По ту сторону, начало

1
Кен хлопнул дверцей, и она мягко чавкнула в вечерней тишине. Машина покатила по дороге, а он остался стоять на ее обочине, с желтым портфелем в руке. В голове было пусто.

Он понятия не имел, как оказался в этой легковушке. Что было с ним, когда он ехал в ней, он тоже не помнил – не мог бы даже воскресить в памяти облик шофера. Зачем он вылез из нее, он тоже не знал.

Когда машина скрылась из виду, Кен зашагал по дороге. Вокруг него тянулись поля с редкими перелесками. Уже вечерело, и низкие грозовые тучи обложили все небо. Сырой сизый воздух был неподвижен, как вода в стакане.

Он пошел по желтой грунтовке… Потом свернул на боковой шлях.

Долго ли он шел по нему? Час, полтора? Время исчезло, оно сжалось в некую упругую точку. И, вместе с тем, эта точка вмещала в себя очень многое: и этот путь по проселочной дороге, и какие-то важные события, происходящие в иных сферах бытия – события, которые (он интуитивно угадывал это!) оказывали влияние и на его судьбу.

Сердце влекло его в родной город – в те места, где прошли его детство и юность, где осталась семья, где был его дом. В какой-то мере, его сейчас можно было сравнить с беззащитным котенком, брошенным, или утерянным хозяевами за многие километры от своего жилища.

Как это ручное животное находит дорогу домой? Чем руководствуется? Каким образом настраивается оно на волны тепла и домашнего уюта, входит в сферу привязанности к своим хозяевам? Где тот загадочный компас, что указывает ему верное направление?

Но вот этот четвероногий странник, обдирая лапы, тощий, голодный, покрывает огромные расстояния, преодолевает полноводные реки и, неведомым никому образом, является домой.

Не таким ли инстинктом руководствовался и Кен, сворачивая на эту тропу? Что там, в конце разбитой грунтовки?

Полустанок. Он открылся взору внезапно, едва Кен вышел из небольшой рощицы.

Он увидел одноколейку, и небольшую группу людей. Кен подошел к ним и спросил у какой-то женщины, скоро ли будет поезд. Да, сказала она, уже вот-вот подойдет. А куда он идет? Она посмотрела на него так, точно он свалился с Луны. «В Благовещенск, куда же еще?»

Отлично, подумалось ему. От Благовещенска до его родного Славянска – всего каких-то два часа пути на Фантомасе. Единственное, что беспокоило его сейчас – так это, где взять деньги на билет?

Вскоре засветились белые лучи прожекторов... И вот тяжелый грохочущий состав с матово светящимися рамками окон, затормозил у низкой бетонной платформы. Пассажиры устремились к вагонам. Несмотря на свою малочисленность, они умудрились устроить страшную давку – как при штурме Очакова. Кен вломился в поезд одним из первых, проскакал по проходу и плюхнулся на свободное место у окна.

Он вытянул ноги, вынул из портфеля газету, развернул ее и сделал вид, что читает. В вагон врывались все новые пассажиры. Они рыскали по узкому проходу, громко перекликались, рассаживались тут и там. Скрипнули тормоза… За окном поплыли темные силуэты строений, потянулись черные, почти неразличимые в густых сумерках ландшафты полей. Поезд слегка покачивало, слышался мерный перестук колес. В тускло-красном свете потолочных софитов появилась проводница. Она шла по истертой ковровой дорожке, обилечивая вновь вошедших пассажиров. Кен заприметил ее, как только она показалась в коридоре, и еще глубже зарылся носом в газету.

Он притаился, чувствуя себя изгоем, человеком второго сорта. Звенел бесстрастный голос, смахивающий на голос робота-автомата:

– Вошедшие, приобретаем билетики! Кто еще не оплатил проезд?

Она приближалась. Неотвратимо, как сама судьба. Судьба в образе уже пожилой женщины в синей железнодорожной униформе. С лицом усталым и лишенным всяких эмоций.

– Вошедшие, приобретаем билетики!

Сидящая напротив Кена тетка раскрыла свой кошелек и ковырялась в нем толстыми пальцами. Во время посадки, она взобралась на подножку самой первой, словно суворовский солдат, загородив при этом своей необъятной тушей весь проход. Тяжело дыша, она ухватилась за поручни руками-окороками и все никак не могла вскарабкаться в тамбур вагона, и Кен поневоле был вынужден созерцать ее упитанный зад...

– Кто еще не оплатил проезд?

Толстозадая, наконец, выковыряла из своего кошелька деньги и протянула их проводнице.

– До Буденовска.

Получив билет, тетка сунула его в кармашек вязаной кофточки. Кен вдавился в угол. Он загородился газетой, точно желая сделаться человеком-невидимкой. До его слуха донеслись скрипучие слова:

– Мужчина! А вы что расселись, словно в избе-читальне?

Непонятно, на что он надеялся?

– Вы шо, оглохли, чи шо? Я к вам обращаюсь!

Он высунул нос из газеты:

– Га?

– Оплачиваем проезд!

Теперь в ее голосе ему почудились нотки лениво рычащей тигрицы. Кен отложил газету, и его губы дрогнули в некоем подобии улыбки; он похлопал себя по карманам пиджака. Потом полез в один карман, в другой… Его не покидало ощущение того, что все это происходит в каком-то фантасмагорическом мире.

Однако вагон был материальным, а не сотканным из его сновидений, и он ехал в нём под мерный перестук колес – в этом не могло быть никаких сомнений. И за проезд – он отдавал себе в этом отчет – надо было платить. Так почему же весь этот диалог с проводницей казался ему таким нелепым? Отчего ему чудилось, что тут что-то не так?

– Ну, шо вы копаетесь, как жук в навозе?

Она могла позволить себе быть с ним грубой. Он выдавил из себя вымученную улыбку:

– Я, кажется, потерял кошелек.

– Так, значит, заяц?

Все. Это слово произнесено, и все открылось. Он – заяц, человек без денег на билет, ему не место среди добропорядочных людей.

Кен почувствовал, что взоры пассажиров обратились к нему. Он взмок, и его лицо покрылось испариной. Толстозадая надменно искривила свои сальные губы-лепешки и трубно высморкалась в носовой платок. Похоже, его отчаянное положение ни у кого не вызывало сочувствия.

Кен приложил ладонь к груди:

– Погодите. Сейчас я вам все объясню. У меня, наверное, украли кошелек. А мне необходимо попасть в Славянск. Там мой дом, моя семья! Понимаете?

Он поднял на нее глаза, светящиеся мольбой. Такой взор мог бы тронуть и каменное сердце. И услышал в ответ:

– Это ваши проблемы.

Он понурил голову.

– Оплачивайте проезд. Или вставайте – и идем к бригадиру.

Кен поднялся со скамьи. О чем было говорить с человеком, который говорит тебе: «Это ваши проблемы?»

Странно, странно устроен человек. Кен наперед знал, что его высадят. И, вместе с тем, в душе его теплилась надежда, что проводница сжалится над ним и позволит доехать ему до Благовещенска. Но – чуда не произошло.

Он встал со скамьи и поплелся за ней по истоптанной ковровой дорожке. За его спиной раздались голоса:

– А куда его повели?

– К бригадиру.

– И што он натворил?

– Безбилетник! Говорит, украли кошелек.

– Ага! Такой сам у кого хош чемодан сопрет!

Вот и задрипанная купешка возле туалета, а в ней – невзрачный мужичок в форменном пиджаке с расстёгнутым сальным воротом, под которым виднеется несвежее нижнее белье. Он сидит на скамье, между проржавевшим бачком для питьевой воды и столиком, заставленным немытыми стаканами в подстаканниках. Это, как догадался Кен, и был бригадир.

– Ну, шо, Тамара? – спросил мужичок. – Порядок?

– Мугу…

– А это еще што за голубь мира?

– Заяц. Брешет, шо у него сперли кошелек.

– А-а… – бригадир потянулся. – Старая песня о главном…

Вагонному боссу было, наверное, лет под сорок. Физиономия какая-то смазанная, потрепанная, как тряпка. Такого не выделишь взглядом в толпе. Кен почему-то был уверен, что под его железнодорожной фуражкой скрывается плешь.

– Так шо, гражданин? Не желаем покупать билет? – спросил бригадир начальственным тоном. – Хотим проехать на шару за казенный счет?

– Так я уже объяснял вашей проводнице, что у меня куда-то подевался кошелек,– сказал Кен. – То ли я потерял его, то ли у меня его украли. А мне необходимо попасть в Благовещенск. Понимаете, крайне необходимо!

– Понимаем,– сказал бригадир с ухмылкой. – Отчего же не понимать? А вот, допустим, вы пришли в магазин, и говорите там, к примеру, что, так мол, и так, мне необходимо приобрести пальто и ботинки. И заявляете при этом, что у вас украли кошелек. Вот как вы считаете, отпустят вам продавцы товар задаром?

– Но то же магазин! – сказал Кен.

– Ага! Так вот вы, значит, как рассуждаете! Значит, вы, полагаете, что в магазине на халяву взять товар нельзя – а в поезде на халяву ехать можно?

– Нет. Я этого не говорил,– возразил Кен. – Я просто прошу вас помочь мне найти какой-нибудь выход!

– Выход мы найдем,– сказал бригадир. – И, причем, очень скоро. Тома, сколько там еще осталось до Баштановки?

– Сорок минут.

– Ну, вот, на Баштановке и будет ваш коронный выход. С песней и плясками. Если, конечно, вы не оплатите проезд.

– Но я же прошу вас, понимаете, прошу войти в мое положение! – сказал Кен, прикладывая руку к сердцу. – Ведь все мы люди, и должны помогать друг другу!

Во время этого диалога он торчал в дверях купе, больше похожего на мышеловку. Ибо после того, как туда вошла Тамара, места там уже не оставалось. Да его никто и не приглашал войти. Бригадир придал своей физиономии величавый вид, взялся за козырек, поправил фуражку.

– Так, гражданин, я вижу, вы ничего не поняли. Так я вам сейчас все объясню популярно. Вы знаете, что такое подвижной железнодорожный состав? И что такое железная дорога? Ну, так слушайте. Для того чтобы мы сейчас с вами могли ехать в этом вагоне, трудятся тысячи людей! Ведь железнодорожную колею надо было проложить, не так ли? Поезда же по воздуху не летают? Нужно было изготовить шпалы, рельсы... Понимаете, нет? А потом надо еще построить станции, горки, железнодорожные вокзалы. А поезда? А вагоны? Вы что, и в самом деле полагаете, что все это прилетело к нам с Марса? Нет, многоуважаемый гражданин заяц. За всем этим стоит труд многих, очень многих людей. А теперь прибавьте сюда еще машинистов? А обходчики, а ремонтники, а стрелочники и кассиры? Это что, по-вашему – все шухры мухры? И, наконец, самое главное – проводники! – он потряс пальцем перед своим носом: – Да эта же целая армия работников! Причем работников очень и очень высокой квалификации! Которых надо обучить, обуть-одеть, и которым – представьте себе это! – надо платить за их труд! А вы как думали? Что вагоны бегают по рельсам по мановению волшебной палочки? Нет, многоуважаемый гражданин-заяц, подвижной железнодорожный состав двигается по рельсам благодаря усилиям огромного коллектива! И все это, вместе взятое, называется ин-фра-структурой!

Он произнес это словцо по слогам – гляди, мол, какие мы мудреные словечки знаем!

– И в этой инфраструктуре,– продолжал витийствовать бригадир с весьма довольной рожей,– предусмотрены также и контролеры, чтобы вылавливать зайцев, не желающих покупать билеты. Всяких там любителей проехать на шару. Фармазонов, которые рассказывают нам байки об украденных кошельках.

– Но я…

– Цыц! – властным движением руки осадило его вагонное начальство. – Не надо нам тут ля-ля! Ты знаешь, сколько я перевидал на своем веку всяких шаровиков? Да если всех их привести сюда – и этого вагона не хватит! И все они поют мне одно и то же. А мы,– он постучал себя пальцами по впалой груди,– действуем строго по инструкции! И инструкция не велит нам провозить зайцев. Понятно? Но если бы мы даже сделали бы для тебя исключение и пошли на такое вопиющее нарушение инструкции – то в нашей системе еще предусмотрены и такие люди, как ревизоры, в чьи функции входит контроль за нашей служебной деятельностью. И если они обнаружат, что мы укрываем зайца – ты знаешь, чем это нам грозит?

А ничем, подумалось Кену. Одна шайка-лейка.

– И чем же? – спросил он.

– Нас могут лишить премии! А то и вообще вытурить с работы к едрене-фене. А нам это надо? Ведь у всех нас – семьи, дети. Вот и объясните мне теперь, многоуважаемый гражданин заяц, с какой это стати мы из-за таких, как вы, должны подставлять свои головы под топоры?

– Ладно,– сказал Кен.– Я отдам вам свои часы.

Он ощупал рукой запястье. Но часов там не оказалось.

– Вот черт…

Бригадир усмехнулся:

– Что? И часы украли?

– Не знаю. Может быть, сломался браслет, и я их где-то обронил.

– Так, значит, ни часов, ни денег? – строго прокомментировал вагонный царь и бог. – Так зачем же вы сели тогда на поезд? Чтобы спереть у кого-нибудь чемодан?

– Да что вы такое говорите? – возмущенно сказал Кен. – Как вам не стыдно?

– Вот что, гражданин,– произнесло вагонное начальство суровым тоном,– оплачивайте проезд – и ехайте до своего Благовещинска в свое полное удовольствие, как все добрые люди. А будете тут нам права качать – так я сейчас вызову по телефону наряд милиции, и они живо определят вас в обезьянник.

Царь и бог снял фуражку и с неприступной миной вытер с темечка капли пота несвежим носовым платком. Как и предполагал Кен, череп у него оказался совершенно голым, как школьный глобус – хоть бери указку и изучай по нему географию. Бригадир сунул платок в карман пиджака, снова надел фуражку.

– Ну, шо там, Тамара? Сколько еще там до Баштановки?

– Двадцать минут.

В подстаканниках тихонько подтренькивали стаканы. На верхних полках лежали свернутые в рулоны матрацы, нависая над головами проводников, как гробы. В мутном мареве рубиновых софитов физиономии проводников казались похожими на лики восставших из могил мертвецов. Очумевший от скуки царь и бог вновь начал витийствовать. Мысли его текли по уже проторенному руслу. Только теперь вместо магазина, в котором Кен решил взять «на шару» пальто и ботинки, выступал универсальный магазин, где он пытался приобрести «на халяву» телевизор и холодильник. Развивая эту тему, бригадир добрался и до фешенебельного ресторана – в нем Кен норовил заказать себе шикарный ужин, кося при этом под дурачка и имея в своем кармане лишь дулю. Затем мыслитель в железнодорожном мундире опустился на ступеньку ниже, и поразмышлял о том, что могло бы произойти, если бы кабы Кен вознамерился выпить на шару чашечку кофе каком-нибудь кафе. Выводы оказывались неутешительными. Так почему же тогда, резюмировал вагонный философ, он (то есть Кен) полагает, что в железнодорожном транспорте можно ездить задаром?

Вагон плавно покачивало на пологих поворотах. Матрацы-гробы на верхних полках отбрасывали густые тени. Бригадир продолжал без устали молоть языком, словно он подрядился развлекать своей болтовней безбилетного пассажира. Ему бы министром путей сообщения работать, подумалось Кену. Никак не меньше.

– Баштоновка! – возвестила Тамара.

На этой станции его ссадили. И как Кен не протестовал, как ни упрашивал оставить его в вагоне – ему все-таки пришлось спрыгнуть с подножки на перрон в полосу странного белесого дыма.

 

2
Ведущий программы «Паранормальные миры» Андрей Цветков произнес:

– В поселке Новые Кулички был убит гражданин Халилов Арсен Махмудович, 1958 года рождения.

На экране телевизора Цветков выглядел внушительно – крепкий, подтянутый, уверенный в себе мужчина лет тридцати, или чуть более того. С цепким взором стальных проницательных глаз и обветренной ветрами дальних странствий медно-медовой кожей скуластого лица. У него был бархатистый, чуть хрипловатый и спокойно-рассудительным голос доброго сказочника, уводящего за собой телезрителя в неведомые таинственные дали...

Бывалый путешественник, тертый журналист, пытливый собиратель фольклора и очень тонкий аналитик. Одетый в грубые потрепанные джинсы, бордовую водолазку и серую штормовку, в которой так удобно сиживать у ночного костра, в каком-нибудь таежной глухомани. Или карабкаться по хребту зловредной Шайтан-горы в поисках захоронения Чингиз-хана, спускаться в разломы глубоких ущелий с неимоверной концентрацией антител и всяческой отрицательной энергетики, от которых зашкаливают, а порой и вообще выходят из строя приборы. И там, в чернильном зеве подземных галерей, у какого-нибудь безмолвного мертвого озера, окутанного упругими торсионными полями, прислушиваться к леденящей кровь поступи некоего духа – хозяина подземных недр. А также различать жуткие стоны несчастных существ, поднимающиеся из центра Земли. И с дрожью в коленях и вздыбленными от ужаса волосами наблюдать странные свечения, обладающие всеми признаками разумных существ, которые затем каким-то мистическим образом исчезают с пленок кинокамер и фотоаппаратов. В таком виде весьма удобно закатиться и в кабак, и пить там водку со старинным приятелем, толкуя «за жисть». И достичь с ним консенсуса по одному из ключевых вопросов бытия: «Все женщины – ведьмы. А уж их жены – и подавно». А потом пожать друг другу потные руки и нетвердой поступью разойтись по своим углам. А на следующий день, в тех же самых джинсах, и той же неизменной штормовке, нанести визит самородку-ученому с двойной птичьей фамилией, какому-нибудь Гусеву-Лебеву, еще не признанному в снобистских академических кругах, триста лет не выходящих из замкнутого круга старых заезженных парадигм. И взять у него интервью, до основ разрушающее все застарелые догматы, опровергающее не только теорию относительности Альберта Эйнштейна, но и заплесневелые законы Исаака Ньютона, на которых зиждется вся школьная физика. Очень хорош этот «прикид» и тут, на телевидении канала НТВ, когда на экране вдруг появляется кровоточащий кварцевым свечением логотип передачи на глухой черной подложке, начертанный вертикально, в два столбца, подобно китайским иероглифам, и который сменяет свои очертания под заунывно-скрежещущие звуки бог весть каких музыкальных инструментов. А затем расползается по сторонам, как створки двери или театрального занавеса, за которыми обнажается длинный пустынный коридор бесконечного лабиринта, набегающий на телезрителя во всевозможных ракурсах, и в который прямо из стены выходит Андрей Цветков своей собственной персоной. Он бесстрастно топает по длинному изломанному лабиринту в своем простецком «прикиде». И его ноги в кроссовках фирмы Адидас, взятые крупным планом, наконец, утверждаются в центре черного квадрата – увеличенной копии знаменитого шедевра, намалеванного в буреломные годы футуристом Казимиром Малевичем. И Андрей Цветков стоит в профиль к телезрителю на этом гениальном квадрате, который, по мнению многих знатоков и ценителей искусства, таит в себе бездну тайного сакрального смысла. После чего, подобно некой статуе на вращающейся платформе, разворачивается всем корпусом вокруг своей оси, и становится к зрителю анфас.

«В эфире программа «Паранормальные миры и я, ее ведущий, Андрей Цветков» – вещает Андрей Цветков из черного квадрата своим сочным убедительным баритоном. И сразу же берет быка за рога: «В поселке Новые Кулички был убит гражданин Халилов Арсен Махмудович, 1958 года рождения…»

3
Ирина Красовская вытянула руку с пультом управления к экрану, чтобы увеличить громкость звука, поскольку все таинственное, мистическое, потустороннее вызывает у нее жгучий интерес. Летающие тарелкам, параллельные миры, магия и колдовство – все это будоражит ее воображение, придает свежий импульс ее, в общем-то, немного пресноватой и бесцветной жизни. И ведущий программы, Андрей Цветков – такая лапочка, такая прелесть!

И молодая женщина сидит перед экраном телевизора, словно прикованная к нему тайными сладострастными цепями. Отчего же так печально посасывает ее сердце, а голова плавает, словно в тумане?

– С таким парнем, как ЭТОТ, – нашептывает ей на ушко демон-искуситель,– ты могла бы спуститься на плоту по какой-нибудь бурной горной реке и к чертям на кулички. Или погрузиться с ним в батискафе на самое дно Байкала в поисках баз инопланетных цивилизаций. Или отправиться на раскопки Алтайских дольменов. И прыгать с ним, в длинной льняной рубахе, расшитой славянскими рунами, через дымящиеся костерки под звон бубенцов и глухие уханья бубнов старых шаманов. И там… там… (загляни в свое сердце, о, женщина!) заночевать с ним после трудного, исполненного опасностей перехода в каком-нибудь заброшенном охотничьем домике, в забытом Богом медвежьем углу. И… и…

Бог ты мой! Как красиво двигаются его губы, как точны, скупы и, в то же время, выразительны его жесты… Как лаконично, сухо и беспристрастно выстреливает он свои фразы – и они бьют, словно короткие автоматные очереди, прямиком в ее сердце.

Но нет. Нет! Кроме всего прочего, Ирина Красовская иногда ходит и в церковь. И даже бывает на исповеди у отца Михаила. И прекрасно осознает, что прелюбодеяние – пусть даже и мысленное – это великий грех, за который потом придется держать ответ на страшном суде!

И молодая мама подбирает под себя ноги и устраивается поудобней в просторном кресле.


Фантомас- местное название пригородного дизель-поезда.

Продолжение  http://www.proza.ru/2019/01/19/1901