Пахан ссучился

Остававшиеся до начала первой смены в пионерском лагере несколько дней мы с моим лучшим другом в Горно-Алтайске проводили на речке, на Майме прямо за горсадом. Когда-то именно отсюда начинался лоток, по которому вода неслась к лопастям турбины и в котором мы когда-то купались. Но то было лет пять, шесть назад, а теперь от лотка оставались лишь одни воспоминания да основание плотины, от которой начинался лоток. Многим было и невдомёк, зачем тут была сооружена плотина, может, мельница когда-то была, а может быть специально, чтобы народ мог хоть немного поплавать в Маймушке.

Купаться на плотине было интересно: перед плотиной можно было плавать в достаточно спокойной воде, нырять на дальность, а внизу, в бурунах за плотиной можно было пытаться плыть против течения, но как бы ты не грёб, тебя сносило вниз, можно было нырять с высоты насыпи, укреплённой брёвнами в пенящуюся воду. То, что там глубоко и нет никаких камней или торчащих брёвен было хорошо проверено неоднократным нырянием. Прыгать в воду солдатиком, считалось в нашем кругу зазорным, ныряли ласточкой или в худшем случае бомбочкой. А можно и играть в прятки-догонялки. Прятки, – потому что можно было поднырнуть под падающую воду и ухитриться зацепиться между брёвнами плотины и падающим потоком. Там можно было дышать и прятаться до тех пор, пока не надоест. Если же хотелось выглянуть из воды, то удержаться под водопадом не хватало сил и тебя сносило с секретного места в буруны.

Вот так, накупавшись до синих губ, мелко трясясь, но испытав все удовольствия плотины, лежали мы, отогреваясь на солнышке, как мимо молча, тяжело пробежали парни лет под двадцать с крепкими кольями и штакетинами, явно выдернутыми из чьего-то огородного частокола, а за ними неслась свора пацанов старше нас на два, три класса. Бежавший впереди этой группы хорошо нам знакомый известный местный хулиган Толян, увидев нас, крикнул, - Пацаны! Айда с нами! Пахан ссучился! Править будем!

Если призыв бежать вместе с ними, был нам однозначно понятен, то последующие слова совершенно не проясняли предстоящей задачи, но мы, польщённые обращением Толяна к нам, радостно кинулись вслед за пробежавшими. На бегу мы поняли, что большие парни с кольями гнались за долговязым плешиво-рыжим мужиком в видавшей виды майке и застиранных семейных трусах, который убегал от них, нескладно выбрасывая длинные, как ходули, ноги. С каждой минутой расстояние между дылдой и погоней сокращалось. Вероятно, поняв, что на ровном, открытом месте между Маймой и стадионом ему не уйти, убегавший резко свернул и побежал через речку к горе, получившей в тридцатые годы название «Комсомольской», поскольку именно комсомольцы густо засадили её разнолесьем, в надежде, что на ней можно будет спрятаться.

Поскальзываясь и разбивая ноги на валунах и гальке Маймы, как мы уже к тому времени поняли, Пахан, которого надо было править, успешно перебрался через неглубокую речку и скрылся в прибрежных зарослях у подножия горы. Но сразу за кустами оказалась огромная поляна, где настигавшие его парни стали плоско метать свои колья, будто играя в городки, норовя попасть Пахану по ногам, чтобы сбить его будто городошную фигуру на землю. Несколько раз им это удавалось, но беглец вновь и вновь подымался и всё более неуклюже пытался убегать, пока наконец увесистый дрын не сбил его окончательно и не налетела кодла парней.
Когда мы подбежали к поверженному Пахану, он, весь в грязи и крови, дрожа и корчась от боли и унижения, что-то бормотал разбитым ртом, из которого сочилась кровь. Майки на нём не было, но он и без неё был весь синий от наколок, которые в те времена носили только блатные. От Пахана пахло страхом, кровью и мочой, он был мокр с головы до ног, но не только от пота.
– Эй, мелюзга! Ну-ка и вы тоже ссыте на него! – скомандовал кто-то из взрослых парней. - Он теперь ни в жизнь не отмоется, сука!  Мы дружно вынули свои скукожившиеся, сморщенные от купания в холодной воде письки и тужились выдавить из себя хоть каплю.

Больше с теми парнями мои пути не пересекались, лишь много лет спустя кто-то сказал, что Толян стал вором. Настоящим, что последующие двадцать лет за малыми перерывами на свободе провёл по лагерям и тюрьмам. Там, в лагере он и умер. Убили его. Может быть и за дело, уж очень обезбашенным он стал.
А мы с Женькой через пару дней уже были в пионерском лагерь «Горняк» неподалёку от Манжерокского озера. В ту пору ещё никто не знал, что «Дружба – это Манжерок…», но мы прекрасно понимали, что только в пионерском лагере от Акташского рудоуправления может быть такая вкусная, самая настоящая гречневая каша на сливочном масле.

20.07.2018 – 05.01.2019