Моей бабушке

Бабушка…
     Бабушка  ещё с вечера предупреждала меня, что разбудит утром  ещё до свету.  Я долго ворочался, не понимая, за чем я ей, маленький , понадобился , да ещё и  с утра. Мне даже показалось, что едва меня сморил сон, как она тихонько подкралась , взяла меня на руки и  вынесла в сени, чтобы не разбудить других домочадцев. Я едва держался на ногах , потому как сон никак не отпускал, а она  ворчала , торопливо  надевая на меня не хитрую одежонку. Так мы и вышли из дому, я в не по росту и  размеру фуфайке, и подпоясанных  бечевкой  изрядно поношенных и несколько раз  залатанных на коленях штанах,  которые носили  до меня  наверное её дети – одежда передавалась  из поколения в поколение, так, что только мне, городскому мальчонке, было неловко  её носить. В деревне, особенно в больших семьях, зачастую, носили то, что успевали надеть.
      Бабуля , накинула на меня вещь мешок , в котором было что-то мягкое , но, туго набитое ,имеющее изрядный, для моего возраста, вес. Сама набросила на палку , через плечо, связанные вместе два мешка, наверное с такой же поклажей. 
  Дом  бабушки  с дедушкой, стоял особняком, не связанный  даже огородом, ни  с какими соседями . Круг огорода , огороженного жердями , дед вырыл достаточно глубокую канаву , от талых вод , которые с весною , так и норовили унести весь навоз , разбросанный за зиму , для пущего урожая. Палисадник ,  с некрашеной изгородью, через которую свешивались ветви берез и  кленов, на которые дед ,  скорее из своего упрямства , каждый год пытался привить то яблоки , то груши, в темноте  превратился в страшные тени , которые далеко разбрасывали руки  и то и дело пытались ко мне прикоснуться. Одна ветка спустилась очень низко ,  зацепила меня , от чего  я рванулся и чуть было не сбил бабушку с ног. Бабушка, смахивающая  набирающую силу росу  прутиком, так и  охадила им и меня ; «У окаянный…» - выругалась она вслед , «куда тебя щерти носят ?...»
Я оглянулся на неё , да и не заметил как  споткнулся, в своих ногах и повалился  под городьбу, где уже разрослась крапива и коноплянка. Обжигаясь, со слезами на глазах, я выкарабкался , весь мокрый, с обидой глядя на  уходящую бабушку ; «вот чего она так» -думал я всхлипывая ; « совсем меня не любит ! Воно как ожогся , ударился , а она вона , идет себе , даже не окликнет , не прижмет …»
   Деревня  ещё спала, наверное бабушке не хотелось , чтобы её кто-то видел в этот час , потому она  лишь прибавила шагу , уходя от запертых на окнах ставень,  не топленных к утру печей –никто ещё не торопился  подниматься доить коров , поить скотину, готовить выгонять неповоротливых к пастуху , который наверняка ещё спит  и видит,   и теплое солнце, и приветливый луг.
  Я то-же прибавил шагу , потому , что с росою поднимается и туман , в котором  мне малому , очень легко заблудиться. Так хочется остановиться , посмотреть на желтые  мелкие цветы , от которых говорят, что куры ослепли , те , что по не знанию, эти цветы клюют. Как не порадоваться огромным белым  ресницам , которые расположились на желтой глазнице ;ляжешь в траву и гадаешь , дергая  по одному лепестку «Любит , не любит …» -ромашка , цветок всех влюбленных.
  Низина , уже покрылась туманом, из которого возвышались  огромные сосны; будто обкуренные дымом от  сырого костра, устремлялись они  в синеющее поднебесье,  возвещающее , что скоро рассвет.
  Наконец бабушка остановилась, перевела дыхание и взяла меня за руку. Она как чувствовала , что из тумана с гуканьем  взметнет  ввысь  и сделав несколько махов , снова скроется  огромный тетерев. Я сжался от неожиданности, но бабушка уже крепко меня держала, в своей цепкой ладони, шла  вперед, вовлекая  меня в туман. И чем дальше , тем ужасней  становились  звуки , что-то выпрыгивало из под ног ,  казалось , что вся природа просыпалась и осыпала меня руганью , за то , что я  её будил , до срока-до Зари . Вот и бабушка , смотрю что-то бурчит , крестится, видно то-же недовольная, что  и её «щерти баламутят». Но говор её внезапно оборвался ,  вокруг  всё как-то смолкло , и моя голова вынырнула из тумана .Это мы поднялись из низины , и счастливая бабуля , смотрела весело на меня, на тот , ещё не ушедший ужас в моих глазах , наверное хотела что-то сказать , но лишь глубоко вздохнула , улыбнулась  понимая , что я ещё совсем дитя  и пристыженно обняла и несколько  шагов пронесла на руках. Тонкие её волосинки, выпавшие из под платка, седые, щекотали  мне лицо. Голос её, прорвавшийся изнутри, сливался с тем ощущением моей радости от рассвета, от тепла, исходящего от бабушки. Она наклонила голову  и я мог слышать совсем не понятные мне слова, красивые, чистые, проникающие в моё сознание чувствами прекрасного далека,  в котором  другие люди, водили хороводы , плели венки из полевых цветов , были веселыми  в расписных вышиванках и  сарафанах, которые иногда бабушка доставала из своего сундука, по праздникам. Она опустила меня  на землю  и капля по капле, огромные слезы стекали с её глаз. Налетевший теплый ветер,   словно подбирал  капли, оставляя лишь тонкие ниточки, которые исчезали на светлом бабушкином лице. Я совсем не понимал тогда, да и сейчас, когда прошло пятьдесят лет , почему бабушка плакала .Мальцом  спрашивать не доводилось , а позднее уже  ни бабушка , ни кто из родни,  ничего не отвечал , на  возникающие вопросы. «Вырастешь, поймешь !» - как бы живою жилой, наша семья, всегда была разбросана по огромной земле.
     Кого-то  я узнавал лишь на свадьбах и похоронах, причем  многие оказывались родственниками –братьями  и сестрами, и бабушки, и  дедушки . Нелепо , но они совсем не общались на людях ,  а бывало , что-бы не спрашивали , говорили , что они однофамильцы. Как-то , строили мы с дедом  очередной дом , меня дед рано приучил  плотничать , и, словно на  стук топора, зашел в гости старик , внешне очень похож был , на моего деда ;о чем говорили не знаю ,но топором  владел старик мастерски , было видно , как деду не нравилось его искусство. Топор прямо звенел в его руках, как звуки  с колокольни, возникающие от удара по дереву. Звук проносился вверх, минуя  углы дома, уходил в село, следующий удар, более звонкий,  правящий, прошлый  мощный звук, входил в сруб  и повторившись в нем, рассыпался  в небесном просторе…Спустя годы , я узнал , что это был  его родной брат , приехавший на один день из Москвы, чтобы повидаться и  поездом уехать дальше , в Кемерово и Красноярск…
        Впереди показались  жерди :сначала бабушка , за ней и я, пролезли меж ними , от времени едва не превращенными в  труху , местами  обросшие мхом  и  весьма поеденные короедом. Там , за распадком  виднелись кошары , сделанные на сезон , но пользовались ими , пока не завалятся, не сгниют  подпорки.  Вытоптанная трава, круглый мелкий помет, вырытая для пойла канава - всё говорило о присутствии в кошаре овец.  Было тихо, бабушка прижала палец к губам, прислушалась. Она держала меня за руку, всё крепче, крепче сжимая её, будто  я могу  вдруг подняться, сорваться с места и побежать, нарушив эту прозрачную тишину. Я боязливо озирался по сторонам, прижался  к бабушке,  насколько хватало сил.
    Наконец дверь кошары скрипнула  и показался силуэт высокого , дымящего папиросой деда Сани , брата  бабушки. Бабушка привстала и  замахала ему рукой. Дед Саня шумнул и мы , всё ещё  озираясь , пригибаясь под наклонившиеся деревья, с которых  тут же срывалась холодная роса , увлекаясь  за воротник к теплому телу , вызывая озноб , ринулись к нему.
   Дед наклонился ко мне , распахнул свои  огромные руки  и  подхватив  под мышки , высоко  швырнул над землей !Раз, да , два , да три, я вздрагивал, смеялся , ёжился, облизывал  выступившие от радости слезы, с краешек губ, бабушка подхватила меня  ; « Будя , уронешь ишо греха посля не оберешьси !» Она  гладила  мою неровно стриженную голову, и краешком платка вытерла  заплаканное лицо.
«Однако туман  нам  в пору !» -дед Саня указал на плотный  белый дым , поднимающийся из распадка. « Коли так пойдеть , то из села не скоро выйдуть …Так что начнем помолясь !»  дед Саня достал огромные черные ножницы, увидев которые  я раскрыл рот . « Да ты не боись ! Мы легонько , им чё , они да того и растуть» -дед Саня многие свои мысли не договаривал , надеясь , что кому нужно , те поймут , а коли нет , то и не надо , ничего понимать !
   Меня напоили молоком, да и уложили  досыпать , с усталости  я и уснул. Туман покрывал кошары , своею молочной пеленою, спокойно, нет никакого шума .Даже Овцы , которых дед Саня ловко укладывал  то на один , то на другой бок , не издавали ни звука , в то время , когда  бабушка орудовала по ним ножницами. Плотная шерсть , тугая , ближе  к телу совсем набухла , словно вата, одни белые , прямые , с длинной остью ,другие кучерявые , вилючие. Теплая , широкими полосами шерсть, скручивается валами и складывается в  принесенные  нами с бабушкой мешки, которые тут же дед Саня , уносит в потаенные места , за изгородью , в тайгу. Ножницы перестали щелкать, как только где-то далеко,  в стороне села , залилась пастушья дудка, на неё заголосили , замычали , словно откликнулись коровы. Дед Саня  кашлянул в кулак , что означало , что пора просыпаться. Бабушка о чем-то с ним пошепталась , дед Саня  закрыл за нами  ворота , брякая  лязгающими на  ржавых болтах .
    То и дело , бабушка тянула меня к себе и мы таились, пока мимо нас нехотя брели коровы, то появляясь в разрывах тумана , то исчезая в нем. Они теперь будут пастись, почти  до заката солнца, в лугах , в распадках, будут спать где ни будь в тени лесополосы .Сейчас оно ещё не обозначило себя, и было далеко  за туманной далью, но  уже стойко держится на верхушках сосен , стоящих на холмах. Да , густые туманы , которые временами,  нехотя  наползают к нашему селу, несущие холод и   ледяную росу, исчезающие с первыми лучами солнца, с первыми звуками пробуждения, убираются , прячась в ущельях и распадках , окунаясь в водяную гладь ручья или  пруда, наполняют влагой , питают жаждущую природу, всё живое и растущее  вокруг.
   Туман отступал , вот уже бредут   из тумана по домам  сельчане , которые провожают своих коров , чтобы те не потерялись , не разбрелись в тумане. Бабушка  приветливо здоровается , улыбается людям , словно  и мы  провожали со всеми свою корову. «Как это  внучок то, за тобой увязалси ?» -  шутили женщины , стараясь потрепать  меня , кто за плечи , кто за кепку на голове. Стоило бабушке ответить , как жизнь вокруг зашумела , засмеялась , шутками да иронией …Все  старались сыпать на  нас  искры, остроты – яркие , смешавшиеся в единый порыв, одна хлёстче другой! Так со слов , появлялись  поговорки , присказки , а за ними и частушки и песни. Бабушка улавливала какие-то рифмы и умело вставляла своё не хитрое , но ёмкое  дополняющее песню слово.
     Нас провожали , до самого дома, шумели  , а то и  пускались в пляс, голосистые  бабы. Отстукивали  ногами землю , а то низко кланялись. Мужики  выходили  из домов, обомлевшие от веселого  сабантуя , который вдруг приходил в каждый дом, людскую радость подхватывал ветер , колыхал поникшие от росы  деревья , словно встряхивал ото сна , вызывая всеобщее восхищение.
 Вот уже и  земля наполнилась  самоцветами , которые раскатились по росе , всеми огнями радуги.
   Вспоминая детство , меня никогда не покидает радость и волнение , снова возникают переживания за людей , которые радовались  каждому дню , словно это был их последний день .Что –же с ними произошло , что они пережили , почему, стали воспринимать жизнь, именно одним днем ?
   Я вспоминаю  те запахи, звуки, траву , лужи , теплые после дождя, Зарю , уходящую и поднимающуюся  на горизонте, разметавшую  свой алый свет , по всему небу.
     Люди искренне и  громко,  и  многоголосо славили  страну,  с песней пробуждающего дня, которая вливаясь в мое сердце и звучала, звучала, звучала…
    Бабушка …