Жуткая сказка заснеженного города

 Весь декабрь снег сыпал и сыпал Новый год не помешал ему продолжить – он  только на пару дней прервался, давая возможность расчистить катки и протоптать дорожки. Днём наступила оттепель. Закапало с крыш, на которых над головами прохожих нависли снежно-ледяные метровые козырьки, зачавкало под снегом, когда нога наступает в след. Солнце скрылось за  низкие тучи, и снег пошёл снова, уже отчаянно похожий на дождь. Воздух сделался отрадно ласковым, хоть и сырым. Но потом наступил вечер.
Мне пришлось возвращаться домой после вечерней смены. Был уже девятый час. Знакомый сквер, освещённый жёлтым светом одиноких фонарей, безлюдно утопал в снегу. Я шла по протоптанной дорожке и справа и слева от меня вздымались белые стены, едва ли не смыкаясь над  головой. Деревья, обвешенные снеговыми бородами, согнутые под их тяжестью, местами надломленные, тяжко вздыхали и скрипели. Иногда с них срывались, летели вниз и рассыпались в мелкую снеговую пыль крупные комья. Провода провисли дугами – они выглядели так, словно в них  уже давным давно нет никакого  тока.  Сквер казался опустевшим и очень старым, как будто вся жизнь  закончилась здесь много лет назад, и этот застывший ледяной мир больше никогда не изменится в своём величественном запустении.
Ниже по улице, где всегда была оживлённая транспортная развязка, опустевший,  с потухшими огнями трамвай стоял на заваленных снегом рельсах, как своего рода городская «Мария Селеста». Какой-то мелкий упрямый тракторёнок-чистильщик крутился, бессильно пытаясь разгрести завал, надсадно выл и застревал на  склонах сугробов.
Редкие прохожие лезли через снеговую пустыню, высоко поднимая ноги, взмахивая руками, оскальзываясь и вдруг пропадая за каким-нибудь сугробом, словно не просто упали, а поглощены навсегда таинственной бездной. Я не проверяла, появятся ли они вновь.
Засыпанные, с горами снега на капоте и крыше, стояли вдоль обочин припаркованные и оставленные водителями автомобили. Водители побрели пешком, увязая в снегу, ещё днём, а сейчас, вечером, покинутые авто сиротливыми вереницами напоминали причудливые надгробья.
Постепенно холодало, и оттаявшая влага  на деревьях заледеневала тонким прозрачным панцирем – теперь деревья от порывов ветра не скрипели, а звенели, и ледяное крошево осыпалось с них. В длинной придорожной аллее, так же, как и дорожка в сквере, закованной в броню снежных  стен, на дереве сидела ворона -  неподвижная, как в стихотворении По, до поры придерживая своё «Неверморе», но готовая пророчески швырнуть  им в того, кто приблизится. Никого не было. Только  фонари мерцали и вдруг погасли один за  другим - где-то не выдержав груза снега, оборвался провод. Умом я просчитала это, но содрогнулась первобытным  страхом и ускорила шаги.
И тогда он вышел мне  навстречу: огромный, чёрный, поджарый, с гривой, как у молодого льва, белоснежным оскалом и потусторонним холодом в глазах. Он не рычал, не  проявлял агрессии – просто стоял на моём пути и пристально мудро смотрел в глаза.
Я остановилась. Кто-то, не видимый мне, но видящий меня за горами снега, подумал, что я испугалась быть покусанной, а не завороженной, и закричал: «Не бойтесь, он не кусается! Джек, ко  мне!»
Джек взмахнул хвостом, подняв фонтан  снега, и помчался на зов, прыжками, каждый из которых погружал его в снег по грудь.
Сказка кончилась Мне оставалось только свернуть во двор и позвонить в домофон у своего подъезда.На детской площадке тосковал под порывами ветра ещё днём слепленный снеговик с жёлтыми потёками на нижнем шаре - возможно, визитной карточкой Джека.