Алексей Балабанов как зеркало постсоветской России

АЛЕКСЕЙ БАЛАБАНОВ КАК ЗЕРКАЛО ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ:
парадоксы либеральной идентичности

Утонченный стилист, любитель изящнейших литературных аллюзий, Балабанов, на наш взгляд, остался непонятым современниками. Культовый «Брат», ставший в буквальном смысле народной картиной, как это ни парадоксально, наименее балабановский из всех произведений Алексея Октябриновича. Все идеи, характерные для Балабанова и впоследствии реализованные в камерной монохромной драме «Про уродов и людей» («Брат» был лишь средством на пути к заветной цели: легким способом «зашибить деньгу» – получить бюджет и поставить, наконец, давно задуманную картину), были вымараны из окончательного варианта сценария фильма – весьма сомнительно полагать, что среденестатистический россиянин воспринял бы на ура разнузданные садомазо-игрища вагоновожатой Светы и ее мужа Павла Евграфовича. В наиболее типичных кинокартинах Балабанова, поклонника Кафки и Беккета, отсутствует действие как таковое – в отличие от пресловутого разухабистого «Брата».

«Про уродов и людей» – один из немногих фильмов, который Балабанов полагал своей безоговорочной режиссерской удачей – по иронии судьбы оказался наименее жизнеспособным. Получив ряд престижных кинонаград, этот фестивальный фильм остался незамеченным широкими массами, отхватив лишь кусочек популярности на волне колоссального успеха «Брата» [1].

По мнению левого публициста и культуролога Александра Тарасова, кинопродукция Балабанова продвигала «вполне определенные идеи: воинствующий индивидуализм, неприкрытые ксенофобию и расизм, культ силы, восхваление мещанства в его уголовном варианте, эстетический примитивизм, бытовой имморализм, идентификацию по биологическому (а не социальному) признаку». Сознательно ли режиссер Алексей Балабанов и продюсер Сергей Сельянов культивировали эстетическое убожество на благодатной почве пребывающей в экономическом и социальном шоке постсоветской России, либо попали не глядя – в данном случае, решающего значения не имеет. Как говорится, тем хуже для вкусов нашей достославной публики. Вероятнее всего, первый «Брат» был отчаянной попыткой мятущегося после коммерчески провального «Замка» эстета привлечь инвесторов для съемок своей изощренно-декадентской БДСМ-рапсодии. К тому же, как отмечает тот же Тарасов, первая часть «Брата» не лишена художественной ценности: там даже присутствует намек на операторскую работу, чего уже нельзя сказать об откровенно коньюктурном сиквеле «Брат-2», снятом с явным расчетом на коммерческий успех [2].

Тем удивительнее, что «великодержавный шовинист» Данила Багров был положительно принят в среде либерально-рыночного эстеблишмента. За примером далеко ходить не надо: вспомним относительно недавний видео-панегирик ни грана не сведущего в истории (по собственному признанию), однако свято верующего в непогрешимость ельцинских свобод блоггера Дудя «Балабанов – гениальный (sic!) русский режиссер» (к слову, такие как Ельцин только и могли породить таких, как Багров). Либеральным господам уже давно не надо петь о народе: они-то де знают, что народец у нас не тот. Однако разгадка проста. Уже упоминавшийся Тарасов в своей рецензии отмечает, что по ходу сюжета «Брата-2» ни один банкир не пострадал. Как известно, показной либерализм современных рыночных демократов внезапно заканчивается, когда хоть малейшая тень падает на их «священную корову» – неприкосновенную частную собственность.

Отдельной строкой следует отметить антисоветизм балабановских картин, с радостью подхваченный российскими буржуа. По этому поводу хочется задать сакраментальный вопрос «А был ли мальчик?». Представляется крайне сомнительным, что талантливый автор «Счастливых дней» и «Реки» опустился бы до столь безыскусного памфлета: советская эпоха в беззастенчиво чернушном «Грузе-200» выступает лишь антуражем, чем, впрочем, в своих инсинуациях не преминули цинично воспользоваться так называемые либералы. По нашему мнению, ужасающие перверсии «Груза-200» представляются доведенными до крайности идеями, впервые зародившимися в картине «Про уродов и людей». Исходя из той же логики, по аналогии, с успехом можно заключить, что мастерская Иогана – это аллегория царской России.

«Морфий» – гораздо менее провокационная картина, однако тоже с легким налетом антисоветизма и даже антисемитизма – снималась по сценарию Сергея Бодрова-мл.: «губастенького мальчика из телевизора», в реальной жизни запомнившегося весьма амбивалентными высказываниями и сомнительными знакомствами.



1. Александр Тарасов. Анти-«Матрица», или «Борьба» бабла с ослом http://scepsis.net/library/id_1895.html

2. Алексей Балабанов: «Про уродов и людей» // wonderzine. com