1. Одной смертью

                Она улыбалась.
                Смотрела полными любви глазами и улыбалась.
                Улыбалась, пока не перестала дышать.


  Она могла быть хорошим, очень хорошим человеком. Просто из за природной мягкости не сумевшем вынести очередной удар судьбы, возможно потерю близкого человека. Да, пусть лучше так. Разум не хотел видеть более вероятные, но грязные, неправильные варианты. Нет, это не наркотики, не алкоголь лишили ее рассудка. Она не смогла бы даже не осознанно так жестоко поступить. Но тогда, получается, она будет винить себя в смерти человека, не знавшего ее, но не задумываясь отдавшего в замен ее жизни свою. А может он просто не мог представить, что его жизнь может быть важнее жизни другого человека, просто совершившего ошибку. Тоже не то. Он намного лучше других знал, что такое смерть, и не верил своим мыслям. Ему наплевать, кем она была, это его поступок, и она не имеет к этому прямого отношения, ведь он один бросился вперед, другие люди отстранились, заставили себя не замечать своего присутствия в этой трагической сцене. Лишь, кажется, какая-то женщина закричала. Значит причина кроется в чем-то другом, имеющем огромное значение, ведь понимание, что это конец, пришло давно, но мысли о том, что будет дальше, перекрывались мучительными попытками найти ответ на уже не имеющий особого значения вопрос, переставший быть актуальным в последний миг жизни. И тут пришло осознание. Перед глазами проявился последний, накрепко забытый, но тут же ставший самым главным в жизни, образ. И он подумал, что вся его жизнь, теперь бесполезная и никчёмная, не стоила бы ни чего, не соверши он того безумного поступка.
  Теперь он, будто заново проживая последние свои минуты, очень отчетливо представил, как, увидев ее, неосознанно выделил из толпы. Обратил внимание еще до того, как она, не понимая, что делает, не видя запрещающий сигнал светофора, не замечая плотный поток машин, просто продолжила идти. Неспешно, будто издеваясь над окружающими и своей судьбой, она уже почти дошла до противоположной стороны дороги, но водитель потрепанной иномарки не среагировал ни на визг тормозов, ни на резкую остановку закрывающего обзор автобуса- затормозить, пропуская появившуюся перед ним девушку, он не успел.
  Перед глазами Александра Павловича до сих пор стояла ужасная картина- он, в прошлом врач, понимал, что у молодого человека, несколько часов назад у него на глазах бросившегося под машину и оттолкнувшего девушку, которая оказалась бы под колесами, не было шансов. И врачи оказавшейся неподалеку машины скорой помощи тоже это понимали, но все равно пытались спасти несчастного. Когда скорая сорвалась с места, он еще был жив.
  Это было чудесное, ни с чем не сравнимое ощущение. На столько светлое, что казалось сном. Ему больше не надо было ни о чем думать, ни что больше не имело смысла. И не в смерти было дело. Ведь она уже позади, а значит, смерть лишь начало. Он просто чувствовал, и понимал, что это чувство- главное. Но вдруг легкость перестала видеться чем-то естественным, ощущение счастья не поблекло, но перестало преобладать, а образ, теперь ставший главным, заветной целью, и радостью, будто начал вызывать тоску. И пришло ощущение пробуждения. И понимания, что все это оказалось сном, самым счастливым, и от того вызывающем отчаяние.
  Несколько секунд полежав, он открыл глаза, и с непонятной ненавистью прищурился от ударившего в глаза холодного света. Настоящего, не света лампы, а солнечного, но теперь такого же мертвого.
  И, опустошенный, он как обычно, проснувшись, повернул голову, чтобы посмотреть на часы, но в место красных электронных цифр увидел побеленную стену и сидящую на застеленной больничной кровати заплаканную, явно несколько ночей не спавшую девушку, за улыбку которой он не задумываясь умер бы еще раз.