родя относился к спортивным секциям с должным уважением, но с сомнением, как к формулам.
Футбол не чаяно нагрянул... Записался Родя в секцию бокса. Один день в неделю, по выходным, был свободным игровым днём. Играли в волейбол, баскетбол, футбол, смотря какой зал был свободен. Играли все: биатлонисты, велосипедисты, легкоатлеты, кто был и, кто хотел, лишь бы место в команде было. Зала свободного не было, всех выгнали на поле.  Там и заметил его тренер по футболу: бьёт пацан сильно по воротам, даже с тридцати метров. На защитников прёт как на таран, и, таких шкафов проходит! На второй этаж идёт как к себе домой и отбирает. Головой с десяти метров бьёт и –  забивает! А против него идут – все б так корпус держали. Но это и понятно играли со штангистами блатными, те только с соревнований приехали, и уговорились: на себе, как обычно, катать не надо, проигравшие ставят пиво Шахтёрское, бутылку, за каждый гол, а у Роди только двадцать копеек с собой было. Тренер позвал, Родя пошёл, задатки действительно были. Всё объяснили, всё понятно: держишь – контролируй, отдал – открылся, не можешь – отыграй, вышел-видишь – бей сам. И Родя «включился». Работоспособность его на тренировках отметили сразу. Нацеленность на результат, работа на втором этаже, жёсткая статика, компенсировали отсутствие игрового мастерства, которое Родя нарабатывал не по дням, а по часам. Чем больше Родя отдавал сил, тем больше футбол открывал ему возможностей реализовать себя в игре. На поле он пахал, и находил радость в этом. Он видел цель и не видел препятствий. Сначала попасть в Булат, потом Шахтёр. Две незначительные травмы подряд и перестройка вычеркнули профессиональный футбол из жизни Роди. Выбирать вчерашнему футболисту было не из чего, завод, и одноимённый институт к нему прилагавшийся (ВТУЗ), в городе был один. С вечерников много не спрашивали, а отец с удовольствием помогал Роде учиться. Жизнь вошла в колею. После института его поставили мастером, дали бригаду. Он женился, родил сына, появилась однушка в хрущёвке. Имел не плохие «бонусы» с электродов и цветмета. Раз в неделю играл в футбол, потом «футболисты» шли бухать.
 На восьмом году трудовой деятельности Родя понял, что он пьёт регулярно, ходит на работу, и ничего не добивается. При этом Хабаровска он не видел, формул не знает. Вспоминает несколько своих голов, игр, и то как с углового отправил мяч в аут. «Две минуты добавочного, «Сухой лист хотел», года два тренировал сам, полметра ниже, он бы влетел. А так…» А когда перевели в слесаря… Родя, как в детстве, заточился.
…Хлопнули его бригаду на мелочёвке, и сделали мастера крайним. Наказали на всю премию, и в простые слесаря перевели на три месяца, не разбираясь. В десять раз больше наказал его завод одного, чем оно того стоило. И все всё знали. И дорогу никому не переходил, на хорошем счету был... А как будто и не был. Ни начальник смены, ни главный инженер, слова не сказали, и компенсировать ничего не обещали. А ведь когда им надо было в ночь бригаду загнать… Стало так, как нет его.  Попал под раздачу и всё. Да что начальство, пол бригады отморозилось!  Вот этого он никак от своих не ожидал. Прибыля вместе делили, а за попадалово он один отвечать должен! Они скинулись, конечно, ему с зарплаты, только в три раза меньше чем нужно. Считать они все теперь по-разному стали... Сначала Родя даже не поверил, что так бывает, начал доказывать, а потом начал бить, по порядку. Его скрутили. На следующий день полбригады не вышло на работу. Его вызвал к себе начальник цеха, и сказал: «Если кто ни будь, даже не в твою смену, или после работы, дома в подъезде, споткнётся, а может быть, где ни будь, в цеху насрано будет… Ты как минимум, на заводе работать не будешь. Ни один цех тебя не возьмёт, о переводе не думай. И обрати внимание: «как минимум». Понял меня футболист? Не слышу. И ещё одно, если ты сегодня заявление напишешь, я сделаю вывод, что понял ты меня плохо.» На заводе работали и отец, и мать Роди, и хотели они спокойно уйти на хорошую пенсию, только о том и говорили. Задумался Родя, что он может, как жить и как отомстить. С местью - вариантов перебрал не счесть. Уволиться конечно, надо, может быть уехать Россию, но там надо устраиваться, и на что жить? Деньги нужны. А может и не бежать, подождать, а вдруг снимут его, или, мало ли…  За то тут они все перед ним на ладони.  В ведомости, когда расписывался за цифры свои, как у обиженного, кассирша, (раньше улыбалась, и он ей, - приятная женщина), даже поинтересовалась в первый месяц, «За свой счёт что ли брал?». «Брал» - подтвердил тихо Родя. На второй раз она осведомилась за что его так «наградили», на третий и внимания не обратила.  А он теперь обращал внимание на всё.
  Зимой, в АБК цеха, в помещении кассы без окон, вечером побежала батарея. Обнаружилось это не сразу, две надёжных двери и предбанник, не давали воде выйти в коридор. Вода дырочки нашла и бежала в подвал. Пар из подвала ночью никого не насторожил, а утром забегали. Выяснилось: постоянный слесарь по эксплуатации в отпуске, завхоз-охотник попросил два дня отгула «на корсака».      
Родю и ещё одного, как слесарей по обслуживанию, отправили устранять. Ключ от двери подвала замок не открывал. Они сломали замок. Сначала определяли какой именно стояк надо перекрывать, и тут мнения разделились. Решили проверить оба варианта, проверили, установили, что они оба были ошибочными. Вода прибывала, проводку от пара замкнуло, вызвали электриков, что б обесточили подвал. Методом исключения, с фонариками, уже в резиновых сапогах вышли на искомый стояк. Оказалось, вентиль не держит, и перекрывать надо трассу. Задвижка на трассе повела себя как тот вентиль. Сообщили. В дело вступила аварийная бригада. Дело одним днём не кончилось, и саму «виновницу торжества» - батарею, оставили на потом. За два дня Родя хорошо осмотрелся.
Две комнаты, одна проходная, предбанник с окошком. Два разнокалиберных несгораемых шкафа, два сейфа, три стола, два стула, вешалка, полки, тумбочка и огромный деревянный четырёх створчатый шкаф-шифоньер шестидесятых годов, забитый макулатурой. Его, очевидно, лет тридцать назад, а то и больше, собирали здесь же, он был больше дверного проёма. Примечательный шкаф. В центре две двери под стекло, оклеенные календарями, фотографиями и картинками, две глухих двери с филёнками, симметрично по краям. Антресоли сверху, внушительный карниз, полки-ящики внутри. Внушительный стиль первых сытых послевоенных годов, когда пафос вещи как таковой имеющееся, был выше функционала. Годы эксплуатации, ремонтные работы неквалифицированных специалистов и пятнадцать слоёв неаккуратно нанесённой, разной по составу, краски, убили внешнюю гордость вещи. Внутренняя, тоже, нынешним временам не соответствовала ни формой, ни габаритами.   (Представьте, стоит у вас комнате, например, небольшой Дом Культуры Энергетиков…) Двигать не двигали, а обрезая линолеум по контурам нижних порталов, обивая гвоздиками, не один плотник оценивал свою работу, как неудовлетворительную.  Желая хоть как-то сравнять его с плоскими собратьями последних десяти лет, и уменьшить зрительный эффект формы, красили шкаф в последнее время одновременно то с зелёными стенами, то с коричневыми полами.
«В таком жить можно», – подумал Родя непроизвольно, когда в первый раз обратил внимание на монументальность произведения. Идея забраться в него и сидеть до зарплаты, когда принесут мешки с деньгами, конечно, не выдерживала критики, но мысль пришла другая… 
  Родя посмотрел на общие факты со всех сторон. Деньги привозят инкассаторы, до обеда. Кассирша их видать распределяет, идёт в столовую. Пообедав, закрывается в кассе. Зарплату начинают выдавать после обеда.
  Как-то сидели, выпивали, вчетвером, он и выложил, «дело», от нечего делать, на всеобщее обозрение, что б понимали: у него тоже мысли есть и разные... Кореец сначала начал просто вопросы, задавать, а потом, как обычно, умничать.  Надо признать, по делу вопросы были...  Но таким лопоухим Родю выставил, и сейчас даже вспоминать не приятно.  Столько очевидных «дырок» нашёл в его плане, что, Родя набычился не на шутку. Поняв, что перегнул, желая примириться с ним, Кореец, сам же принялся эти дыры «латать», уточняя известное.  Дельных мыслей он озвучил много, ходов грамотных разложил - варианты, даром, что коммерсант… И все как-то включились, игры ума не хватало молодым людям, предложения и отрицания посыпались на перебой. Стимулом являлось и то, что предполагаемая сумма, находящаяся в кассе в день зарплаты, в несколько раз зашкаливала за потребности обычных людей. Кроме того, всё это походило на весёлое приключение уже: убивать никого не надо, инкассаторы живы здоровы, а деньги в кассе тю-тю, - как в кинокомедиях про ограбления.  И все в деле, при деньгах.  Родя теперь уже заметил, что собирался в принципе, и один всё прокрутить, но не жалко…
  - Только их полгода тратить нельзя, или год.
  - Как это –год? - Виндергольду это совсем не понравилось, - чуть-чуть то можно…
Принялись обсуждать как быть с деньгами. Менять, ясно, по разным городам. Обсудив маршруты, людей, сошлись на том, что это отдельная история, и её надо проработать каждому, а потом вынести на обсуждение. Перво-наперво необходима рекогносцировка на местности. Родя всё знает, Исе заехать не проблема, но ему там и делать не чего, ему вывозить, с электродами, как обычно, в «хитром» кислородном баллоне. Корейцу и Золотому придётся вжиться в роль заводских воришек, шмыгающим по заводским норкам.
  - А пропуски нам нельзя сделать? Как людям, – у Виндергольда, эта неотъемлемая часть, симпатий тоже, не вызывала.
  - Можно, и сделаем, на крайний случай. – Согласились Иса с Родей, и разъяснили, - Но через проходную – палево. Вас видеть будут, а тебя ещё и запомнят. Кореец хоть за казаха сканать может, (он и на полусогнутых ходить умет), а ты… Пока разговаривать не начнёшь, и улыбаться, только за рыжего чеченца. Молодого, бойца, который сопровождал металлистов, потерялся, и прёт через проходную, с левым пропуском, так, как будто его на вручение наградного оружия вызвали. А не с работы-на работу он идёт. Добавить тут было нечего, поэтому условились, как только Родя и Иса принесут тряпки подходящие, комплекта по два-три, на каждого, пойдут гулять вдоль забора, подвое, осваиваться.
Месяца три, по два раза в неделю, днём и ночью, проникали они на территорию завода и обратно. На определённом, интересующем их участке забора, километров в пять, сделали четыре схрона одежды по обе стороны, отработали шесть маршрутов. Подружились с двумя бригадами бомжей, четыре группировки, деморализовав, разогнали. (Те просто сместились вправо или лево). Кореец уже предлагал основать компанию «Бомжтранзит» по доставке водки и спирта на завод и выносу с него всего, что можно унести в руках. «Дырки» постоянно менялись – открывались и закрывались, охрана комбината работала круглосуточно, связь с бомжами нужна была и для того, чтобы знать новости, где кого приняли, где зашили, где прорыли. «Дырочник» налегке меньше интересовал охрану, поэтому тут им было проще. Да и в отличии от патологически нетрезвых бомжей, перемещались они в разы быстрее, пользовались запросто «верхними» ходами, которые требовали силы рук и сноровки, бомжи к таким и не приближались. Если только перекинуть что-нибудь. Выяснив, что есть участки, по которым можно пройти как по рукоходу, только цепляясь за коммуникации на высоте, вопрос закрыли окончательно. Школьный четырёхметровый рукоход любой из них мог пройти четыре раза, а Виндергольд десять, (и сделать силовой).
  - Это - элита, - гнусавил Родя с восхищением Исе. И поднимал палец к верху, – Бомжи специа-ального назначения.
- Кора, поговорим с ним, - просил Виндергольд,-  он может как-нибудь издеваться, не издеваясь? Мало того, что я переодеваюсь в эти штаны и куртки два раза на день, я одел этот малахай металлургический, (кстати, мне уже больше нравиться подкасник, со шнурочками,- замечал он мимоходом), от меня воняет этим, как его …олом…»
- Втолуолом, - подсказывал Кореец, - по-другому никак, водка быстро выветривается, а керосин, втолуол, бензин, хорошо держиться. И тогда в машину тебя не примут, а пешком ты от любых сбежишь.
 - А чем от тебя должно пахнуть, бомжара ты заводская, фиалками что ли? – требовал понимания Родя. - Чёго ты опять бритый полез в прошлый раз? Хоть морду бы вымазал, чистоплюй.
- Мажу, она сама мажиться, - отмахивался Золотой, - пока вашу форму одежды напентеришь, уже лишняя маскировка не нужна, руки, лицо – сразу чёрные. Такая патина благородная появляется, что ты! Я тут собрался к  Лерке забуриться, встретились как то, на остановке, она говорит вечером - приходи, а чем от тебя пахнет? (Вообще думаю – отмотать с ней назад), ну думаю, чёб такое соврать по приличнее… Соврал что этот, Родимов, ну футболист, ездил на учёбу, от завода, в Череповец, и привез мандовошек. Просил полить его керосином, ну пролил на себя…
- Вот су-ука, хохотал Родя, - она ж теперь со мной здороваться перестанет, фифа твоя…
- Да ладно, ты, - не велика потеря, - наклонялся Вин, - до меняя не сразу дошло, чё я ей втираю, она меня спрашивает, так задумчиво: «а ты сам Сергей в Череповец не ездил»? Шутки- шутками, а я уже реально кайфовать начинаю как этот ватник (какого там цеха?) надеваю. Уже жду вылазку следующую. Это лечиться?
- Всё, - констатировал Иса, - будешь теперь за тюбик с клеем на нас работать. Но ты там и знаешь теперь всех. Самое лучшее место на теплотрассе займёшь.
- В Череповце кстати можно менять деньги, там много наших, - я был, -  хороший город.
  - И в Старом Осколе, и в Магнитогорске, - кто куда разлетимся.
  - А ты серьёзно так сказал? У неё же эта, белая, модная, - Родя показал стрижку каре по шее, - с ЛПЦ2 подружка, мою знает…
  - А ты чё в Череповец ездил Родя? – Иса не понимал, - тебе в передачу надо, «Что, Где Когда» - там всё достоверно.
  - Эту передачу я смотрю, - серьёзно отзывался Родя, - у меня папа даже вопрос туда посылал, знаете какой? 
…………………………………….
  На улице, у кафе, Виндергольд и Кореец, склонив головы, слушали последние, наставления Роди пред уходом, пока тот слишком тщательно застёгивал симпатичные пуговицы куртки, под горло, явно затягивая процесс, пытаясь таким образом, усилить момент внушения.
  - Второго шанса не будет. Вы должны быть в нормальном состоянии.
  - Это было уже Родя, - не выдержал Кореец, - иди уже, мы вообще-то без курток стоим.
  - Я вижу, - подтвердил Родя очевидное. Но я не нахожу понимания момента…
  - Я через час, он через два уходит, - устраняя возможность повторений заверил его Виндергольд, - давай, мы нормальные будем на точке.
  - Точно?
  - Точно, - кивнули оба
Родя ещё раз посмотрел на каждого, выдержал паузу, и только потом протянул руку прощаясь. Пожал каждому крепко, что б прониклись, добавил с нажимом: «посерьёзнее…», развернулся. Виндергольд и Кореец практически синхронно, один за другим, молча ответили ему пионерским салютом.
 
  Бар шумел, трезвых не было. Через час, подмигнув Марине, Виндергольд дёрнул Корейца на улицу. Он был заметно навеселе, но бодр и благодушен.
  - Хочу напомнить, какие у нас инструкции.
  - Не стоит, - отверг Кореец, - шуруй, я приду через час,- полтора.
  - Вот об этом я и хотел с вами переговорить. – признался Золотой. - Тупо следовать инструкциям, это не совсем правильно. Вот сколько сейчас время? Я ухожу, а у тебя ещё два часа до закрытия! Тут просчитались. Тебе надо ухолить с последними посетителями, то есть через два часа. И идти по городу не торопясь, может ты ещё кого встретишь, обратишь на себя внимание, скажешь, что идёшь ко мне.  Короче я жду тебя не через час, а через два с половиной, тире, три часа. Для надёжности. Вижу ваше недоумение. Мною, как и всех наших отсутствующих товарищей, движет желание максимально полно, или как? Короче, максимально хорошо выполнять поставленные перед нами задачи. Вот задача «запомниться» она как бы выполненная, но как бы и не до конца, - развёл руками Золотой. Можно лучше. Так сказать, продублировать, чтобы наверняка.
- Куда ещё лучше? Бар поджечь что ли перед уходом? – не понимал Кореец куда клонит товарищ.
  - Варвар, - констатировал Виндергольд. - Может ты монгол всё-таки?
  - А может ты из Гондураса? Чё ты хочешь? Устроил тут ромашка…. Меня там Лика ждёт…
  - Вот. - согласился Виндергольд, - Если ты не монгол, и я не из Гондураса, тебя ждёт Лика, а меня Марина, какой вывод мы должны сделать? Мне тоже надо хорошо запомниться. Я ухожу сейчас с Мариной, и раньше, чем через три часа тебя не жду, понял теперь?
  - А, - до Корейца начало доходить, - три часа ты будешь дублировать задачу с Мариной, до конца?
   - Да-а-аже Дмитрий Иванович Менделеев, наверняка бы гордился знакомством с таким умным и проницательным человеком, как вы. – заключил Виндергольд.
  - А два часа, полтора…
  - Нет. – это не мой метод, - категорически отверг Виндергольд, - нам не пять минут добираться, кроме того, я привык сначала расположить к себе собеседницу, нам есть что вспомнить, выпить чашечку кофе, (а его нет, он кончился), ну пусть чая, проводить в конце концов, после чаепития, собеседницу. Понимаете, коллега, она просто живет не одна, и я не могу посетить её в такой поздний час… Ей конечно завтра на работу, мы вряд ли будем растягивать формат нашей встречи, но полтора часа, то, что предлагаете мне вы, это не допустимо. Это хамство. Если не сказать более определённо.
  - Сделайте милость, - в том ему попросил Кореец.
  - Если вы настаиваете, извольте. Это - жлобство.
  - Значит дуэль. – сказал Кореец, - Я конечно, не юрист-экономист, я ФВ заканчивал, но… Посчитать меня хамом, назвать жлобом, это ладно… Но человеком, не любящим продублировать задачу, это уже знаете ли...
Виндергольд не выдержал ноты диалога и заржал первым, увлекая за собой Корейца.
  - Вы знаете, мне приятно иметь с вами дело...
«А тут они - сюда идите» - услышали они вдруг, настораживающее. Нарисовались пять силуэтов. В одном ошибиться было трудно.
  - Ах ты сука… - удивился Виндергольд, он тоже узнал администратора.
Четыре молодых бойца, (один жирный), двинулись веером к ним. Кореец с Золотым отшагнули по паре шагов друг от друга.
  - Двое уже смылись, а эти тёплые, что ты там говорил? – администратор разговаривал со всеми.
- Ты чё быкуешь тут – пошёл жирный вперёд не торопясь, - это наша точка - запомни, я те едало сломаю…
  - А ты попробуй, -  спокойно посоветовал Виндергольд, отступая правой ногой шаг назад, невысоко поднимая кулаки перед собой.
 Жирный остановился и пригнулся, как борец перед схваткой.
Ситуацию прочитал Кореец наверняка:
  - Земляки приехали? Или вы не с Караганды? Кто Есу, Комбайна, Крокодила, Корейчика знает?
Это произвело впечатление. Заменживались появившееся.
  - Ты сам кто? Спросил жирный приглядываясь.
  - А ты?
  - Это наша точка пацаны, теперь, и…
  - Вы эту букву «ё» уберите отсюда, накуй, - порекомендовал Виндергольд указывая на администратора, - или частенько сюда приезжать будете. 
  - Мы эти вопросы не решаем, нам сказали, мы отработали. Вы кто тут?
  - А кто спрашивает?
  - Мы тут не просто так, мы Конуровская бригада.
  - Мы со стороны Корейчика. – ответил Кореец.
  - Вы если не с бригады, - усмехнулся борец, - но людей знаете, ведите себя тихо, спокойно, на нашей точке…
  -  Ой-ли, домой валите, – предложил Виндергольд
  - Это вам пора отдыхать, - старший дал ели видимый знак своим, и трое перегруппировались, - или вы нас не поняли?
  -   Ты так не проедешь, - разозлился Кореец, - за себя отвечай, и каждый, из вас. Бригада не одеяло. За себя скажу, я два месяца назад бросал пацанам на Карабасе. Конкретно Корейчику. Кто из вас, когда, помогал пацанам, тем, кто не с нами? Точка у вас? А пацанам она отметилась?
Администратор ушёл, четверо молчали. Из кафе вышел охранник Эльдар и закурил в сторонке. Вышли Лика и Марина за ним.
Виндергольд жестом отодвинул борца, тот посторонился. Виндергольд вроде бы прошёл дальше, но развернулся, и спросил:
 - У тебя ещё есть ещё вопросы? Но учти: дальше бригаду забудь, дальше – раз на раз, кто трус тот - ловелас. У тебя есть вопросы? У кого-то есть ко мне претензии? Тихо будь. – посоветовал он борцу, - или, - пошли. Все молчали. У двери он вспыхнул: -  так люди не живут, раззадорил ты меня Кореец. Всё правильно ты сделал... Но мне бы с Родей щас тут, понимаешь? Не «Сударь, извольте»… Это же козлизм. О чем вы? Зачем? Ща я приду Марина, зайди, замёрзнешь. Ещё пояснить? Херня какая то…
  - Чё ты психуешь, не пойму. – отмахнулся Кореец, - «На раз» его правильно дёрнул. А молотить их - не промолотить, пятнадцать человек приедет, двадцать. Что прикажешь дружину собирать или пистолет покупать? Они сюда всей секцией могут ездить. Сначала нам «боссоту» студентов с аула отправят, (тем делать нечего, у них кроме общаг, съёмных хат, и отсутствия денег, ничего нет, они крутыми хотят стать), а потом по важнее отморозков... 
- Каких таких «важных отморозков»? – расскажи мне, -  попросил Виндергольд, - да я бы сейчас с удовольствием на этого Конурова посмотрел, кто он там: борец-боксёр-тренер по кикбоксингу? Откуда они? С Майкудука, Прихана, Караганда большая, даже не спросили… Вот ты понимаешь: я к Конурову, никого не посылал, и жизни его не учил… Сейчас бы по-хорошему, двоих высадить из их девятки сраной, взять бригадира этого, за холку, калхомана, этого жирного, (он мне угрожает!), администратора за ухо вывести, и поехать к этому самому Конурову…  Думаешь там Кинг-конг трёхметровый?  Ты меня знаешь, я девять драк из десяти выигрывал, а каждую десятую - готов был повторить. Выйдет, к нам, наверное, да: - упругий, кожаный, серьёзный, или: тупой, кривоногий, но один куй -спортик злобный, с набитыми кулаками. Есть у меня сомнение: он будет мне хамить, и я ему носик сделаю – симпатичный, как пятачок у поросёнка.  …Ну а уж если он - тот, «десятый», - так я себя хоть просто мужиком буду чувствовать. И в любом случае правым. Ломать его пехоту об колено! У меня нет родственников, как у тебя на зоне, пацанов там… Вот из уважения к тебе съездили мы тогда с Родей, покидали, потому, что ты просил…
  - Правильно сделали, - заметил Кореец, - это нам щитово теперь.
  - Похеру мне на твоё считалово. Понимаешь? - Если твой родственник, Корейчик, которому я твои кульки кидал, завтра выйдет, и станет указывать, что мне можно, я его тоже пошлю для начала. Я не на зоне и быть там не собираюсь. Тьфу-тьфу…
 Девушек за столиком не оказалось, они танцевали самозабвенно, взгляды бросала каждая каждому, красноречивые, но идти не торопились, раскрепощённые, такие, независимые... Виндергольд с Корейцем выпили, помолчали, недосказанность не отпускала, разлили ещё:
- Понимаешь, Кора, вот начистоту, - Виндергольд положил свою крупную ладонь ребром на стол, - надо мне тебе сказать… Вот ты стоишь, не бежишь, готовый… Но ты стоишь на полшага назад. Мы не на одной линии стоим. Ты начинаешь ещё разговаривать… Ну, по делу, хорошо... Но был бы тут Родя… Мы бы их размотали сразу, как только они нарисовались, и рот окрыли! И всё. Они первый ход сделали, мы – ответный. Привет Конурову!  Родя бы на полшага впереди стоял. …Ты начинаешь: разговаривать, буксовать, гарцевать как на ринге, уворачиваться, подсечки твои любимые. Ты не бежишь, нет, мы тебя за спиной чувствуем, ты тут, но ты и не тянешь… Иса, художник, даже вперёд кидается, как в омут с головой, машет руками и ногами во все стороны, как вертолёт, но - машет. Как Родя говорит, дали бы ему кисточки, изрисовал бы всех… Но ты же кабан опытный, как панда, как медведь, цирковой только… Ты и так, и так можешь. И в присядку и вокруг, и на велосипеде... С борцом ты борешься, с боксёром – боксируешь, с каратистом, - тоже хорошо, - вот тебе получай мамашей гирей в голову. По ногам ногами - больно бьёшь, (я помню, как газонокосилкой рубишь, три раза меня тогда на пляже, на жопу посадил. )….   
  - Маваши, - поправил Кореец
  - Не спорю, пусть так, но зачем эти телодвижения?  Ты же только килограмм на пятнадцать-двадцать легче меня? Девяносто весишь?
  - Девяносто вешу, - признался Кореец, - девяносто пять уже было как-то… 
  - Ну, вот… А Родя - восемьдесят. Рост у вас одинаковый. Родя любого борца головой так бьёт, - они как груши у него сыпяться, и, не только борцов. Пока не сцепились скольких он ногами поломал! Видать сразу - футболист жёсткий был. И он - пинает, без твоих па. «Мамаш» и прочего, эффектного… У тебя будка шире моей в два раза, Родя говорит, что если бы ты головой работал – мог бы двери ломать, почему кстати ты не…
  - Ну если есть необходимость, почему нет, - согласился Кореец, и признался, - было: шланг один напирать начал в институте, ну тукнул его башней в подбородок, он и уснул… На ринге один грязный попался, бровь мне рассёк башкой два раза у канатов, я потом так в клинч пошёл, - его на носилках унесли... Меня дисквалифицировали, а я выигрывал, за полуфинал тогда….
  - Хер, на тот полуфинал, обрати внимание, опять у тебя: выигрывал… Тебе башку что ли обязательно разбить два раза, что б ты включился. Вот у тебя - конкретные «финалисты» приехали…
  - Да брось ты. – оборвал его Кореец, - ты с армии пришёл кого-то боялся? Эти в нас дядек увидели, не алкашей буровящих, ты ещё в белой рубашке, вот и стопорнулись, с уважухи. А когда имена, аргументы услышали, смекнули, а зачем им это? Если б они равных ровесников увидели, они бы молча пошли, даже в нас четверых. Их как погулять выпустили, не битых… Иса к слову, недолбогрёб, как вы с Родей - в жопу ужаленные, чуть что, так не кидается…
  - Да?
  - Да.
  - Ну всё равно, - менее уверенно продолжил Виндергольд, - скажу честно, за что думать начал, что б недомолвок не было.  Если мне между тобой и Родей выбирать, не дай Бог, я на тебя не поставлю. – Выдохнул Виндергольд и насупился.
Пришли девушки, выпили сока, сказали, что они сейчас, и ушли.
 - Ничего хитрого не сказал, - успокоил его Кореец, - выдыхай бобёр, давай выпьем, - не хитрого, не умного, не разумного.
  - Почему это?
  - Ты упрощаешь всё. Ты меня и Родю, сравниваешь сейчас, или друг против друга ставишь. А за нами кто? Представь, что за мной мои родственики. Много шансов у Роди? Погоди, не возмущайся, усложняем задачу: (ты ж у нас первый, и по факту, слон бешённый, без базара), тебя ставим вместо Роди. В ту же задачу. На кого ставить изволите? Забегая вперёд, отвечу за себя…
  - Не, не, погоди, Кора, давай ставим за тебя, - предложил Виндергольд, - твоего Корейчика дядю авторитетного…
  - Не, тут ты пройдёшь аки по суху, - не согласился Кореец, - он сам за себя разгребёт. Корейчик старший тоже сидит, а вот дочь его Тоню, ты её видел у меня дома, когда посылку паковали... Потом мы поехали все, она официальную дачку передавала, младшему, брату, пока мы «подарки» с сетки бросали. Её за меня поставим. Так легче? Она не ребёнок, младше ненамного, дальняя троюродная сестра, всего лишь. Муж у неё инженер-электрик на шахте, щуплый такой, не пил он, ты ещё сказал на казаха больше похож… Никакая: спокойная, простая, ни красавица, ни уродина. Дальняя моя родственница. Что скажешь Золотой? Родю вычёркиваем, с обсуждения, боец агрессивный, но это может его подвести. Его за тебя поставим! За мной Антонина Кан, за тобой Родимов Сергей. Ты сам на себя все деньги поставишь? Уверен, что пройдёшь не споткнёшься?  Твои пятнадцать килограмм и сантиметров – аргумент очень серьёзный, но до поры. Пока точно в челюсть не пробью, тогда любая битка валиться. У тебя крепкая челюсть, броня лобовая. Но если ты мне за рукав зацепиться дашь, ноги у тебя выше головы взлететь могут.
  …- Вот есть в вас в корейцах, что-то не русское. – заключил Виндергольд. -  Правильно Родя говорит: «так млять повернёт, как еврей, - дураком ещё и должным оставит» Вроде за мной свой Родя, (хороший такой, восемьдесят кило), за ним Тоня – сорок килограмм, и я уже сам за вас переживаю, как вы против нас будете? Может помочь чем? Давай Родю за Тоню завтра отмудохаем? Вот он удивиться!
Они выпили, Виндергольд заключил: 
  - Короче, ты меня услышал, я тебя понял, примерно так и думал, даже легче стало.
  - Нефига ты не понял опять, - эмоционально махнул рукой Кореец, - ты и книжки так читаешь, только слова видишь складные. И жизнь красивую в девятнадцатом веке. Вот смотри, пока мы тут с тобой сантиметрами меряемся, кто больше викинг, представь: этот не хороший человек, сейчас нервничает и искажает факты: названивает хозяевам, Конурову, этому, и, истерит. Типа: если мы не зарекомендуем себя, сразу местным не дадим понять, кто тут хозяин, мы так и будем наливайками с алкашамми работать, и т.д. И уже летят сюда две, а то и три, девятки набитые спортиками так, что до асфальта проседают, с чёткими инструкциями: слушать не кого не надо, ложить по тяжёлому, ваше дело отработать, а они, (то есть мы), пусть предъявят потом. Если смогут. Потом, после того как нас вытащат, и, за кафе, ногами в асфальт втопчут, так, что мы недели три будем дома лежать, или, ещё хуже на больничке.
  - И что ты предлагаешь? - озадачился Виндергольд.
  - Во-первых, если какой коллектив нарисуется, из кафе поговорить не выходим. Своими ногами не идём. Если что - тут начинаем. Скорее менты приедут, тут такой визг поднимется… Но и они должны быть не идиоты, этот проследит, чтобы в кафе людей не распугать. Но ты уже «раз-на-раз» никуда не идёшь. Это понятно?
  - Мда. Тут ты прав. Я во ВТУЗе вышел с одним из общаги, а их там десять. Минут пять держался, с полчаса потом в кустах лежал, и три недели на пары не ходил, пока фингалы не сошли. Этот документы забрал, перевелся куда-то, а родственников его по аулам искать...
   - Пообщаемся, сколько успею…
Виндергольд размышлял недолго, над смоделированной задачей:
   - Согласен, но и мне не мешай. Если всё будет развиваться именно так, я им пообещаю выйти, попрошу счёт. А как успокоятся, выйдут ждать, зайду к нашему администратору-новатору. Поясню почему он работать не тут будет, зря старался. Можно сказать,: «сгорел на работе». В первый день, по неосторожности. Ну не может ведь человек без зубов администратором работать. Или с финиками, тоже не этично.
  - Этим ты только руки им развяжешь, скажут своего выручали.
  - А я скажу, этот зверёк хитрый первый меня покусал в кабинете. Заманил и избил. Если они приедут побои, то у меня будут гарантированно.
  - Это пиковый вариант. К тому расчёсывал, что из-за каждого ушлёпка, мелочи, не надо ва-банк идти. Для чего я тебе аллегории проводил, кто за мной, кто за тобой…
  - Точно, ну их на куй, пусть они лучше про нас думают. Идут наши довольные аллегории. Давай следующую смоделируем ситуацию: за мной Марина, за тобой Лика. Что дальше?
  - Давай лучше «под».
  - Нельзя так думать и разговаривать.
Сели девушки за стол, все выпили,
  - Лика, страшный у тебя друг. – заявил Виндергольд, - истории моделирует, страшный человек…
  - Я думала это твой друг. А в каком месте он страшный?
  - Вы все корейцы что ли такие, всё вам конкретизировать надо…
   - Пьяный немец, хуже монгола-татарина, - шептал Лике Кореец, - не обижайся, это мы про своё…
  - Так ты немец! –услышала восхитилась Марина
  - А что? –осведомился Виндергольд
  - Ну как бы у меня фамилия Рефшнейдер, - поделилась Марина, - не украинская… хотя по маме я украинка – Бойко.
  - Я тоже по маме не кореец, Вдовиченко, - признался Виндергольд, а по маминой маме, моей бабушке, в девичестве она была Неежкаша. Вы чего примолкли, вам и сказать не чего: Кан, Тен, Пак, Цой?
  - Какие-то два слесарных инструмента встретились, и обзываются, - объяснил Кореец Лике, - не обращай внимания.
  - Мне всё равно, я-то то же не чистокровная, и что?
  - Ничего, - согласился Кореец, не в Корее живём, - просто наш малыш сегодня не побил никого, капризничает.
  - От ты бачь, кака падла, Маришка, - заговорил Виндергольд, - и вроде, и человек хороший, ситуации различные предполагает и моделирует, и прямым в челюсть любую битку ложит! Коммерсант! И между строк читает, и пацаны за него с зоны ответят, и, - острослов ведь!
- Тебя чего-то несёт, - возмутился Кореец, - как Гитлера в тридцать девятом, всё собрал, барбороса?
  - Чего вы правда такие, ещё поругайтесь, - остановила Марина, - то куда-то ушли и стоят, стоят с этими гопниками, вы сами кто?
  - Вот к ним, Марина, простите, как ваше отчество? – осведомился Виндергольд, - Очень приятно, Марина Сергеевна, спешу вас заверить, мы оба, никакого отношения не имеем. Я ручаюсь за своего друга, и могу рекомендовать его вам только с лучшей стороны. Приношу свои извинения, если в чём-то мой… карамболь, задел ваши чувства.
  - ну, не «карамболь», это точно, - задумался Кореец, сразу не вспоинил «каламбур», но подтвердил, - мы сами по себе… Скажите, Лика а как ваше отчество? Я тоже, пусть с запозданием, приношу вам свои извинения. Повторюсь, Лика Георгиевна, за некоторый фривольный тон, этого больше не повториться.
  - Куда мы попали Марина? – Лика смотрела на Корейца и глаза её пылали.
  - Лика я сама в шоке, мой шо-то сказал по францзуски? Потом твой,  – Марина взяла противоположную ноту, - Если вы не сделаете нам танцы мы опять пойдём танцевать эту кадриль…
 - Кореец, реши вопрос, а?  с этой лабудой, давит уши…
Кореец встал и пошёл заказывать медленный танец. Потом они танцевали и целовались. Потом ещё и ещё. Пока Кореец не напомнил:
  - Братан вам надо отваливаться, время.
  - А ты?
  - Полчаса осталось, валите.
  - Пошлите вместе, а?
  - А что потом мы им скажем: «Вы спите мы пойдём? Вы идите нам надо?» Так нельзя. У тебя, вас, два часа.
 Сергей Виндергольд и Марина Рефшнейдер пошли по улице Димитрова вверх, провожая их взглядом Лика предложила: пошли ко мне, я вон в том доме живу, мама уже спит, только тихо, уйдёшь через час…
  Они прошли мимо той лавочки с урной, мимо памятника неизвестному солдату, знакомясь ещё раз и узнавая подробности друг о друге.
Сергей подумал о том, что все последние пять часов он гнал от себя тревожные мысли, стараясь не разбирать их природу и не тревожиться о предстоящем, отвлекаясь на происходящее, и ему это удаётся. 
- Почему огонь не горит? – спросила Лика, - кто за это отвечает? Я, когда была маленькая знала, что вечный огонь - это навсегда. Он же вечный…Ты думаешь кто виноват, что в городе перебои со светом, газом?
- Не знаю. Кто затеял. Да суки они, - согласился Сергей, - может костер разожжём?
- Ты что? Не надо, пошли.
- Почему? Самое время, – не согласился Кореец, - может у меня больше и случая не представиться хороший поступок совершить. Он начал собирать опавшие ветки, листья, - Как там нас учили: не жить, а гореть. Комсомольцы – беспокойные сердца.
- Это же хулиганство. Костёр самовольный не вечный огонь…
- Не вечный. Согласился Кореец, - на сколько хватит. Может задумаются. А может кто и после нас, веток подбросит… он уже чиркал зажигалкой.
  Как только пламя зашлось, Лика решительно утянула его в сторону шагов на десять от костра, со света.
- А нам ничего не будет?
- Как ничего не будет? Благодарность, теперь, наверное, объявят, как тимуровцам… Но это, если только поймают…

  Они целовались в тёмном подъезде, так, что поняли, надо остановиться. Она вырвалась и оттолкнула его. Подышали. Лика приложила палец к губам и достала ключи. Тихо открыла дверь, прислушалась. Дверь снаружи обшитая лакированной деревянной фигурной рейкой, внутри была обита черным кожзаменителем.  В квартире стояла тишина, свет от луны из окна падал на пол прихожей. Она ещё раз выразительно приложила палец к губам и переступила через порог. Постояла, вслушиваясь, сделала бесшумный шаг вперёд, поманила его за собой. Он скользнул за ней, Лика указала где встать, закрыла дверь. Сняла с себя длинную, приталенную болоньевую куртку, (молнию которой Сергей расстегнул ещё в подъезде), повесила её тут же на крючок вешалки. Размотала лёгкий сбившийся шёлковый шарф, определила его к куртке, расстегнула сапоги, сняла, поставила их тут же, переобулась в тапочки. Дверь в кухню была открыта, две других выкрашенных белой краской закрыты. Обычная двухкомнатная квартира. Сергей ждал дальнейших указаний. Жестами Лика показала ему что надо снять плащ и обувь. Не наклоняясь он стянул полуботинки, и уже держал в руках плащ. Она улыбнулась. Пальцем она показала на дверь рядом, и дала понять, что обувь ему нужно взять с собой в комнату. Он легонько толкнул дверь, вошёл, она подтолкнула его, включила ему свет, и ушла, закрывая дверь. Он осмотрелся: тахта или разложенный диван, с аккуратно заправленным покрывалом кофейного цвета до пола, прямо, в углу, напротив двери. Полированный стол со стеклом на столешнице, под стеклом каких картинок только нет. Полки, шкаф, кресло и что наподобие серванта по левую руку. Ковёр на полу. Не задёрнутые неопределённого цвета шторы, тюль, окно. Сергей с сомнением опустил свои полуботинки на пол, устроил плащ на трюмо. Много фотографий с Ликой везде: в серванте, на полках, под стеклом. Лика в школе – белый фартук, красный галстук. Лика с подругами, очевидно с родственниками – старшими и младшими. Лика улыбалась хорошо, искренне. Он рассматривал её от маленькой, до сегодняшнего дня с интересом. Вот школа, класс второй-третий – без галстука, в столовой. Вот уже с галстуком, с комсомольским значком, весёлая компания девочек с мальчиками. Судя по всему, она была общительным человеком. Он даже не заметил, как она вошла. «Ты чай будешь?» «Конечно», - он попытался притянуть её к себе, она вывернулась, и опять ушла.  Он сел на покрывало. Осматривал стены с фотографиями, ждал. Она пришла неподступная, с двумя чашками. «Можно мне руки вымыть» – шёпотом спросил он. «Пойдём, только быстро и тихо» - напомнила она у двери. «Вас понял, - прошептал Сергей, - разрешите выполнять? Заверил: «быстро и тихо – моё кредо. Мы как разведчики. Ты раз – первая, я раз – второй».  Лика стукнула его по спине, и отвела в крошечный, совмещённый санузел, выложенный розовой, белой и голубой кафельной плиткой. Озираясь на другую закрытую дверь Сергей шепнул: «Первый… Прикрой меня, пять минут…». Лика села в кухне на табурет, прикрывать. Когда он приоткрыл дверь, прежде чем выйти, то сначала заговорщицки посмотрел в щель, и когда она подошла, затребовал на ухо: «Первый доложите обстановку…» Лика вытащила его в коридор и жестом отчитала. Он положил одну ладонь на голову, а второй отдал ей честь. Получил в лоб, и, направление, заданное указательным пальцем.
Вера Ильинична проснулась от того что в комнате за стенкой тихо плакала дочь. Вот ещё новости: такого, что бы дочь плакала в подушку она не помнила. Она прислушалась, затем встала и пошла босиком в соседнюю комнату. В комнате у дочери она включила свет и оторопела. Дочь лежала на тахте по диагонали наполовину укрытая одеялом, с обнажённой спиной, головой к двери, спрятанной в подушку. Плечи её тряслись, она тихо с подвыванием, безудержно смеялась в подушку, изо всех сил прижимая её к лицу. Рядом с ней, по-турецки поджав ноги, тоже укрытый до пояса, сидел здоровый мужик, и наклонившись что-то шептал Лике на ухо. Мужик разжмурился и оторопев уставился на женщину, Лика подняла голову от подушки. «Обхохочешся» - подтвердила Вера Лике. Выключила свет и вышла из комнаты закрыв дверь.   
  Заворачиваясь в одеяло Вера Ильинична рассуждала: «…Утром я ей устрою. Потанцевать она пошла. И домой привела! Ну двадцать четыре года! У меня она уже была. Конечно ей надо замуж. …Нашла себе борова. Но этот хоть наш. «…И смеётся и хохочет, будто кто её щекочет…» - Вера Андреевна улыбнулась, и искренне вздохнула: Дай Бог что б у них было всё по серьёзному...»
  В комнате Сергей успокаивал Лику как мог. Она расстроилась, замкнулась, одела на себя ночнушку, стёрла косметику, и явно ждала, когда он уйдёт.
  - Ну перестань, - в очередной раз попросил Сергей.
  - Да что перестань, такая необходимость прям была… Тебе что: ты пошёл, и нет тебя больше… Так спалиться. Ладно иди. Всё. Можно было хоть её не будить, не расстраивать. С первым встречным.
  - Ну, я, по-моему, может и встречный, но не первый. Ты не восьмиклассница. И почему нет меня? Хочешь я завтра приду, только это, наверное, не удобно, теперь... Когда скажешь - тогда и приду.  Если скажешь – сама смотри.
  - Ты честно?
  - Да.
  …- Приходи завтра, сегодня вечером. Я ей утром скажу, что давно тебя знаю, с лета мы встречаемся, хорошо?  Просто не было повода вас познакомить, и вечером ты придёшь. Посидим в комнате.  Ну, подыграй мне здесь, будь другом. – попросила Лика.
  - Буду, - пообещал Сергей.
У двери Лика осторожно его поцеловала. Он, так же осторожно, прижал её правой к себе.
Сергей вышел из подъезда на улицу, закурил, затянул пояс плаща в узел, засунул руки в карманы, и легко зашагал через не знакомый ему двор, на улицу Ленина, скорей поймать тачку. Прожитое торжествовало в нём. Лика такая хорошая… А гибкая какая. А… Он ещё раз посмотрел на часы под фонарём. Обещание по времени, данное Виндергольду, он выполнил с лихвой, и теперь необходимо было поторапливаться.
Виндергольда он застал в благодушном настроении. Выяснилось, он сам только что пришёл, провожал Марину. Они поставили вариться картошку, послушали музыку. Закуривая на балконе Кореец обратил внимание на стопку журналов под пустыми стеклянными банками. Одновременно, громко, вслух, с выражением, почитали стихи из журнала «Уральский следопыт». Обратили внимание, что не все авторы одинаково нравятся соседям. А может им из-за музыки плохо слышно, - предположил Кореец, - или наоборот, - больше музыка нравится. Сделали по громче.
- Вот эта как тебе концовка: «А звездолёты последние, Дымом окутают трон…» -  фантастика какая-то…
- Стиховая?
- Уральская. - уточнил Кореец, - Это автор из Нижнего Тагила прислал в редакцию…
 Дождались более бурной реакции соседей, решили сворачивать концерт, поели картошки с солью, и принялись собираться.

 

Часть 3
107 Аптека.
   За дверью, в коридоре, Нора гнала Александра с кухни. 
- Расселся, завтра рабочий день, он опять сидит, от холодильника не отходит.
- Так мне ж не на работу – не собирался дислоцироваться Александр.
- А пора бы уже и устроиться, - резонно замечала Нора Ильинична, - третий месяц тут живём. Вы так и дальше будете через день квасить?
- Да тихо что ты орёшь, - шипел Александр, - спят же…
- Да не спят они ещё, - игнорировала Нора, - ты давай завязывай, и с ним, и сам на сам, хват, хватит!
Сергей с Ликой действительно ещё не спали, лежали в постели.
 - Если родиться дочь, назовём её в честь мамы-бабушки - Вера, - предложила Лика.
-… Да.
-  О чем ты думаешь? А твои не обидятся?    
Сергей даже не сразу понял, что она имела ввиду его родителей. 
- Ну или в честь друга твоего, если сын, хочешь …
- Посмотрим, - вставая, уклонился от разговора Сергей, - сейчас чего, рано об этом, -собираясь одеться и выйти, - пить охота, - объяснил он.
- А правда, как так случилось, - в темноте блеснули глаза Лики, - тебя мама только увидела, а я твоих друзей только мельком запомнила, и их не стало… Как перед смертью, мелькнули, и всё…
- Бывает значит так, – просто согласился Сергей, выходя из комнаты.
   Как-то так получилось, что он переехал к Лике, и их свадьба воспринималась всеми как нечто само-собой разумеющееся. Нора с Александром на какое-то время решили остаться что бы помочь Лике с похоронами, приглядеть за всем, ей помочь, и, прижились. Город им понравился, захотели переехать. Нора уже устроилась на новую работу. 
   Особых мыслей по поводу своего будущего у Сергея не было. Будет рождение ребёнка. Будет свадьба, (ну не свадьба, - вечер, тихий, понятно без торжества), дома у Лики. Будет дальше какая-то жизнь. Пока Виндергольд не объявится всё довольно ясно на ближайшее время. Нужны деньги, они есть, даже не плохие. После института Сергей работать не пошёл, «разбрасывал» всё что продаётся, больше спирт, разный алкоголь, шоколад и сигареты по ларькам. Тут всё понятно. А вот что он может сделать, чтобы прояснить ситуацию или как-то обезопасить её, он не знал. Ждать, надеяться. «Бояться не надо любого исхода, главное оставаться человеком» – это ему внушили в КПЗ. Непреложность утверждения не вызывала сомнений. Трудно как раз с главным.
   У Сергея родилась дочь, в честь бабушки её назвали Вера. Время и заботы сгладили думы невесёлые. Как то, у выпивох на базаре, Сергей долго присматривал и купил браконьерский «экран» для ловли рыбы - прямоугольной кусок нейлоновой сетки, намотанной на деревянный брусок, - вместо поплавков, а стальной прут, «десятка», - грузило. Брошенный вводу он раскрывался – (прут шел вниз, на дно, палка вверх), и сетка вставала экраном… На обеих концах прут закруглялся в два одинаковых колечка, чтобы меньше цепляться за дно. Рыбачить он не собирался, ему нужен был прут на щуп. Он собирался в подвал. Отступив от одного колечка с три четверти длины, ножовкой по металлу он разрезал прут «навскосую», получив два опасных острия сантиметра по три, заусенцы которых чуть тронул напильником… На одно остриё натянул обрезок кислородной трубки, второе вложил как в ножны туда же, соединив прут обратно. Наложил на трубку велосипедную спицу и прошёлся изолентой. Затем разобрал соединение, окунул кончик каждого острия в бутылку с подсолнечным маслом, и заново собрал. Намотал ещё изоленты. На ту же длину просто сломал палку-поплавок, («ну бывает со снастями»), тут ему больше нужна была короткая часть, - обмотанная лентой, вставленная в противоположное от острия колечко прута, она уже представляла собой рукоятку щупа и позволяла проворачивать его, облегчая вхождение в грунт. Все вместе по-прежнему оставалось обычным «экраном», каких десятки на озере, (ну чуть сломанным, и «подлеченным»). На него так же, как и раньше, можно было ловить рыбу…
 …Из чего сделать щуп, как его замаскировать, как нести вместе с лопаткой и удочками, чтоб это выглядело более-менее естественно, обдумывалось не один месяц. Но как объяснить, если его спросят, или кто-то увидит и задастся вопросом - почему он полез копать червей именно в этот подвал, а не там, где живёт, или где поближе?  Учитывая все последние события, это будет не только не логичным, но и самонадеянным поступком.  Громкое ограбление кассы цеха ЛПЦ2 так и не было раскрыто, хотя имелся определённый круг подозреваемых, в котором именно Сергей фигурировал с самого начала расследования дела. Такой рыбак, – «сам сел дурак», - размышлял Сергей.  Можно конечно, для отвода глаз, по другим подвалам порыться, даже на другой стороне города, но зачем «тигра за усы дёргать»? Тень на плетень наводить…  Озадачится кто, чего он зачастил по подвалам, только отдышался…  Разумного решения пока не находилось.  Не легко было то, что прикрыть его уже никто не мог, и права на ошибку не было. «Не можем мы больше ошибаться» - вел он диалог с Виндергольдом. И мысленно продолжал, из детства, мантру как в прятках: «…Топор, топор сиди как вор, и не выглядывай во двор…»  «Топор» не выглядывал, это крепко радовало, но с каждым месяцем неведения тоска становилась сильнее. Годовщина смертей гулко отозвалась в его сердце. Он понял, что надо лезть в подвал, пока не полез пьяный, хватит играть в конспирацию, хотя бы просто с проволокой залезть, потыкать землю, без лопаты… Но по-прежнему разумно медлил и осторожничал…
  Вариант с течение времени неожиданно представился сам собой. Приватизация шла полным ходом, на торги выставлялись предприятия общепита, торговли, ЖКХ и даже детские садики. То, что на торги выставлено помещение аптеки №107 в 17 доме 7 микрорайона, Сергей узнал из газеты.  Объявление шло в рамке после сводки криминальных новостей, которые он читал регулярно и внимательно. Лотов было порядка пятнадцати, были и интересные с коммерческой точки зрения, и просто «жирные»: продавалось здание того самого детского садика «Золотой ключик» с прилегающей территорией в том же микрорайоне, музыкальный салон в жилом доме, кафе «Берёзка», и, известный отдельно стоящий двухэтажный магазин «Одежда» в 5 микрорайоне.  Кому может понадобиться встроенное в жилой дом помещение аптеки, с жильцами сверху, без территории, (одна клумба на входе), с потрескавшимися деревянными рамами, за доисторическими решётками в клеточку? Дом на окраине, третий с краю... Это не «Одежда» в центре, и не кафе «Берёзка», ночник-бар там не устроишь, шмотками - не кому там торговать, ну не таблетками же люди серьёзные занимаются…  Мысли, не лишённые логики, говорили сами за себя.
  «Попробую торговать там сигаретами, продуктами, водкой… - объяснялся Сергей тем, кто интересовался.  «Потом продам, там в принципе четырёхкомнатная квартира…»  - рассуждал Кореец сам с собой. Стартовая цена была по силам, залог участия смехотворный. Взятку взяли, как с малоимущего… События развивались стремительно, решалось всё быстро. Чего не доставало занял у родственницы Антонины.
  Через месяц он открывал навесной замок выкрашенного суриком железного короба, откидывал косую железяку через дверь, пытался заткнуть сработавшую сигнализацию. Съехавшие в неизвестность сотрудники аптеки оставили несколько разорванных коробок различных пустых бланков, встроенные деревянные шкафы с тысячью выдвижных ящиков, белые витрины с целыми стеклами, склянки всех мастей, ещё коробки просроченных таблеток и порошков, и, пока не понятное, разукомплектованное, (видать списанное), оборудование назначение, которого непосвящённому человеку определить было сложно.
Он бывал в этой аптеке много раз по детству, с мамой, а потом и сам, как подрос покупал «аскорбинку» и «витаминки», и, когда был, дефицитный «Гематоген». Понятное дело, дальше торгового зала в семнадцать квадратных метров, (судя по паспорту помещения), он никогда не проходил. И вообще удивился тому, что у аптеки почти сто квадратов. Тут были еще комнаты под склад, лабораторию, (видать, где готовили лекарства), санузел, небольшое помещение не ясного предназначения, и кабинет заведующей. Аптека занимала весь торец пятиэтажки. Пытаясь сориентироваться по плану, и представляя, что под ним в подвале, он вдруг был испуган до дрожи топотом, криком, и формой одежды:
- Руки вверх, стоять!
Такого поворота, что за ним придут так, он никак не ожидал. Выяснилось: на сработавшую сигнализацию, вневедомственная охрана, (ничего не ведавшая про аукцион и приватизацию), отправила на задержание наряд патрульно-постовой службы.
- Вы так до инфаркта доведёте… - после того как всё объяснилось, признался Сергей любопытному, и очень разговорчивому, сержанту похожему на Сабакевича. Он по чему-то казался знакомым, или, и правда им был, потому что вел себя не только запросто, но и запанибратски.  Второй постарше, казах, молчал, и в молчании его тоже было что-то знакомое… Пришёл ещё и щегол водитель, с чистыми лычками, и начал с интересом ходить из комнаты в комнату.
- Ты куда пошёл? – властно остановил его перемещения Сергей.
- А чё? –спросил тот.
- Частная собственность, - отрезал Сергей.
- Щас ещё вневедомственники припруться, - сливки снимать, - радостно сообщил «Сабакевич», - машины у них не было, будешь ещё им объяснять, про собственность… И за сколько ты взял?
- За деньги. На выход. – махнул Сергей планом в руке.
- И как тебе продали, - мебель то государственная,- ввернул водитель, - ты её сдавать будешь?
- Сдам конечно, - согласился Сергей, - на мусорку, или на дрова…
- Оборзели коммерсанты, - констатировал юноша, - слышь Ильнурыч,- обратился он к молчаливому сержанту постарше,-  а ты говоришь придет время, - за всё ответят.
- За каждую скрепку ответят, – подтвердил Ильнурыч глядя в глаза Сергею.
На полу валялась рассыпанная коробка скрепок. В аптеку ввалились ещё три тела в форме, все пред пенсионного возраста.
  - Видал, - обрадовался Сабакевич диалогу,- Ильнурыч партбилет не сдавал, да и эти наверное берегут...
«Эти» поздоровались с ДПСниками, осведомились: «Этот?» и сразу обалдели от того что «этот» успел видимо разгромить и вынести всю аптеку.
  - Нихера себе …
  - Этот, - подтвердил довольный сержант, - только не тот. Коммерсант. Купил.
Небольшой диалог привёл в уныние последних прибывших.
  -Не будет премии? –понял один вневедомственник.
Тут зашли ещё трое: один в форме капитана милиции, за ним двое моложе Сергея, внимательные.  Выяснилось это новый участковый, курсировал по микрорайону с двумя «внештатниками». Заинтересовавшись появлением двух спец машин, поспешил узнать в чём дело. После краткого разъяснения формы приватизации государственного имущества, последовали многочисленные предложения и прения сторон, по улучшению этой самой формы.
  - Всех к стенке. – предложил упитанный представитель вневедомственной охраны, - Ни водки, ни сахара нет, дешевого… Всё втридорога, тлять, а эти - аптеки покупают…
  Участковый решил показать своим внештатным сотрудникам, что он тоже не лыком шит, и долго рассматривал документы из БТИ, поворачивая план помещения в разные стороны, задавая наводящие вопросы, которые видимо должны были испугать Сергея, или уж по крайней мере вынудить его относиться к участковому с почтением.  Закончил он свои нелепые вопросы о дате аукциона, прописке Сергея, месте проживания, и как бы вскользь, козырем закончил:  «Можем закрыть до выяснения». При этом уже смотрел Сергею в глаза, бумаги перебирать бросил.
  - Чего - выяснения, - полюбопытствовал Сергей.
  - Всех обстоятельств дела. – выпрямился участковый.
  - Какого? – уточнил Сергей, - дела? Ты про нехватку сахара в стране? Так я потом напишу на имя, (он назвал фамилию областного прокурора), «о превышении полномочий», в присутствии свидетелей из органов патрульно-постовой службы, и вневедомственной охраны… Тут участковый выпрямился ещё сильнее, даже внештатники «подравнялись». Игнорируя тихий вопрос участкового, «какого превышения?», Сергей продолжил:
  - тут до тебя Морев работал лет десять, он так не наворачивал, может потому и проработал так долго... Я местный, а не откуда-то из деревни приехал, и документы у меня в полном порядке, выданные администрацией города. Ещё вопросы?
  - За ложный вызов кто отвечать будет?  встрепенулся худощавый прапорщик из вневедомственной охраны, похожий на Чапая в фуражке.
  - Я вас не вызывал.
  -  У тебя сработало.
  - Это у вас там чёт сработало…
  - Я рапорт напишу, пиши о снятии объекта с пульта.
  -  Кто писал о постановке, тот пусть и пишет о снятии. Все вопросы к администрации города.
Ситуацию разрядила появившаяся бабушка:
- Работает аптека?  И её абсолютно не смутил слаженный ответ присутствующих, - А когда будет работать?
  - После перестройки, - мрачно ответил «упитанный», и все направились к выходу.
Проводив всех взглядом, она вновь осведомилась:
  - Вообще никаких таблеток нет?
  -… Какие-то есть – усмехнулся Сергей, - просроченные.
  -  Почём?
  - Зачем? - В тон ей озадачился Сергей.
  - А вдруг никаких не будет, - резонно заметила старушка, - как в войну. Соли уже нет.
  - Как нет,- удивился Сергей, - чего вы выдумываете, всё есть…
  - Ага, раньше полки от этой соли ломились, а сейчас выставят по одной пачке, и ценник на пачку, и не поймёшь, сколько её у них, есть запас или нету… Какие таблетки у тебя?
Сергей сходил на склад где видел упаковки, взял несколько лент.
  - «Мукалтин» вот и «Цитрамон»
  - Почём?
  - Эти просроченные, это бесплатно, пока не купите новые, - Сергей вручил таблетки старушке, пытаясь выпроводить её за дверь.
  - Это в одни руки?
  - В одни, - пришлось подтвердить Сергею
  - А когда новые будут?
Тут зазвонил телефон и Сергей выразительным жестом, не терпящим пререканий, указал бабушке в проём двери, а сам пошёл искать аппарат по звуку. Тот оказался заваленным картоном на полу. Когда он снял трубку в трубки уже шли гудки… Он сел на стол и закурил. Видать тумбочка, на которой стоял аппарат, представляла интерес, а допотопный стол нет. И про новенький телефонный аппарат красного цвета забыли. В тишине Сергей почувствовал чьё-то присутствие.  Он прислушался и понял, что не ошибся - кто-то осторожно, мягко ступает по разбросанной бумаге на полу в коридоре.  Сергей спрыгнул со стола решительно собираясь покончить с посетителями… Вошедший понял, что его обнаружили и зашоркал. Как будто до этого и не пытался как можно дольше оставаться в тишине не замеченным. Тут же раздался его голос: - А Солутанчика у вас не осталось? Голос был с прищуром - не приятным, знакомым, и настораживающим…  В три шага по коридору Сергей понял, кого увидит.  Миккимаус средний стоял в вполоборота к нему посреди торгового зала и озирался неторопливо, спокойно ощупывая взглядом пол, витрины, окна…
- Нет тут солутанчика, - сказал Сергей.
Микки игнорировал ответ на свой вопрос и задал следующий.
  - А чё за кипеж тут был: менты, участковый с шестёрками… - он продолжал осматриваться, не поворачиваясь к Сергею, понимая, что его сейчас выпроводят, а он хотел располагать каким-то временем ешё… Когда он увидел Сергея, и узнал его, то как обрадовался:
  - Здравствуй фраерок.
  - Здравствуй фраерок, - кивком поприветствовал и его Сергей точно так же.
Микки переменился в лице.
  - Своими словами разговаривай, фраерок, за мной не повторяй, - вкрадчиво улыбаясь, собрался вещать Микки в привычной ему поучительной манере, - накажу…
  - На выход, - отрезал Сергей, - там расскажешь.
   - Не указывай мне узкоглазый, не указывай – Микки и не двинулся с места, - где мне быть, что мне делать…
Сергей двинулся вперёд, Микки даже в лице не переменился, только изменил интонацию.
  - Руки. Руки!
Сергей взяв Микки за рукав тертого пиджака выше предплечья пару раз качнул его в стороны и не отпустил. Микки пошатнулся,
  - Руки, фраерок, - напомнил он Сергею.
  - Сейчас про ноги начнёшь, - пообещал Сергей, отступая на шаг для замаха. И напомнил:   – На выход, сам, ножками шевели, или я тебя выкину.
  - А с каких делов ты тут определяешь? – начавший шевелиться Микки к выходу снова замер.
  - Моя аптека.
  - С каких делов твоя аптека? Ты поясни.
  - Пояснять тебе я не обязан.
  - Вы братика моего убили. Ты ещё не ответил. Обязан, и ответишь, фраерок, обещаю тебе…
  - Вату эту катать не намерен. – отрезал Кореец, и мотанул Микки к тамбуру.  - Выйдешь или помочь?
  - Бакланкой не пугай меня фраерок, не пугай, отвечать придётся.
  - Работает что ли аптека? - в открытой настежь двери появилась женщина с соседнего дома, - вы что тут обнимаетесь, а?
  - Не, не работает, - ответил ей Сергей, - провожаю…
Сергей почувствовал что-то острое у бока, понял-увидел остриё шила, торчащее из кармана пиджака Микки, перехватил руку, рванул от себя, ударил прямым.
  - Ох и фартовый ты фраерок, прохрипел весело Микки., - ох фартовый, думал сделаю тебе дырочку в бочине, посвистишь…
  - Зачем ты его бьёшь!? – возмутилась женщина, - он и так помрёт скоро, туберкулёзник, не бей его!
Сергей вытащил руку с шилом Н из пиджака, и ударил по запястью. Обычное канцелярское шило с узкой пластиковой рукояткой и тонким лезвием сантиметров семь-восемь упало на пол.
  - Я сейчас милицию позову, - испугалась женщина, - вы что?!
  - Не, не надо мусорков, иди, мы уже поговорили… - заверил её доброжелательно Микки., и, дождавшись, когда она спустилась с бетонных ступенек повторил Сергею, - ох и фартовый… Ну, будет и мой фарт, а не чаял я тебя здесь увидеть! Как хорошо получалось,      - я бы сам к мусоркам сходил, пояснил бы, зашёл в аптеку а там поранился парнишка шилом и лежит…  Это если бы меня кто на выходе увидел… От курица!  От фарт тебе пришел! Ладно, поглядим ещё за тобой, гулей, пока гулей…  Н наклонился за шилом. Сергей пнул его по руке, а потом по шилу. Это Микки не расстроило.
  - ладно, у меня знаешь, как? - в одном пиджаке шила, а в другом опаска, - два пиджачка есть… Микки деловито отряхивался, - А шило то оставь себе, раз понравилось, восемнадцать копеек стоит в «Старте». Ещё куплю, даже два теперь… Ох свезло тебе… Ну, оглядывайся…
Сергей выдохнул и прищурился:
  - Чё ты распелся тут, волк тряпошный, «братика убили»… Гавнял бы ты меньше - жил бы он  дольше, без твоих учений… «Оглядывайся!», я год ходил и не оглядывался, и из города никуда не уезжал, и хотел бы ты меня найти – нашёл бы. Да закрыта аптека! - сорвался Сергей на женщин принявшихся подниматься по ступенькам, и притянул к себе Микки  - Может расскажешь братве, как мы в одной камере оказывались, что ты мне там обещал? Тебе то, что менты обещали, что б я ночами не спал, а? Сука ты не страшная, у тебя там духа не хватило, - знал, что сгниёшь на зоне тогда, без солутанчика. Про шило тоже – Виталику бы своему рассказывал на том свете, после того как ты бы меня раз только уколол, у меня бы ещё сил хватило, как у Роди, тебя им так истыкать, что и съесть его заставить.  И смотри, падла, что я точно сделаю, если узнаю, что ты воду вокруг меня мутишь. Мараться не стану, найму бакланов не местных – ползать будешь. Деньги у меня есть. Это мне не дорого обойдётся. Сам знаешь, за десять палок, актауские или саранские, прочную тёмную устроят по заказу. Чеши отсюда.
Одна из женщин крутила пальцем у виска, они ещё долго оглядывались, а Кореец и Микки смотрели друг на друга с ненавистью.
  - Свидимся ещё, - не в последний раз... – обронил Микки, уже не твёрдо спускаясь по ступенькам, видно такой ярости от Сергея он не ожидал, и понял, что куражиться, а уж тем более «спрашивать» тут не только не получиться, но и…
  - На деревянной каталке ездить будешь, с подшипниками,- я тебе пообещал, - напомнил Сергей.
  - Один баклан добакланился, землю кушает, и ты не радуйся, - прошипел Микки себе под нос, оглядываясь на Сергея
Сергей, уже собиравшийся закрыть дверь, задержался. Сказанное с блатным вывертом тихо, насторожило его. …Рядом с Родей с Виталиком, Микки  не было. Это точно. Или? Щеглов Виталиковых крутили серьёзно, они бы напели… А Микки шел, опираясь на палку не оглядываясь, обходя крыльцо аптеки, не поворачивая голову на Сергея, что-то шевеля губами себе, не разобрать… Сергей закрыл дверь на засов, задумался тут же. Что не так «кольнуло»?  Он стоял минуты три, потом понял - надо выдыхать. Походил, не нашёл ни одного стула. Опять сел на стол.
Надо затевать ремонт, и обоснованный ход в подвал открыт. Начать со стояков отопления и холодной воды, а дальше видно будет. Сергей отправился к слесарям, озадачил их для начала, оставил свой телефон. Вернулся и принялся наводить порядок, убирать мусор, проверять на дееспособность всё оставшееся от фармацевтов имущество.  Пока выносил явный хлам, раз пять докладывал местным жителям о том, что аптека не работает… Делов, конечно, тут выше крыше, хотя, в принципе, какие-никакие, витрины есть, места - хватает, надо открываться.
Зарегистрировавшись за неделю как частный предприниматель, он получил свидетельство ЧП и журнал учёта товара. Завёз товар, какой был, наименований двадцать, (занял одну витрину), нанял симпатичную девушку со двора в продавщицы. Торговля пошла. Объявились слесаря-сантехники. Оценили фронт работ, наговорили с три короба про дефицит материалов. После, довольные слесаря, продали ему какие-то задвижки, трубы разного диаметра,- («смотри какая стенка, - пятёрка, это котловая, без шва!»), какие-то сгоны, муфты, и, пропали. Вся эта амуниция лежала горой под окном у батареи в торговом зале месяц, удалось даже продать несколько вентилей, и одну задвижку, после чего он распорядился все мелкие детали, включая ворох пакли, (а её было столько, что подушку можно было набить), выложить на свободную витрину.
 Когда пришли хмурые сантехники, (два парламентёра), рассказали ему о гигантском проделанном объёме работ на микрорайоне, трудностях ненормированной рабочей недели, сложных взаимоотношениях с руководством, и бедственным материальным положением в семье, - «даже на сигареты нету!», Сергей велел Жене - продавщице, следующее. Достать бутылку водки, блок сигарет, запомнить этих людей, и всё это им не давать. Кроме пачки сигарет. Пока они стоят тут и что-то рассказывают. А вот как только эти словоохотливые люди, да со своими застенчивыми коллегами, (которые, кстати, брали аванс и наперли всю эту гору вторчермета), начнут выполнять свои обязательства, то выдай им ещё и на чебуреки…   
 - Я не говорю сейчас про канажку!- отрезал он, - Заканчиваем дискуссию. И до неё очередь дойдёт, понимаю что надо, но мне сейчас только чугунины не хватает в торговом зале. И покупать не стану: ни дефицитные косой тройник на сто, ни обязательную «ревизию».  Начинайте с того, о чём договаривались.  Время поспешных закупок прошло. Без-воз-врат-но.  - Даже сам к себе прислушался Сергей.  И, удачно взятую паузу, закончил печально, как в некрологе:
  -…Никогда уже не взять вам аванса в этом торговом заведении, ни бутылку в долг, ни пачку сигарет до завтра…
Тоска охватила присутствующих. Надеялась уже только Женя. Отметив это, Сергей, понял, что он идиот, и нужно было просто сказать, что людям делать, то есть очевидное. Так и закончил:
  - Действуйте! - окончательно утвердил он концовку монолога. – Вариантов других у вас нет. Очевидное отсутствие последних вынудило консолидироваться людей в промасленных спецовках по существу, и взяться за орудия производства, так, что весь подъезд содрогнулся от грохота выбиваемых из перекрытия стояков.  Дело стронулось с мёртвой точки. Блок сигарет являлся серьёзным аргументом. Две недели вдохновение слесарей не покидало их. Закончив одно, получив причитающееся, воодушевлённые сделанным, они, меняясь составом, советовали Сергею не останавливаться на достигнутом, а проплачивать ремонтные работы и дальше, реконструировать всё, что было в их силах. Сергей не возражал, - торговля процветала. Так, последовательно, в помещении аптеки, и под ней, в подвале, были заменены системы водоснабжения, канализации и отопления.  В определённый час, делегация в приподнятом настроении торжественно положила перед Сергеем связку штурвалов на стальной проволоке от задвижек подвала. 
  - Это мне зачем? – поинтересовался Сергей
Выяснилось, что местные сантехники с глубокой антипатией относятся к своим коллегам, как из аварийной службы, так и из любых сторонних организаций.
  - Концов потом не найдёшь, кто их посворачивал, кто-что перекрыл, и шток могут забить, и задвижки поменять могут… - объяснили ему, - Тебе бы вообще отгородиться, под собой, в подвале, стенкой из решётки, дверь железную поставить с замком, что б не шлялись без спроса левые, только через нас или с твоего ведома.
  - Ну, давайте так и сделаем, - «подумав, нехотя» согласился Сергей, - раз надо. Решётку хоть из труб бэушных, сварите там, где надо, отгородите. Заложите её боем, в глухую стену, что б никто не шастал без спроса. Найдите и поставьте дверь какую железную, замок… Свет нормально заведите во все помещения, через автоматы, выключатели, - я проплачу.
- Видишь, ты тут как в низинке, - объяснил Старый,- вода всегда, со всего дома, (где какой стояк побежит, а они всегда бегут), - твоя будет. По хозяйски, если, – приямок надо сделать, и насос с поплавком поставить.
  - Ставьте, – согласился Кореец, - делайте по уму.
  - Насос надо. Купи.
  - Женя, напиши объявление: «куплю насос», прилепи у кассы, - велел сразу Сергей, ещё что?
  - Если совсем по уму, уровень пола надо приподнять. – предложил Саня, - Возьми Камаз, а лучше два, песка или отсева. Прежде чем полы делать будешь в подвале. Молодой тебе кентов своих организует, они машину, хоть две растащат, за три дня. Тогда вода к тебе, только в случае аварии серьёзной зайдёт, и всё равно приямок с насосом примет, сработает… Сухой подвал у тебя будет. Не как сейчас - там лужа, там … Без сапогОВ не пройти. А так сухо будет.  Хоть склад устраивай.
  - Это и хочу,- признал Сергей, - Молодой берёшся?
  - Влёгкую! – заверил Молодой, и подумав добавил, - начнём, с дальнего сектора. Четыре блока. Магны или ЛМ. Китайки или цыганской…
  - Отсев, песок возьму. – Согласился с Саней Кореец, - ещё стяжку делать. А ты не разгоняйся пятерых-шестерых приведёшь как привезут. По пять пачек Астры, и по два Сникерса. Покажу откуда-куда...
  - Прораб сразу образовался… - хмыкнул Кучерявый, - Дальнесекторный…

  - А ты в Автобусоном парке не работал? Спросил один из сантехников, Саня.
  - Было дело, - согласился Сергей, - месяца три в агрегатном, крестовины бил-ставил...
  - У этого… Саня назвал мастера.
  - У него, слесарил, - признал Сергей, - хороший дядька, тут же, у нас живёт в соседнем кубике.  Да это когда было то, - лет десять назад. Я ещё и в «Дикой дивизии» почалился, в вулканизаторном, а потом в медницком…
 Как водится, в таких случаях, пошли перебирать знакомых, и нашли их, город тесен. Не долго думая Сергей решил, раз такое дело, «проставиться», посидеть с мужиками. Двоих из слесарей, - худощавого Саню и простоватого крепыша Сергея он уже знал нормально, потому как практически за всё договаривался с ними. Трое других постоянно менялись, и, Сергей толком не запоминая их имена, «обзывал» так как ему и предлагали упоминая в разговоре, по любой характерной черте: «Ну этот» - «Старый, Молодой, Кучерявый»... И Сергею было всё понятно. Старый сварщик хороший, но медленный и слепой. Кучерявый тоже сварщик, но над ним стоять надо, потому правильных, сложных путей не ищет. Молодой, понятно, на подхвате, и следить за ним надо ещё лучше, потому что на всё есть ответ и берётся за всё. Быстро за всё хватается, быстро всё делает, потом быстро   переделывает, потом зовёт Саню, Сергея, Старого, или Кучерявого. Причём каждому из них будет рассчёсывать всё по-разному. Зачем ему так нужно – непонятно. Особенно он любил, поначалу, что-либо, обсудить с Корейцем, деловито, с умным видом, минут на двадцать. Поняв, что «где вершки, где корешки» тут у этого кренделя не разобрать, Кореец ломился от Молодого без сантиментов и вел все дела через первых двоих. Им можно было доверить задачу и деньги. Но в скорости Молодому было не отнять. Поэтому его и послали за чебуреками. При этом Молодой в очередной раз оправдал своё представление о нём, потому что сходу успел предложить альтернативный вариант, заинтриговав всех утверждением, что знает, самую лучшую и дешёвую закуску. При этом, начал из далека:
  -А чё копчённая селёдка, чебуреки, дёшево? Ну, пойду, куплю. А вообще есть и получше вариант закуски, которой, отвечаю, все наедимся с удовольствием за копейки.  Мясная такая закуска... Десять-пятнадцать минут, остренькая, сочная, с поджаренной корочкой, - кайф.  И замолчал.
Саня с улыбкой ждал. Старый не менялся в лице, как не профильтровав информацию, крепыш Сергей всегда обстоятельно перебирал факты и ждал новых данных.
  - Ну и чего? – первым не выдержал Кучерявый.
  - Мясной рулет с яйцом, зеленью, грибами! - выпалила продавщица Женя, - она очень любила всякие игры и загадки, - ...только в духовке сорок минут надо… - поняла она всю несостоятельность своего предположения, - и грибы обжарить…
  - Вы ж не хотите. Дёшево, с дымком, дома так не поешь… Чё эта селёдка, копчённая, - жир по рукам бежит, а помнишь прошлый раз какую взяли… - напомнил он Сане,-  Чебуреки, то же капнешь на джинсы соком, джинсы стоят… 
  - Ты кончай это, колись, - предложил Кореец.
  - Ну, если только все будут, а то кому-то не нравидся,
  - Говори уже
  Молодой, не сразу, но легко и великодушно, ничего не требуя взамен, снисходительно выдал тайну дешёвой обворожительно мясной закуски с перчиком, от которой чебуреки съёжились, а селёдка ссохлась:
  - Куриный шашлык. И после паузы - …Из бёдрышек. – воздохнул он последней тайной. При этом Молодой устроил так, как будто «Из бёдрышек» это пятый элемент. Мёд вересковый. И все поняли, чего они раньше не знали, не видели очевидного. По тому что «из бёдрышек» …  - На майонезе, - уточнил он, в паузе, видимо, тоже, тайный индигриент маринада...
Секунды три все молчали.
 - Вот п...бол, так п...бол!  - согласился Саня с уважением.
  - Ты щас окорочка будешь час размораживать, - заметила Женя резонно, - и их не продают отдельно: бёдрышки, отдельно ножки.
  - Десять минут под водой, - Молодой качал дальше, - напор на всю и …
  - А мангал, а дрова… - крепыш шевелил шестерёнками, набирая обороты, - а шампуры…
  - Проволоки в подвале валом, - не сдавался Молодой, - дрова - пять минут. Вместо мангала - обрезок трубы в котором раствор мешали, - зачастил он, - дырки только прожечь, пробить или прорезать, (тут он видимо сообразил, что связываться с газосваркой сейчас не стоит, разматывать шланги),-  ну пока вы будете дрова собирать, я зубилом выбью… (Тут он уже окончательно понял, что план надо менять) Тем более, что молчаливый Старый тоже заинтересовался вслух:
  - В пятьсот семьдесят шестой, стенка восемь, ты зубилом дырки выбьешь?
  - Сопли я ему щас выбью, - предложил Кучерявый.
  - Да ладно вам, - отмахнулся Молодой, - давайте мангал сварим, давно же собирались, один раз и навсегда будет, ну или Серый купит! – очень обрадовался он своему предложению, - А что?  Будет с семьёй на природу, главное разборный, а он - всегда нужен…
  - Жень ты будешь чебуреки? –спросил Кореец, считая деньги
  - Один теперь бы съела, - согласилась Женя,-
  - Значит нас семеро. По два чебурека, селёдки три, хлеба, - рассуждал Сергей, размышляя, - колбасы, наверное, ещё, дешёвой взять: ливерки, или зельца, с полкило. Паштет можно шпротный, а, - нафиг он не нужен. Тебя считать на чебуреки или дать на два окорочка – поинтересовался Сергей, -  это, наверное, с килограмм, или поменьше? Мангал будешь кочегарить?  «По быстрее» закусить... Покажешь класс, как шашлык жарить? 
   - Да чё, я один… - Молодой дал понять, что всеобщая волна не понимания, расстроила его добрые намерения, до категоричности: - могу вообще не закусывать.
  - Да ладно тебе, в другой раз проявишь себя, – успокоил его Кореец, - с обеда только начнём шашлычную устраивать, дрова собирать, шампуры делать…
  - Лучше с вечера, - внёс сходу обратные коррективы Молодой, - мясо замариновать. А самый лучший маринад какой? Майонез и минералка. – сам ответил он на свой вопрос. – Главное…
  - А чё не шампанское? - удивился Кучерявый, - иди уже, маринад!
  - Действительно, ты бросай развивать, - остановил его Кореец, - короче: вот деньги. Всё слышал. Дуй за чебуреками, селёдкой, хлебом, колбасой, как за бёдрышками, Пять минут туда, пять обратно, пять там, тебе Молодой… А мы, пока тяпнем, с чаем.
  - Молча иди. – дополнил Саня.
Кулинар-рационализатор, переодевшись, взяв чью-то сетку отправился за закуской. А сантехник-крепыш Сергей усомнился:
  - А разве у курицы есть бёдра? Ноги, крылья, клюв, башка, шея, туловище, - перечислял он, а… ? Какие у неё бёдра?
  - Точно, нету, - согласился Кучерявый не раздумывая, - балобол этот, собеседник…
  - Ну как сказать, - Кореец был осторожней в суждениях, - бедро это верхняя часть ноги, - и посмотрел на Женю в джинсах. Все посмотрели. – Ну бросок через бедро знаешь? –решил он не смотреть Женю.
  - Ну, ноги у курицы есть, окорочка, а бёдра у неё откуда? Ну, посмотри на Женю, и на курицу, - вернул всех Кучерявый к Жене.
  - На себя посмотри, - попросила Женя, - но у курицы да, ножки и окорочка.
  - А бёдра и окорочка, не одно и тоже? спросил Саня
  - Одно в другое входит, - разобрался Кореец с вопросом, - ну посмотри, - произвольно он вытянул ладонь опять в сторону Жени.
  - Да пошли вы нахер, - сказала Женя и ушла на склад.
Сергей продолжил, размышляя логично:
  - У людей бёдра, у свиней – окорока. У животных. – поправился он, -  У курей … Ну них правда, нахер, - решил Сергей,- пошлите водку пить. Женя! Вернись за прилавок.
Стульев по-прежнему не было, придумали их из ящиков и коробок с водкой. Четыре сдвинули в центр, и накрыли картоном - типа стола, остальные шесть расставили вокруг, постелив на них, что придётся.
  - Какую пить изволите? – поинтересовался Сергей у собравшихся, - есть «Урумчи» -китайского производства, - он пнул на компактные коробки, исписанные иероглифами с пластиковыми бутылками. - И есть «Русская» - цыганского производства, та видна была невооружённым взглядом, так как стояла в обычных, разномастных проволочных ящиках по двадцать бутылок. – Вы и ту, и ту, уже пили.
  - У барона берёшь? – осведомился Кучерявый
  - Ну да, на джипе своём привозит. Представляете - тридцать ящиков в этот «корабль» входит, я даже удивился, – поделился Сергей, - именно в ящиках.
  - А с какой думаешь меньше потравимся?
  - Китайская покрепче, не плохая она, только что в пластике… А так особой разницы нет, (хоть у барона беру, хоть у Игоря с Богданом), обычно на первой партии вскрывается любая бутылка и тут же пьётся, в пополам, с её хозяином. Других гарантий нет. Если с ней что-то не так – тебе же первому плохо будет. У залётных если беру то, тоже, на тех же условиях...
  - Если стакан «Рояля» жахнуть так…
  - «Рояль» запретили уже. Ещё полицию придумали в санэпидстанции, они там кстати паспорта качества на партию официальные выдают, без них продавать ничего нельзя. Другое дело, что все под один паспорт пять партий прогоняют, а то и десять. И получается, другого способа проверить, кроме как хлопнуть по стакану с поставщиком, нет. Зато это честно. А если он рассказывает, что он за рулём не пьёт, я даже на реализацию брать не стану, дешёвый алкоголь у человека, с которым не работал.
На дегустации китайского производителя сошлись не все, крепыш Сергей, выслушав мнения сторон, простодушно гнул патриотическую линию:
  -Я считаю пить надо русскую водку. Что они понимают, китайцы? «
  -Ну не меньше цыган, - возражал Кучерявый,
«Да ладно вам», - Сергей выставил оба образца алкоголя, достал аптечные, мерные по пятьдесят и сто грамм мензурки, какие были, всех мастей, - («как в аптеке!»), развернул и порезал шоколадный батончик. Набрал воды в чайник, - «ну, какой напор теперь!», поставил на плитку. Чокаясь, предложил традиционно:
- Что б всё хорошо было, - (немного задумался, и сообразив, что все уловили перемену и остановились с рюмками у рта, ждут его, выпил первым. – Чего вы зависли? Закусывайте, щас лимонад принесу… - он вышел, оставив мастеровых за увлечённым обсуждением ароматов и послевкусия предложенных напитков.
- Запиши на меня, - сказал он Жене, - Сергей взял ещё одну шоколадку и твёрдую полуторалитровую бутылку газированного лимонада, - будешь? Женя отказалась, но про чебурек напомнила, что б оставили.
  - Ты лучше сама перехвати его, - посоветовал Сергей, - как он явиться из кулинарии. Он же через тебя пойдёт. Два можешь взять, сразу, а то забудем и смолотим…
Он вернулся к мужикам. Те продолжали спорить какая вонь лучше: перед тем как -китайская, или, после того как - цыганская. Разговорчивый Кучерявый и Саня пили китайскую водку, Старый и крепыш Сергей - цыганскую. Возрастной участник дискуссии эмоционально приводил свои аргументы:
  - Ну эта же сразу воняет дуразином! Ещё и бутылёк пластиковый… Как её пить?
  - Не нюхая, - разумно предложил Кучерявый. И они хлопнули ещё по одной. А после третьей, органолептические показатели предложенного алкоголя уже перестали волновать присутствующих. Взялись за тему №1 всех пьянок страны, последнего времени: распад СССР.
  - Горбачёв разрыл всё и сам провалился! - Старый вспыхнул не на шутку, - а Ельцин -мурло!
Видимо присутствующие коллеги знали непримиримую гражданскую позицию Старого, и с удовольствием её провоцировали.
  - А Назарбаев тогда кто? – как будто абсолютно не понимая реалий, беспечно-мгновенно поинтересовался Саня.
  - А Назарбаев… - Старый встал с ящика во весь рост, выпрямился, провёл рукой по седой и жёсткой шевелюре, поднял подбородок, ещё раз значительно оправил волосы, как будто собираясь что-то декламировать… и вдруг резко согнулся пополам в глубоком до стола поклоне, затем торжественно произнёс, - «Спасибо русским балоболам!»
  -А ты сам-то кто? - как шарик пинг-понга послал Саня вопросик.
  - …Тоже балобол - вдруг устало, безнадёжно, признался Старый, - и сел ни на кого не глядя.
Это выглядело так, как будто у него была кнопка на эту тему, и сейчас, именно этим вопросом, её нажали и его обесточили. Он потянулся к порезанному хлебу на столе, отломил кусочек, и, положил его обратно на хлеб. Сложил руки на коленях. Этакого эффекта не ожидалось явно.
  - Ты что Старый, - спохватился Саня, - ты то что мог сделать?
  - Всё, - твёрдо заявил Старый, по-прежнему не видя ничего кроме своих рук-клешней, и натёртых до блеска коленей суконной спецовки. - Я бы на войну пошёл. Против них.
  - Наливай давай – спохватился Кучерявый Сергею, - давайте за СССР.
  - Да – мрачно согласился Саня, - молча и не чокаясь.
  - Нет, стоя и до дна, – поднял голову Старый.  Встал, взял налитую мензурку и протянул её над центром стола. – Только так!
Возражений не последовало. Все встали, почокались мензурками и выпили.
- Ты не партийный? – поинтересовался Кучерявый.
Старый помотал головой, закусил отломанным кусочком хлеба.
- Это хорошо, - признал Саня, - а то мы бы сейчас и за КПСС пили, наверно, подпрыгивая.
Старый безучастно отмахнулся от темы как от абсолютно бесперспективной.
  - Бросили страну. Не получилось у них социализму. Наигрались. А теперь и доперестраивались...  А мы выбирай: то ли цыганскую, то ли китайскую, - куда кривая выведет…
  - Ха-арош ты уже, - оборвал его Кучерявый, - чего тебе не нравится: музыка современная, видеомагнитофоны есть, порнуху по телевизору крутят!
  - Может ещё и аннулируют эту перестройку, - заметил крепыш,- не дураки же люди...
Выпили за умных людей. Что б они были. И что б со здоровьем у них было всё хорошо. А потом пришли к выводу: надо пить за честных, (с умными не так всё просто). Исправили эту оплошность. Далее, оценив положение в СНГ как критическое, перешли к внутренним проблемам. Решили, наконец, эти проблемы решать и поэтому при появлении Молодого, набить ему бёдрышки, для профилактики. И выгнать из бригады. Что б ни позорил. Однако чебуреков не было. Отсутствие закуски сказывалось, над судьбой Молодого сгущались сумерки. Обладавший шестым чувством, последний, тут же явился. Рассказывая о жизни двора в лицах, ассортименте кулинарии, своём отношении к приватизации, он успевал уворачиваться от Кучерявого, приводить факты Сане, путать Старого.
  - Я сам хочу есть, но они жарились, - эмоционально убеждал коллектив Молодой, - не было четырнадцати чебуреков, слово пацана, с утра не ел ничего, передо мной восемь человек стояло, этот знаешь чего говорит…
Решили его не кормить, не поить, бить по рукам и окорочкам, вывести из состава бригады, поставить на вид и лишить КТУ. Однако развёрнутые из бумаги горячие чебуреки на столе быстро оборвали реальность репрессий.  Мензурки наполнились, пустые бутылки заменились, выпили все, «за общее дело», и за чебуреки взялись пока они не остыли.  Женя тоже вытянула себе один из стопки двумя пальцами, сказала «спасибо» и собралась уйти, Сергей остановил её вопросом, «а ты не брала что ли?», она покачала головой, «покупатели были» и ушла из комнаты.
  - А где ещё один чебурек? – поинтересовался Сергей мимоходом.
Молодой чуть не поперхнулся. Глаза его странно забегали.
  -...Я…
- Ты сказал, что не ел, - напомнил Сергей, - все по одному взяли? Сергей включился, потому что понял, это как-то его касается. Не «закрутился» бы так Молодой, как пойманный на чебуреке.
  - Я пацанам подгон сделал от нас, угостил одного человека…  Я отдам.
  - Какого человека?
  - Да.. – Молодой привычно набрал в грудь воздуха.
  - Молодой, - тихо попросил Сергей, при поднимая ладонь что бы все замолчали, - без прибауток…
  - … я отдам тебе, чё ты 
  -  Не про деньги сейчас. Что ты сказал про подгон человеку?
  - … Ну, угостил…
  - Кого? 
  - Ну, Микки*…
- Где ты его взял?
- Ну он позвал, там на лавочке…  Он просил… Ну, не просил, мы разговаривали…
- Что он у тебя спрашивал?
- Ну, что мы тут делаем, вообще, про… - он замялся явно, вытягивая паузу, придумывая что сказать, - а…
- Молодой, - перебил его Сергей уже с внушением, - если ты сейчас все буквы не вспомнишь, или я пойму, что ты что-то не договариваешь, меня наидуриваешь, ты этого порога больше никогда не переступишь. Ты как-то выбирай: или ты с ним на лавочке будешь сейчас, или – тут, с нами.
  - Я это… - сник Молодой
Тоном дружелюбным но не оставляющим вариантов Сергей попросил:
  -Давай сначала, с лавочки, подробно…
  Выяснилось следующее: Микки подозвал Молодого, и минут пять расспрашивал его буквально обо всём: Сергее, магазине, слесарях и их работе в подвале. Кто, что, почему, сколько, зачем. Молодой путался, конечно, вспоминая, но хаотичность выспрашиваемой информации Микки не вызывал сомнений в том, что обнюхивает он всё внимательно и тщательно. «Магазин что ли хочет кинуть? Может и так…» - рассуждал Сергей. Сам Микки конечно не полезет, но навострить каких малолеток может. Это ерунда, (товара в магазине никогда много не было – зачем налоговую «радовать»?), и угрозы для Сергея не представляет. Кореец обратил внимание на своё рассуждение: именно этой возможности – создание серьёзной угрозы/проблемы для Сергея и хочет найти/нащупать Микки. Что он не понимает, что товар для Сергея – тьфу, новый завезёт, - понимает… А вот что он хочет или может. Не понятно. Шилом в бок исподтишка воткнуть, и так что б на него не подумали, ни посадили потом, это наверняка «да», хотелось бы ему.  Или чужими руками сотворить чего… Этот наркоша-туберкулёзник будет «рыть» всегда, по сути своей, до самой смерти. Ухо надо держать востро с таким соседом. Тем более если он враг. Размышления Сергея полностью подтвердил Кучерявый:
  - Эта падла покою тебе не даст. Я его со школы знаю. А как отсидел раз, второй, третий, он тут всех строить начал. Пытался. Тут много кто под его дудку пляшет. Особенно щеглы. Ты думаешь, на что он сейчас живёт?
Старый, крепыш Серей и Саня вообще не понимали о чём они, и зачем Молодому был устроен этот допрос за чебурек. Кучерявый пояснил:
  - Есть тут крендель один, сидит на лавочке, или через окно постоянно сверлит, вы все ему уже курить давали по два раза, вспомнили? Он только у меня не спрашивает. Ушастый, блатной, в пиджачке.- напомнил он.
  - Пожилой, инвалид? Вежливый, благодарит…– вспомнил крепыш.
  - Какой он пожилой, мой ровесник… - усмехнулся Кучерявый, - он тебе наблагодарит… У него только зоновские понятия, и по ним тут выше него никого нет.  Даже старший Мики, тот попроще.  Потупее, конечно, но и почестнее, любой с седьмого скажет. Я с ним в разных компаниях по дворам пересекался, пили, и нормально. С этим – один раз мы пили у сцены, он к нам подсел, и как начал причёсывать: то не скажи, за это ответь, - послали его… Он года два ещё вспоминал: кто что сказал, кто что должен, и одного так словами закошмарил, сука...
  - Он авторитет что ли? – понял крепыш.
  - Для молодого, - подтвердил Кучерявый, - беда.
  - Мы просто общаемся, - не согласился Молодой.
  - Видали, - подчеркнул Кучерявый, - «общаемся»!  Только запомни: просто у него ничего не бывает. Ты скоро ему не только чебуреки с сигаретами будешь носить. Он любит с такими общаться. Они общаются, потом помогают, потом отвечают, потом на доклад ходят, разрешения на всё спрашивают... Он их нагибает на раз.
  - Как его зовут? – одновременно спросили Саня и Старый, и удивлённо посмотрели друг на друга.
Кучерявый разлил водку, протянул крепышу нож, что бы тот порезал селёдку.
  - Микки Маус средний. ...Старший есть, он, ещё, или опять, сидит. В очередной раз, можно сказать, - тот, первый, или старший, ну более-менее - рассказывал. Младшего, вот, завалили год назад, - он посмотрел на Сергея, - младшего Микки Мауса, - тоже таким законником тут объявился... Твой же Родя его, - Кучерявый посмотрел на Сергея, (Сергей кивнул), -  и сам привалился... Этот средний, самый говнистый у них. У него равных нет. Он, понимаешь, будет тебя всегда качать и ниже ставить, и обосновывать тебе, что ты его слушаться должен. У него друзей нет. Только шныри. Они всё ему таскают.
  - Мама его за водкой, за сигаретами редко приходит, – подтвердил Кореец, - такая: молчаливая, не сказал бы, что пьяная. Строгая на вид…
  - Причём вместе они не пьют. Она у себя в комнате, (и её пьяной правда мало кто видел, она не гуляет, в школьной столовой всю жизнь проработала), он у себя в комнате. У окна, тоже, на той стороне. Или на кухне с этой. Он вообще мало пьёт. Он так, - наркоша же, со стажем, скольких пережил – удивительно. И, - или постоянно на лавочке у подъезда, или у окна на кухне, курит за шторкой, и всегда в окно сверлит …
  - Может он тут клад закопал? –
  - Какой клад, - отмахнулся Кучерявый, - нычку, какую может и делал в подвале, наверняка даже. У них же кстати есть люк прям из квартиры, якобы под картошку, когда-то папашу его брали там, (я один раз то его и видел по детству), где-то на зонах так коньки и отбросил…  Так что, если было что, он уже перепрятал давно, естественно он под собой прятать ничего не будет. А ход есть. Старший Микки, один раз так через подвал и ушёл, когда его брали, за Галантерею на шестом…  А стену поставим, - он под аптеку и не проберётся.
  - А смотрящие у вас есть? – поинтересовался крепыш
  - У вас Тверских есть, а у нас нету что ли? – возмутился Кучерявый, - перед смотрящими он строиться, и что хочешь им обоснует, он и за ними пасёт, он сам им был, пока колоться не начал.
  - А ты из Твери что ли? – удивился Сергей про Крепыша.
 Тот кивнул с достоинством, и пояснил:
  - Не совсем, из области я. А в Твери в техникуме учился. В регби играл.
  - А здесь как?
 - Приехал к девушке. После армии. По переписке. – Крепыш говорил спокойно, без эмоций, видно не в первый раз объяснял про регби, - («да, вот такой редкий вид спорта»), и про девушку, («Надя, лаборант с «Карбида»), - устроился на работу, на КарГрэс, я ж механик, общежитие дали. Она потом замуж вышла.  А я так и остался. Вот, думаю уезжать.  Моя не хочет.
 Выпили за спорт, взялись за селёдку. Постепенно пьянка разбилась на две группы: Старый, Сергей, Кучерявый и Саня говорили о наших под Сталинградом, а Молодой рассеянно слушал про регби.
  Наконец с селёдкой было покончено окончательно, головы, хвосты и кости завёрнуты в газету и выброшены в мусор, руки вымыты и вытерты. Выпили за сорок пятый. Дальше говорили все и много, перебивая друг друга, доказывая или, наоборот, делясь сокровенным в монологе, который никогда не будет дослушан соседом до конца. Понимание опьянения доходило до каждого в своё время, время это хотелось ещё растянуть. И оно тянулось, тянулось, и в какой-то момент вдруг резко оборвалось, потому что подошло к критическому значению. Все встали, зашатались, засобирались по домам. Сергей кое как прибрал, сказал Жене, что за сегодня они с ней посчитаются завтра. Взял с собой бутылку минеральной воды, которой и помахал на выходе. Они с мужиками громко покурили ещё на улице, и, зашагали, сначала все в одну сторону, а потом кто направо, вглубь микрорайона, кто – налево, на шестой, он со Старым и Крепышом –регбистом, шли ещё какое-то время прямо, по проспекту Металлургов, рассуждая о новых государствах, границах, новых порядках...  Потом и они хлопнулись руками, Сергей отдал бутылку с оставшейся минеральной водой Старому, и пошёл к жене и дочке, по укладывающемуся спать городу, в одиночестве.
 В принципе всё было не плохо. Только начавшаяся торговля процветала с первого дня. Продавалось абсолютно всё. Алкоголь, сигареты, туалетная бумага, макароны и прочая бакалея приносили реальный доход каждый день, на который вначале Сергей даже не рассчитывал. При этом вложения увеличивались чуть не в арифметической прогрессии, а иногда и не требовались вовсе. Появлялись откуда-то поставщики и предлагали свой товар на реализацию. Если этот товар продавался хорошо, Сергей отказывался от реализации и закупал его сам, имея, таким образом, не двадцать процентов прибыли, а пятьдесят как минимум, или, даже сто. Помимо прочего постоянно ходили люди и спрашивали про таблетки. Сначала Сергей выложил просроченные медикаменты на витрину, и, так на них и написал, установив цену вполовину от реальной, (он прогулялся до работающей аптеки и за шоколадку там проконсультировался).  Половина брошенного фармацевтами продалось за месяц. Тогда, в Караганде он нашёл людей, занимающихся медикаментами, поговорил с ними, и, с сомнением потратил сто пятьдесят долларов. Результат превзошёл ожидания настолько, что Сергей тратил уже по триста долларов в неделю только на медикаменты, и имел чистой прибыли столько же. Аптека к его удивлению возвращалась. Под неё уже необходимо было выгораживать зал. Благо, вначале не нужная квадратура помещения, позволяла. Водка, сигареты, жвачка и шоколад, по-прежнему являлись основным товаром, но не безусловным в качестве перспективы. Хлопот было много. Вместе с поставщиками появились и первые вымогатели. Сергей, конечно, озадачился в своё время, чтобы иметь пару сносных вариантов ответов на тему «кто крыша тут», для гопников Карагандинской области этого хватало, но вопрос надо было решать по существу. «Надо» - вообще было много в последнее время. Кроме обязательного товара, поставщиков, налоговой, рэкета, пожарников, санэпидстанции, сантехников... С доходами росли и расходы.  Ещё и появилась тетрадь с должниками - местные знакомые, (и не очень), которые росли лучше, чем грибы после дождя, и «резать» как минимум половину из них, придется уже безжалостно и безотлагательно. Вся эта суета хорошо отвлекала Сергея, иначе бы он не вынес своих мыслей. Родителей теперь не видел неделями, а к молодой жене и дочери приходил под ночь. Рассказывал, считал деньги. Если надо было все-таки появиться по раньше и трезвому, то тут выручали своим присутствием Нора и Александр, они с Ликой оставались наедине только в спальне, где спала дочь.
  Бизнес процветал все последующие годы. Слесарей после того как они построили стену в подвале, (они так же добро посидели тем же составом, вспоминая бёдрышки), он больше не видел никогда. Уличив уже управляющую продавщицу Женю на воровстве, выгнал, она с мужем уехала в Великие Луки, говорят купила там дом, (так хорошо работала). Мики съёжился и умер в течении полугода после их разговора, от гепатита. С ним хотелось Корейцу поговорить, про то что он тогда обронил: «один землю кушает», не Родю он имел ввиду.
   Останки Виндергольда Сергея он нашёл в подвале в одном углу, деньги глубоко закопанные в другом. Деньги к тому времени перестали ходить, - рубли отменили, ввели теньге. Видимо Золотой успел закопать деньги и его раненного, пока он прятался, добил толи Мики, толи Мики младшего кенты и прикопали. А может и умершего, испугались что на них подумают.
  Каждый год, на Родительское воскресение, Кореец, заехав за Норой и Александром, едет на кладбище, с женой, и дочкой Верой. Лика рассказывает дочери, что они едут на кладбище, к её бабушке Вере. Потом Кореец ведёт машину к своим двоим друзьям. Они, как все, убираются на могилках, встречаются с родственниками и знакомыми, вспоминают. Потом, как Сергей развезёт всех, поставит машину, они, с Александром и Норой, уговорившись к кому идут, поминают умерших долго в этот день.  Потом, Кореец, выбрав ночь, говорит жене что сторож в магазин не вышел. Отпустив сторожа домой, спустившись через люк в подвал, устроившись на двух стульях, Кореец пьёт и разговаривает.

               
2018

                Не вошедшее

Для сценария.
Начало
Р и В тренируется на гражданках по городу.

Локация. Двор. Подъезд. Лавочка. Кусты. Ночь.
Лампочка освещающая часть двора у подъезда с хлопком рассыпается от камня/пульки пневматического пистолета.
Из подъехавшего к не к самому подъезду такси, выходит крупная молодая женщина навеселе, в вечернем платье, с глубоким декольте. Держит в руках сумку, цветы, пакеты. Прощается с подружками в машине.
Из шумного салона автомобиля доноситься тонкий голос:
  - Может тебя проводить Лен?
  - А что с тебя толку, - смеётся крупная Лена, - я не лесбиянка, - с сожалением замечает – сдулись наши провожатые… А с местными наркоманами я и сама разберусь. Уверенно направляется в сторону своего подъезда не по тротуару у дома, а, срезая путь, по тропинке.
За ней из кустов наблюдают двое в капюшонах. Лиц их не видно. (Первый и Второй)
Машина разворачивается и уезжает. Лена выходит на площадку, огибая одну из лавочек.
У Первого в руке раскрывается кнопочный нож. Второй, (как баскетболист закрывающийся корпусом делает боковую передачу), широко, на амплитуде, бросает из-за головы, на тротуар, пустую бутылку. За спину Лене, правее.  Бутылка разбивается в дребезги, Лена, взмахнув цветами и пакетами, крутанувшись, разворачивается назад, на звук.
Первый, полосонув ножом в левой руке тугой полиэтиленовый пакет, бросив нож в карман, тихо метнулся из кустов к Лене. Второй, дёрнулся синхронно с Первым, легко перепрыгивает лавочку, в три шага сокращает расстояние между ними и жертвой.
Лена не сдалась без боя, но вскрикнуть не успела.

Вариант. Наркот выходит из подъезда, женщина на лавочке.

Локация. Восточное РООВД. Кабинет следователя.
Один оперативник, Первый, заходит, Второй, в кабинете.
Второй. Что там?
Первый. Ничего. Вроде бы. Закуривает. Выломали дверь, они там все тёплые… Позанимались ими…
Второй. Чистосердечное написали?
Первый. Ну да, один только. Остальные объяснительные, свидетельские показания…
Второй. Это почему?
Первый. Так, а там реально ничего нет. Не грабёж это.
Второй. Как это? Тебе что раскрываемость, всё остальное не интересно?
Первый. Ну, во-первых, Елена Олеговна, что показала? На неё напали, и у неё исчез пакет с продуктами. 
Второй. Погоди, погоди…  нас продукты не интересуют. Нападение было, значит – грабёж. Тебе Силанов, что сказал?
Первый. Ну, вызвал, и сказал, что напали на его хорошую знакомую, по всей видимости, наркоманы из её же подъезда, она на них и показала, что подозревает хорьков этих... Мы эту квартиру знаем, проходной двор. Поэтому чего там гадать. Нам не открыли, выломали дверь, (в который раз уже), хорошо пятый этаж, без балкона, под окнами стоять не надо… Да они и не ломились никуда… Нурика только увидели и давай, а что случилось, мы не приделах…
Я поговорил, Нурик поговорил, а ему кто свистеть будет? Они его боятся, как  … Тем более после последнего случая…  Щас Сурик всё расскажет вам… Ты б видел этого Сурика… Я с ним поговорил серьёзно, потом Нурик, на всякий случай, он реально его пальцем не трогал, отвечаю. Тот Сурик рассказывал всё, даже из прошлой жизни, от Нур их зашугал… Я сам предложил: давай я сначала отдельно спрошу, свою картину составлю, а потом ты, и сравним… Ну, Нурик с остальными поговорил, пока я его полчаса экзаменовал, потом Нурик пятнадцать минут. Ну вышел и говорит: Он конечно, не сразу, но подпишет, если надо; что серёжки с неё снял, и эти подтвердят, что видели их у него, а потом он их продал неизвестным ему людям на автовокзале… Но, по делу, - дела тут нет.  Было так: он проснулся и пошёл за лимонадом, сушняк задолбил. Вышел из подъезда - сидит тётя отдыхает, как пьяная. Сумка, пакеты, тётка нарядная, он откуда знал, что это Лена Дирижабль местная, он тут в гостях завис. Там темно, на ней побрякушек, он не видел, и  даже не шманал её. Потянул за сумочку, пакет из рук взял, и сторонкой в кусты…
   
Тут самое интересное. В кустах его принимают двое. Один с ножом, другой с пистолетом, здоровые амбалы, в капюшонах, масках. Сурик говорит, что чуть от разрыва сердца не кончился. У меня говорит им ничего нет. Один показывает: Тихо. Взял пакет, посветил фанариком, посмотрел что в нём. Там салаты, куски торта, шашлыки из кафе. Вернул Сурику пакет. Сказал иди положи сумку на место. Сурик пошёл, положил сумку на лавочку.
Второй. А чё ж он не убежал от лавочки?
Первый. Сурик сказал: шёл на полусогнутых, понял, что не убежит, а побежит – они догонят, поймают. Очень здоровые. Сказал, что жить захотел. Положил сумку на лавочку и обратно к ним.
Один посветил Сурику в глаза, спросил, как зовут, откуда он. Сказал: если жить хочешь молчи что нас видел, или умрёшь, найдём. Понял? Нож приставили. Один спросил, кровожадный, может я ему глаза вырежу? Другой самый здоровый, спас Сурика, сказал, не надо пока. Отваливай. Ну Сурик пошёл обратно с пакетом, своим сказал, что стибрил на лавочке у пьяной Дирижабли. Ну и сожрали они из пакетов всё сказали Сурику щитовый подгон, правильная хавка, и всё… 
Второй. Погоди. А эта, как её Елена…
Первый. Дирижаева? Эта Дирижабля уже опять бухает, у неё там хор девушек, «шальная императрица», и сочувствующие приходят и приходят, телефон не замолкает, весь вчерашний банкет из «Берёзки»/«Берендея»/»Океана» уже там... Нам все они уже десять раз пообещали, (у них там у всех связи, родственники, друзья хорошие, фамилий поназывали, что ты!), что если до вечера мы их не найдём, с нас погоны снимут, будет серьёзное дело, и статья в газете, и статья в трудовой, только сторожами на автостоянке работать будем, всем отделением… а видать со стоянок, щас сюда погонят…
Второй. Так, ну хорошо, а по существу, что?
Первый. Ну мы то же подумали, что Сурикова этого зашугали, заставили на себя всё взять, паровозом, и одному, что б не групповое. Там Сурик - полтора метра, (шестьдесят килограмм бы весил, если бы в поход пошёл с палаткой и казанком), ещё и обдолбанный наркоша. Повели мы туда эту Елену Олеговну Дерижаеву, кого опознает… Ещё не просто так! Они нам сказали их всех сюда вести! К ней, в квартиру, на коленях! «У Елены Олеговны стресс, медицинское заключение мы вам предоставим, давайте сюда фотороботы, составляйте….
Второй. Короче.
Первый. Уломали мы её, еле-еле, сходить туда одну, подняться на пятый этаж.  Там Виталя внештатник с этим бабъём бухать даже сел, ну не остановить их, пруться, как цыгане в потерпевшие, «мы все хотим, мы её какие-то лица опекающие-представляющие»
Она посмотрела на них и говорит: там мужики были, - которые напали, у меня синяки, (давай показывать плечи-руки, а у неё знаешь, такие дыни в таком фИОлетовом бюсте, эти как рты пораскрывали), а этих говорит, учпокушей, я бы как котят в ведре передавила, и там же в кустах закопала… Я тебе говорю там такая битка, с электроцеха, она движки в ремонт принимает, инженер-электрик. В голубом халате с чайками! Она Сурика двумя пальцами взяла за подбородок, ты, говорит, мои салаты взял? В глаза смотреть! А там Сурик, я ж говорю, как крупная обезьянка…. «Я вам тётя всё верну, больше не буду…»
Второй. Что там все такие что ль?
Первый. Нет конечно, были и обычные, но не Рембы, и они - спокойные, понимаешь, «мы не при делах…»
Она этому соседу своему: «Ещё раз мне так в глаза посмотришь, голову оторву, хорёк безубый. Понял меня? Не слышу.»
Понимаешь? Чёб они на неё полезли?
Потом, самое главное: на ней побрякушек, как на ёлке. Серёжки, цепочка, маркиза как стрекоза, ещё гайка с рубином, браслет, - всё рыжьё.
Второй. Ну это ещё… Изделия из жёлтого метала, может…
Первый. Это мы с тобой понимаем. А эти то нет… Они бы с неё первым делом все ягодки сняли, это то, за что им на АБВ конкретно не одну палку дадут… Чё им эти сумка с косметикой… Кошелёк бы вытащили - да, и его тут же в кусты бросили. А у неё всё на месте. И сумка, и кошелёк, и золото не пропало, и цветы, с которыми она из машины выходила, в вазах стоят, пахнут…
Второй. И соседи - сытые.
Первый. Да, в том то и оно. Эти морды в майонезе стоят, им ничё не предьявишь. Нурик о том же. Он своих наркотов знает. Что Силанов хочет? Отработали мгновенно. Что «мы такие Бельмонды, взяли эту банду!»
Они там с электроцехе своими кланами живут, медь с движков каждую неделю вывозят, и песни поют то в "Океане", то в «Берендее». Намешала дамочка белое с красным, а потом Амарето с водкою. Поплохело ей не от селёдки под шубою, присела на лавочку, закимарила… И ушли салаты в пользу телезрителей на пятый этаж…  Но не чести же она лишилась… Всё на месте. И что мы спрашиваем пропало?  А она и понимать стала, что ничего. Она бы хоть одну серёжку потеряла… Как она вообще ничего не потеряла? Или бы оставила пакет на лавочке. Ну сказал бы нам Сурик шёл- нашёл. И всё.
Они там давай петицию писать, вот смотри.
Второй. Читая. Чего… «Коварное нападение, физически крепких лиц мужского пола, с до конца не выявленной целью…» а это чё дальше за прейскурант… Слушай,  чё ты мне мозг сектымишь этой хернёй:  «салат мимоза примерно триста грамм, салат «крабовый», из крабовых палочек с куку….»
Первый. Имеем то что имеем.
Второй. А ещё что-нибудь они говорят, наркоманы эти?
Первый. Да они ВСЁ говорят. Вообще всё, сколько хочешь: и про хе кислое, и про то что  обосрались все, (а Сурик два раза, больше других видать сожрал мимозы, с кукурузой, пока нёс). Шашлык пересушенный, торт - зачётный, - отвечают…. Один вообще все проспал, даже не поел, а опидюллся больше всех, - разбудили, начал возбухать, ему Нурик ребро по моему сломал…
Второй. Ещё и какие-то гуляющие Робингуды спасли её сумку. Чего она хочет тогда?
Первый. Такое впечатление: познакомиться.
Второй. С кем?
Первый. Ну, Силуанова она уже знает, ей, по-моему, пофиг. Она сначала на тебя бочку катит, а потом глазки строит…
Второй. Понятно. Ко мне её не надо, этих тоже, вонючих, к Силуанову иди сам, ну, не идиот же он, не переживай… Всё да?
Первый. Не совсем. Есть один ньюансик… Ну или информация. У неё на балконе бухт десять кабеля медного четырёхжильного, сварочного кабеля медного бухт….
Второй. Жестом прекращая разговор. Если б эта информация «до того, как», пришла, придумали бы чего, а так, на заметку только можно взять…
Первый. Документов у неё сто процентов нет. С завода, понятно.
Второй. Щас не надо. Если б это у наркоманов было… А так, крышует же её и там кто-то, раз смогла вывезти. Но ты примечай, примечай…
Первый. И вот ещё, любопытное. Нурик, такой задумчивый в машине ехал, я думал из-за ребра этого, визга, а он знаешь что говорит… Прикинь, пресовали они одних наркош по тяжёлому, по десятому кругу. Там за дело. Бабке голову разбили в подъезде, пенсию отобрали. Не единичный случай. Выслеживали пенсионеров в день пенсии, выбирали слабых, вели до подъездов, и в подъезде, если те цеплялись, не отдавали, били не разбирая руками, ногами. Два смертельных даже было: от сердца и черепно-мозговая.  Хорошо не резали. Но травмпункт три дня к ряду забит был.
Второй. Неторопливо. Это я помню, Нурик тогда реально делу помог, мы их всех размотали, не одна падла не ушла, даже те, кто на стрёме стояли. Мы и блатным за них передали. Они все даже в КПЗ под шконками спали. Их сразу туда загоняли что б место своё знали. Кого то проглядели? Нет. Шесть человек их было. Один правда оборвался, успел затихариться, в Шахтинск уехать, но раскопали, приз тогда наркошам объявили, привезли его оттуда. Год назад, в октябре.
Первый. Тут всё точно, шестеро. Про чё Нурик рассказывает. Было их шестеро, из них два спортсмена, один велосипедист, мастер спорта, другой борец, вольник. Высокие оба, за метр восемьдесят, жилистые. Не гнулись они, у каждого по ходке. Если б не снаркоманились не потекли. Их жали по кругу, «а можь ещё чё вспомнишь, вспомнишь – спать пойдёшь, не вспомнишь чего новенького, я уйду, Еркен прийдет», и так постоянно. Один вспомнил эпизод, а второй потом подтвердил. Там вроде ничего не и было. А гуляли они по шестому, ночью. Искали кого нахлобучить. Погода плохая, темень. Видят, вроде как тёлка сидит на лавочке у подъезда. Прошли мимо. Вернулись, ещё раз прошли, сверлят её. Развернулись. Сидит, молодая, здоровая, пьяная. Сумка стоит. Они к ней грамотно. Женщина вам плохо? Вы с этого подьезда? Она ни гу-гу. Ночь. Ну, тут они давай, один причёску поправлять, серёжки разглядывать, второй в сумочку спокойно, за кошельком…   И слышат: «э, мимо идите». Из кустов за лавочкой. Ну они шугнулись сразу, мы женщине помочь, видимо перебрала, проводить… А шума никто не поднимает, и из кустов никто не выходит. Ну, они понимают, в кустах не соседи добрые, а это тёлка-добыча, которую уже кто-то пасёт. Ну думают, отожмём. И любопытно им стало, кто тут, они-то не фраера, один в угле был на зоне, местные, и спросить могли. Они говорят: «обзавитесь».
 Выходят двое, в капюшонах, масках, ну, неслабые на вид. И тем смешно стало: маски. Думают щас мы этих в стойло поставим, и эту разшелушим. Ну и дёрнулись. А те нифига не мурзилки оказались. Воткнули их, пяти секунд не прошло, борец говорит я ещё как-то с этим, но кабан здоровый, и никак, (а кент его, велосипедист, сдулся сразу), и второй к нам уже с этим кабаном подходит, по-прежнему молча. Они уже «заднюю» включили: чё вы, кто вы, всё, ладно, ваша Марфуша, чё хотите? А этот говорит «тихо будь», и, «иди дальше тихо». Ну они встали, отряхнулись, и почапали уже на хату, этого велосипедиста поломали конкретно, (хорошо говорит я падать умею, на велоспорте научился), куда уже тут промышлять. Мы говорит и пошли, - фигли делать, а эти остались, один всё фонариком на часы смотрел. Компания им на встречу попалась, они мимо прошли, но слышат, кто-то там компании кричит, помогите женщине, ей плохо.   Что это было - не понятно. Но это фраера. Не обозвались. Не понятные. Злые. Нас за своих питать не захотели. Если у вас, есть на шестом, у двадцать девятого дома случай, - он не наш.
Нурик, молодец, пробил историю, да был вызов скорой по адресу двадцать девятого дома на шестом, женщина здорова, в госпитализации не нуждалась. Шла с кафе, «Берёзка», по микрорайону, родилась и выросла тут, в шестую школу ходила, и говорит вроде бы напали, а может и нет, выпила поэтому многое помнит плохо, ничего не пропало, до квартиры не дошла, села на лавочку, хорошо, люди шли, и, кто-то позвал, в чувство привели...
Второй. Вот чё с тобой делать… Ты мне истории про Робингудов, про шашлык с лучком рассказываешь с какой целью? Факты и всё, мне больше не надо.
Второй. Я собираю инфу, ты же говорил.
Первый. Собрал, молодец. Ты думаешь Нурик серьёзную информацию просто так в разговоре сольёт? Он работает с результатом. Дело делает. Нурик уважемый опер. Если бы там, было что рыть, он бы вцепился как бультерьер в покрышку… А мы что сейчас имеем? Два Бетмана, (которые пьяных женщин защищают), обосранных наркоманов и Дирижабль, с салатами... Наркоманы, и те у нас… Иди отдыхай. Давай мне эту писанину.  Сам к Силуанову схожу.

Камера уходит в окно, вид на город, завод, потом по городу приближается к лавочке на площади Гагарина, к четверым.




К слесарям.
   

Разговор с матерью МиккиМаусов


  - Здравствуйте, - поздоровался Сергей.
Она молчала, смотрела на него, и не шевелилась. Одна рука на ручки двери, вторая на стене ладонью. Застёгнутая кофта поверх халата.
  - Не знаю, как Вас зовут. – продолжил Кореец,- а поговорить мне надо, не знаю, как, правда, что б вы поняли о чём…
Она повернулась и держась за стенку пошла по коридору молча, неспешно. Кореец расценил это если уж не как приглашение, то как не отказ в разговоре. На лестничной площадке стоять и ему смысла не было, не та тема. Вот только разуваться не хотелось, ходить босиком по их полу тоже, находиться тут ему было неприятно с порога. Закрыв за собой дверь, сделав два шага по закуточку прихожей он остановился. Она села на стул у стола в кухне, в пяти шагах от него. Смотрела в глаза с интересом, и при этом без дружелюбия.
  - Ваш сын, средний, который недавно умер, говорил, когда-нибудь, что-нибудь, про меня или моих друзей?
  - Говорил, - спокойно признала она.
  - А вы мне не расскажите, что?
  - Нет. Так же спокойно ответила она. И помолчав, добавила, - а кто ты такой, что бы рассказы мои слушать? Мне с тобой разговаривать не о чем.
Кореец понял, что зря он тут обозначился, аудиенция закончена. И ничего он не услышит от неё. Отталкиваясь от стены, со злостью выдохнул:
  - Я может виноват в чем? Мне просто интересно?
  - А мне нет. Иди раз безгрешный, чего пришёл?
  - Да, действительно, - согласился Кореец, - не понятно. Только я вам бабушка ничего плохого не делал и…
  - Ты так думаешь? - перебила она
  - Я ваших сыновей, (этого понятно), но и того, первого, младшего, - пальцем не трогал…
  - А зачем ты сюда пришёл?
  - Поговорить…
  - Поговорил? Иди.
  - Ну хорошо, добрая, словоохотливая женщина, всего… Обращайтесь если что…
  - А ты меня не оскорбляй сучок. Никогда я к тебе не обращусь. Если бы здесь хоть один сын мой стоял, ты бы так разговаривать не посмел.
  - А что я сказал? Или что надо?
  - А ты подумай.
Кореец кивнул. Смысла нет здесь эту вату катать. Развернулся и толкнул дверь.
- Не думала я что старший младших переживёт. Вот придёт он с ним и будешь тут разговаривать….
Кореец вернулся. Она сидела всё так же, одна рука на столе, взгляд тот же, без эмоций.
- А старшой то тут причём? Он сколько лет сидит? И сколько ему ещё сидеть? Ему и без меня всё доложат. Уже там всё знает. Мне с ним о чём? Нам с ним разбираться не чего. Пугать меня… Я думал тут может чего услышу по существу…
  - А вот он придет, может чего и услышишь, если жива буду.
  - Интрига какая… Долго ждать то?
  - Сколько надо. Столько ждут. Дверь закрой.
Кореец вышел, закрыл дверь. Спускаться с площадки первого этажа ступенек пять. Медленно он их проходил размышляя, о том, чего она ему сказать хочет. Хотела бы сказала. «Подумай, жди.» С моря погоды? Моей вины пред ней ни в чём нет. Он ещё постоял у подъезда, закурил, посмотрел им в окно, посмотрел на свои три, и подумал, что окна ему надо менять.