Снова на фронт

Восход. Солнце медленно ползет наверх из-за темного горизонта. Небо разделяют белые полосы; вскоре они сменились на тонкие золотые лучи, обращающиеся в пепел. Их свет огибал плоские деревья, покрытые сажей, озарял серые, ветхие дома, пробивал спящие пыльные окна. Так просыпался город.
Маленькая комната. Старые облезающие обои. Белая тонкая тюль. Холодный пол. Пара забытых тапочек, раскинутая возле качающейся неубранной постели. Струящаяся вода из-под крана в ванной. Смачные плевки в раковину. Белая пена быстро смывалась. Мгновенно выпитый чай. Пустой стакан на столе. Там же черно-белая фотография. Узкая деревянная рамка. Уже пустая. Черная начищенная обувь, еле налезавшая на уставшие стопы. Легкая зеленоватая рубаха, укрывавшая побитое тело. Стальные пуговицы, застегнутые сильными заросшими руками. Беглый черный взгляд, устремленный к металлической двери. Звон ключей, стук замка. Хлопок.
Мужчина вышел на улицу. Небо затянулось густой белой пеленой, сквозь которую не было видно солнца. Жуткий гул и топот раздавался везде. Слышался адский марш солдат. Их стопы выбивали камни из дорог. Все наводняли одни и те же мрачные, невзрачные, бледные, полуживые, чуть ли не мертвые, выражающие чудовищный страх лица; глаза, полные ужаса неминуемой судьбы; дрожащие, слабые руки, держащие болтовки штыком к небосводу; и ноги, ведущие в прожорливое горнило. Люди нервно ходили из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит вокруг. Отголоски веры витали где-то в воздухе, но их было не поймать. Все потеряно. Все спутано. И жизнь, и смерть, и надежда, и гнев, и предательство… И серые дома, и серые улицы, и серое небо – все дрожало, все было слепо. Земля превратилась в пепелище. Мужчина шел дальше, стараясь уйти в себя.
Когда-то он тоже спал спокойно, как люди. Мир царил в семье: любимая жена, трое милых детей. Каждый вечер они сидели у уютной лампадки, что стояла на круглом деревянном столе с одной ножкой, шутили, говорили обо всем на свете и не могли наговорится. Лица сияли, ребятишки цвели, жизнь текла. Он… Они жили, как люди. Жили…
Сердце заливает кровью жаркий июнь. Громкий голос с треском прокатился по всему городишке… Муж собрался в дорогу к приемной; не успели мать с детьми горько оплакать ушедшего, как исчезли из дома. Девушка оказалась в городской больнице, дети укрылись сажей на заводе.
Мужчина прошел мимо перекрестка, покрывшегося непроглядным слоем черной пыли.
Так вот… Дорога к приемной. Он летел вперед, как и все люди, навстречу… кибитке. Страшные переломы вывели его из строя. Отчислен из армии из-за непригодности, отправлен на оздоровление, но не туда, где была его жена…
Время, словно река под тонким слоем льда, бежало быстро и утекало в никуда. Слева вдалеке виднелась потрескавшаяся стена. Она поросла мхом. Между каменными блоками и покрытой серой мглой улицей пытались расти еще маленькие зеленые травинки, но почти мгновенно задыхались.
Ночь. Улица. Мать возвращалась с работы. Дети рядом. Она шла, заткнув им уши. Артиллерийские залпы разрывали воздух. Вокруг летают искры. Позади раздался шорох и щелчок. Она обернулась… Дуло пистолета было у ее бледного, мокрого лба. Покорно опустившиеся глаза не молили о пощаде. Цветы жизни увядали за ее руками, поникнув плодами.
— Последнее слово?
— Никому… не… отдам…
Омраченная гильза вылетела из пистолета. Скоро у стены ничего не было, кроме бардовой реки, текущей к траве.
Год спустя мужу пришло письмо…
Смеркалось. Пепельный снег хрустел под ногами. Горизонт растворился в темноте. Звезд не было на вещем небе. Весь мир сжали огромные мрачные руки. Сверху плавно посыпались вынужденно тлеющие хлопья. Среди них с трудом вихрями танцевали выроненные бумаги. Под тяжелым, бренным туманом лежала черно-белая фотография…
Так засыпает город.

Восход. Солнце медленно ползет наверх из-за темного горизонта. Небо разделяют белые полосы. Туман укрыл тайные дали. Глухой ветер насвистывал загадочный мотив. Позади тлел умирающий лес. Сегодня снова на фронт…