Перекид намбо авн

За три месяца до конца года, семнадцатого, лилипуты собрали совет двенадцати и в один голос избрали меня своим королем. Собственно, король - звание условное, я вполне согласился бы на барона или маркиза. Но не отказался от короны, хоть она мне и жала. Меня нарекли с самой красивой лилипуткой на свете, ее доставили из Америк только этим утром. Глядя не меня, она дрожала то ли от страха передо мной, то ли от предвосхищения чего-то совершенно нового в ее жизни. Для лилипутов она была прекрасной женщиной, для меня же хорошенькой куклой, которая едва ли доставала до моего колена. Но обращаться как с куклой я не мог, ведь в самое ближайшее время она должна была от меня понести и произвести на свет наследника, который вберет в себя все лучшее от нас, меня и моей жены. Но все это в будущем, а пока нужно было восстановить добро на земле, пусть даже с помощью зла
Я усадил будущее королеву себе на колени (она весила не больше котенка) и принялся обсуждать с советом план действий. Каждый член совета предлагал свое решение, что и понятно: лилипутам снизу все кажется достаточно простым. Главный враг мира, разумеется, Черепок, который мешает всем жить. Убрать его, и жизнь в тот же миг станет прекрасной. Можно его отравить. Черепок-то отравить, засмеялся кто-то из совета. Подкрасться к нему сзади и несколько раз ударить по темечку молотком, черепок Черепка и расколется. Но в Черепке четыре метра росту, это сколько же лилипутов можно было поставить друг на друга, чтобы они стали ростом с Черепка. Можно связать его, когда тот будет спать, а там уж вытворить с ним что угодно. Но никто не видел. чтобы Черепол когда-либо спал.
- Помолчите,- сказал я совету,- придется мне вызвать Черепка на дуэль- Готов сразиться за всех лилипутов и в особенности за свою милую королеву-женушку. Только потрудитесь изготовить мне подходящие латы, ведь битва предстоит нешуточая.
Сам был когда-то буддистом, причем сильным будистом, многие тайны знал, именно буддизм и довел меня до Дании, помог выжить. Пробовали когда-нибудь птобежать пять километров и не запыхатьсла. Я и на большее был способен.Был. В буддизме есть такая штука: или ты его знаешь или ты его не знаесщхь. Среднего значения нет. И те люди, которые знают, видят знающих издалека. Незнающих тоже видят так же уздаека. Про учителя вроде уже упомимал. Он увидел во мне пока еще не знающего, номожет того, кто в жизни узнает больше него, возможно.
Он был даже сладострастнее меня. Подозревали, что все повествовамие хотя бы частишно скатится в сладострасрие. А ведь сладострастие - это мощная энергия, это потенцуя, что командует миропорядком. У нас на курсах была симпатичная еврейская девужка. Все относительно в этом мире. У нее был крупный торс, ноги коротковатые, но мой учитель был в нее влюбле, а она в него нет.
Именно она. подруга второй жены, и затащила нас к нему. Не помню имени его, но могу спросить. Кого помню из группы, кроме себя и второй жены.  Женщина с гигантскими обвислымы бедрами, до тридцати, молодая, она занималсь ёгой потому лишь, что мечтала избавиться от целлюлита. С ней занимался и муж ее, полный наркоман. Учитель сказал, что целлютит у женщины и маркодемоны мужа очень связаны: пропадет одно, пропадет и другое. Но для этого он должен переспать с девушкой, что привела нас в группу. олное безумие, когда дно зависит от другого, а другое от третьего или четвертого. Но тас все в жизни и есть.
Вот какой смысл был этому великолепмому человеку курировать нашу группу из пятьнадцати  примерно человек. Ну да, добивался любви от нашей с женой еврейской подружки. Во мне что-то видел. И старые женщины дроззали перед ним. Вижу, что представил его прохиндеем, но все не так. Помню сходку на хрущевке, куда приехала экстрасенка из Москвы, читала лекцию. После учитель достал рамки, сказал, что что-то спрятал. Экстрасенша сказала, что не играет в такие глупые игры. Уритель навел на предмет рамки, а я сказал, что и без рамок вижу предмет. Это был апеьсин или лимон, уже не помнится.

Дровосек сошел с ума и зарубил пень. Судья сошел с ума и присудил, чтобы палач отсек дровосеку голову на этом же пне. А палачу изменила жена, он напился, сошел с ума и не пришел на казнь. Дровосек пришел пораньше на место казни. Он положил голову на пень так-сяк. Неудобно было голове, потому сходил домой за красной подушечкой. Ты уже вернулся?- поинтересовались жена и дети. Дровосек попрощался с семьей еще раз. Он даже в последний раз ущипнул жену за крепкую попу. Приходи на казнь, не опаздывай. Народ собрался, триста человек. Дровосек положил голову на подушечку и даже вздремнул. Всхрапнул: хрр-бырр. Когда придет палач?- кричал народ, он уже начинал сходить с ума от нетерпения. Привели палача, дали ему в руки топор. Он размахнулся и... промазал, попал в пень. Твою мать, заорал пень. Твою тоже, ответил палач и снова вонзил топор в пень. Народ сошел с ума и попросил пощадить дровосека. Судья тоже сошел с ума и пощадил дровосека. А дома дровосека ждал кошмар. Пока дровосеку рубили голову, жена связалась с соседом. Он застал их в одной постели, в одних сорочках. Муж твой пришел, сказал сосед. Жена была в тот момент на четвереньках, потому мужа не видела. Считала его покойником с отрубленной головой. А он совсем живой, его уже ничем не удивить. Вы там, говорит, продолжайте.  А я чуть вздремну да пойду лес порублю.

Мужчина, продавец, сложением сухой, но рослый, под два метра, ничего не достиг в этой жизни, седой, борода седая, усы, вид грустный, понимает, что жизнь прожил впустую, и помирать скоро, а там спросят: что увидел в той жизни? а ему нечего и ответить. Жизнь пробухал, прокурил, растратил ее... Вот я сходил в его магазин, что-то купил, рассчитался чеками за сданные бутылки. Он смотрит на меня, я на него. Он понимает, что я вижу его насквозь, что мы с ним сейчас нечто вроде туннели. Кто был у него до меня, и кто будет после - это застывшие кадры. Я ничего не говорю ему, просто смотрю ему в глаза. Сто семь крон, говорит он. Говорит так, точно растягивает слова на километры. Так и я воспринимаю его слова такими же километрами.
На прощание он дыхнул на меня. В этом дыхе было все, чем он жил последние сутки. Красное вино, виски, кола, вода из-под крана, холодная, теплая, ледяная. Два глотка пива. Подрачил под видео. Соседке сказал "здрасьте". Она ему тоже ответила: какой мужчина, и один. И тут вдруг я. Знаете, говорит, я заканчиваю работу в десять. Может нам встретиться после десяти? Я не гомосексуалист, вы, вижу, тоже. Приставать ко мне уж точно не станете. Могу пригласить продавщиц-кассирш, но они нам только мешать будут.
- Согласен с вами,- ответил.- Нравится мне одна ваша кассирша, повалялся бы с ней.
- Oни все сплошь глупые,- ответил мужчина.
О разговоре с ним далее.
Живет он скверно, все в квартире запущено, здесь одежда брошенная, , среди нее же могут встретиться и пивные банки. Я сам неряха, но не до такой уж безумной степени. Он достает два чистых стакана, я проверяю свой на свет, чистый, предлагает пиво.Пиво хорошее, дорогое, Карлсберг, особый розлив, мягкий, тающий на языке. Пиво не люблю совершенно, но вот это пиво приносит удовольствие. Вот на этой ноте и начинается наш разговор.

Одесса
Одесское Куликово поле. конечно же, не имеет ничего общего с Куликовским полем, где в 14 веке Россия одержала победу над войсками Мамая. Два совершенно разных места, но люди все равно проводят параллель между ними.
Одесское место названо по фамилии помещика Куликова, там располагались куликовские поля. Запущенные поля, сплошь бурьян. Пустырь. И лишь с 1818-го года местность вокруг пустыря начала застраиваться.
Выстроили таможню, рядышком и самую первую одесскую тюрьму. Казненных тайно погребали на том же Куликовом поле.
Пока не начал серьезно интересоваться событиями, наблюдал за всем с подачи телевизионщиков, многое виделось отрывочно. Где-то в одном месте находится палаточный городок, совершенно в другом Дом профсоюзов. Кажется нереальным, что боевые бригады могут целенаправленно загнать людей с поля в дом. Но когда обозреваешь карту событий, то ничему уже не удивляешься, разве что неудачной подаче материала. Ведь расстояния измеряются всего лишь десятками метров.
Взглянуть на место действия сверху, и сразу видно, что к палаточному городку, что в центре площади, ведут восемь дорожек. Палаточный городок прямо перед подковой Дома профсоюзов, и теперь видится естественным в случае опасности бежать под прикрытие его колонн. Затаиться в его стенах и ждать, пока не прибудут силы милиции и не растащат враждующие стороны в разные стороны. За каламбур приношу извинение, но оставлю его, поскольку никаких милицейских действий не произошло.
Можно было поступить и по-другому: рассыпаться среди окружающее поле деревьев, затеряться среди них. Не исключено, что кто-то выбрал и такое решение, но сотни людей все же предпочли укрыться в Доме профсоюзов.
В доме оказались даже семьи с детьми, и я вот постоянно выслушиваю, что родители сами в том виноваты. Виноваты в чем? Что вышли прогуляться с детьми именно в это место, а не какое другое? Ведь подобное могло произойти где угодно в Одессе. Выходит, что Одесса такой город, где самое безопасное сидеть дома и носа не казать на улицу.