Сцена

Три дня перед спектаклем.
Я стою на сцене. Меня освещают большие фонари, лучи от которых ослепляют меня. Я – режиссер, сценарист и актёр в одном лице.
- Это освещение слишком яркое. Надо поменять лампы, - говорю я, прикрывая ладонью глаза.
- Может, продолжим? – говорит один из актёров.
Я киваю головой, хватаю пистолет и направляю его на актёра.
- Ты чёртов ублюдок! – я подхожу к нему, и дуло пистолета упирается в его грудь.
- Пожалуйста, - взмолил он, падая на колени; он хватает меня за брюки и начинается истошно плакать, - Я не должен был здесь находиться. Прошу Вас, будьте благоразумны! – кричит он.
Я медленно опускаю пистолет и отхожу от него. Он поднимает на меня свои заплаканные глаза.
- Если бы не вы, моя жизнь была бы намного лучше, - говорю я, - Вы испортили мне её.
Я делаю несколько шагов назад, становлюсь посередине сцены и направляю дуло пистолета себе в рот. Актёр смотрит на меня то ли с боязнью, то ли с облегчением. Я заталкиваю дуло пистолета себе в рот и слышу его металлический вкус. Я крепко сжимаю пистолет в своей руке и нажимаю на курок. Бам! Моё тело замертво лежит на полу, а актёр со страхом в глазах подходит к моему телу. Он садиться перед ним на колени и закрывает мои глаза.
- Я не хотел, - говорит он, - Прости.

- Браво! – кричит мой помощник из-за кулис, - Великолепно сыграно.
Я убираю пистолет в карман брюк и поднимаюсь. Отряхиваюсь.
- Не знаю, - говорю я, - мне кажется, что сыграно неправдоподобно.
- Конечно, неправдоподобно, - говорит помощник, заходя со мной в гримёрную, - В следующий раз тебе надо будет использовать вот это, - он протягивает пакет с красной жидкостью внутри, - Представь, ты застреливаешься, и тут начинает течь кровь, ручьём течь по всей сцене. Это вызовет ажиотаж!
Я взял в руки пакет и осмотрел его.
- И как мне разорвать его, когда я выстрелю себе в голову?
Мой помощник задумчиво чешет свою бороду, всматриваясь в зеркало.
- Я придумаю, - говорит он.
- Премьера через два дня. Думай быстрее.
Меня охватывает гнев. Я двадцать лет не выступал на сцене из-за проблем с алкоголем и наконец-то вернулся в строй. Все билеты проданы, а представление до сих пор не продумано. Это сводит меня с ума. Я хочу, чтобы всё было идеально.
Я последний раз кидаю взгляд на помощника и удаляюсь в свою  гардеробную. Там стоит ассистентка.
- Я восхищена вами, - говорит она и помогает мне снять пиджак.
- Почему? – спрашиваю её и медленно снимаю рубашку. Я повернулся и посмотрел ей в глаза.
Она стоит и лучезарно улыбается. Она всегда очень искренна.
- На вашем жизненном пути столько всего произошло, но вы снова смогли выйти на сцену, - говорит она.
Я лишь улыбнулся и продолжил снимать сценичную одежду. Сначала рубашка, потом брюки, туфли. В шкафу ищу свою одежду. Сначала надеваю потрепанные брюки, потом надеваю поношенный свитер, а следом за ними идут кроссовки. Смотрю на своё отражение в зеркале и вижу немую просьбу: «Доживи до вечера».
- Встретимся завтра, - говорю я на прощание ассистентке. Она улыбается и машет мне.
Я бреду в свою квартиру по ярко освещённым улицам. Если поднимать голову к небу, то звёзд там невозможно увидеть, лишь фонари и рекламные столбы, которые слепят тебя, как в театре лампочки. Я иду через толпу торопящихся людей, быстрее и быстрее, лишь бы добраться до дивана и забыться во сне.
Судорожно достаю ключи из карманов пиджака и открываю дверь. Меня встречает пустая тёмная комната. Я включаю свет и падаю на диван.
- Ты же понимаешь, что ты провалишься? – где-то с темноты я слышу чей-то голос, - Твой спектакль – чушь.
- Неправда, - отвечаю я и понимаю, кто со мной говорит.
С тени выходит пожилой мужчина, точно я. Он протягивает мне бутылку чего-то алкогольного. Я сразу же делаю два больших глотка. Мне становиться легче.
- И ты веришь в это? – спрашивает он.
Я стыдливо опускаю голову вниз и понимаю, что он прав.
- Даже я реальнее, чем твой спектакль, - говорит он, - Ты сам видел, что в спектакле всё не натуральное: двери, комнаты, кровь и твоя жалкая игра. Там всё фальшивка. Я уверен, что газеты опишут этот спектакль как попытку актёра-алкоголика вернуть себе былую славу.
Я смотрю на него и делаю ещё два больших глотка. Моя голова, которая внезапно стала весом с гирю, падает на подушку, и я засыпаю.

Два дня до спектакля.
- Смотри, - говорит мой помощник и кладёт мне на спину кулёк с поддельной кровью, заматывая меня скотчем, - когда ты «выстрелишь», то быстро упадёшь на пол, кулёк разорвется и это будет выглядеть словно ты застрелился в самом деле.
- Не знаю, получится ли это, - говорю я и натягиваю на себя рубашку.
Мы с актёром выходим на сцену и говорим наши реплики. Наступает момент, когда я засовываю себе дуло пистолета и нажимаю на курок. Бам! И я падаю на пол. Кулёк с небольшой силой лопается под тяжестью моего тела и через полминуты подо мной разливается красная жидкость. Со стороны это смотрится жалко: выстрел произошел, а кровь вытекла лишь через полминуты. Тем более, было заметно то, что кровь течёт не из головы, а из-под спины. Смехота, да и только!
- Отвратительно, - слышу я.
Я поднимаюсь на ноги и направляю свой взгляд на кресла внизу сцены. На одном из них в первом ряду сидит наш продюсер.
- Так не пойдёт, - говорит он, - Смотрится как детский сад. А я не хочу платить за детский сад.
Он строг и категоричен в своих речах. Меня это пугает. Я стою и молчу.
На сцену выбежал мой помощник, и, сойдя со сцены, он с мольбами подошел к продюсеру.
Со сцены плохо слышно, но некоторые мольбы я разбирал. В конце концов, продюсер сказал, чтобы ситуацию с поддельной кровью мы решили к премьере. В противном случае, он не выплатит нам заработанных денег.

Весь вечер наша команда просидела над этим чёртовым пакетом с кровью, раздумывая как же нам его прикрепить. Мы крепили его к шее и завязывали на мне шарф, мы надевали на меня парик и клали туда кровь, но ничего из этого не делало ситуацию более правдоподобной. Разочарованные мы пошли по домам. Только мой помощник сидел с этим пакетом и крепил его к разным частям одежды всю ночь.

Один день до спектакля.
Мы согласились на том, что кровь, прикрепленная к шее, будет смотреться более правдоподобно. Есть лишь один минус: при падении мне надо так упасть, чтобы надавить на него весом, и чтобы он разорвался. Это может вызвать травму шеи.
Вместо того чтобы репетировать всю пьесу, мы пять часов репетировали финальную сцену и мой выстрел.
Позже, ближе к ночи, к нам пришел продюсер. Он, молча, сидел внизу и смотрел на нашу игру. Мельком я видел, как он улыбался, иногда даже переживал за главных героев пьесы, но в финальной части нашей пьесы, он даже не захлопал. Он опять спросил, почему кровь вытекает позже, чем я выстреливаю.
Мой помощник сказал, что к завтрашнему дню всё будет сделано в один момент: и выстрел и кровь.

В три часа ночи я вернулся в свою тёмную квартиру на пятнадцатом этаже. На диване, как всегда, ждал он. Он держал в руках бутылку чего-то алкогольного для меня. Я уже перестал спрашивать, что там. Если после него клонит в сон, значит всё хорошо.
- Как всегда всё прошло ужасно? – спрашивает он.
Я сажусь рядом с ним на диван и делаю глоток. Я киваю.
- Так и знал. Говорил же тебе, ты опозоришься. Это будет провал года.
- Наверное, - говорю я, - Если бы не финальная сцена, всё было бы идеально. Лучше бы я не описывал эту сцену в сценарии.
- А в чём проблема? – спрашивает он.
- В том, что сцена выстрела смотрится неправдоподобно, - говорю я и отпиваю ещё пару глотков. Чувствую, как голова опять приобретает вес гири. Меня клонит в сон, - Завтра премьера, а наша пьеса смотрится ничтожно.
- Что на счёт этого? – он встаёт с дивана, достаёт из тумбочки мой старый пистолет, - С этой штукой финальная сцена смотрелась бы гораздо убедительнее.
Он улыбается, и я чувствую, как моя голова падает на подушку. Я беру пистолет в руку и засовываю его себе в карманы брюк. Он улыбается.

Премьера.
Сегодня я преисполнен хорошим предчувствием того, что у меня всё получится. Я снова взойду на вершину славы, меня снова полюбят.
Я стою в гримёрной и смотрю в зеркало. Здесь больше никого нет. Я оглядываюсь по сторонам и убеждаюсь в этом. Я достаю из сумки пистолет, проверяю магазин. Всё на месте. Это будет настолько правдоподобно, что все газеты напишут об этом!
Ко мне подходит ассистентка.
- Вы сегодня в хорошем настроении, - говорит она.
- Сегодня премьера моей пьесы, я не могу быть не в хорошем настроении.
Я улыбаюсь. Она тоже.
- Вот, - говорит она, - Это правильно.
Она ободряюще гладит меня по плечу.
Из колонки слышится голос: «Финальная сцена. Через три минуты начинается финальная сцена».
Я поправляю рубашку, снимаю со своей шеи шарф, который мне уже не нужен и иду прямиков на сцену. По дороге меня останавливает мой помощник.
- Держи, - он протягивает мне пакет с кровью, - Подожди, где твой шарф?
Я делаю вид, будто бы не слышу его. Мой шаг быстрый и нацеленный. Он ещё пытается схватить меня за рубашку, но поднявшийся занавес свидетельствует о том, что сцена началась. Он в голос ругается и отпускает меня на сцену. Я слышу моего помощника:
- Ты испортишь всё!
 Я прохожу на сцену и становлюсь в её центр. Я смотрю в полный зал людей и поднимаю взгляд вверх. Вверху на диванах люди лениво выпивают свои коктейли. Освещение в этот раз было намного лучше. Я бы даже сказал, оно было идеальным.
На минуту мне стало страшно. Но собравшись с духом, я достал пистолет из брюк и повернулся лицом к актёру.
- Ты чёртов ублюдок! – я подхожу к нему, и дуло пистолета упирается в его грудь.
- Пожалуйста, - взмолил он, падая на колени; он хватает меня за брюки и начинается истошно плакать, - Я не должен был здесь находиться. Прошу Вас, будьте благоразумны! – кричит он.
Я медленно опускаю пистолет и отхожу от него. Он поднимает на меня свои заплаканные глаза.
- Если бы не вы, моя жизнь была бы намного лучше, - говорю я, - Вы испортили мне её.
Я делаю несколько шагов назад и опять становлюсь на середину сцены. Медленно поднимаю пистолет и направляю его в рот.
Актёр изумлённо смотрит на меня, и в его взгляде я вижу вопросы: «Где шарф? Что ты собрался делать?»
Краем глаза я вижу своего помощника, который стоял в проёме и смотрел на меня. Кажется, он начал понимать, что происходит.
Я улыбаюсь, и дуло пистолета полностью заходит мне в рот. В который раз, я чувствую его металлический, такой знакомых, вкус. Зрители охают, актёр в недоумении.
Я медленно нажимаю на курок. Щелчок. Бам!