Моей бабушке
Бабушка ещё с вечера предупреждала меня, что разбудит утром ещё до свету. Я долго ворочался, не понимая, за чем я ей, маленький , понадобился , да ещё и с утра. Мне даже показалось, что едва меня сморил сон, как она тихонько подкралась , взяла меня на руки и вынесла в сени, чтобы не разбудить других домочадцев. Я едва держался на ногах , потому как сон никак не отпускал, а она ворчала , торопливо надевая на меня не хитрую одежонку. Так мы и вышли из дому, я в не по росту и размеру фуфайке, и подпоясанных бечевкой изрядно поношенных и несколько раз залатанных на коленях штанах, которые носили до меня наверное её дети – одежда передавалась из поколения в поколение, так, что только мне, городскому мальчонке, было неловко её носить. В деревне, особенно в больших семьях, зачастую, носили то, что успевали надеть.
Бабуля , накинула на меня вещь мешок , в котором было что-то мягкое , но, туго набитое ,имеющее изрядный, для моего возраста, вес. Сама набросила на палку , через плечо, связанные вместе два мешка, наверное с такой же поклажей.
Дом бабушки с дедушкой, стоял особняком, не связанный даже огородом, ни с какими соседями . Круг огорода , огороженного жердями , дед вырыл достаточно глубокую канаву , от талых вод , которые с весною , так и норовили унести весь навоз , разбросанный за зиму , для пущего урожая. Палисадник , с некрашеной изгородью, через которую свешивались ветви берез и кленов, на которые дед , скорее из своего упрямства , каждый год пытался привить то яблоки , то груши, в темноте превратился в страшные тени , которые далеко разбрасывали руки и то и дело пытались ко мне прикоснуться. Одна ветка спустилась очень низко , зацепила меня , от чего я рванулся и чуть было не сбил бабушку с ног. Бабушка, смахивающая набирающую силу росу прутиком, так и охадила им и меня ; «У окаянный…» - выругалась она вслед , «куда тебя щерти носят ?...»
Я оглянулся на неё , да и не заметил как споткнулся, в своих ногах и повалился под городьбу, где уже разрослась крапива и коноплянка. Обжигаясь, со слезами на глазах, я выкарабкался , весь мокрый, с обидой глядя на уходящую бабушку ; «вот чего она так» -думал я всхлипывая ; « совсем меня не любит ! Воно как ожогся , ударился , а она вона , идет себе , даже не окликнет , не прижмет …»
Деревня ещё спала, наверное бабушке не хотелось , чтобы её кто-то видел в этот час , потому она лишь прибавила шагу , уходя от запертых на окнах ставень, не топленных к утру печей –никто ещё не торопился подниматься доить коров , поить скотину, готовить выгонять неповоротливых к пастуху , который наверняка ещё спит и видит, и теплое солнце, и приветливый луг.
Я то-же прибавил шагу , потому , что с росою поднимается и туман , в котором мне малому , очень легко заблудиться. Так хочется остановиться , посмотреть на желтые мелкие цветы , от которых говорят, что куры ослепли , те , что по не знанию, эти цветы клюют. Как не порадоваться огромным белым ресницам , которые расположились на желтой глазнице ;ляжешь в траву и гадаешь , дергая по одному лепестку «Любит , не любит …» -ромашка , цветок всех влюбленных.
Низина , уже покрылась туманом, из которого возвышались огромные сосны; будто обкуренные дымом от сырого костра, устремлялись они в синеющее поднебесье, возвещающее , что скоро рассвет.
Наконец бабушка остановилась, перевела дыхание и взяла меня за руку. Она как чувствовала , что из тумана с гуканьем взметнет ввысь и сделав несколько махов , снова скроется огромный тетерев. Я сжался от неожиданности, но бабушка уже крепко меня держала, в своей цепкой ладони, шла вперед, вовлекая меня в туман. И чем дальше , тем ужасней становились звуки , что-то выпрыгивало из под ног , казалось , что вся природа просыпалась и осыпала меня руганью , за то , что я её будил , до срока-до Зари . Вот и бабушка , смотрю что-то бурчит , крестится, видно то-же недовольная, что и её «щерти баламутят». Но говор её внезапно оборвался , вокруг всё как-то смолкло , и моя голова вынырнула из тумана .Это мы поднялись из низины , и счастливая бабуля , смотрела весело на меня, на тот , ещё не ушедший ужас в моих глазах , наверное хотела что-то сказать , но лишь глубоко вздохнула , улыбнулась понимая , что я ещё совсем дитя и пристыженно обняла и несколько шагов пронесла на руках. Тонкие её волосинки, выпавшие из под платка, седые, щекотали мне лицо. Голос её, прорвавшийся изнутри, сливался с тем ощущением моей радости от рассвета, от тепла, исходящего от бабушки. Она наклонила голову и я мог слышать совсем не понятные мне слова, красивые, чистые, проникающие в моё сознание чувствами прекрасного далека, в котором другие люди, водили хороводы , плели венки из полевых цветов , были веселыми в расписных вышиванках и сарафанах, которые иногда бабушка доставала из своего сундука, по праздникам. Она опустила меня на землю и капля по капле, огромные слезы стекали с её глаз. Налетевший теплый ветер, словно подбирал капли, оставляя лишь тонкие ниточки, которые исчезали на светлом бабушкином лице. Я совсем не понимал тогда, да и сейчас, когда прошло пятьдесят лет , почему бабушка плакала .Мальцом спрашивать не доводилось , а позднее уже ни бабушка , ни кто из родни, ничего не отвечал , на возникающие вопросы. «Вырастешь, поймешь !» - как бы живою жилой, наша семья, всегда была разбросана по огромной земле.
Кого-то я узнавал лишь на свадьбах и похоронах, причем многие оказывались родственниками –братьями и сестрами, и бабушки, и дедушки . Нелепо , но они совсем не общались на людях , а бывало , что-бы не спрашивали , говорили , что они однофамильцы. Как-то , строили мы с дедом очередной дом , меня дед рано приучил плотничать , и, словно на стук топора, зашел в гости старик , внешне очень похож был , на моего деда ;о чем говорили не знаю ,но топором владел старик мастерски , было видно , как деду не нравилось его искусство. Топор прямо звенел в его руках, как звуки с колокольни, возникающие от удара по дереву. Звук проносился вверх, минуя углы дома, уходил в село, следующий удар, более звонкий, правящий, прошлый мощный звук, входил в сруб и повторившись в нем, рассыпался в небесном просторе…Спустя годы , я узнал , что это был его родной брат , приехавший на один день из Москвы, чтобы повидаться и поездом уехать дальше , в Кемерово и Красноярск…
Впереди показались жерди :сначала бабушка , за ней и я, пролезли меж ними , от времени едва не превращенными в труху , местами обросшие мхом и весьма поеденные короедом. Там , за распадком виднелись кошары , сделанные на сезон , но пользовались ими , пока не завалятся, не сгниют подпорки. Вытоптанная трава, круглый мелкий помет, вырытая для пойла канава - всё говорило о присутствии в кошаре овец. Было тихо, бабушка прижала палец к губам, прислушалась. Она держала меня за руку, всё крепче, крепче сжимая её, будто я могу вдруг подняться, сорваться с места и побежать, нарушив эту прозрачную тишину. Я боязливо озирался по сторонам, прижался к бабушке, насколько хватало сил.
Наконец дверь кошары скрипнула и показался силуэт высокого , дымящего папиросой деда Сани , брата бабушки. Бабушка привстала и замахала ему рукой. Дед Саня шумнул и мы , всё ещё озираясь , пригибаясь под наклонившиеся деревья, с которых тут же срывалась холодная роса , увлекаясь за воротник к теплому телу , вызывая озноб , ринулись к нему.
Дед наклонился ко мне , распахнул свои огромные руки и подхватив под мышки , высоко швырнул над землей !Раз, да , два , да три, я вздрагивал, смеялся , ёжился, облизывал выступившие от радости слезы, с краешек губ, бабушка подхватила меня ; « Будя , уронешь ишо греха посля не оберешьси !» Она гладила мою неровно стриженную голову, и краешком платка вытерла заплаканное лицо.
«Однако туман нам в пору !» -дед Саня указал на плотный белый дым , поднимающийся из распадка. « Коли так пойдеть , то из села не скоро выйдуть …Так что начнем помолясь !» дед Саня достал огромные черные ножницы, увидев которые я раскрыл рот . « Да ты не боись ! Мы легонько , им чё , они да того и растуть» -дед Саня многие свои мысли не договаривал , надеясь , что кому нужно , те поймут , а коли нет , то и не надо , ничего понимать !
Меня напоили молоком, да и уложили досыпать , с усталости я и уснул. Туман покрывал кошары , своею молочной пеленою, спокойно, нет никакого шума .Даже Овцы , которых дед Саня ловко укладывал то на один , то на другой бок , не издавали ни звука , в то время , когда бабушка орудовала по ним ножницами. Плотная шерсть , тугая , ближе к телу совсем набухла , словно вата, одни белые , прямые , с длинной остью ,другие кучерявые , вилючие. Теплая , широкими полосами шерсть, скручивается валами и складывается в принесенные нами с бабушкой мешки, которые тут же дед Саня , уносит в потаенные места , за изгородью , в тайгу. Ножницы перестали щелкать, как только где-то далеко, в стороне села , залилась пастушья дудка, на неё заголосили , замычали , словно откликнулись коровы. Дед Саня кашлянул в кулак , что означало , что пора просыпаться. Бабушка о чем-то с ним пошепталась , дед Саня закрыл за нами ворота , брякая лязгающими на ржавых болтах .
То и дело , бабушка тянула меня к себе и мы таились, пока мимо нас нехотя брели коровы, то появляясь в разрывах тумана , то исчезая в нем. Они теперь будут пастись, почти до заката солнца, в лугах , в распадках, будут спать где ни будь в тени лесополосы .Сейчас оно ещё не обозначило себя, и было далеко за туманной далью, но уже стойко держится на верхушках сосен , стоящих на холмах. Да , густые туманы , которые временами, нехотя наползают к нашему селу, несущие холод и ледяную росу, исчезающие с первыми лучами солнца, с первыми звуками пробуждения, убираются , прячась в ущельях и распадках , окунаясь в водяную гладь ручья или пруда, наполняют влагой , питают жаждущую природу, всё живое и растущее вокруг.
Туман отступал , вот уже бредут из тумана по домам сельчане , которые провожают своих коров , чтобы те не потерялись , не разбрелись в тумане. Бабушка приветливо здоровается , улыбается людям , словно и мы провожали со всеми свою корову. «Как это внучок то, за тобой увязалси ?» - шутили женщины , стараясь потрепать меня , кто за плечи , кто за кепку на голове. Стоило бабушке ответить , как жизнь вокруг зашумела , засмеялась , шутками да иронией …Все старались сыпать на нас искры, остроты – яркие , смешавшиеся в единый порыв, одна хлёстче другой! Так со слов , появлялись поговорки , присказки , а за ними и частушки и песни. Бабушка улавливала какие-то рифмы и умело вставляла своё не хитрое , но ёмкое дополняющее песню слово.
Нас провожали , до самого дома, шумели , а то и пускались в пляс, голосистые бабы. Отстукивали ногами землю , а то низко кланялись. Мужики выходили из домов, обомлевшие от веселого сабантуя , который вдруг приходил в каждый дом, людскую радость подхватывал ветер , колыхал поникшие от росы деревья , словно встряхивал ото сна , вызывая всеобщее восхищение.
Вот уже и земля наполнилась самоцветами , которые раскатились по росе , всеми огнями радуги.
Вспоминая детство , меня никогда не покидает радость и волнение , снова возникают переживания за людей , которые радовались каждому дню , словно это был их последний день .Что –же с ними произошло , что они пережили , почему, стали воспринимать жизнь, именно одним днем ?
Я вспоминаю те запахи, звуки, траву , лужи , теплые после дождя, Зарю , уходящую и поднимающуюся на горизонте, разметавшую свой алый свет , по всему небу.
Люди искренне и громко, и многоголосо славили страну, с песней пробуждающего дня, которая вливаясь в мое сердце и звучала, звучала, звучала…
Бабушка …
Свидетельство о публикации №219011600056