Горечь утраты Мушки была сглажена возвращением нашего отца домой, это было 27 ноября, на следующий день, находясь на льду уличной речки, кто-то сказал, что пришёл с войны твой папа.
Не помню с кем я бежал на встречу с ним, которая состоялась чуть повыше Бобкова дома. Оказавшись у него на руках, он спросил о моём занятии и пообещал сделать коньки.
На второй день деревянные коньки с протянутой по нижней части сантиметровой сточенной под плоскость проволоки были готовы. Я не спал всю ночь, а спозаранку привязав, коньки к валенкам пошёл на речку.
Еле дошёл, коньки не ехали, а только мешали ходьбе, но походив на них по льду, к обеду стал ездить, как на настоящих снегурках. Позднее у меня появились дутыши, на которых ехать было легче и быстрее, к тому времени освоил технику бега.
Время не уставало переворачивать свои карты, годом раньше, случилось непредвиденное. Шура, чуть было не попала под обвалившийся в горнице потолок, учитывая её упрямство,ни на что не обращать внимание,-произошло чудо.
Я пошёл в первый класс и был в школе, мама - в магазин, за ней, как всегда, увязалась Зина, дома осталась одна Шура и возилась со своими игрушками в переднем углу на угольнике под полочкой с иконами.
С потолка посыпалась земля, Шура насторожилась,земля посыпалась второй раз, её будто кто-то подтолкнул, и она выбежала из горницы. Остальные двери раскрывались перед ней сами, её вынесло воздушным потоком вместе с клубом пыли на улицу.
Задыхаясь,от магазина подбежала мама, но как только увидела Шуру, успокоилась и стала обходить заваленные землёй комнаты и анализировать, что же произошло.
Упала, подгнившая от попадания воды с крыши, матка и потянула проёмы потолка с насыпанным там утеплителем в т.ч. и землёй и этим завалило всю горницу, разбив столешницу дубового стола пополам.
Детство у меня напоминает драму
Как тень костра,зажжённого в ночи,
Как бинт,положенный на рану,
Война и тыл в яви,а не с экрана,
Одежда скудная и скудные харчи.
Детей нас четверо, надежда- мама,
Потоки беженцев, сплошные драмы,
Москвичке с сыном, совет краткий,
По нраву если, в семью к солдатке.
Было тесно, но всё по братски.
Часто ночью:-турнепс был в поле,
Снег разгребали, копали в доле,
Топили печку,всё шло для крова,
Кормленье, дойка в избе коровы,
Страх москвички за быт суровый.
Кострика с мяльцев зимой разжига,
В селе зенитки фашистам фига,
Промчалось быстро отца леченье,
Полгода дома, после раненья.
Потом школа и класс не в сборе
Смесь лебеды с едой в наборе,
Лузга с мучелью ещё в доборе,
Боль в животах ребят запоры,
Ответы разные на списочный опрос,
Учителя улыбка,-мой пожалейте нос.-
В варежках в карманы, хлопоты за партой.
Замёрзшие чернила, печь в простенке,
Обмотанная обувь, рисованная карта,
Озябшие мальчишки хотели старта,
Уставшие, прислонялись к стенке.
Не помню, когда это было, но мама рассказывала, что ходить я стал рано и оправившись от кори, разувший, выбежал на улицу и по первому снежку пробежался вокруг дома. Наверное, меня ругали, но наказал себя я сам и целый год не становился на ноги. Всё остальное время сохранилось в памяти. Жили тем, что собирали с огорода. На пятидесяти сотках выращивали всё, что было под силу. Сеяли рожь, пшеницу, просо, коноплю, горох,мак, подсолнухи. Сажали картошку, тыкву, огурцы, помидоры. Скошенные крюком зерновые увязывали в снопы, просушив их в копнах, перетаскивали снопы на сделанный во дворе ток. Там молотили снопы деревянными цепами,просушивали зерно и веяли. Отходы тоже шли в дело. Не выкопанную в огороде картошку оставляли в зиму, а весной выкапывали готовый крахмал, который шёл добавком в печёный хлеб, ещё к муке добавлялась мучель, это купленная на мельнице мука из отходов с примесями сорняков в зерне ржи. Всего этого не очень хватало. В первый год жизни у нас, эвакуированных по ночам, ходили на неубранное поле турнепса, которое находилось за речкой у родника и в мёрзлом состоянии в мешке приносили его домой для еды.Не хватало сил во время вскопать огород, иногда колхоз выделял вместо лошади волов, на которых не каждый человек может ими управлять. В период уборки, как правило треть площади картошки оставляли под зиму. Картошка была главным питательным продуктом семьи.Многие в качестве добавок к хлебу использовали лузгу и лебеду, это создавало проблемы запоров у ребят. Мама гордилась, что избегала этих добавок и всегда повторяла, что мучель, это крайний выход из положения,пока работала мельница. Иногда, во время крупных завозов зерна на помол ранним утром этот продукт можно купить или на что-то обменять, подешевле.
Каким бы время ни было, дети остаются детьми в любой ситуации. У нас так же были новогодние ёлки которые ставили на деревянную крестовину. Обыкновенную сосну, украшали бумажными игрушками, изготовленными учениками из использованной бумаги и газет.
Осенью, в начале учебного года, выходили на поле и собирали колоски. Это не было для нас обузой, наоборот ребята считали это своим вкладом в помощь своим отцам, воюющим на фронте. Собирали варежки приготовленные матерями села, не которые девочки вязали их сами и всё вместе отсылали на фронт.
Мы не понимали, что жизнь должна быть другой. Иногда, в одном классе собиралось четыре класса, от первого до четвёртого и разных возрастов. В моём классе были тринадцатилетние девочки, которые пропускали годы не из-за лени, а из-за отсутствия одежды и обуви.
Чаще, не было обуви в холодное время года и в половодье. Часто жаловались на животы и с разрешения учителя выходили в туалет, который был за школой. Но всё равно часто заигрывались, веселились, озорничали и хулиганили.
Как -то раз на передний стол забрался Юра Садомов и начал скакать со стола на стол. Он был постарше меня на два года, а ещё на два года старше его училась его сестра Рая. Их мать тётя Ганя была старшей в школе, уборщицей, и сторожем, хозяйкой квартиры при школе, в которой жила семья.
Их старшая сестра Клавдия Романовна раньше была заведующей школой, призвана на фронт, скоро должна демобилизоваться и снова занять своё место. Юра продолжал скакать и вдруг, он упал, как на грех, с моего стола. Видящие его проделки тут же с обвинениями накинулись на меня, хотя я не понимал, почему оказался виноватым. При входе учителя все замолчали.
После уроков вместе со своими соседями шёл домой, нас встретила Ирина Бритвина, внучка заведующего здрав. пункта. Моя одноклассница, участвующая в споре на стороне Юры, добежала до дома, успела встретить нас, выбежав нам на встречу с кружкой воды. Я понял, в чём дело, увернулся от плеска, и вся вода оказалась на Ирине.
Тогда Ирина, махая пустой кружкой, что тут же на моём лбу появилась шишка.Возмущений в семье особо не было, может потому, что все уважали самого Бритвина. "Сам виноват,- сказала мама,- девочка захотела поиграться, а ты её же водой облил её, обидно." При моём появлении в классе все всё, знали, но никто никаких вопросов мне не задавал, хотя шишка ещё не исчезла.
После сдачи экзаменов за четвёртый класс в .Липовке, пришлось готовиться к подачи документов в Каменскую семилетку и к сентябрю меня оформили в 5-й «Б» класс, где люди были с Масловки, Павловки, Сярды, Ульяновки, Обвала, класс «А» был полностью из местных, каменских. Если сентябрь мы могли успевать приходить за 5-7 км. за светло до дома, то октябрь заставлял жить на временных квартирах и привыкать к проживанию в людях. Моя первая ночь на новой квартире оказалась неудачной, зная, что такое вши, видел их, частенько были школьные проверки, хотя я никогда не был в числе их носителей. Но здесь увидел их наличие, борьбу с паразитами и отвращение к ним и хозяевам. Хозяйка, баба Фёкла, после промывания волос на голове, мелким деревянным гребнем стала прочёсывать свой волос на огненную металлическую печную заслонку. Раздавалось пощёлкивание падающих на горячий металл гнид и чёткое лопанье на этой «сковородке» вшей. Я ушёл и больше сюда не вернулся, за моей постелью приходила мама и этим же днём нашла новую квартиру совсем не далеко - у Золотовых, двух сестёр, живущих временно вместе, где у каждой были сыновья. Идя в школу, мы не всегда успевали прийти вовремя к первому звонку. Однажды оказавшись, вместе с семиклассником, двоюродным братом Иваном, переходя Волчий овраг, задержались на поросшей поляне, выходящей из этого оврага. Сверкающие лучи солнца соблазнили нас задержаться на этой лужайке. Прикрепив на кустарнике бумагу с нарисованным немецким фашистом, стреляли в него с рогатки. Вдруг на моё плечо опустилась рука, шедшего за нами нашего учителя по физкультуре, жившего на Скачёвке, Рассказова Сергея Георгиевича. От этой руки я не мог освободиться, оставшиеся до школы три километра и был доставлен в учительскую на осуждение и принятие мер. Оттуда был сопровождён в мой класс, на идущий урок сразу к доске, где предложили мне просить прощение за его срыв. Я не понимал своей вины и простоял у доски всё оставшееся время, до звонка. Больше в школу я не пошёл, рассказав об этом дома. Через неделю к нам на своём мотоцикле приехал Сергей Николаевич Болотин, директор школы и попытался выслушать мои объяснения по поводу случившегося и услышал от мамы, чего не ожидал. «За какое преступление ребёнка выставили перед его товарищами и заставили извиняться. За что? Это в двадцатые годы нашего помещика Агапова принудили извиняться перед жителями села за эксплуатацию населения. Это злоба дня, политика, кто знает, что последовало при отъезде в город, куда он уехал, а владелец мельницы добровольно сдал мельницу и тоже уехал в город.» Сергей Николаевич пообещал, что во всём разберётся, а в понедельник я должен быть на занятиях. Учитель физкультуры, Сергей Георгиевич к своему уроку выходил ровно за 45 минут. Вся поляна, вплоть до Волчьего оврага перед его глазами были как на ладошке. Благодаря выверенному шагу, минуту в минуту оказывался на своём рабочем месте. В моём классе было пять человек с Обвала, и шестой, но в шестом классе, уже без сестрёнки, оказалась Дина Можаёва, Я понимал она дочь Ивана Григорьевича, друга эвакуированной москвички Веры Ивановны. Дина возможно, не помнила, как вместе со своей сестрёнкой, Лидой по какой-то договорённости Ивана Григорьевича с В.И. и мамой в течении недели проживали у нас. Я опознал их появление ещё в третьем классе, полгода проучились и снова куда-то исчезли. Теперь появление уже одной Дины, быстро сдружившееся с нашими девочками и классом выделялась своей активностью. Особенно на уроках немецкого языка, который вёл недавно назначенный студент-заочник Павел Трофимович Минкин, который мне был знаком по сдаче экзаменов со старшим братом Володей и Володей Никулиным. Вместе что-то готовили, читали, чертили, оформляли аттестаты зрелости, видимо копии, ходили купаться на речку под наши огороды. Всё это сближало нас, и мы частенько ходили из Каменки с ним вместе. Со временем, избегая, настойчивое внимание к себе нашей одноклассницы Дины, он уходил чуть пораньше или попозже. Эта уловка была разгадана Диной, ощутив это, он поменял свою тактику ежедневного возвращения домой, у него появились дополнительные занятия с отстающими, как через некоторое время в этой группе оказалась вчерашняя отличница и сегодняшняя двоечница по немецкому Дина Можаёва. Девочки стрекотали, обсуждая чувствительный нерв отдельных одноклассниц. Состоялся выпускной вечер семиклассников, покидавших эту школу. Мне удивительно, но были прощальные речи и вино и только к утру засветло гурьбой идя домой, некоторые девочки жалели о несостоявшихся желаниях.
После окончания семи классов в Каменке, это были выпускные классы, мне
предстоял выбор, куда идти учиться, Тамала, уже была забита, там училась в восьмом классе сестра Шура. Жила она у тёти Зины, родной сестры мамы, оставался г. Белинский, где в своё время учился старший брат Володя. В Обвале была четырёх летка, -начальная школа.
Первое сентября в мужской средней школе, в здании, где раньше была пересыльная тюрьма, с узкими коридорами и просторными классами и большим общим залом, где было не хуже, чем во всех школах, которые я окончил.
Сделали перекличку, городские ребята смотрели на остальных, как пришлых с другого конца земли. Все держались своими группами, деревенские, своих односельчан.
Я определился с Юрой Садомовым , за одной партой, В перерыве ко мне подошёл Витя Силкин, о чём-то расспрашивал, показывая, что он городской, оборачиваясь тут же на своих ребят, а те ухмылялись, будто ждали, что же дальше.
Это понимал Витя, прижимая меня в проходе между парт, где мне отступать было физически неудобно и некуда, проглядывалась грубая наглость в его движениях.
Я перехватил его руку, на что шикнули стоявшие сзади Вити городские, он посчитал моё движение оскорбительным и перехватил меня за грудки, я сделал то же самое, это оказалось концом его терпения, и он изобразил движение, как силовой приём, его рубашка осталась у меня в руках.
Зазвенел звонок. "Я не прощу тебе рубашку!"- сказал он, встав на подоконник, спрыгнул вниз со второго этажа, а там ещё и цоколь. В выходной день я был у брата Володи в больнице, он попал туда с раненной ногой.
Перед отъездом в Пензу решил прокатиться на мотоцикле с д. Петей, проезжая через мост, мотоцикл «Ковровец» подпрыгнул, во вращающее колесо попала у Володи нога.
Когда стали разбираться, из под кожи пятки вытащили его носок, пятка была изуродована и Володю отправили в районную больницу.
Его ногу обработали, наложили швы и сделали перевязку, пообещав, выписать через недельку. Он расспросил про учителей, за прошедшие годы состав почти полностью обновился, осталась одна химичка, с которой у него были дружеские отношения.
При выписке ему посоветовали временно воздержаться от нагрузок, имея в виду разгрузку вагонов. Через некоторое время я снова был в этой больнице в другом корпусе, подошёл к окошку и сказал, кого жду, вышел с бледноватым лицом, осунувшийся, сорока пятилетний мой папа, в белом белье и сером халате.
Позади война, единственный раз был на лечении по ранению, хотя вся война в пехоте, понтонные мосты, водонепроницаемый резиновый костюм, ремонты железнодорожных мостов, плотничные работы и везде вода и не одной простуды.
"Целоваться не будем",-сказал он, протягивая мне нарезанные кусочки жирной селёдки,- "до неё никто не дотрагивался,"- добавил он. "Прошёл обследование, картина не приятная, но маме об этом не говори".
Подлечившись, его выписали домой, конечно, никаких направлений на продолжение лечения не было.
В школе всё шло по прежнему, наш класс ходил во вторую смену, а возвращались в потёмках. На повороте в улицу передо мной вырос не знакомый, с изрезанным в рубцах лицом, с напарником.
"Вот и пришла расплата за порванную рубашку", -сказал парень и тут же кулаком ударил мне по рукам, вылетели мои тетрадки и книжка, которую я носил каждый раз в зависимости от главного предмета.
Второй удар был по буханке хлеба, которую я придерживал левой рукой. Она тоже вылетела и с криком: "Полундра,"- исчезли, увидев встречного мужчину, который даже не остановился, подбирать мне помогал мой друг, Юра.
Позднее я узнал, что это был местный хулиган Юра Кудряшов, с которым мы потом виделись, но не общались. С Силкиным Витей по этому вопросу больше никогда не говорили.
Менялся педагогический коллектив, ушла химичка, пришла Вера Павловна Серова, по физкультуре,- Иванов Фридрих Алексеевич, после восьми лет службы на Курилах, с разболтанной, как он говорил, нервной системой, уважал подчинение и порядок, страдал увлечением спиртного.
Жаловался на директора, что Потёмкин его частенько обнюхивает, всю зиму ходил в лыжных ботинках, однажды вёл строем своих учеников по дороге, а на встречу милицейская машина, не сворачивая , сигналя, остановилась, он остановил строй, подошёл, вытащил водителя и выбросил его за дорогу, уводя строй в школу.
Был громадный скандал, его не освободили от работы, всё закончилось миром. Когда он заходил в класс, дружно вставали и на слова, здравствуйте ребята, дружно отвечали в едином порыве, здравствуйте Фридрих Алексеевич, окинув всех взглядом, говорил, садитесь.
Но так получилось, что весь класс договорился за что-то, на его приветствие, промолчать. В класс входил Фридрих, у него под рукой проскочил Скуратов Юра, одноклассник, сын директора женской школы и на приветствие раздался единственный чёткий голос Юры.
Не все поняли, что случилось, Фридрих подошёл к Скуратову, крепко пожал ему руку и сказал: "Садись". Все сели, последовала команда: "Встать!" Все встали, но постояв, Емелин Женя, с первой парты среднего ряда, демонстративно сел.
Фридрих сказал: "Встать Емелин",- через мгновение с плеч Фридриха слетело демисезонное пальто, оно было постоянным в любые морозы.
"Десять лет получу, но тебя проучу",- и в броске ухватился за голову Жени. Никто не понимал, что будет дальше, привскочив со своих мест, смотрели, как Емелин вывернулся из крепких объятий Фридриха.
Бросок, но Женя изловчился, крутанул под собой парту и Фридрих распластался на ней, а Емелин успел выскочить из класса, протопал бегом на выход, почувствовав, что за ним никто не бежит, вернулся, приоткрыл дверь и крикнул: "Фридрих, запомни, получишь!"
Взволнованный Фридрих Алексеевич, тяжело дыша, стал рассказывать, как наш боксёр нокаутировал поляка, перешедшего грань дозволенного, точно таким же приёмом был отстранён от дальнейшей борьбы. Вошёл Потёмкин, "Класс, встать,"- последовала команда, "Сидите, сидите",- успокоил директор.
"Что у вас происходит?" "Идёт опрос",- доложил Фридрих. "Хорошо, продолжайте",- ушёл Потёмкин. На следующем занятии при опросе, остановившись на фамилии Емелин Фридрих Алексеевич не успел что -то сказать, как Женя извинился, сказав, что я был не прав.
"Спасибо, жизнь штука сложная, себя тоже не оправдываю".Уже никто не пытался разыграть Фридриха не из-за боязни, а уважения и сочувствия. Бежало время. После Октябрьских праздников меня предупредили об оплате 75 руб. за первое полугодие.
Я знал, что об этом, сообщать домой не было смысла, так как денег всё равно не было, совсем недавно перед болезнью отца долго крутили по поводу облигаций, меняли суммы, ругались и угрожали, но он ничего не подписал и никому ничего не обещал.
За указанный срок денег я не принёс, тогда меня отправили к Потёмкину. Василий Иванович сообщил мне, что временно из-за задолженности, к занятиям я не допускаюсь. Я вошёл в класс, собрал свои тетрадки и ушёл.
Поговорив с ребятами, с которыми жил на съёмной квартире, я пошёл к председателю райисполкома, оказавшись у него в кабинете, объяснил, что нас пятеро детей, старший брат учиться в Пензе, отец болеет, воевал, дошёл до Праги, всю войну пешком, в пехоте, строил мосты, имеет ранение.
Он спросил: "Сынок, сколько тебе лет?" "Четырнадцать",- ответил я. "Как тебя звать?" Я назвал. "Вот что Витя, иди в школу и никого не бойся, никто тебя от занятий не освободит. Договорились!" Похлопал по плечу и сказал: "Учись".
На следующий день я был в школе, никто больше не освобождал от занятий и не спрашивал денег, хотя по окончанию года я сам взял документы при помощи знакомой нашей квартирантки в Обвале, и хотел поступить в саратовский нефтяной техникум.
Досталось секретарше, за выдачу мне документов, но и у меня с техникумом тоже не получилось. В Саратов меня просто не отпустили. Документы пришлось вернуть по запросу, сам явился в средине сентября. Никаких разборок и допросов не было, пришёл и сел на своё прежнее место к своему другу.
Всегда скользким для нас был март месяц, если в Каменке, учителя придерживались сельским правилам, каникулы начинались по погоде, то здесь были городские установки,- с определённого числа для всей школы.
Прошедшим истинную распутицу эти сроки нами не воспринимались, и мы задерживались с прибытием на занятия, тогда решили по своему, держать, пока не остановится движение на полевой дороге.
Нам это тоже не подходило, мы убегали с занятий на денёк пораньше, учителя об этом знали, но выводов не делали. В девятом классе так и получилось, одни исчезли раньше, мы с Юрой без грубостей, всего на один день, с утра пораньше, по морозцу, я в чёсанках, он в кирзовых сапогах- двинулись в 30-ти километровый путь.
В чёсанках было мягче и теплее, в сапогах, –громче, скользя по обледеневшей дороге. Так прошли до первой лощинке, обозначавшей 10-ть км. дорога размякла и лощинку преодолевали избирательно, по кочкам и островкам.
Я залил одну галошу, вторая лощинка оказалась грозной, надутой на горизонте, выглядела, как запруда. Мы понимали, что это всё значило и торопились успеть преодолеть другие препятствия.
Перешли мы её быстро, но мои чёсанки промокли основательно, оставалось десять км. Вспомнили, что не прихватили ничего перекусить, уже хотелось есть, дорога холмистая и не большие болотца не обходили, Юра в сапогах, я за ним.
Показался посёлок Шелалейка, вспомнили, что там есть запруженный ручей, но как только мы приблизились к переходу через него, сорвало плотину и переходить, даже вплавь, было не возможно.
Из стоящего рядом дома вышла женщина и сказала, что отчаиваться не надо, последний час перехода по плотине был сомнительным, позвала к себе в дом переждать и попить молока.
Выпив по кружке молока, поблагодарили за угощение, оно было, кстати, подошли к уходящей, но ещё глубокой воде решили переходить. Нас отговаривали, просили подождать с полчаса, Юра с этим согласился, я нет.
Ноги, уже давно. были мокрые, у Юры, всё наоборот, немного погремел на морозце, зато ноги сухие. Я ухнулся в поход через ручей, уровень был выше колен и очутился на своей стороне.
Юра с завистью посмотрел на меня, и тоже стал переходить, и как оказалось, тоже промочил ноги. Здесь наши пути расходились, он высоким берегом через Дворки, Липовку в Красавку, я же с Дворков через речку в Обвал.
Зима, как индустрия, время, как пора,
Не переехать перейти, а просто пережить,
И потрясения свои, заботы, нужды и права,
Как с осенью, зима с весной обязана дружить.
Спускаясь с горы, как на ладошке, широкая улица Обвала, залитые паводком наши огороды, луг, через плотину не пройти, так как мельница уже в полном окружении водой, к мосту двигались тракторы с ремонта из МТС.
Спешу к мосту, перейти засветло, катастрофически пребывает вода, подхожу ближе, вижу на противоположной стороне группу женщин не успевших перейти мост, идя из магазина.
Ко мне подходит т. Марина Шитова и предлагает без мучений идти к ним и переночевать, я пытаюсь найти не поломанный лёд и пройти домой. Обошёл весь берег от моста до дворковских огородов- бесполезно.
На чёсанках были огромные лапти из липкой грязи, тяжёлые и мокрые, а когда возвращался назад, меня снова окрикнула т Марина. В доме нас встретил дедушка Герасим, расспросил, что и как, вытащил из сундука бутылку водки, налил больше полстакана и сказал: "Пей до дна".
Я это сделал, он дал закусить,- а теперь на печку-. Проснулся часа в четыре и стал собираться. "Вот теперь мы будем спокойны",- сказал д. Герасим. Перейти было не сложно, я нашёл на опустившемся льду более ровное место и через свои огороды пришёл домой.
"Слава Богу", - сказала мама, весь вечер она бегала по нашему берегу и пыталась увидеть меня и предупредить, что бы я остался у кого-нибудь ночевать на той стороне.
Наступило время папиной рыбалки, с багром, черпаком и ведром он носился из края в край с большой речки до большого омута, знал, где идёт щука, а где галавль.
Он ловил рыбу черпаком и неводом, нырётами и винтирями. К концу апреля у нас в мешках была сушёная рыба, уха и жарёха из свежей рыбы, я несколько раз ловил галавлей, налимов и щук, оставшихся в приямках и болотах, образовавшихся на огороде, после разлива, рыбы было много.
Особенно она проявлялась, когда перехватывали плотину, у нас называли, что рыба задыхалась и лезла на берег, выплывала на поверхность кверху животом. Не пропускали этот момент все, кто хотел ловить и есть рыбу, мальчишки вёдрами таскали домой, сушили и солили её.
Работа мельницы требовала запруды, и плотину перекрывали землёй с двух сторон, а потом, пододвинув кучи земли к перешейку, трактором двигая, разом засыпали его и ровняли уже по всей плотине.
Такое было почти каждый год, всё начиналось с прорыва наполненных до краёв лощин. Нам, успевшим накануне разлива появиться дома, была хорошо знакома картина набухших лощин и оврагов.
Когда переходишь не выше течения, а там, под снежной плотиной, где обозначившийся ручеёк в любую секунду мог превратиться в огромный водяной вал, приближающийся к тебе.
Точно также с впадающих в речку лощин и оврагов каждый раз, к вечеру, происходят прорывы, тогда река выходит из берегов, затопляя огороды и стоящие рядом дома.
С утра можно спокойно идти к речке, вырезать себе шест и оттолкнуться, лучше, когда на пару, где легче работать, плыть на льдине и балансировать. Особенно хорошо плавать в каузе мельницы.
Однажды, когда я готовился спрыгнуть со своей, уже испытанной льдины на берег, подо мной отвалился кусочек льда, пришлось с помощью рук и ребят выбираться на берег.
Совсем по другому ощутил себя, когда из-за задержанной голубки, высиживающей яйца, я с утра отправился решать этот вопрос на другую сторону речки, возвращаясь, после обеда, когда опустившееся, переломанное от берегов, ледяное покрытие начинало выправляться.
Перепрыгивая, образовавшуюся щель между, опустившейся под сорок пять градусов от берега части льда ко дну, и поднявшейся на нормальный уровень всего льда реки, не перепрыгнув, упал в щель.
Задержало меня от возможности улететь под лёд, размер щели. Успев коснуться внутренней плоскости льда, испугался, что я один, оттолкнулся и оказался на том же берегу.
Искупавшийся, во всём, -до нитки, переходить не торопился, и осторожно перешёл речку под своим огородом. Голубка уже была на месте, хотя голубятник, задержавший её, отрицал это.
В избу входить не стал, было не удобно, при женщинах получать выговор, они почти ежемесячно собирались, одни со своими спицами, не связанными ещё носками, перемоткой шерстяной нитки в клубки, мама, чаще пряла пряжу на куделе, по очереди, прикрепляя к ней комья овечий шерсти.
Попытался переждать в овечьем хлеву, но сказанное мне однажды родителями, что лучшим исправлением не удачи,-печка. Я всё же решился войти, молча разделся и на печку.Мне показалось, что меня никто не заметил.
Лучшая кровать в избе,
Спасительная печка,
Греет тебя, как в гнезде,
Хоть лежишь колечком.
Завывает ветер в трубах,
И придвинута задвижка,
Эти трубы в доме губы,
а над крышей, - книжка.
В доме печку уважали,
Спрыгнув, обогревшись,
Обуваясь, зажигались,
Заодно, одевшись.
Но к весне она сдавала,
Остывали кирпичи,
И в жару, если бывала,
Охлаждались на печи.
И бывало, когда надо,
Без нажима и укора,
Печка была, как награда,
Без какого-либо спора.
Половодье, с центра речки,
По утрам во время сходов,
Оступившись, вновь на печку,
Льдины вам, не пароходы.
Здесь был важен каждый случай,
Рассказав, на переменке,
Как на льдине был могучим,
Из-под неё,- отпор коленкой.
И серьёзная прогулка,
По протокам, к их познанью,
На ветру и с треском гулким,
Интересам и желаньям.
Перекрыв плотиной воды,
За плотиной, в мелкой речке,
Галавлей, улов свободный,
Здесь бывало, не до печки.
В жизни всяко, сказка, быль,
И бывали, часто встряски,
Речка, печка, луг, ковыль,
Годы, лёд, тепло и ласка.
Этот вечер в разных красках,
Нет ни облачка прохлады,
На природе, будто в сказке,
Мы такому только рады.
Женщины продолжали рисовать свои планы и задачи оговаривая и анализируя всё вслух.С Никуловыми, наши дома напротив друг друга на противоположных порядках, с протоптанной нашими 3-мя парами детей одногодок, дорожкой дверь в дверь.
Их было трое, дружившие между собой женщины: мама Поля, Маняча и Катяча, так их ласково называли за неординарность.Тётя Маня, мать Толи, разумная, степенная женщина, в карман за словом не полезет, да ещё с острит обязательно с юмором.
Тётя Катя,однофамильца, её соседка, мать друга Сергея, женщина другого склада, не торопливая, обязательно дослушает, юмор, тоже в её выводах почти всегда присутствовал.
Мама была постарше их, в меткости её выводов не откажешь, она умела выслушать, высказать своё к этому отношение, не настаивая, как надо поступить.
И Маняча, и Катяча часто советовались с ней и к её выводам прислушивались, вообще все трое общались между собой и дружили.
Однажды, во время летней стрижки, Иван Иванович Бобков, пастух колхозного стада овец, и овец частников, сообщил всем трём подружкам и своей жене, что в такой-то день назначена стрижка.
Каждый выбирал свою овцу, валил её и подтаскивал к месту стрижки, так поступил и Иван Иванович, подтащил барана, которого его жена остригла. Вечером пастух с трудом загнал в сарай своего стриженого барана, заодно и колхозного, который не отставал от его овец и в последний момент всё же прошмыгнул.
На что спокойный Иван Иванович выругался и оставил всё это дело до утра. А утром спокойный пастух услышал прибаутку, которую они сочинили.
На дворе баран орёт,
Никто корма не даёт,
Подожди баран орать,
Надо дело разобрать.
И с продолжением, где ночные выходы хозяев не успокоили «чужого» барана.
В этот загруженный стрижкой день хозяева подкормили своих питомцев, кроме, «чужого»,- не стриженого.
Как оказалось, всю ночь блеял обиженный баран Иван Ивановича и поднял на ноги всех соседей, а накормили и остригли колхозного, которого подтащил пастух на стрижку, к своей жене.
Это видели все подруги, но подумали, что с колхозного, видимо больше шерсти и промолчали. Над Иваном Ивановичем шутили почти всю неделю. Вспомнили они про эту шутку и в этот раз и как я понял мой проход на печку оказался замеченным, услышав шутку про пользу тёплых кирпичей.
Эти кирпичи приходили на помощь в каждом купании в холодной воде, если учесть, что мне везло среди ровесников, лет в десять, испытал на твёрдость лёд. Ребята переговаривались и спорили о толщине льда, когда, не вникая в суть разговора, я оказался на средине уличной речки.
Остановившись, после скольжения, испытал страх, увидев, зыбкой под собой, проваливающий лёд. Свалившись на живот, стремился быстрее доползти до берега, но лёд провалился, благо уже было мелко, ломая под собой лёд, выскочил на берег. Не раз мне говорили, что лучше всего высушиваться на печке, так было и на этот раз.
Как и каждый год каникулы заканчивались очень быстро и снова школа, съёмная квартира, общежитие, место, которое я получил в десятом классе, где познакомился с нашим воспитателем Забневым Фёдором Алексеевичем, по совместительству директором музея В.Г. Белинского.
Посещал он нас не часто, два, три раза в месяц, своё основное время проводил в музее и женской школе.
Там он вёл учебные часы и пользовался авторитетом у своих учениц, про который нам рассказывали наши одноклассницы при встречах.
Такие встречи были официальными, когда делегация девочек приходила к нам в школу, входила с разрешения учителя в класс и произносили слова приветствия, поздравления или приглашения на вечер самодеятельности в их школе.
И неофициальные, когда кто-то из девочек приходил к центральной клумбе в Парке у Д,К, и приносил свой ответ на четвертную или годовую работу по математике и брал наш от мальчика, посланного на ответственное свидание. Будучи ещё восьмиклассником по приглашению, смотрел Фильм "Садко, богатый гость".
Девочек взросление,
Фантазий полный лес,
Влюблённое познание,
Потпитано с небес.
Как много лет минуло,
С горенья глаз девчонок,
Им что-то подмигнуло,
Любовь у них с пелёнок.
Потребности любви,
Юных впечатлений,
В ревностных огнях,
Верность и сомненья.
Впечатлений масса, тем более я увидел красивую там девочку и сказал позднее нашей соседке по дому, как оказалось её однокласснице. На следующий день к нам на съёмную квартиру вместе с соседкой пришла эта девочка и с достоинством взрослой, протянула мне руку и сказала, я Светлана.
Были и совместные вечера, но они чаще проходили в женской школе, там и фойе общий зал был на уровне. Фёдор Алексеевич однажды подбирал ребят с нашего общежития в совместный хор с девочками.
Он охотно рассказывал нам про совместную работу с первым директором музея Белинского В.Г. Храмовым Александром Ивановичем, когда в юбилейный 48 год со дня смерти великого критика пришлось принимать творческие делегации со всего соц. лагеря и союзных республик.
Сам он отвечал за быт и сопровождение Фадеева А.А. Гладкова Ф.В. Эренбурга И.Г. и Андронникова И А., хорошо изучил маршруты пребывания в Чембаре царей Александра и Николая и их дары городу, соседнего музея Лермонтова М. Ю. в Тарханах.
В сентябре 53 года придя домой увидел находящегося у нас в гостях, дядю Сашу, старшего брата моего отца, приехавшего из Киева, где он проживал последние годы, со своей женой т. Сашей, тоже с нашего села и двумя внуками, детьми его сына, Ивана.
Радостного отца, принимавшего у себя в гостях брата, которого он уважал и по братски любил. Руководитель участка юго-западной железной дороги, всю войну работал на передовых рубежах по доставке военной технике и имел заслуженное положение в обществе.
Его сын, Иван, работал в дипломатическом корпусе Восточной Европы и в начале пятидесятых годов, погиб при не совсем выясненных обстоятельствах.
Дядя Саша, старший сын в семье, отличался своей начитанностью, учился на отлично и когда вопрос встал о целесообразности дальнейшей учёбы, где за обучение надо было платить серебром, моя бабушка, волевая Аксинья на сборе своего семейства решили обучение продолжить, при этом, продав часть домашнего имущества.
Теперь, через тридцать с лишним лет он почти всей семьёй, за исключением их невестки Ксении, к которой они относились, как к своей дочери, приехали на родину в Обвал.
Дядя Саша своих братьев посещал по очереди. Из детей в семье был старшим, следующим был д. Паша, из-за болезни ноги на фронте не был. В колхоз не вступал, вёл единоличное хозяйство, не чурался не модного слова «единоличник». Как и мой отец работал с деревом. По весне нанимался к кому-нибудь из односельчан на плотницкую работу по заготовкам срубов. Часто выговаривал отцу, что работу они ведут почти одинаковую, а их заработки разнились. Во время войны работал мельником, всё время занимался пчёлами. У него было три сына, Иван, Пётр и Александр. По характерам все разные,двое умерли в сорок с небольшим, младший-в тридцать, в разные годы, но все в цветущем возрасте, видимо, судьба.
Так получилось, что отец, Константин был младшим из братьев остался без школьного системного образования, но был очень образованным жизнью, человеком, если за Александра платили серебром, Павел рано закончил учёбу, травмировав ногу, то на Константина обрушилось с детства всё ведение хозяйства. Не стало его отца, началась гражданская война. Его мать Оксиния была боевой, пробивной женщиной, состояла с двумя односельчанами в пае на сель. хоз технику( сеялку и веялку) и младший сын был её первым помощником и хозяйственником, с детства, вместо школы пахал сохой, занимался обработкой земельного надела.Недаром, он умел делать всё или почти всё по хозяйству: шил кожаную обувь, ремонтировал и подшивал обувь, плотничал, делал столярные работы( кадушки, пересеки), вязал рамы, плёл корзинки, кошёлки, нырёта, винтири, выделывал кожа, был кузнецом, рубил срубы, сам делал пчелиные ульи, пробовал валять валенки, заядлый рыбак, сам готовил сети и черпаки, строил для себя подсобные помещения и крыл соломенные крыши. Со своим традиционным молотобойцем, соседом и крёстным ежегодно ловко управлялись с хряками откормленными на мясо, вплоть до заготовок вырезок на приготовление солянки. Хорошо понимал настроение скотины. Как-то ждали мы первого отёла молодой коровы и каждую ночь с фонарём родители посещали сарай, так перед утром мама забежала и сообщила папе, что она захватила процесс отёла, но уже минут сорок, как молодая корова мучается, страдает и никак не отелится. Отец попросил согреть воду и захватив ведро с водой и мыло был рядом с коровой. Она мычала, ложилась, снова вставала, но понимала, что папа ей помогает. Он завернул рукава, по локоть с мылом помыл руки и приступил к действиям повитухи, корова ревела, тужилась прерываясь, но стояла. Он расправил что-то, и появилась головка, и тут всё произошло разом. Папа тихонечко уложил на пол сарая маленького телёнка со сжатыми боками. Через пять минут бока выровнялись, и с помощью его рук встал на ноги.Я слышал, как в дом вошла мама и сам не знаю, как я оказался рядом с ними. Когда строился мост, папа был временно отозван с кузнечных работ для проведения работ по забиванию деревянных свай ударами с двух пар рук тяжёлой бабой.
За папой или, наоборот, за нами осталась одна не разгаданная о нём тайна. В декабре сорокового года, умерла его мама, наша бабушка, Оксиния, мне было два года, эпизодически я это помню, когда мне говорили, что она крепко уснула. Но папы на похоронах не было, он служил в армии, куда его призвали в начале сорокового и по такому случаю,- не отпустили. Ото всех родных я слышал одно, что он находился в каких-то лагерях. В отпуск, по ранению, пришёл домой в сорок втором. После войны он мне однажды рассказывал про вымуштрованных финских лыжниках, которые неожиданно могли появиться в твоём обзоре и тут же исчезнуть. Его я не расспрашивал именно об этом, всплывает масса картин и эпизодов, о которых я не спрашивал папу, но слушал то, что он рассказывал. Специально на рассказы у него времени не было, он постоянно чем-то занимался, а нас было пятеро детей, которых надо было прокормить, тем более колхоз расплачивался трудоднями-палочками. А там неподъёмные налоги, скот, огород, заготовка топки на зиму и прокорма скоту на тот же зимний период. Крутящееся без остановки, колесо, а тут ещё посыпались заготовленные на фронтах его болезни. Пол Европы пешком без устали и отдыха, ещё и с боями и прорывами. "Ни одного бюллетеня за всю, кроме ранения, войну. А тут посыпались все замороженные обстановкой, болячки".Ещё он показывал свою белую балоклаву и маскировочный халат, что бы его тоже не видел противник. Видно об этом он мне рассказал потому, что больше никто об этом не знал, пусть знает хоть один из сыновей и может он расскажет об этом своим родным, кому это будет нужно. Все родные в одну дуду твердили про лагери и всех это устраивало. Не знаю, знала ли об этом мама, может ничего и не было, но я подозреваю, что он был участником советско-финской войны и кроме возможной секретности, не хотел расстраивать маму. У него такое бывало. Очутившись в больнице, когда у него было плохо с лёгкими, он просил не говорить об этом маме, конечно он рассказал это, но не хотел расстраивать.
Сейчас мне трудно понять где же истина, смотрю на сайте его боевой путь до 20 декабря 41 года, до ранения, был на Западном Фронте, а с января 43 г. На Юго- Западном, и 3 Украинском Фронтах, потом Днепропетровская, Криворожская наступательные операции. Разгром противника на правобережной Украине, Одесской группировки, немецко-румынских войск в Крыму и районе Кишинёва. Освобождение Болгарии и разгром немецко-венгерских войск на территории Венгрии, форсирование Дуная, Венская наступательная операция и Прага, где он встретил Победу. А где же Польша, про которую он мне рассказывал, у их отряда там был даже инцидент. Поляк,- хозяин имения, напомнил им приказ Сталина о миролюбии советских войск за границей и не обнаружив у солдат рогов, всё же не дал передохнуть в его огороде. Хорошо понимавший его разговор белорус, показал ему, где у нас рога и они по просьбе командира перешли в соседний огород .Я смотрел путь их фронта, возможно они действительно заходили на территорию Польши с южной стороны. И ещё у отца была медаль « За освобождение Варшавы.»
Сестра-тётя Фима была замужем за Чугуновым Иваном, тем самым боевым офицером, заезжавшим на родину с фронта и разделила вместе с их семьёй эту трагедию-ссылку в Сибирь. У них было двое детей, Николай и Анна, которые однажды, сразу после войны приезжали с родителями в Обвал После месячного пребывания в гостях на родине уехали на постоянное жительство в понравившийся им город Гомель.
Дядя Саша сидел с газетой в руках и спросил меня про сессию Генеральной Ассамблеи, её открытие в традиционном сентябре месяце.
Поспрашивал меня про её пользу и действенность выступлений нашего постоянного представителя. К счастью, я читал выступления в ООН Вышинского. Его высказывания про авантюры Америки по ведению войн в Корее и Вьетнаме, их планы в Европе и Японии.
Расспрашивая про мою учёбу, поддерживал её необходимость несмотря на временные неудобства. То, что мне уже завтра уходить в Белинский, сожалел, что глубоко не поговорим, но уход одобрил.
Ему знакомы эти переживания, закончив своё образование, получил должность в Обвале, а потом уволившись, исчез. Через некоторое время прислал письмо из Киева, позднее приехав, забрал с собой жену и сына. Всего один день нашей встречи с дядей Сашей, разговоры, которые врезались в мою память и снова в Чембар.
Чембар, верандой вырос над равниной,
Изрезан улицами вдоль и поперёк,
Штанами, уходящими в долины,
Под горкой, - реками, с уводом наперёд.
Городок, познавший царский профиль,
Где Александр, глубинки запах получил,
Царь Николай, в упряжной катастрофе,
Сломал ключицу и тут же пролечил.
Собор и храм от императора подарки,
Где Александр маршруты намечал,
А Николай на шествиях в запарке,
На память, их строительство венчал.
В Чембаре воспитался критик века,
С поэтом юным под столетним дубом,
Белинский с Лермонтовым два человека.
Встречались по легенде непробудной.
Там дуб, как памятник, отмечен точкой,
Массив полей,- край журавлиный,
Уездный город у лесочка,
В лесных просёлках, холмах былинных.
Фёдор Алексеевич Забнев показывал нам достопримечательности дома музея Белинского, подробно рассказывал о других делегациях, про Вершигора, который, кроме одной книги- ни одной больше на гора.
Заходили в семейный флигель, осторожно рассматривали посмертную маску Пушкина, одна из которых хранилась в музее Белинского, мебель и Гимназию Белинского, которая находилась через огород от их дома, а со стороны колонн и фасада не далеко от парка и нашего общежития. В свою школу мы ходили через парк, мимо гимназии-дальше.
Фёдор Алексеевич написал несколько книжечек про музеи Белинского и Лермонтова, но я их на сегодня не нашёл, нет даже его фамилии в списке директоров.
Я не однажды видел Храмова А. И., знал, что Фёдор Алексеевич был его первым помощником в проведении юбилея и когда он водил нас в музей, другого ответственного человека там не было.
Храмов совмещал две должности, директор Д К, где велась большая работа, драм. кружки, а он все же бывший артист московского театра, большой оркестр, где занимались ребята с нашей школы и даже с класса, много разных кружков, своя библиотека, кинозал, здесь выступали гастролёры.
Приезжал силач Бедило, здесь проходило торжественное собрание в честь 300-летия воссоединения Переяславской Рады Богдана Хмельницкого с Россией и объявлено о передаче Крыма в состав Украины, кстати, не всеми поддержанной. Я не знал, где была его главная должность.
Сам, красивый, с тёмными вьющимися волосами, чем–то похожий на Лазарева-старшего, наизусть читал Евгения Онегина, появлялся в разных местах города в основном в одиночку.
За Д.К., находившимся в здании собора, подаренного царём, простирался огромный городской парк со скамеечками и клумбами цветов, где мы встречались с девочками из женской школы для уточнения информации классных работ. У нас в школе появилось много новых учителей.
По психологии, приятный мужчина, который после окончания войны работал церковным служителем в Западной Украине вплоть до 53-го года, появилась супружеская пара Романовых, преподавали,- немецкий и английский языки, говорили, что они вовсе не Романовы, а бывшие разведчики, работающие на территории послевоенной Германии, так же до 53-го года.
Ангелина Ивановна с первого дня весь урок разговаривала, принципиально, только на немецком языке, начиная с проверки присутствующих в классе. Нам это не нравилось, сначала как-то уходили от этого, но потом привыкли и смирились.
Её муж, Иван Иванович заходил в класс - со звонком и это было каждый раз, и после звонка в классе не задерживался. Было желание спросить, как и других преподавателей о прежней работе, но так никто не отважился.
В это же время появилась преподаватель по физкультуре, выпускница Пензенского института Светлана Ивановна, всегда в спортивном костюме, быстро сдружилась с Верой Павловной, ребята класса её просто боготворили.
Её просьбы, советы всегда исполнялись, но она не заигрывала с классом, её планы не подвергались сомнению, занятия проводились там, где намечались на предыдущем занятии.
Вера Павловна Серова, учитель химии и основ Дарвинизма ко мне была ближе, чем классный руководитель, иногда в конце четверти подвергала сомнению выставления мне оценки, четыре или пять.
Я никогда не претендовал на пятёрку, так как В. П. частенько ловила меня, когда я пешком уходил за 30-ть км. домой за продуктами и с приходом, чаще был не готов к ответу и в дневник ставилась единица, озвученная, как кол.
На следующем уроке,-пять, хотя я понимал, лучше крепкая четвёрка, но так было. И снова сомнения, и всё же пятёрка. 28 февраля 1955 года мне пришлось обращаться к Вере Павловне с просьбой помочь уговорить Светлану Ивановну отпустить минут на 20 мин.пораньше с выездного в лесу урока физкультуры на школьных лыжах домой за продуктами.
Зима была неустойчивой, мой друг ушёл домой неделю назад и до сих пор не вернулся из-за резкого потепления, когда в деревнях сорвало несколько запруд и плотин, а дорога превратилась в снежное месиво.
Светлана Ивановна никак не соглашалась и не советовала под вечер ехать за 30 км. по безлюдной степи, но Вера Павловна уговаривая, убедила её, что мне доверять можно и надо помочь.
Я уже был готов, по легче оделся, снял варежки и одел перчатки, на ноги- чёсанки без галош под ремённое крепление лыж.
Разрешение получено и я ждал конца урока и вот я один на лыжах, преодолел длинный мост в с. Мача и вышел на безлюдные просторы давно исхоженной дороги, где знакома каждая лощинка и была своеобразной приметой пройденного пути.
Первая лощина с брошенной полуторкой, увязшей и замёрзшей во льду и возможно, ушедшем за помощью водителем, может и пассажирами этой автомашины. Выходя на горку к 15 км. столбику, увидел на горизонте фигуру человека с салазками, едущему на встречу мне, это оказался Юра Садомов.
Он шёл по ветру на север, ветерок усиливался, хоть он был юго-западным, но жёстким хлестал колючей крупой в правый бок, руку и висок, сразу ощутил бесполезность своей одежды, при встрече с Юрой.
Он попытался оттереть мне побелевшую кисть руки. Распрощавшись, мы каждый пошли своей дорогой, обернувшись, я уже не видел Юру, но почувствовал обморожение уха и щеки.
Попытался потереть щеку, но увидел белую кисть и не послушные пальцы, тогда в отчаянии двинул рукой по лежащему под ногами снегу и вместо облегчения, усилилась растерянность, кисть была полностью ободрана о корявый снег и кровь на глазах заледенела.
До ближайшего хутора Шелалейку оставалось километра четыре, я натянул перчатки, подмышки палки и как мог, вперёд через не убранное кукурузное поле к первому омёту, где были люди.
По дороге у лощинок,
Вмёрзли в них машины шины,
В схватку с климатом вступил,
На лыжне стало паршиво,
Тучи в небе появились.
Мечты тут же изменились,
Задул ветер, с ног сшибал,
В висок крупой молотило,
Ухо тут же прихватило.
Наст корявый, без скольженья,
В груди сердце колотило,
Как раздетый, к сожаленью
Снял перчатку, поднёс к уху
Пятном белым прихватило,
Палки бросил, набрал духу,
В снег рукою, кровь застыла,
Страх нагрянул, сердце ныло.
Назад- двадцать, домой-десять,
Горизонт плыл, плыли веси,
Нет селений, кругом пусто,
Пальцы-струны, вплоть до хруста.
Двинул лыжи и споткнулся,
Корень с поля кукурузы,
На него лыжей наткнулся,
Бог помог мне, его Музы.
Переночевав, как оказалось у Саше Лапшина- сына д. Лёни знакомого по родителям, утром отправился с перевязанной полотенцем рукой в Обвал, были выборы в какой-то орган, мы с мамой зашли на приём в больницу к доктору Бритвину, тот протёр скальпель и разрезал все пять раздувшихся пальцев правой руки, спустил жидкость, сделал перевязку.
В школу я попал через неделю и целый месяц ходил на перевязку, а когда после содовых ванночек в общежитии и перевязок, хирург сказал: "Пронесло, считай, родился в рубашке".
Заблуждаться нам было не в первое, ещё в Каменке, живя на съёмной квартире, около крутого оврага,мы осваивали лыжи. Только мы с Толей Никуловым из четверых мальчишек беспрепятственно проезжали на лыжах большой естественный трамплин при спуске в овраг, мы гордились и считали это своим достижением.
Однажды, четверо мальчишек и сестра Шура,жившая с нами на квартире,в разыгравшуюся в тот вечер метель, идя со второй смены из школы заблудились, вышли к сельскому кладбищу и сориентировавшись,- вдоль оврага, вышли к своему жилью.
Закончилась война, отец работал в кузнице вместе со своим молотобойцем, соседом, дедом Илларионом, задумали они сделать свой мех, для раздувания и поддержания жара и огня в кузнице.
Никаких запчастей не было, тогда он решил изготовить сам, выделал кожу коровы, истратил две тесины дерева, это продолжалось целый год, но была трудность, изготовить устройство, когда мех дует, а забор воздуха с другого отверстия.
Всё было готово, когда молотобоец решил помочь своему шефу, пробить вознаграждение за большие затраты, обратился к счетоводу, но он похвалил изобретателей и как оказалось, кузнечный мех оприходовал.
Через полгода случился в кузнице пожар, сгорел мех, всё расследование перешло в правоохранительные органы, вели допросы следователи, кто сжёг и с какой целью. Никто не оспорил, как изготавливался этот мех, а счетовод будто забыл, как и откуда всё началось.
Только районный суд оправдал его, когда судья узнал всю картину происшедшего и сделал правильный вывод.
Нельзя сказать, что в Обвале часто проходили суды, в основном это зависело от надзирающих и руководящих структур и людей в этих органах. Председателей советов и колхозов, бригадиров и участковых милиционеров.
Все годы, объединяя и разъединяя колхоз, искали оптимальный вариант ведения хозяйства. Менялись председатели, их окружение, бухгалтера и бригадиры. В колоде бригадиров у нас было два постоянных человека. Иван Душехватов и Иван Аринушкин, оба старались соответствовать своей должности, каждый день с утра оповещали почти каждого. кто на каком участке будет работать.
Если Душехватов демобилизовался по ранению, то Аринушкин брал Берлин, был участником встречи на Эльбе в группировке, обратившей в двухсот километровый бросок отступления на свои позиции американцев. Получил за это «Орден Красной Звезды».
Войска советские клещи сжимали,
Освобождая всех, всё понимали,
Европа охала, но не сражалась,
Лёжа под Гитлером, поражалась.
Бои, походы, кругом сражения,
Планы, споры и решения,
Там на Эльбе,есть грань вопроса,
Кто шёл открыто, кто с купоросом.
При подходе, в этот вечер,
Состояться должна встреча,
Знаменитое братание,
Освобожденье от страданий.
Эскадра США вдруг, появилась,
К ним лепились мессершмитты,
Им на защиту наши влились,
Из-подтишка, все были сбиты.
Там на Эльбе, побратались,
США, всё молча, как для пробы,
Их истребители вписались,
Двух орлов убили жлобы.
Проверив карту этой встречи,
Попутав, якобы, советских,
Внезапный грохот под завесой,
Без объятий, а картечью.
Вместо празднества, тут драма,
В ружьё,команда! С них взятки гладки,
Всё бросив янки- с криком, Мама,
Двести вёрст, бег, без оглядки.
Вы б не дошли до Вашингтона,
У Жукова, спросили янки,
Отмобилизованные,- не подранки,
Нет сил от хамства, Европритона.
Красная Армия в форме прекрасной,
Ваши сделки, за пазухой камень,
В наших руках победное знамя,
Не хотелось жертв напрасных.
Мы б применили к вам наш атом,
И разбомбили, отправив вспять,
Открытье фронта, два года,-задом,
У вас бомб было всего шесть, пять.
Что за отказ был от похода,
Ведь мы союзники, пик уваженья,
Гитлер ваш, у вас нет хода,
Жаль,- поверили, приняв решение.
В 1954 году в газете «Правда» были напечатаны ответы Первого Зам. Министра Обороны Маршала Жукова Г.К. на вопросы американских корреспондентов."На что вы рассчитывали, когда хотели перейти Ла-Манш,у вас после взятия Берлина была обескровлена армия, а у нас на вооружении уже была атомная бомба". " У нас была отмобилизованная одиннадцати миллионная армия, что касается атомной бомбы, их у вас было пять-шесть штук и особого урона вы нам не нанесли, ещё и были средства ПВО."-ответил наш маршал. Были разговоры про встречу на Эльбе, про это столкновение с американцами знаю от участника ВОВ, когда наши дали по зубам янкам, якобы перепутавших наших с немцами.
Кроме председателя и бригадиров большое влияние на руководящие структуры сельского населения имел участковый милиционер Кульгин. Мне не понятно до сих пор, на каком основании Кульгин организовал обыск у приехавшей в Обвал вдовы с двумя детьми, жившей в землянке и работающей сторожем на колхозном току. В результате нашли восемь кг. свежей пшеницы.
Через месяц в клубе состоялся показательный суд, на который народу собралось почти всё село. Я не слышал, что говорили свидетели, но прокурор затребовал большой срок. Известный судья совсем не дурак, Каманин, который умел разбираться в запутанных делах, выносит приговор, восемь лет трудовых лагерей, малолетних детей отправить на воспитание в детский дом.
Последние слова Каманина утонули в крике и плаче взрослых женщин. Милиция дала команду расступиться, толпа расступилась и Митряеву Просковью милиция провела к выходу, посадив её в повозку, под охраной отправила в район. Взрослые, опекая малолеток, Шуру и Аню, увели их к кому-то в дом.
Позднее они рассказывали, как страшно им было спать в землянке, где по ночам, кто-то стучал, кричал, освещал фонариком в погребе. Толи от их страха и жалости мы их сверстники по вечерам бывали у них, играли в карты, что-то говорили,старались чем-то помочь, успокоить их, по долго засиживались, родители нас понимали и за задержки не ругали. Были разговоры про детский дом, но эти разговоры ни к чему не привели. Такая их жизнь продолжалась больше года.
Было и такое,когда мой отец отказался принять солому от участкового милиционера с саней нашего соседа Бориса Волкова, подвозившего корма на колхозный двор, тогда он об этом сказал маме, подумав, она согласилась.
Подвезли кг. 60 соломы и выгрузили в мазанку, поручили ей смотреть, пообещав, что через полчаса подъедет конюх и увезёт солому, как вещь док. на хранение в кладовую. "Жар в печи ещё есть", -спросил отец, -"Сожги её, ведь участковый явно готовит Борису клетку".
На санях подъехал конюх, Василий Иванович Китанин, тот самый, который выдавал нам на купание лошадей.
В любви к ребятам, ежедневно,
Давая нам, купать коней,
Опасно было, но не вредно,
Все мы знали график дней.
Конюх строгий, без метаний,
Любитель детских развлечений,
Учёт стремлений, наказаний,
Их отношение к поручениям,
В любви горячей, интересом,
По воздуху,в степных краях,
Любовь бежала мимо леса,
Пыль клубилась на полях.
Промчались кони лугом к речке,
С землёй, чеканя дробь копытом,
След в след, печатая колечки,
В рыси ветров шум не забытый.
Хлыстом по воздуху, под вечер,
Хлопки садились в камышах,
Щелчков останки, носит ветер,
Осадком бархатным в ушах.
В растяжку рысью, горизонтом,
Передавая, ритм мелодий,
Летя со скоростью по фронту,
Быть ко времени на броде.
На всё про всё и есть привычка,
С конём, момент был искупаться
Поплавать вместе и без стычек,
Помыть, добравшись, отчитаться.
Всегда спокойный, невозмутимый, каждого мальчишку оценивал по отношению к лошади,
удивился: "Там всего два навильника соломы,"- и увёз её в кладовую. Бориса посадили в тюрьму. Однажды папа, увидев участкового, спросил: "За что же так жестоко наказал Бориса, в тюрьме он умер, а семья обречена на страдания".
"Виновата его сестра, будучи вместе на вечеринке у меня пропали часы, всё облазили тогда с его сестрой Варварой, но часов не нашли, потом увидел их на руке её мужа",-ответил Кульгин.
"Не правильно это, Борис совсем не причём",-упрекнул отец. Жена Бориса, Аня с ребёнком и своей няней, оказались в тяжёлом положении. Узнав об этом, её брат, живущий во Владивостоке, предложил ей переехать всем вместе к нему.
Дав согласие, сразу возникло несколько вопросов, надо оформить вызов, который придёт не раньше двух, трёх месяцев. Готовясь к отъезду, надо продать дом, корову и распродать всё хозяйство.
Аня работала зав. клубом и в отличие от колхозников заработную плату получала деньгами. Объявив об этом, тут же нашлись покупатели на дом и корову, посоветовавшись с мамой, всё распродала и на время перешли жить к нам с уговором на месяц, два.
Выяснилось, что няня, как, оказалось, была няней всего соседнего села, но по разным сторонам Пензенской и Тамбовской областной границы.
Сроки с вызовом затянулись, нервничали все и хозяева, и квартиранты. А тут ещё удар, почти через полгода пришёл вызов, а у Ани не оказалось денег. Она их отдала под честное слово, заведующему почтового отделения, который обещался, если что тут же, найти деньги.
Переезжая в район на такую же должность, только районного масштаба, ему было не до Ани. После первого разговора достать деньги и отдать, он исчез, а когда она всё же нашла его, он отказался вернуть сразу всю сумму, сказав, что расписка, не юридический документ.
Растерянная, без дома, хозяйства и денег приехала из района и не знала, что же делать. Вскоре нашёлся друг по несчастью, который тоже давал ему деньги и оказался обманутым.
Он предложил необычный ход, ехать в район и попасть на приём к первому секретарю райкома партии и рассказать всё подробно. Развязка состоялась ровно через сутки, после посещения Аней секретаря райкома, бывший «почтовый босс» при понятых пересчитал и передал Ане деньги, взяв расписку. Прав был папа , сказав участковому, что сам не осознаёшь, на что ты обрёк невинную семью.
Прости отец, всего не расспросили,
Не сберегли твоих медалей внукам,
Шесть лет ты воевал, что было силы,
За нас,улыбки наши, смех и звуки.
С финнами война, в резерве, в лагерях,
Балаклава белая,крушка и баклашка,
Обмотки, лыжи, палки, маскхалат,
Нательное бельё, ботинки и рубашка.
Коварно, финны подготовились к войне,
Сигнала ждать, не уступать России йоты,
Не отпустив солдата погостить в семье,
По периметру границы земляные ДОТы.
Объявлена война, напор и снова фронт,
Украина, Днепр, мостостроитель, каска,
Резиновый костюм, форсирование,- вброд,
Снайпером, со лба, простреленная шапка.
Пехота, вещь мешок и автомат с лопатой,
Костюм, инструментарий,собственная рать,
Разбитый мост, стянуть просвет горбатый,
Под град обстрелов, брешь успеть убрать.
Война, мороз трескучий, обстрелов залп,
Безусый командир, в засаде, -Всем лежать!,
Отцу за тридцать, подполз,- Вставай!- сказал,
Застывшего курсанта, отправили в санчасть,назад.
С трудом форсировали Днепр, потом Дунай,
В пути бомбёжки, смертельный танков танец,
Работа под обстрелами у балки в самый край,
Щелчок привычный, повисший большой палец.
Мосты и переправы, прошли через границы,
В сраженьях на пути, зомбированная Польша,
Обманы, страхи,- не трогать, говорили лица,
Приказы Сталина,-ваша вежливость, не больше.
Варшава, Прага и Берлин,полдюжины медалей,
Форсирован Дунай до Пешта от причала,
Красивые детишки к колоннам подбегали,
Словаки с радостью солдат СССР встречали.
Ожесточённо, по всей Европе, мясорубка,
За базу в Чехии, фашисты,отвергая благи,
Упорно дрались, с надеждой хрупкой,
Пал бастион, отец Победу встретил в Праге!
На выпускной вечер денег с меня не требовали, да у меня их и не было, в учительском кругу я видимо, был освобождённым от платы за обучение после посещения председателя рай. исполкома, хотя мне никто ничего не говорил, справок никаких не требовали ещё со второй половины восьмого класса разговора об этом не было.
При опросе, о планах каждого, кто, где продолжит учёбу, я один в своих целях не определился и не дал утвердительного ответа.
Мы все в семье понимали, что учёба в ВУЗе требует больших затрат, где или стипендия, или взносы за обучение, которые исчислялись в два раза большей суммой, чем в средней школе, всё было испытано на студенческой жизни старшего брата.
За полугодие, когда он не получал стипендию, родители дважды отзывали его с учёбы, но благодаря тому, что письмо вместо почты отправлялось на угольник за икону, такого известия он не получал.
Более, чуть было не организовали его поиски, когда его бывший хозяин квартиры в Белинском, заехав в Пензу, на съёмную квартиру,- не встретился с ним, попытки найти его, оказались безуспешными, сообщил об этом маме. Было настоящее столпотворение и успокаивало всех нас её гадание на картах.
Где каждый раз всё завершалось казённым домом, дорогой и письмом. Плачь мамы, уговоры соседей и наша непонятность, что же произошло, и в этот момент вбежала почтальонша с письмом в руках от Володи, радости не было предела, всё встало на свои места.
Его поступление в институт было не затратным, так как они с Витей Мирошкиным уехали поступать в Ленинград в военное училище, всё это делалось за счёт военкомата, где его друга забраковали на медкомиссии.
Экзамены сдать они сумели и с этими оценками в индустриальный институт, в Пензу. В этот год нас было трое, кроме меня ещё Шура и Зина, правда, Зина окончила семилетку и никто ни куда не поехал.
Компания выпускников средней школы, где учился Володя казалась, была звёздной. Володя Никулин, сын учителя соседней начальной школы, вместе с братом, готовили для себя рисованные чёрной тушью копии Аттестатов Зрелости.
В институтах их пути разошлись, но в марте 53 года, он фантазировал, вдруг оказаться на похоронах Сталина.
Через пару недель рассказывал о море народа на улицах Москвы, где первостепенной задачей:Следить за своим поведением, не разевать рот и не попасть под смертельную давку бесконечной лавины людей",-были его впечатления.
У Володи Никулина мать всеми силами изыскивала средства на прихоти своего сына, у Вити Мирошкина отец был председателем колхоза села Липовка и его возможности тоже были другими.
Старший брат частенько пропадал на железнодорожной станции, разгружая вагоны с разными грузами. На выпускном вечере ко мне протиснулась Вера Павловна, учительница химии и Основ Дарвинизма и спросила о моей готовности посвятить всех, о моих планах и согласно последним веяниям, определюсь, поработав пару лет.
Вера Павловна не была моим классным руководителем, но сама судьба нас сводила каждый раз в нужный момент. На выпускном сочинении пробралась к мужскому туалету.
Он был на улице, сказав: "Ребята, пишите меня по Чернышевскому". На уроке физкультуры, когда мне надо было уехать на лыжах домой, я пошёл за помощью к ней, и она решила этот вопрос.
Я её любил за прямоту, она мне ставила хорошие оценки и колы, когда я возвращался из дома. Тридцать км. пешком и она это знала и всё равно спрашивала.
После вручения аттестата выходить на сцену и что-то говорить я отказался, Значит так надо, добавила она, трудно осознать полученную зрелость. Я был один из сверстников Обвала, кто получил среднее образование, но учиться мне очень надоело.
Хотелось быть дома, как твои друзья Анатолий и Сергей Никуловы и Фёдор Егоров. Так и сделал, без единой попытки куда-то поступить, хотя такой возможности просто не было. Не было денег, закончила десятилетку сестра Шура, Зина,-семилетку, младшая, Лида, пошла в первый класс.
Не угадать, твоя, где доля,
Судьба, она, на крыльях птицы,
Конец учёбе, свет и воля ,
Этап ушёл, но мне не спится.
Год выпускной, а денег, ноль,
В класс, в тишину ворвался стук,
Оттуда шёпот, взгляд и боль,
Вошёл учитель, - иди, друг.-
Я понял всё без объяснений,
Сосед, заметив мою робость,
Вслед, слышал поясненья,
-Отец умер, была новость.
Идёт выпуск, парни в сборе,
С восьмого класса, без девчонок,
Они, как сон, о них цитаты,
Торжество и аттестаты.
Концерт ребят с обеих школ.
Фотографии, всем классом,
Приглашён и женский пол,
Не надо фото,-шепнул басом.
Вечер в зале, цветы, гости,
Вошла группа с женской школы,
Мне поручили слово, с класса,
Про житьё семьи, основу.
Нас пятеро на шее мамы
Ныне, сразу выпуск всех,
Все учились без помех.
Без денег, и без драмы.
Володя, в Пензе я в Белинске,
Сестра Шура, в Тамале,
Зина, в Каменке, не близко,
Лида,- в школе, на селе.
Я понимал, нас провожали,
С благодарностью , прощались,
Куда пойти? В себе сражался,
Пешком домой я возвращался.
Не угадать, твоя, где доля,
Судьба, она, на крыльях птицы,
Конец учёбе, свет и воля,
Школа наша, мне часто снится.
При выходе из класса меня ждал дядя Яша Куртин, первый муж маминой сестры, тёте Зины, отец её дочери Вали. Без объяснений мы вышли из школы к его старенькому трофейному автомобилю «Опель Кадет», но машины на месте не оказалось. Он быстро сообразил, что произошло, и мы уже были в районном отделе милиции. Через несколько минут он выехал с милицейского двора, и мы отправились в Обвал.
Мне было шестнадцать лет, Шуре,-18-ть, Зине-14-ть, Лиде,- шесть с половиной, Володе-26-ть, он уже жил в Ленинграде и в это время там попал в больницу, маме-47 лет. После похорон папы, мама снова осталась «главнокомандующей» с детьми, которых надо было доучивать, двоих в десятых, в Тамале и Белинске и семиклассницу Зину- в Каменке, малышка-Лида оставалась при ней в Обвале.
Папа умел делать всё: и кузнец, и плотник, умел плести кошёлки и нырёта, делать выкройки и сшивать детям сапоги, подшивать и ремонтировать их обувь, косить и пахать, пробовал и выделывал для своих нужд овечьи и коровьи шкуры и даже валять валенки. Хотя в этом ремесле не было равных Бобкову Василию Михайловичу, как раз тому односельчанину, с которым пришлось встретиться на фронте. У дяди Васи была настоящая лаборатория или специфическое место с котлом и печью в передней комнате, где он работал по ночам и профессионально с употреблением серной кислоты, соблюдая всю технологическую цепочку, валял классные валенки.
К нему была очередь с заказами, и его продукция была в не конкуренции. Жизнь продолжалась, и заботы накладывались друг на друга, соломенная крыша нашего дома требовала капитального ремонта, т. е.- перекрытия. Нам было очень тяжело, денег не было, доходов не было, кормиться чем-то надо, слава Богу, был огород в 50-т соток с посевами ржи, пшеницы, проса, овса,ячменя, картошки и др. овощных культур. Своё зерно и мука, из которой мама каждую неделю, только мне в г. Белинский, пекла большой каравай ржаного хлеба, который хватал до субботы. Такое же было и для семьи и Зине в Каменку.
Шура жила на квартире у тёти и расходов на её питание было меньше и эти годы они росли вместе с дочерью, маминой сестры, тёти Зины, Валей. В один из памятных дней папе, может на полгода, пришла целая делегация баптистов во главе с их предводителем «Братом Фёдором», так называла его вся их община, состоящая из жителей Сярды, Каменки и двух-трёх человек с Обвала. Поминки в их понимании исключали еду, а только молитву Богу.
Начиная с этого дня, они проводили раз в неделю своё собрание и молитвенные часы, чему не препятствовала мама. Это были люди, в тяжёлое время для неё стали первыми её помощниками и отвлекали маму от тяжёлых дум и переживаний. Их молитвы были больше похожи на современные песни. При произнесении своих речей легко упоминали, от какого святого и какая глава Библии об этом говорит. Я даже задавал брату Фёдору провокационные вопросы по поводу достижений науки и выведения в космос искусственного спутника земли, на что он парировал и говорил о таракане, ползущем по потолку. Как я понял, он наизусть знал все параграфы и главы Библии.
Так продолжалось два или три года и когда мы вывезли с поля отпущенную нам на перекрытие крыши,солому, то первым предложил свои услуги брат Фёдор. Он был мастером покрытия крыш соломой. Наука эта не простая, надо принять поданный навильник соломы, правильно его принять,уложить и уплотнить, чтобы дождь не проникал внутрь, а стекал с крыши. Дней пять или шесть я подавал ему на крышу эту солому, а он разбирался там, на высоте, а соломы было двенадцать-четырнадцать возов соломы, привезённых мною с разными напарниками односельчан.
Вдобавок, ко всему, Брат Фёдор два дня в неделю до шести вечера голодал, что бы во рту не должно быть росинки. Это график он чётко выдерживал, спускался с крыши усталый, но довольный. Их собрания у нас проходили регулярно, мама им была нужна не только как обладательница помещения для молитвенных собраний, но и как обладательница музыкального голоса, которая ещё с детских лет была участницей церковного детского хора.
Их молитвы весёлые и голосистые, но всему была одна преграда, они отрицали иконы, а у нас и в горнице и в передней комнате в переднем углу были полочки, на них иконы. В конечном счёте, маме предложили убрать иконы, на что получили категорический отказ. На этом закончилось всё общение с баптистской верой и их общиной.
Будучи на летних каникулах я договорился с Федей Егоровым за это время подработать и мы нанялись пасти гусей, условия и оплата нас устраивали. Обойдя, волчий овраг, заброшенный сад, и луг вдоль берега речки - наметили путь, по которому будем гонять гусиное стадо.
С первого дня оно состояло вместе с подросшими гусятами 85 птиц, позднее оно возросло до девяноста трёх. Нас это радовало, потенциальный заработок возрастал.
Распределили каждому из нас своё время, кто, когда должен отдыхать, так как понимали, что каждый день не досыпали,из-за посещения клуба и кто должен следить и держать в поле зрения стадо гусей.
При появлении чужого, среди гусей поднимался гогот, всю первую неделю всё было спокойно, но потом наши гуси подавали знаки волнения. Каждый день мы просчитывали всё стадо, но в один день одного гуся не досчитались, что удивительно, претензий ни от кого не услышали.
На следующий день пересчёт подтвердил, что одного гуся не хватало. Так продолжалось ещё неделю. Мы уже убеждали себя, что ничего не произошло, как вдруг, гусиный гогот встряхнул нас, и побежав к потревоженному участку стада увидели, с перевешенным на спине гусем, убегала от нас рыжая лиса.
Мы попытались догнать её, но, усилив свой бег, скрылась за заброшенным садом. К вечеру наши подсчёты за весь выпас подтвердили потерю двух гусей. Пригнав стадо, мы оповестили хозяев о случившемся.
Претензий к нам не было, но не было и оплаты за отработанные дни, которую мы и не требовали и перешли на подвоз зерна, пока нас не исключили из этих списков.Летний месяц, уборка урожая, подвоз зерна от комбайнов на тока, мне досталась лучшая пара гнедых с хорошей сбруей и тарой.
Но так случилось, проезжая с верхнего тока, кони, будто что-то испугались и с рыси перешли в галоп. "Не дай же Бог не остановятся",- подумал я и попробовал натянуть вожжи:
С зерном по полю мчались кони,
В перевозках урожая на тока,
Стремились школьники в погоне,
Достигнуть взрослых, потолка.
А кони, разгоняясь рысью,
Хвостом мотая, освежались,
И стук копыт в округе слышен,
Взмах грив их шеи обнажали.
В порыве бешеного страха,
В упряжке, в стропах и с водилой,
В галоп, вошедших одним махом,
С повозкой парной, коней дивных.
Неслась с гнедыми вместе тара,
С горы, всё ниже, скорость выше,
И в этой гонке рьяно дышат,
В галопе, с храпом, коней пара.
Налёг на вожжи, может грубо,
Упершись, в бортик со всех сил,
Хвосты расправились, как трубы,
Я помощь у небес просил.
И страх во мне,- бездумный шаг,
Как скорость упредить сильней,
Вопрос один, как сделать так,
Остановить шальных коней.
Я слышал, могут и разбиться,
И в тот момент, помог мне Бог,
Прыжком, в поводья я вцепился,
Вожжа на колесе скрутилась,
И кони,- в стойке, я у их ног.
Кому что, а мне хотелось знать положение в мире, врать не буду, но рано, в седьмом классе я хорошо знал и мог что-то рассуждать с преподавателем по нашей конституции, но беда в том у моего друга была пятёрка, у меня три. В восьмом классе в истории была выделена фраза высказанная Сталиным о Петре Первом, где он признавал его заслуги, но в то же время всё было за счёт крестьян, с которых драл три шкуры.
Сидя на уроке, мы пришли к выводу, что сейчас тоже, самое. С овцы брали шерсть и шкуру, с кур, если их даже нет-75 шт.яиц С коровы девять с небольшим кг. масла, в перерасчёте на молоко, это ежедневная сдача половина дневного удоя коровы по номинальной цене. С овцы, не важно, употребил ты её на мясо или оставил в зиму,- шкуру сдай.
Вот такие перекосы и никому нет дела. Ещё огромный налог на огород, страховка со строений, ужас. Весь год над семьёй маячил этот долг, как главная твоя забота. Но свой разговор вовремя пресекли, понимали, что эта полемика неуместна. Девятый класс мужской школы, я не плакал, когда умер Сталин, тогда как плач был в каждом классе, когда об этом сообщали учителя или классные руководители, что ими двигало, известно было только им. Чаще- искренне.
Мне было интересно отношение официальных властей к правлению Сталина. В июне месяце 53 года отмечалось пятидесятилетие ВКП(б), где явно просматривалось отношение власти к вождю. Я пересчитал в этом документе упоминание о Ленине и Сталине, и оно было почти одинаковым, тогда как раньше было в пользу последнего.
Многие из нас; одни сами, другие от своих родителей знали про не справедливую коллективизацию почти в каждом селе, ещё ходили слухи, что Ленин считал, что этот процесс должен произойти значительно позже.
На уборку урожая в наш колхоз прибыла колонна автомобилей, укомплектованная водителями. Мне пришлось общаться с этими водителями, так как трое из них жили у нас на квартире. Николай Волков и двое его друзей были кремлёвскими водителями и свою командировку считали удачей, так как здесь было вольнее, организовывали рыбалки и прямо на ЗИСах подъезжали за селом к речке.
С закуской, в основном консервированной канадской колбасой, где банка легко открывалась ключом и в малых дозах употребляли что-то спиртное. Мне было почти пятнадцать лет, но кроме закусок, никогда ничего не предлагали. Наш колхоз просто ожил. Уборка проходила достойно, намолоченное зерно на токах не залёживалось, тут же увозилось на тамалинский элеватор.
Вся молодёжь села была привлечена на погрузку и выгрузку зерна на этих машинах. Осень показала, что село, его жители, буквально расцвели в своих доходах и потенциале. Увеличилось не только колхозное стадо крупно рогатого скота, но и в два три раза стадо колхозников.Совсем недавно, сразу после войны, колхозное стадо состояло из десяти коров, семь из которых после отёла поддерживались на верёвках подвязанных к поперечным связям, кормились и доярками раздаивались. В хозяйствах появились стада водоплавающей птицы, а речка, их подспорьем.
После правления Маленкова, на мой взгляд, реформы Хрущёва были отступническими. Ему казалось, что предшественник сделал слишком большой уклон на частный сектор. Тут же по регионам ограничили владение землёй, и началось поголовное сокращение огородов, путём отрезания излишних соток, которые оказались невостребованными для колхозов и эти клочки перестали обрабатываться и зарастали сорняками. Ограничили разведение скота в личном хозяйстве, а владельцам на окраине городов вообще, наложили запрет.
Стали навязывать повсюду, сажать кукурузу, даже там, где она плохо произрастает, вытесняя традиционные урожаи пшеницы. Сделал большое сокращение Армии, а сокращённых, не выслуживших 25 лет оставил без пенсии на существование. Беспорядочно пострадал Флот, где были порезаны на металлолом боеспособные корабли.
Его зять, Аджубей, в обход официальной позиции МИДа, пошёл на сближение с кругами ФРГ, в результате сделаны серьёзные ошибки о досрочном освобождении военных преступников и украинских националистов (бандеровцев), чем нанесён был ощутимый вред государству. Вопреки, позиции ВС озвучил дарение УССР Крыма. Без согласия Политбюро сделал не проработанный доклад на 20 съезде КПСС «О культе личности Сталина».
Не Сталин возвёл себя в культ, а время надежд и обстоятельств развития и существования страны создавали такое положение в мире, когда ответственность за проведение реформ возлагалась на главу государства. Мы до сих пор не знаем авторства сценария по которому действовал Хрущёв в борьбе с мёртвым Сталиным. Известно точно, что вся канитель началась после поездки его в США.Даже вынос тела Сталина запрограммирован был в Вашингтоне и намечен на их праздник Холлуина с 31 октября на первое ноября по избавлению от нечистой силы. Возможно адрес его могилы был изменён под воздействием скандала со стороны китайской делегации и лично Мао,который по своему авторитету в соц.лагере следовал за Сталиным, чего не ожидал Хрущёв. Более того Мао-Цзе-Дун предложил сорокофаг с телом Сталина перевезти в Мовзолей Пекина, на что Хрущёв дал согласие. но потом отказался, тем самым лишил китайцев в установлении истины в смерти вождя. Позицию Мао поддержали Албания, Румыния, Вьетнам, Корея и объявленный культ им казался надуманным.
Такое было и в тридцатых, Зиновьев, Каменев и Троцкий,
В борьбе за власть, страну поставили на кон,
Поэты Пастернак, Ахматова, Твардовский,
Культ Сталина создали, за ликвидированный притон.
Кругом враги и отработана во власти вертикаль,
Необходим промышленный рывок,
Законы строгие на собственность, мораль,
Коррупцию искоренил он в пятилетний срок.
В капкане мы, нам надо 10 лет,
За вред, нанесший государству, предание суду,
При слабой Армии, не избежать нам бед ,
СССР, в конце 30-х, где нет коррупции,всё на виду.
За преступления, периода его, виновник Сталин?
За беспредел преступный ныне, не с кого спросить,
Сталин сверхдержаву и казну оставил,
Демократы казнокрадов расплодили, их не укротить.
.
Семейное наследство,- сапоги худые, - не порок,
Великая Победа, Сверхдержава, Атомная бомба -от греха,
Хрущёв и Берия, архивы взяли на себя, в них Сталину в заслуги, воронок,
Независимость страны оставил, перспективу, остальное вне стиха.
Увлечённые перестройкой государственного механизма, иногда полной замены кадрового состава отдельных министерств было некому проанализировать на холсте объективных событий и показать роль Сталина не только для нашей страны, но и всего мирового сообщества. На самом деле мы закладывали первый кирпич протестных мыслей для наших оппонентов в Европе. Стоило нам взглянуть на деятельность Сталина в годы Великой Отечественной войны и мы увидим масштабность его личности.
Нам не надо излишних воззваний,
С плясок бесов на месте сражений,
И не надо бежать с оправданьем,
Той эпохе великих свершений.
Суть тридцатых, характер и воля,
Нас накрыла тогда б МРОТа доля.
Свод законов, не сказ повелений,
Взрыв подъёма и зов поколений.
Насаждалась зараза, играючи в прятки,
Разложили элиты, впрямь, на лопатки,
Либералы бездарно готовили силы,
Задарма капиталы,- у новой России.
Не нашлось в 90-х у нас воевод,
Как в 30-х, их всех бы на МРОТ.
Обобрали всех так в этот раз,
Всей стране, отомстив, на показ.
Как «вчера», положив всё на кон,
Либерал, собираясь в притон,
Расставляя на лживости плахи,
Что убийца не Сэм, а Каддафи,
У Хрущёва наградой был Запад,
За террор - не Обама, а Асад,
За законы в 30-х все встали,
Не Хрущёвцы в ответе, а Сталин.
Шумит мразь, что Россия засада,
Вторит Запад, что Сталин зов ада,
Позабыть про подъём поколенья,
Крест в эпоху, подвергнуть забвенью,
Не поймут либералы достойный наказ,
Вождь в помоях от вас, кого спас.
Политическая близорукость случайных руководителей государства никогда не приводила страну к позитивным результатам. Не тот рычаг использовал Н.С. Хрущёв по разделению авторитета с мёртвым И. В. Сталиным, обвиняя его в приобретённом за четверть века, культе,который, кстати, за восемь мирных лет приобрёл сам.Перебирая допущенные им перегибы, ошибки, недостатки при сильнейшем прессинге военного превосходства США в обладании атомной бомбы, соответственно, угроз, по уничтожению наших городов, когда наверняка будет масса сторонников осуждения этих методов правления, какими выверенными для будущих поколений они не казались. Очень жаль 14-16-ти летнего парня, Митю Носова, получившего семи летний срок в 44 году за нарисованную свастику, но не Сталин приговорил его к этому сроку, а таковы в нашем обществе были законы.Со стороны его учительницы может и была частица подлости, хотя истинных причин я не знаю. А вот за что получил такой же срок Василий Сталин, летавший в бой на своём самолёте, без парашюта. Про эти нюансы хрущёвская пропаганда молчала и в мирное время состряпав на сына Сталина уголовное дело, доведя его до смерти.И этим дело не кончилось, пострадало масса высоко профессиональных служб, работающих на блага государства. На фронты Великой Отечественной войны из Обвала ушло человек 90, вернулось, не более 20-ти, с различной степенью инвалидности. Есть люди, без вести пропавшие в первые дни войны, в том числе мой дядя по маминой линии,её брат, Ковалёв Александр Евдокимович, и человек, погибший в день Победы, наш сосед, Бобков Пётр Михайлович. Есть, побывавшие в плену, и принявшие все тяготы послевоенных проверок военнопленных в т. ч. попавшие в армию генерала Власова, где наших оказалось человек шесть. Во время войны ходили разные слухи об этих людях, кто-то кого-то выдал, кого-то из-за этого расстреляли немцы, но точных данных ни на кого не было, а может про это просто не говорили. Мой дядя, Ковалёв Николай Евдокимович, побывавший в плену, при таких расспросах заливался слезами, от обид не столько от немцев, сколько от своих перевёртышей. Не вернулся с войны отец моего друга Никулова Анатолия, дядя Серёжа, попавший во власовскую армию. Во время войны не раз в сельский совет вызывали на беседы маму Анатолия, откуда она возвращалась с разными думами и предположениями. Что с ним произошло, до сих пор толком никто не знает, но на памятнике односельчанам его имени нет, и никаких выплат его семье не было. В те времена ходила байка сельской юмористки, Марины Рыхловой, что, мол, при первом звуке Хайль Гитлер, они побросав всё, добровольно подняли руки вверх, но Анатолий в это не верит, и задаётся вопросом, что делать рядовому солдату, когда сдаётся в плен руководство Армии. Как легко собрать в народе анти сталинский блок мнений в стране, где кроме политических репрессий были ещё и правонарушители, когда ещё с целью поднятия численности добавлялись уголовные элементы. В стране, где на фронтах войны погибло самое большое количество людей, чьи жизни принесены в жертву Победы, но хулители Сталина об этом не думали, они делали своё чёрное дело.
Для укрепленья в себя веры,
Пошли на грязную аферу,
Из клеветы создали сферу,
Культ развенчали для примера.
Кроты и волки, их фигуры,
Во лжи и ложь не так подла,
Где цель её спасенье шкуры
Изобличить вождя,борьба видна,
Двадцатый съезд,-озвучено страданье,
Культ личности на их устах,
Ложь, клевета приводят к осознанью,
В границах узко при своих постах,
В тяжёлый взлёт его карьеры,
Внесён хаос и рассуждений лес,
В риторике к вождю прогнулась вера,
Где главный критик кровожадный Бес.
Год Юбилейный Сталина, - последний.
Выискивая факты, в пирамиды громоздя,
В сюрпризе-подлость в Юбилей, намедни,
Про врачей евреев, городя.
Берия, в дни траура позволил блажь,
Подарена свобода и снято обвиненье,
Хрущёв сподвижников - на абордаж,
На Сталина в гробу наложено забвенье.
Зачем Хрущёв ошельмовал вождя,
Занять так легче в мире его место,
От оппонентов обезопасить кресло,
Спешил фальсификатор с врачами,городя.
Смерть Сталина спасла их мол,от смерти,
Заставили поверить в миф его "занятий",
В затеянной Хрущёвым подлой круговерти,
Гнуснейшее вождю состряпано Проклятье.
МИР-ЗЕРКАЛО, где видны все царапины послевоенного устройства, но есть ещё зазеркалье, где не каждый дипломат мог разгадать ход секретных сценариев. Одержана Победа над фашистской Германией, три державы в победителях: СССР, США, Англия и их главы: Сталин, Рузвельт,- Трумэн, Черчилль.
Ведущая роль по всем военным показателям у СССР. Этот расклад был объективным, но устраивал не всех. Началась холодная война, произошла естественная смена поколений Глав государств, где СССР лихорадило от этого перехода. Что это было? Естественный ход событий. Укрепление личности нового лидера или заговор западных разведок с покушением на лидерство СССР в его Победе над фашизмом?
Родник надежды всего света,
Всё до шага под присмотром,
Всё расставлено по меткам,
Противовесы смотрят остро.
Рузвельт, Сталин,в поле прений,
Черчилль ждёт объект сражений,
Адольфа тянут в процесс трений,
Союзу прочат пораженье.
Победа взята, столкновенье,
Учёт проколов, всех сражений,
Здесь симбиоз различных мнений,
Фронты, атаки, пораженья.
Элит замены. Есть программы,
Ушёл Черчилль, без провалов,
Убийца Трумэн, война, нравы,
Расчёт нарушен, жди обманов.
Прогнозы схваток, их победы,
Убрать винтик всей системы,
В США в совершенстве эти темы,
Как навлекаются все беды.
Союз, Победа - фигура Сталин,
Сломать венец его конструкций,
ООН, Совбез, настройки б встали,
Хребет убрать предметов функций.
Так не бывает, что бы ради справедливости новоявленный лидер признался в своих грехах и следуя его логики сколачивал окружение единоверцев, а те топтали всё к чему, на самом деле, не должны дотрагиваться. Не могли бесследно исчезнуть тени преданных последователей учения Сталина, простудившихся насмерть на его похоронах президента Чехословакии Клемента Готвальда, Бейрута, Фостера, Димитрова, только поэтому из опасений, как преданных делу Сталина, не поехали на похороны Мао- Цзе- Дун и Энвер-Ходжа.
Наживка схвачена, Культ-вброшен,
Была трагичность,всё как могли,
Победы, Вождь, интригой сброшен,
Убрав венец, забыть смогли.
Мы не стремились так подойти,
Победу, США, чуть не отобрали,
Вождя унизив, всё переврали,
К объективности пора прийти.
Хамит Америка, хитрит притворно,
На Россию вновь, пруд санкций,
Нагло лжёт, твердит упорно,
Как в ночи, где нет инстанций.
Не привить фашизм России,
В попытках рост остановить,
Всё ж найдутся в мире силы,
США в Украине остудить.
Мы сдержали фронт эмоций,
Олимпиада, Крым и НАТО,
Зачем России столько порций,
Вонзаясь, врёте, всё вам надо.
Вы повторяетесь с пластинкой,
Союз душили пред войной,
Гора санкций нам не в новинку,
Изойдёте вновь слюной.
Струёй небес в её моментах,
Подъёмных сил земных смерчей,
В походах разных интервентов,
Кующих месть в тени ночей.
Впопыхах, захвативший власть в секретариате партии, Хрущёв на пару с Микояном торопливо подминали под себя всё что могли, используя партийный рычаг, который был опробован при отборе полномочий у премьера Маленкова Г.М. Почти уничтоженная в верхних эшелонах власти коррупция, вновь проклёвывалась В организации любым способом в сколачивании группировок.Забыты упреждающие сталинские удары по коррупционным схемам.
Зачем искать повсюду локон,
Растить и сматывать сукно,
Коррупция совсем не кокон,
Её не выбросишь в окно.
Коррупцию и казнокрадство,
Вождь под корень вырывал,
Заводов и колхозов братство,
Жесток-с казны кто воровал.
Она пришла, но не с небес,
В головах она и кабинетах,
Имущество совсем не Бес,
Конфискат, закон, монеты.
Впряг вождь Россию в колесницу,
Где либералов пруд пруди,
Кнут занёс, на вражьи лица,
Сэм Гитлера взрастил в пути.
Убрать разбои по законам,
Стране юр. база, как отрада,
В пять лет прикончили притоны,
Коррупцию и казнокрадов.
Папанин Сталину устроил сценку,
Позвал презенту дать оценку,
Детсад прекрасный, но не дача,
Сверх доходам только сдача.
Излишества,-.. полярник трона,
Народ в надежде,а с ним вера,
Страна в осаде, не надо стона,
Для сплочения, и для примера.
Не параноик Сталин, не палач,
В обойме личностей, - не культ,
Месть либералов, вой и плач,
Он человек, не робот и не пульт.
У Сталина не больше было времени, чем у Хрущёва, вставшего на расчищенный путь по обеспечению атомного щита, руководи и развивайся. Но он занялся ломкой отработанной и прошедшей испытание системой, ещё и бороться со сталинскими кадрами.Отпали Булганин и Ворошилов, а тут антипартийная группа, не согласившаяся с откровенным волюнтаризмом Хрущёва. Наконец, избавился от оказавшего ему, в критический момент, поддержку, Жукова Г.К., которого, на всякий случай, остерегался из-за своих дурацких выходок.
Достоинство,-суверенитет,величие,
Он мудро впрягся в колесницу,
Вредило США, Европа, свои лица,
Стратег и вождь, пример приличия.
У пропасти, в тридцатые,- прыжок,
Народ готов к нему, - задача,
В стране засада, интересов сдача,
Выпады противоборства, их флажок
Методы вреда, хищений, взяток,
Таланты казнокрадов, близости и лести,
Двурушнических позиций, пряток,
Удалялись силой закона,- не мести.
Фашизм настиг СССР, не Сталина вина,
При потакании фашизма, США, Европы,
Индустрия - в СССР и Армия - сполна,
Троцкистские интриги, для пробы.
Нет полководца, вступившего в войну,
Генералиссимуса ноша,- до Победы,
Разбил нацизм в утробе и осудил вину,
Освободил Европу, обозначив беды.
Смешное обвинение в затяжке съездов,
Не проверяемые факты,- глушь,
Фильм «Дорогой Никита С.»,-с приездом,
Дурной доклад, намеренная чушь.
Не параноик Сталин, не палач,
В обойме личностей,- не культ,
Месть либералов, вой и плач,
Он человек, не робот и не пульт.
У нового вождя не было времени на обдумывание целенаправленного плана по строительству социализма, из-за своей безграмотности он выступил с призывом сразу выскочить в коммунизм. По видимому он не читал ни ленинских, ни сталинских работ по его построению.Все его потуги были сосредоточены на ломке сталинских планов, начиная с обкомов, МТС, внедрение освоение целины и квадратно-гнездовых методов по всему Союзу. Старался успеть ликвидировать послабления бывшего Председателя Совмина Маленкова по разведению и содержанию в личном хозяйстве колхозника и жителя пригорода по ограничению численности крупно рогатого скота и урезанию земельных участков.
Социализм, не дифирамбов пенье,
Ни грубый, не отёсанный настрой,
Социализм, не ложное творение,
Не выстрел в небо холостой.
Строился в СССР фундамент,
Росла деревня, её орнамент,
Хоровод был, общество, семья,
Страна большая, равные края
Ведь, был расчёт потенциала сёл,
У государства, клапаны миграций,
В ресурсе демографии каждый новосёл,
По планам, кадры, перечень дотаций.
С деревни вырвали мораль, семью,
В фундаменты внесли уродство,
Изъяли славу её, благородство,
С рынком вместе, подложив свинью.
Поля колхозов,- на паи, наделав бед,
Разор деревни, смерть от скуки,
Паи скупили на халяву, в одни руки,
Забросив под бурьян на много лет.
Опознать клин пахоты заросший, -чей,
Обдумывает Дума вопросы многократно,
За вред, Отчизне- под кару ловкачей,
Вернуть пора такие земли безвозвратно.
Социализм, не дифирамбов пенье,
Здоровый, созидательный настрой,
Планомерное,- людей творение,
Капитализм принёс безделие,застой.
Не важно, что Америка не изменила своего отношения к СССР, главное, что его пригласили к себе в гости и он радовался их кукурузным урожаям.Всё же зная его карьерный путь их СМИ осторожно высказывались, что мол Хрущёв не должен быть плохим, если четверть века прожил с Ниной Петровной, видимо ЦРУ знало её лучше, чем советские граждане.
Ты, Америка, -свинья,
За что вид такой суровый,
Вся, из выходок знакомых,
Счёт другим,к себе, своя.
Лишь война, любимый ход,
Вам бы унция и сдача,
Везде нужен вам доход ,
Сволочь ты, и не иначе.
Гордость –да! Но без расходов,
Оплати часть жертв Победы,
Ленд-лиз, сделки, радость, беды,
Союз- Жертвы, США- Доходы.
Гитлер сгинул, вывод краткий,
Провал США, и им не сладко,
В бой Кремлёвцы вместе с верой,
В шоке Черчилль, Сталин первый.
Стереть с карты всю Россию,
Сто тридцать бомб, атом готов,
На семь десятков городов,
Против бомбы нашлись силы.
Провоцируешь Русь лихо
Мерзко метишь в точь под дыхо,
Лезешь в драку, морду пряча,
Ты проститутка, - не иначе.
Мой интерес оставался интересом в замкнутом пространстве, но время диктовало и ставило свои условия. После окончания школы, из-за отсутствия денег, поступать никуда не поехал, а попробовал устроиться дома зав. клубом, тем более в культотделе мне выразили поддержку.
Этого вопроса я касался при руководстве клубом,нашей соседкой, Аней. Я придумал целую программу, которая понравилась в культотделе. Меня попросили приехать к ним через неделю для окончательного утверждения, клуб открывался редко, а когда открывался, я обычно играл в шахматы со своим постоянным напарником Александром Лапшиным.
Умный, хороший рассказчик, обаятельный, участник ВОВ, дошедший до Берлина, после демобилизации стал работать секретарём сельсовета. Секретарь совета, ключевая фигура в селе, его поле деятельности, от выдачи справки до разрешения юридического конфликта.
Но была ситуация про которую, он не рассказывал. Его навестила старая знакомая, выпускница Белинского пед. училища и они зарегистрировались, этим же днём она уехала в своё учебное заведение для перераспределения, где должна уехать в Узбекистан и там при оформлении получить свой диплом.
Как стало известно, выпускница получила диплом, но в Обвал больше не явилась. Что произошло, никто не знал, возможно, этого не знал и Александр Иванович.
Дождавшись намеченной явки в культотдел, меня ознакомили, что на это место появилась вторая кандидатура, это Лапшин А.И. и предложили всё-таки подождать выводов их комиссии.
Ждать я не стал, так как понимал преимущество этой кандидатуры и подумал, если бы даже я оказался впереди А.И., то не захотел бы этого.
Через три месяца без постоянного места работы, окончательно всё надоело, тогда я поддался уговорам друзей, пойти в училище механизации сельского хозяйства, где получаешь специальность машиниста- комбайнера широкого профиля, попутно, квалификацию слесаря, бесплатное трёх разовое питание, спец обмундирование и 450 рублей денег.
Я был там единственным человеком со средним образованием. Преподаватели УМСХ отнеслись с пониманием, хотя на месяц запоздал, жил на одной квартире с Анатолием Никуловым, потом решили помочь Фёдору Егорову оказаться в нашей группе.
Сложность была в отсутствии у него семилетнего образования, договорились с преподавателем каменской школы и путь Фёдору и Сергею, был открыт. Серёжа занервничал и не решился, хотя позднее он закончил в Кирсанове курсы шоферов, это была его мечта, проработал он на одном месте до пенсии.
Наша тройка осваивала азы современной сельхозтехники. Училище, где основной контингент учащихся с семи классами, ежедневно проводились линейки всего состава училища, где директор, кореец, Пак, говорил о предстоящих планах и высказывал все произошедшие за день недочёты.
В училище работали кружки, спортивные секции, питались по графикам в городской столовой, проводились концерты самодеятельности. Серьёзно готовились к прохождению практики в хозяйствах района.
Нашу группу направили в Куликовку, мы помогали загружать месячный сухой паёк на группу, чего только ни было, одного сыра головок тридцать, килограмма по три каждая, крупы, сахар и многое другое.
Питание было на высоте и не было случае в задержке денег. Работали на уборке картофеля и на токах, здесь впервые я увидел журавлей, их сходки, узнал, что наш край является журавлиным.
Журавлиный клин и сходки на отлёт,
Совещания элиты, людям тайна,
Избранный ведущий на длительный полёт,
И замыкающий, кто будет крайний.
Сторожевые, сменщики, охрана,
Места отдыха, разминок и кормёжек,
Есть санитары, на случаи недугов, лёжек,
Добытчики, бойцы на случаи тарана,
В рядах строгость, к ним подлёт,
Ход пеший на площадке длинной,
Отсчёт секундный и былинный,
Журавлиный клин пошёл на взлёт.
Хозяева подворий хорошо изучили их повадки и привыкли к таким сборищам. Сбор происходил у глубокого оврага перед отлётом на юг.
Именно в нём,на самом дне этого оврага я побывал в одну из зим. Будучи в дороге мы решили ехать в объезд, через Куликовку по раскатанной у оврага дороге.
А мы все трое неожиданно улетели кувырком на дно оврага.Жеребец с трудом устоял с санями, освободившись от грузного, центнера на полтора колхозного счетовода, меня и кучера.
Гнедой, санями, как хвостом, вилял на перекосах,
С приезжим счетоводом я напросился с ними до Обвала,
С дороги сбился конь в глубоком снежном переносе,
Ночная мгла накинула чалму в районе перевала.
И жеребец, в снегу, по брюхо, лез долго на пролом,
Мы, все трое шли за ним, по пояс утопая,
Скрипела сбруя, храп, а он бросался, разбивая наст на взлом,
И выскочил, на твёрдую дорогу, себя превозмогая.
Залаяли собаки, быстрей, как вдруг, раскат саней и мы на дне оврага,
Цепляясь за кусты наверх, а сани свисли под прямым углом к дороге,
А конь, как вкопанный стоит, как будто ждёт парада,
Метель, темно, мы помогали счетоводу и не было конца тревоги.
Журавль, не маленькая птица, огромный размах крыльев, общение, курлыканье, взлёт,- целое событие; их подъём над полями выше и выше.
Свет и тени-2
© Copyright: Виктор Уткин, 2019
Свидетельство о публикации №219011600183
Свидетельство о публикации №219011600183
Рецензии
Вить, на Прозе не вышло оставить рец, логин и пароль некогда было копировать, здесь вставлю.
Какой большущий труд, Виктор! Рада, что направил и получилось заглянуть к тебе сюда. Интересно и волнующе оказаться в тех, уже далёких, временах твоего детства, жизни и самой страны. Начала читать, но всё сразу быстро не прочту, весенние заботы с головой в плен забрали. Но, на вопрос: надо ли было писать всё это - могу уже сейчас ответить. Конечно надо! Должен же кто-то, накопивший жизненные впечатления перенеся трудности и тягости тех времён, переживший их, не безразличный к происходящим в стране переменам постоянным, знающий, умеющий анализировать и т.д., донести до людей правду жизни и её истории!Жаль, что до большого количества читателей трудно донести эти знания, за всё теперь надо платить...
Как дочитаю, напишу снова о своём впечатлении от прочитанного.
С приветом,
Светлана Эдуардовна Пескова 14.04.2017 08:06 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
Виктор Уткин 15.03.2020 17:57 • Заявить о нарушении
Какой большущий труд, Виктор! Рада, что направил и получилось заглянуть к тебе сюда. Интересно и волнующе оказаться в тех, уже далёких, временах твоего детства, жизни и самой страны. Начала читать, но всё сразу быстро не прочту, весенние заботы с головой в плен забрали. Но, на вопрос: надо ли было писать всё это - могу уже сейчас ответить. Конечно надо! Должен же кто-то, накопивший жизненные впечатления перенеся трудности и тягости тех времён, переживший их, не безразличный к происходящим в стране переменам постоянным, знающий, умеющий анализировать и т.д., донести до людей правду жизни и её истории!Жаль, что до большого количества читателей трудно донести эти знания, за всё теперь надо платить...
Как дочитаю, напишу снова о своём впечатлении от прочитанного.
С приветом,
Светлана Эдуардовна Пескова 14.04.2017 08:06 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
Виктор Уткин 15.03.2020 17:57 • Заявить о нарушении