Глоток воздуха

Алексей, оттолкнув толстого немца, проскочил в излом ограждения деревянного моста и прыгнул в воду. Вслед за ним затарахтел автомат и несколько пуль вскользь прошлись по плечам и шее, но не ранив его, а только поцарапав кожу. Царапины неприятно  зажгли зудящей болью тело Алексея, соприкоснувшись с прохладной речной водой. Очутившись под водой, он развернулся лицом к мосту и тут же увидел, что две противопехотные гранаты с деревянными ручками пролетели мимо него, уходя под тяжестью своего веса на дно реки.

Алексей даже успел ногой оттолкнуть вторую гранату от себя.
«Что делать? Сейчас, через несколько мгновений, прогремят взрывы», - промелькнула лихорадочная мысль в голове Алексея.

Из школьной физики он знал, что ударная волна в воде распространяется с одинаковой силой во все стороны. Если остаться под водой, то, со сто процентной вероятностью, лопнут ушные перепонки от давления взрыва, а вынырнуть, значить – быть прошитому автоматной очередью.

«Немедленно под мост, ухватиться за столб и попробовать вытащить свое тело из воды, подтянувшись на руках», - холодно и расчетливо подсказывал мозг.

Алексей так и сделал, но полностью вытащить свое тело из воды он не смог. Сказывался месяц голодного  плена. На последней стоянке немцы ради смеха дали пленным белый хлеб, смешанный с опилками. Алексей, не смотря на жуткий голод и ужасную резь в желудке, не стал, есть такой хлеб. А пленные послабее характером – ели. Потом на следующий день опилки разбухли в желудке и вызвали сильнейший запор. Немцы заставили этих пленных снять штаны, наклониться вперед и раздвинуть ягодицы. Потом унтер-офицер палкой с заостренным концом грубо пробивал им задний проход от запора, вызывая страшные кровавые раны. Военнопленные постарше говорили, что эти бедные жертвы издевательств уже не жильцы. Организм человека, особенно в интимных местах требует нежного отношения, поэтому человек их более всего оберегает.

Прогремели один за другим два взрыва. Взрывной волной нижнюю часть туловища Алексея, которая находилась в воде, мотнуло в сторону и с размаха ударило об балки моста. Алексей потерял сознание и отпустил руки. Очнулся он только через несколько часов. Гимнастерка Алексея надулась, образовав воздушный мешок. Голова его была полностью погружена в воду, но он не захлебнулся, а дышал воздухом из этого мешка. Он медленно плыл вниз по течению реки. Алексей был легко ранен, но главное – жив. Его временная потеря сознания и, полностью погруженная в воду, голова не вызвали у немцев подозрения. Они приняли его за покойника, когда он в таком положении выплыл из-под моста. Глубокие царапины от пуль на шее и плечах образовали в воде красный шлейф крови, который тянулся за, плывущим по воде, «трупом». Это полностью убедило немецких конвоиров в смерти, попытавшегося сбежать,  военнопленного.

Вскоре гимнастерка Алексея зацепилась за корягу. Старое дерево, прогнившее от времени и свалившееся в воду, своими живыми ветками, которые были полностью покрыты  зеленой листвой, приняло его тело и, не смотря на сильное течение, держало его и не отпускало от себя.

Алексей очнулся, как от глубокого сна, и осмотрелся по сторонам. Взрывная волна вызвала в его ногах контузию. Он не мог пошевелить ими. Перебирая руками ветки дерева, он добрался до берега и на руках выбрался на сухое место. Он не чувствовал ног. От удара и воды они разбухли и были, как деревянные.

Осмотревшись, Алексей обнаружил разлапистый куст чуть выше кромки воды. С большими усилиями он добрался до него и спрятался. Укрытие было сравнительно надежным. Алексей мог видеть все и всех, а его не было видно, как он предполагал.

Там он пролежал до конца дня и всю ночь. Алексей забылся в беспокойном сне. Ночью прошел дождь. От утренней прохлады тело Алексея закоченело. Ему показалось, что он умирает. Он слышал от пожилых людей, что перед смертью человек вспоминает всю свою жизнь, но Алексей не думал ни о чем. Его мысли тоже также закоченели, как и его тело. Он потерял сознание.

Очнулся Алексей в каком-то сарае на сеновале. Две маленькие девочки, лет пяти-шести,  о чем-то шептались, показывая пальцами в его сторону. Когда они увидели, что Алексей открыл глаза, они испугано вскрикнули и убежали прочь. Вскоре вслед за ними пришла молодая женщина лет 30. Она была миловидна лицом, ее глаза, как два алмаза, сверкали в приглушенном свете сарая. Ее фигура среднего роста была еще наполовину девичьей, но уже ее молодое тело стало наливаться женской полнотой, которая округляет все формы женщины и делает ее дородной по-настоящему красивой женщиной средних лет.
- Слава Богу! Очнулся солдатик, - запричитала женщина, всплеснув руками. – Погоди, милый, я счас тебя, касатик, куриным бульоном напою.

Она сбегала в дом, принесла таз с водой и полотенце, мыло и опасную бритву.
- Пока бульон варится, я тебя, мой миленький, мигом  в порядок приведу, - стала по-женски причитать и приговаривать женщина.
«Наверное, так говорила ее бабушка, когда ее дедушка пришел с первой германской войны», - пролетела непрошеная мысль в голове Алексея.
Женщина умело управилась с обросшей многодневной щетиной Алексея, потом вымыла его лицо, сняла его гимнастерку и нижнюю рубаху.
- Ой! Да, тебя нужно подлечить маленько. Я счас отвара из трав принесу, раны твои обработаю, а то они гнить начнут.

Алексей, молча, принимал заботу этой белоруской простой женщины, которая уже имела опыт семейной жизни и эти две девочки, наверное, были ее дочками-близняшками. Она его ни о чем не спрашивала, а делала свое бабье дело, без которого не обходится ни одно поколение мужчин, которые участвуют в войне.
Напоив Алексея бульоном, она уложила его на подушку, которую принесла из горницы и укрыла одеялом. Алексей блаженно уснул.
Вечером женщина снова заскочила в сарай.
- Пойдем! Банька готова, - пригласила она Алексея и, видя, что он не в силах встать, подняла его на ноги, положила его руку на свое плечо и потихоньку вывела из сарая.

Двор, который предстал, в начинающих сгущаться сумерках, перед глазами Алексея, был обычным деревенским подворьем с множеством скотины и домашней птицы. Дорожки были выложены досками, которые за многие годы вросли в землю и были на вид бугорками, возвышавшимися над остальной поверхностью двора.
Женщина провела Алексея в баню, быстро его раздела и стала смывать теплой водой и мылом, въевшуюся за месяц войны грязь.
- Ну, и грязный же ты, милок, как черт, - опять запричитала женщина.
Затем она уложила его на полати в парилке, поддала пару и стала парить его березовым веником. Такого истинного блаженства Алексей уже давно не испытывал с  самого призыва.

Его призвали осенью 1939 года и направили в Московское Общевойсковое училище. Проучившись почти два года, Алексей был досрочно выпущен в звании младшего лейтенанта и в июне 1941 года он был направлен в составе стрелковой дивизии в Белоруссию к немецкой границе. Его батальон располагался в лесу во временных палатках и проходил боевую подготовку, нацеленную на войну на чужой территории, как гласила тогда основная военная доктрина РККА.

Тактика и стратегия военной подготовки была нацелена на наступательные действия, а как действовать в обороне никто ни офицеров, ни солдат не учил.
22 июня 1941 их батальон был застигнут в врасплох наступающими танками Гудериана. Батальон, который совершенно не был обучен обороне, быстро был рассеян танковым клином. Алексей даже не успел надеть по тревоге свою гимнастерку, так стремительно было наступление немецких войск. Он потом по совету старшины снял гимнастерку с убитого солдата, которая была на два размера больше. Эта, казалось бы, на первый взгляд, оплошность дважды спасла жизнь Алексею.
Первый раз, когда немцы всех плененных офицеров, которые были одеты по форме, вывели из строя и расстреляли, а второй раз, когда большая по размеру гимнастерка надулась пузырем в речной воде и не дала Алексею задохнуться в бессознательном состоянии.

По деревенским обычаям женщина в бане тоже разделась и была голая. Алексей потихоньку стал приходить в чувство и, если раньше все, что происходило вокруг, он воспринимал, как в тумане, то теперь все стало принимать ясные очертания.
Алексей никогда в жизни не видел голой женщины и теперь, видя перед собой, прекрасное тело молодой женщины пришел в сильное возбуждение. Это заметила женщина.
- Да, я вижу ты, миленький мой, стал приходить в чувство? Потерпи, мой красавчик, все ты получишь, чего хочешь? – последние слова она сказала, обращаясь уже не к Алексею, а к его возбужденной плоти.
Когда она вывела его в предбанник, то, уложив его на лавку, проворно заскочила на Алексея, как всадница, и совершила акт блаженства, на который он даже и не мог рассчитывать. Все произошло так быстро и гармонично, что Алексей не почувствовал даже тени смущения. Хотя эта деревенская женщина была первой женщиной в его жизни.
- Не боись, касатик, что так быстро. По первости так бывает. Ничего,  мы ночью все наверстаем. Ох, и намилуюсь я с тобой, мой любый! – сладостно вздохнула  женщина.

И действительно, ночь на мягкой перине в объятиях жаркой ненасытной деревенской женщины прошла в бесконечном блаженстве. Алексей полюбил эту белорусскую красавицу всем своим неокрепшим сердцем. Хотя утром она его предупредила:
- Не спеши в меня влюбляться, касатик, мой муж на фронте воюет. А я соскучилась без мужика. Его еще с марта призвали, а сейчас июль. Поди, четыре месяца прошло. Мыслимо ли при таких формах? - сказала женщина и встала возле кровати во весь рост.

Только теперь Алексей смог хорошенько рассмотреть красоту ее голого тела. Ее грудь двумя большими холмами возвышалась над нежным мягким животиком. Вершину этих холмов завершали два больших коричневых соска, которые торчали, как два пика на горных вершинах. Животик плавно переходил в талию, которую завершали широкие бедра.

Но Алексею стало неприятно, что его первые нежные чувства любви к женщине были так грубо отвергнуты. Он замкнулся в себе. Душа его ужасно страдала. Он стал смотреть на эту женщину, как на распутницу, укравшую его мечту об одной единственной и неповторимой, которая станет для него женой и матерью его детей.
Он резко встал с постели и к своему большому удивлению уже без посторонней помощи вышел на крыльцо дома. Ночная прохлада охладила его злость на себя и на эту развратную женщину. Он твердо решил немедленно покинуть этот дом.
Накинув фуфайку на плечи, к нему на крыльцо подсела женщина.
- Куда ты, мой соколик, убежал? – спросила она, почувствовав что-то неладное.
- Собери мне что-нибудь в дорогу, я хочу уйти прямо сейчас, - сказал Алексей решительно.

Женщина поняла, что она стала воровкой. Совратила невинную душу этого солдатика и так грубо обошлась с ним, когда он хотел признаться ей в любви.
- Да, куда же ты пойдешь, ведь ты только-только ногами пошел? – снова запричитала она, как старенькая бабушка.
- Я не могу оставаться в этом доме. Если знаешь, где находятся партизаны, то скажи мне? Я солдат. Я должен фашистов бить. Я не могу отсиживаться у тебя дома, - еще более решительно произнес Алексей.
Она поняла, что его удержать невозможно.
- Мой отец в партизаны пошел. Я могу подсказать, как к ним добраться, - начала она нерешительно.
- Ну, и прекрасно, - угрюмо ответил он.

Алексей дворами вышел к кромке леса. Он еле-еле держался на, еще неокрепших от контузии, ногах, но усилием воли заставлял себе идти вперед. Стало светать. Алексей углубился в лесную чащу, которая уже надежно защищала его от врагов. Он часто останавливался, переводил дыхание и снова шел вперед. Впереди его ждали неимоверно трудные четыре года Великой Отечественной войны.