Сумерки

    Выйдя из зала суда, Валерия Николаевна, словно больная, шла, опираясь на руку дочери, не понимая, что твердит рядом идущий адвокат, кажется, уверяющий, что не все потеряно и какая-то апелляция поможет. Ноги не слушались. Отчего-то она все время спотыкалась и, наверно, если бы не дочь, упала. В голове, точно залитой свинцом,  гвоздем засело буднично произнесенное судьей: «...восемь лет колонии строгого режима», да к тому же ехидное замечание прокурора: «Когда жена намного старше, это еще одна мотивация для аморальных поступков человека, которого теперь потянуло на растление малолетних!»
    Боже, какое безумие, ересь! Ее Петя, ни в чем не повинный, с притянутым за уши обвинением, оболганный и опозоренный перед всем миром, должен отбывать заключение из-за какой-то шантажистки и недомыслия и глухоты правосудия! Такое невозможно понять, где справедливость? Как и чем облегчить участь дорогого ей Петеньки?
    Придя домой, Валерия Николаевна отказалась от ужина, сделав лишь несколько глотков чаю и съев, по настоянию дочери, маленький кусочек сыра, — в рот ничего не лезло.
    Она легла в постель, мечтая забыться во сне, но сон не шел... Всплывали разные картины прошлого. За что такая напасть обрушилась на них? Прожили душа в душу три десятка лет (через месяц мечтали с помпой отметить дату), честно трудились, вырастили своих детей и дали дорогу чужим, ведь оба были педагоги. И за какие грехи такая беда, какое-то проклятие?.. А, может, это действительно проклятие Родиона? Неужели, он? Нет, ерунда какая, Родион на подобное неспособен. Хотя, кто знает, оскорбленная гордость взыграла в нем, и он послал им проклятье... О, Боже, чушь какая! До чего дошла... А, быть может, все же это расплата за то, что, покривив душой, из корыстных побуждений и следуя указаниям матери, слепо желавшей ей добра, вышла замуж за Родиона?
    ...Они жили по соседству. Холостяк, на девятнадцать лет старше Леры, занимавший по тем меркам приличную должность главного бухгалтера хлебокомбината, стал оказывать ей, восемнадцатилетней девчонке, особое внимание. Лера с мамой, работавшей библиотекарем, жили весьма скромно, а попросту говоря, бедно. Особенно старалась, взяв  себя роль свахи, мамина подруга, уверявшая Леру, что лучшей партии не сыскать:
    - Главное в семейной жизни, - вдалбливала  тетя Варя (у нее был в этом деле большой опыт: три неудачных брака), — чтобы в доме был достаток и муж любил, а не наоборот!
    - А я думала, что оба должны любить... - отвечала упрямо не желавшая соглашаться с ее доводами,  Лера.
    - В семье будет достаток, — твердила тетя Варя, а мама согласно кивала, - о котором ты не имеешь ни малейшего представления! Ведь вы ведете убогое существование, считаете каждую копейку. Мать твоя света Божьего не видит, а ведь она еще совсем молодая женщина! И, я уверена, как только ты выйдешь замуж и она будет спокойна за твое будущее, то сможет устроить и свою личную жизнь. Пожалей мать!
    Этот довод оказался решающим. Лера знала, что когда ей было всего полтора года, отец погиб в геологической экспедиции, и с тех пор мать посвятила себя дочери без остатка. Лера ответила согласием, полная уверенности, что Родион действует через приятельницу семьи, не решаясь лично сделать предложение, боясь отказа.
    Однако, все было совсем не так... Заручившись словом невесты, добровольная сваха взялась за жениха (как уже потом, через много лет стало известно Валерии). Какие доводы тетя Варя ему преподнесла, неизвестно, но вскоре после обработки девушки, Родион явился к ним с бутылкой «Кагора» и тортиком «Полено» и попросил у соседки руки ее дочери. На это мама ответила, что лично она не против и с радостью назовет его, достойного и уважаемого человека, своим зятем, ежели дочь даст согласие, - ей решать.
    - Ну, что скажешь? - обратилась она к Лере, которая сидела рядом за столом, полная смятения, в душе считавшая, что претендент скорее подходит ее матери — всего год разницы... Но, вспомнив слово, данное тете Варе, находившейся тут же и гипнотизирующим взглядом неотрывно глядевшей на нее, Лера согласно кивнула головой.
    - Чего молчишь? - спросила та.
    - Я сказала — да! - как показалось Лере, мать и ее подруга с облегчением рассмеялись. К ним присоединился и раскатистый хохот Родиона. А Лера, осмелев, добавила: - Но с условием!
    - Какое еще условие? - встрепенулась тетя Варя (по-видимому, в ее планы никакие условия не входили...)
    - Я должна окончить институт!
    - А разве замужество этому помеха? - подал голос жених. Учись себе на здоровье, я обеими руками за!
    Так Валерия вышла замуж. А вскоре ее мама с помощью той же Вари нашла свое счастье, связав судьбу с овдовевшим братом подруги, и уехала с ним на Север.
    ...Шли годы. Валерия окончила пединститут. У них родилось двое детей. Родион оказался с несладким характером: эгоистичным, своенравным и требовательным. К тому же человеком супруг был весьма ограниченным: по любому вопросу и поводу вещал с большим апломбом, порой имея о предмете весьма поверхностное представление. Прочитавший на своем веку, по мнению Валерии, не более трех книг, он как будто со знанием дела выкладывал где-то подхваченное мнение о появившейся новинке. Однако Валерия, привыкнув к нему, закрывала на все это глаза, зная, что муж ее любит, заботится о благополучии семьи, и хотя к детям внешне особых чувств не проявляет, но стремится дать им хорошее воспитание.
    Так, вскоре после рождения дочери, в доме появилось пианино. «Аллочка должна учиться игре на фортепиано!» - заявил Родион, что и было сделано, правда, когда девочке исполнилось пять лет.
    «А Боренька пусть занимается на скрипке!» - решил отец. Но с этим ничего не вышло. Сын наотрез отказался учиться, и в доказательство своего отношения к инструменту, сломал смычок, за что был наказан разгневанным отцом. Валерии еле удалось тогда укротить мужа, доказывая, что насильно мил не будешь, и незачем ребенка мучить, а смычок, быть может, был бракованный.
    Аллочка с удовольствием училась в музыкальной школе, и  когда речь зашла о поступлении в музыкальное училище, — девочка, как утверждали, была одаренной, - ее педагог посоветовала нанять хорошего репетитора.
    Так в жизни Валерии появился Он — студент четвертого курса консерватории. В дальнейшем, вспоминая как все произошло, она посчитала это неотвратимым велением судьбы. Когда впервые на пороге их дома предстал Петр, он весело представился:
    - Приветствую! Я - Петя!
    Она отчего-то так смешалась, что в ответ брякнула:
    - А я — Лера!
    И они оба счастливо рассмеялись, словно старые друзья, радостно встретившиеся вновь...
    С ним было легко, весело и интересно. С первой же минуты подпав под обаяние Петра, она скоро поняла, что не представляет своего существования без него. Молодой человек был на одиннадцать лет младше ее, но Валерия совсем не ощущала этой разницы, а, наоборот, в некоторой степени он ей казался опытнее и мудрее, скорее — здравомысленней.
    В том, что и Петр к ней неравнодушен, не было никаких сомнений. Нет, не то слово: он ее полюбил, и любил потом всегда. Заботливый, внимательный, ласковый и преданный, он оберегал свою Леру, помогая во всем, волновался об ее здоровье, если болела, гордился ее успехами, и, что немаловажно, преданно, по-отцовски, относился к ее детям, даже после рождения их общей Светки.
    Разрыв с Родионом оказался для Валерии, по-видимому, даже тяжелее, чем для супруга. Когда она объявила мужу, что им надо расстаться, так как в ее жизни появился другой, что не желает и не может вести двойную жизнь и кривить душой, и просит дать развод, Родион задал ей вопрос: кто же является его соперником? А, узнав, расхохотался:   
    - Шутишь? Этот мальчишка, сопляк? Что с тобой, а? Неужели блажь нашла? Очнись и посмотри здраво: у нас дети, и вообще, что он сможет тебе дать, этот жалкий таперишка?
    - Петя не таперишка, как ты его обозвал. Он пианист, причем талантливый! - оскорбилась Валерия. - И не твоя забота, что я от него получу. А от тебя мне ничего не надо, кроме согласия на развод.
    -  Одумайся! Взгляни трезво на все, а я завтра же по-мужски поговорю с паскудным сосунком, и он пересчитает у меня все лестницы!
    - Ты что, драться задумал? Поберегись, Родион! Засужу, только посмей его пальцем тронуть!
    - Ты что, женщина, думаешь я руки буду пачкать об этого гаденыша? Черт с вами... Но сына я тебе не отдам!
    По-видимому, Родиону стало ясно, что у жены это - не мимолетное увлечение, и он решил удержать ее угрозой забрать сына. Валерия была в отчаянии.    
    - Как быть? - спросила она у Петра. - Что предпринять?
    - Придется потерпеть, пока я окончу учебу. Тогда захватим детей и уедем подальше.
    - Петя, но это не выход. Он нас везде запросто найдет. Наверно, придется уповать на суд. Дети не маленькие, и у них спросят их желание. Я более чем уверена, что ребята захотят остаться с нами. Но, видит Бог, как мне не хотелось бы вбивать клин между ними и Родионом. Он ведь их отец! Но он сам к этому понуждает... И, как видно, этой процедуры не избежать...
    Но муж, наверно, испугался скандала, — для него, члена парткома, репутация была важнее всего, - и неожиданно сам предложил: он готов дать согласие на развод и не претендовать на детей, если Валерия откажется от алиментов. Это условие было ею с радостью принято.
    Квартиру разменяли. В результате семья из четырех человек, а в будущем из пяти, когда родилась Светка, оказалась в одной, хотя и большой, комнате коммунальной квартиры.
    Жили тесно и небогато, но дружно и счастливо. Со временем увеличилась жилплощадь, улучшилось материальное положение семьи. Петр не гнушался никакой работой, даже на первых порах подвизался музработником в детском саду, затем был аккомпаниатором в хореографическом училище, и, наконец, стал преподавателем в музыкальной школе и вечернем музучилище.
    Валерия Николаевна же до самой пенсии, на которой уже сидела второй год (заставил уйти муж), преподавала русский язык и литературу.
    - Неужели я не прокормлю нас? - уговаривал ее Петр. - Побереги себя! - все твердил он в последнее время.
    И добился своего, когда у нее начало сдавать сердце. Подпевая Петру, на мать наседали и дети. Все трое уже выросли, получили образование, и, обзаведясь семьями, подарили им внуков. Жаль только, что Борис и Света осели далеко: сын в Мурманске, а младшая дочь — в Норильске. Только Аллочка живет рядом, почти по соседству, в одном с ними районе.
    ...Вечерело. Петр Петрович был на занятиях в училище, а Валерия Николаевна оканчивала глажку белья, когда, не переставая, затрезвонил звонок входной двери. Звонили — как на пожар. Более чем уверенная, что это внук, которому всегда некогда, Валерия Николаевна заспешила, выключив утюг, по коридору, твердя:
    - Сейчас, сейчас, Юрочка! Уже открываю!
    «Ну что за нетерпение у этой молодежи!» - подумала она. Наверно, дочь спекла что-то вкусное и прислала с сыном, а тот, по своему обыкновению, сунет принесенное ей в руки, клюнет в щеку или пошлет воздушный поцелуй, и с криком: «Ба, извини, некогда!», исчезнет...
    Так полагая, Валерия Николаевна, не спросив, распахнула дверь и застыла, нежданно узрев на пороге незнакомую даму, хмурое, напряженное лицо которой сразу вызвало какое-то неприятие. «Кто это, и что ей надо? Скорее всего ошиблась адресом...»  - пронеслось успокоительное.
    - Квартира Котовых? - осведомилась та, и тут же, не ожидая ответа: - Вы его жена?
    Удивленная непонятным визитом и обращением, Валерия Николаевна взволнованно спросила:
    -  А что случилось?
    -  Пройдемте, у нас будет долгий разговор! - бесцеремонно отрезала эта особа, проходя в квартиру мимо оторопевшей хозяйки.
    - Кто вы, и что вам надо? - не удержалась от резкого тона Валерия Николаевна, обратившись к нахалке.
    - Я — мать Шлыковой Майи, ученицы вашего супруга.
    - Его нет дома, придет поздно. 
    - Ну и не надо! Я фактически к вам, вы мне нужны.
    - Я? - переспросила Валерия Николаевна, предполагая, что невоспитанная мамаша, наверно, хочет попросить репетиторство, и уже готовая отказать, пригласила: - Садитесь, я вся внимание.
    - Это очень хорошо. Надеюсь, вы меня поймете... - сдвинутые брови, колючий взгляд и поджатые губы незваной гостьи настораживали и не предвещали приятной беседы. - Ваш Петр Петрович... - начала она, и несколько раз кашлянула, прочищая горло. - Мне даже неудобно об этом говорить, но я должна, обязана, а вы, как мать, конечно, сможете меня понять! - Валерия Николаевна слушала это вступление, уже ничего не понимая. А гостья продолжала: - Как можно быть спокойной, и не принять меры, когда вашего ребенка растлевает непорядочный человек?!
    Валерия Николаевна была в недоумении: а причем тут ее Петя, да и она сама? Чем они, кроме сочувствия, могут помочь этой женщине, если ее дочери встретился какой-то мерзавец?
    - А сколько вашей дочери лет? И кто он, этот... простите за любопытство? - прервала ее Валерия Николаевна, считая, что, наверно, речь идет о студентке музучилища.
    - Как кто? Я же вам что толкую: ваш Петр Петрович оказался старым развратником, который вел себя возмутительно с малым ребенком! Ведь моей Майечке всего-то девять лет!
    - Ничего не понимаю! Что означает ваше обвинение? И с чего вы это взяли? - вскричала ошеломленная таким абсурдным наветом Валерия Николаевна.
    - Как с чего? А хватание за разные места маленьких девочек, по вашему это не развратные действия? Знайте — ваш муж грязный негодяй, и я этого так не оставлю! Конечно... - тут она замялась, - если вы не захотите скандала, который последует... если мы не договоримся...
    Только сейчас до Валерии Николаевны дошло - перед ней шантажистка, и она, закипев от возмущения, крикнула:
    - Вон отсюда, аферистка! Убирайтесь!
    - Ну-ну, потише! Ваше дело... Я хотела как лучше, вас же жалеючи...
    - Уходите! Слушать ничего не желаю! Мерзкая, подлая, выдуманная вами ложь мне не интересна!
    Все клокотало внутри — как эта гадина посмела на Петра такое возвести! Валерия Николаевна никак не могла успокоиться, даже когда за негодяйкой захлопнулась дверь. А в ушах все еще звенело:
    - Вы еще пожалеете! Я давала вам шанс. За жадность свою поплатитесь и получите по заслугам! Я это так не оставлю!
    Когда вернулся муж, Валерия рассказала ему о визитерше. Петр все никак не мог понять, откуда свалилось на него такое обвинение и похвалил жену за  то, что выгнала эту, скорее всего, спятившую, мамашу. «В здравом уме такое понести никто, даже прожженный клеветник, не посмеет!» - усмехнулся он. Да что обсуждать, само обвинение несуразно хотя бы тем, что занятия проходят с открытой дверью, почти всегда в присутствии других учеников, а порой и их родителей. А в другое время он вообще с учениками не встречается и не пересекается.
    - На эту бедную женщину, наверно, нашло какое-то наваждение. Да и что за намеки на какой-то договор с тобой? Ума не приложу, что все это означает?
    - Петя, милый, она хотела из нас вытянуть деньги. Просто это все придуманный для шантажа сюжет. Хитрая бестия, она не сошла с ума, а тонко спроектировала аферу. Забоятся, мол, неприличной грязной огласки, и хорошо откупятся. А затем она будет тянуть из нас и дальше, держа на крючке. В общем, великолепно продуманный вид доход!
    - Лерочка, как ты ее раскусила! А я сразу и не допер. Ну, выгнала, — и черт с ней! Поразительно, как внешность бывает обманчива! Она часто бывала на уроках, когда приводила дочь, кстати девочка способная, но ленивая. Из-за того, что память хорошая, схватывает налету, но играет небрежно. А в последнее время обленилась. Понимаешь, дело идет к экзамену, а девчонка пришла совершенно неподготовленная, даже не разобрала заданную сонатину. Стоп... Вот к чему эта особа могла прицепиться... Я тогда, естественно, пожурил ученицу, а на прощание шлепнул по заду и сказал: «Ну, иди, и учти — если в следующий раз повторится, нам придется распрощаться. Мне такая ленивая не нужна! Так и скажи маме. Я не хочу из-за тебя позориться!» И тут она разрыдалась: «Не говорите маме!» Мне стало жалко ребенка. Я прижал ее к себе и погладил по головке, чтобы успокоить. Платка у ревы не было, пришлось своим вытереть слезы. Ты сама знаешь, как я отношусь к слезам... Да, кстати, она была не одна, в классе сидела ее подружка, Томочка. Боже, абсурд какой! Такой поклеп на ровном месте нагородить!
    Валерия Николаевна с мужем были чуть ли не на сто процентов уверены, что потерпев фиаско, шантажистка отступится и забудет о своих угрозах, поняв, что не на таких нарвалась. Однако через два дня Петра Петровича вызвали к следователю. И пошло, поехало...
    Так называемого «растлителя» взяли под стражу. Скандал приобрел широкую огласку, о преподавателе-педофиле писала даже местная пресса.
    О том, что мамаша «пострадавшей» ученицы приходила к ним с шантажом, Валерия Николаевна рассказала следователю. Тот выслушал ее, посмеиваясь, полагая, что жена стремится выгородить своего негодяя-супруга. Он так и сказал, подводя черту в беседой:
    - Вам бы следовало не прикрывать муженька, а осудить, как того требует человеческая мораль!
    Адвокат сообщил, что, как будто, одна девочка подтвердила, что Петр Петрович трогал попу Майи, и так же гладил и ее по голове, когда был доволен успехами.
    А Петр Петрович и не отрицал этого, а объяснял, что не только Шлыкову Майю, а всех учеников гладил по головке и хвалил, когда хорошо подготовлен урок. Ее же, когда пришла совсем неподготовленная, шлепнул по заднему месту, как неоднократно своих дочерей, если, бывало, проштрафятся.
    ...Все надеялись на справедливый суд, который, без сомнения, оправдает ни в чем не повинного, доброго педагога. Но, несмотря на великолепные характеристики, ходатайство, подписанное всеми без исключения родителями учеников и многими бывшими выпускниками, в результате был объявлен этот страшный приговор...
    Когда подсудимый услышал требование прокурора, он не выдержал и крикнул:
    - Я ни в чем не виноват! Это все клевета, за которую ухватились!
    Его лишили последнего слова и вывели из зала.
    Апелляция большого облегчения не принесла. Учитывая, что это первая судимость, срок скостили на один год. Петра Петровича отправили отбывать наказание в Мордовию. Нанятый адвокат старался обнадежить, уповая на поданные на пересмотр дела документы. Но время шло...
    От Петра Петровича редко приходили лаконичные письма, в которых он о себе — ни слова, а только спрашивал, как его Лерочка и дети. Наконец, получили разрешение на свидание. Но вместо встречи с мужем Валерия Николаевна очутилась в больнице с инфарктом - переживания не прошли даром...
    Ни Борис, ни Алла права на свидание не имели, считаясь для осужденного чужими людьми. Родная дочь Света только что родила. Роды были тяжелыми, ребенок родился преждевременно, поэтому она не могла поехать к отцу. Одно к одному... Одна беда тянула за собой другую...
    Петра Петровича навестил адвокат. Привезенные им вести были нерадостные. Валерии Николаевне об этом не сказали, оберегая от волнений. По словам юриста, Петр Петрович выглядел при встрече подавленным, был весь в синяках. Как выяснил адвокат, защищаясь от посягательств уголовников, он применил приемы борьбы, которой занимался в молодости. За это сам же был наказан, получил карцер и лишен права на очередное свидание...
    Прошло более двух лет после суда и, наконец, долгожданное событие: Валерия  Николаевна собралась навестить мужа, получив на это согласие лечащих врачей и разрешение начальства колонии на свидание. Боясь отпустить мать после серьезной болезни в дальнюю, с пересадкой, дорогу, ее решила сопровождать старшая дочь. И правильно сделала, так как по приезде их ожидал удар: свидание отменяется.
    Они никак не могли выяснить причину отказа. Ее охраняли, как государственную тайну, утверждая — таково распоряжение начальства. И лишь добившись встречи с руководством колонии, удалось узнать, что Петр Петрович заболел и находится на излечении в медсанчасти исправительного заведения. Диагноз сообщить отказались...
    Так несолоно хлебавши вернулись они домой, полные огорчения и беспокойства.
    А вскоре — ошеломляющее, радостное известие: Петр Петрович освобожден и можно приехать его забрать. Вот это загадочное добавление «его забрать» насторожило...
    Опять Валерия Николаевна с Аллой отправились в Мордовию. Сердце Валерии учащенно билось от плохих предчувствий. «Надо радоваться, что, наконец, мучениям Пети пришел конец! - говорила Аллочка. - Чем бы не болел, я уверена, ты, мама, поставишь его на ноги!»
    Но все старания дочери были напрасны, душа Валерии томилась от неизвестности. Казалось, поезд ползет, как черепаха. Лететь самолетом, как хотелось бы, врачи не рекомендовали, вот и пришлось смириться, отправившись до Саранска поездом, а затем по уже знакомому маршруту, на автобусе.
    А вот и нужный «объект», и длительное, томительное ожидание долгожданной встречи. Валерия Николаевна вся извелась от нетерпения увидеть наконец-то своего Петеньку. И вот, с котомкой в руке, его вывела военнослужащая с накинутым на плечи белым халатом.
    Взглянув на мужа, Валерия Николевна не поверила своим глазам и радостное приветствие оборвалось. Перед ней стояло нечто, сходное с мумией, с отрешенным, бессмысленным взглядом, совершенно не среагировавшим на бросившихся навстречу Валерию Николаевну и Аллу.
    - Родной, что с тобой сделали... - только и смогла пролепетать Валерия, убитая увиденным.
    - Сумерки... Кругом сумерки... - услышали они в ответ бесцветное бормотанье.
    Тут Валерии Николаевне на мгновение почудилось в его взгляде какое-то прояснение, когда Петр взял ее руку и поднес к губам. Но взгляд его тут же потух, опять погрузившись в бездну.
    - Сумерки, сумерки... - послышалось вновь.
    Петруша, какие сумерки? Вот, Аллочка, ты узнал ее? Сейчас мы поедем домой, тебя там ждут! Приехали Светочка с нашим внучонком, Боренька, Юрочка...
    Петр Петрович не реагировал и опять принялся за свое. Стоявшая рядом, по-видимому, медсестра, далеким от сострадания тоном назидательно заявила:
    - Оставьте его в покое! Он после инсульта ничего не соображает.
    От этих слов и всего происходящего, Валерии Николаевне стало страшно. Мурашки побежали по телу.
    - Петруша... Мой Петруша... - еле прошептала она.
    Слезы лились потоком, а Петр Петрович безучастно повторил:
    - Сумерки, везде сумерки. А за ними — закат.