Зелёный горошек

1.
*
В Гимназии кроме литературы и русского языка, моей любимой учительнице Ольге Вячеславовне ещё пытались поручить преподавать нам ораторское искусство и старославянские языческие традиции; по этому старославянскому быту, праздникам и пантеону нам даже раздали учебники; но почему-то идея быстро сдохла. Позже, когда я была влюблена в храме в Христа, я вспоминала это всё своё недоученное и недоумевала, чем Христос так отличается от меня, что он вот настолько велик.

 Он не верит в меня, он и слышать не хочет обо мне,
Он читает такие гигантские книги о британской войне,
Я смотрю на него из угла двухэтажной квартиры и жду,
Ведь когда-то должно же ему надоесть говорить ерунду,

И он скажет мне слово, такое короткое слово,
С которым рифмуется горных ущелий вода,
Поезда, города, лабуда, лебеда,
И летящая по небу звезда.
И он скажет мне слово.

Он не верит в меня, он считает меня
Безалаберной куклой с картинки в твоем букваре,
Он лежит, растянувшись, и пьет сквозь соломинку
Воздух на Лысой горе.
Я смотрю на него через призму
светящихся капель на мокрой листве,
Ведь когда-то должны же ему надоесть эти войны,
Деревянные кони на шахматном поле в медовой траве,

И он скажет мне слово, такое короткое слово,
С которым рифмуется весь белый свет,
Пистолет, амулет, плед и кабриолет,
Марлезонский балет.
И он скажет мне слово.

Он не верит в меня,
Он играет такую безумную музыку белых дождей,
Он поет симфоническим голосом песнь погребенных вождей.
Я смотрю на него из десятого кресла в последнем ряду,
Я вращаю в руке апельсин и мучительно жду.
И он скажет мне слово...

                Зоя Ященко

Из старославянских обрядов я успела запомнить, что старославяне ради какого-то своего праздника массово ловили жаворонков, чтобы так же массово и торжественно их потом на этот праздник выпустить. Кроме того, на этот праздник лепили жаворонков из теста.

*
В кабинете учительницы истории Инны Григорьевны мы с Риткой практически поселились. После уроков мы шли к ней или на пересдачу самостоятельных работ, чтобы пересдать свои четвёрки на пятёрки; или так просто посидеть потрепаться. Инна Григорьевна рассказывала нам, что она со школы хотела быть учителем - и вот, воплотила свою мечту. В кабинете Инны Григорьевны были неистребимые тараканы и допотопная печатная машинка, на которой Инна Григорьевна печатала задания для самостоятельных. Потом она ушла из Гимназии на какую-то другую работу.

Из исторического материала особенно потрясли какие-то средневековые овцы. В средневековой Европе была запредельная цена на овечью шерсть; и с овцами так носились, что они, совсем обнаглев, начали нападать на людей.

Родители никак не могли решиться сделать ремонт, и однажды под Новый Год они нам с Арсом раздали мелки и фломастеры, и велели расписать стены в прихожей - эти расписанные нами стены должны были служить лишним побудительным мотивом для скорейшего ремонта. Потрясённая услышанным на уроке истории, я мелками и фломастерами рисовала на стенах овец с громадными волчьими зубами. Их же я рисовала в своей тетради по истории; кроме того, я рисовала в ней чёрные многопалые руки, тянущиеся вниз в комнату из вентиляционных люков на потолке. 

*
В 8м классе мне наконец стало разрешено носить тонкие чёрные и телесного цвета колготки. Вообще-то, я бы предпочла ходить в джинсах, но джинсы в Гимназии были не по форме. С этой формой вообще у руководства МГЛГ шли какие-то сложные творческие поиски; как раз когда я поступила в 8й класс, нас всех заставили пошить у школьных каких-то приглашённых, что ли, швей, новую форму бордового цвета. Для девочек это были юбки два пальца выше колена, узкие, или широкие с разрезиками, на выбор; далее на белую блузку одевалась бордовая жилетка, и, судя по температуре в кабинетах, разрешалось сверху носить или не носить бордовый пиджак. Для мальчиков это были бордовые брюки, и тоже жилетка с пиджаком. Форма, к моей бурной радости (пошитый костюм мне не шёл) не прижилась, и всё вернулось на круги своя: не помню, как это было для мальчиков, а для девочек - тёмный низ, любая юбка два пальца выше колена, и светлая, желательно белая, блуза сверху. По причине этой формы и приходилось носить колготки, что, по моему мнению, совершенно расходилось с заявленным директором лозунгом "внешнее не важно, важно внутреннее". Вместо того, чтобы нормально учиться в носибельных на все случаи жизни джинсах, девочки первую половину дня переживали, как бы не потянуть колготки; а вторую половину дня замазывали бесцветным лаком или, с горя, белой замазкой-штрихом, пошедшие по колготкам стрелки, чтобы они не шли дальше. Стулья в школах, не знаю, кто-то топором по ночам что ли рубит, во всяком случае, они все ободранные и непригодные к употреблению, так что за день учёбы ни разу не потянуть колготки практически невозможно. При нашем не ахти семейном бюджете во второй половине дня, вернувшись из Гимназии, я эти свои колготки зашивала - так делали все; и ходили потом с зашитыми на колготках рубцами разной степени аккуратности. Как-то раз на чёрных колготках Каримы Бенеджар, Председателя нашего класса, оказалось две яркие белые стрелки из-под чёрной юбки два пальца выше колена; Карима сообщила нам, что жизнь на этом не закончилась, и с олимпийским спокойствием на уроке танцев танцевала в паре с каким-то математиком. Её олимпийское это спокойствие меня потрясло; и я решила взять его в будущем себе на вооружение. 

*
"От Парижа до находки Омса - лучшие колготки", зазывали приобретать колготки "Омса" по телевизору. Я была так счастлива, что мне больше не надо, как клоунессе, ходить в толстых шерстяных колготах, как это было до моего 8го класса, что стоически переносила бесконечные стрелки, лак, замазку-штрих и зашитые на колготках рубцы.

*
Надя Смирнова, Президент и главная светская львица класса, бесконечно меняла причёски и серёжки, я за ней наблюдала и радовалась. Почему-то она мне запомнилась с "Мальвинкой" поверх распущенных русых волос и с серьгами из трёх подвешенных друг под другом шариков-бижутерии разной величины.

*
Учителя танцев заболели, и у нас был бесхозный час в малом зале с пианино, в котором эти танцы обычно проходили. Нормальные девчонки трепались, собравшись кучкой, о парнях; Маша Шехтер, закадычно, как мы с Риткой, дружившая с Лидой Гришаевой, что-то наигрывала на пианино; а я немного в отдалении от треплющегося о парнях клуба девчонок кружилась, раскинув руки и воображая себя эльфийкой. Ритка пыталась меня поймать, остановить и внушить мне, что я себя веду как идиотка.   

*
Мы с Риткой прятали в дальних карманах своих рюкзаков, потом, в Лицее, в дебильных детсадовских шкафчиках у нас в раздевалке, тушь и губную помаду. Для туши была специальная щёточка с микроскопической расчёсочкой с другой стороны, чтобы расчёсывать слипшиеся от покраски тушью ресницы. Кроме того, в Гимназии, потом в Лицее, я, приходя, распускала свои длинные ниже плеч волосы, что мне дома запрещали категорически. Полюбовавшись на себя в зеркало, я шла учиться и тусоваться, и, посмотрев снова на себя в зеркало через десять минут, обнаруживала, что волосы мои обвисли унылыми сосульками, и сквозь них проглядывают мои точно как в фильмах снимают эльфийские, уши. Я никак не могла понять, как Надя Смирнова, со своими распущенными волосами, достигает того, что эльфийских ушей у неё не бывает.

*
Столовая в Гимназии, в отличие от Лицея, была очень удобная и позитивная. В ней были длинные деревянные столы и лавки около них, с каждой стороны такого стола помещалось на лавке по три человека. В начале моего обучения в 8м классе в столовой было какое-то ненормальное изобилие, большие порции и, например, было в один из дней: + к порциям, стоящая посреди стола огромная тарелка очень вкусного винограда. Сервировано это было всё ножами и вилками, и я, натасканная папой есть этим ножом и вилкой, единственная за столом нож не бросала и не перехватывала вилку в правую руку.

-Наверное, мне просто мягкий кусок попался, - лживо и радостно улыбалась я, на ура разделавшись ножом и вилкой с куском мяса, - остальные за столом свои куски мяса ножом распилить не могли, и, перехватив вилку в правую руку, просто от этого куска откусывали.

Недели через две, много через месяц, изобилие в столовой куда-то сдохло вслед за уроками ораторского искусства и древнеславянских традиций; и в столовой всё стало так, как обычно бывает в школах - может быть, только кроме бесплатного хлеба на огромных подносах.

*
Моя математическая мама не одобряла того, что я пошла на филологический факультет, и за полгода перед вступительными в 8й класс экзаменами, когда я ещё могла выбрать другое направление (например, физмат), ставила мне на вид, что в семье все математики, и, поступив на филологию, я в учёбе окажусь совершенно без поддержки и подсказок семьи. Но тут уж я упёрлась: математика меня не интересовала.

*
Однажды к нам в Гимназию приходил экстрасенс, который предлагал нам на особом уроке закрыть глаза и по исходящему от предмета теплу найти рукой на парте предмет. Ни у кого ни шиша не получилось; но ещё несколько дней после этого у девочек, мы с Риткой не исключение, сделалось новое нескучное занятие на перемене: девочки разбивались на пары, и одна из такой пары совершенно расслаблялась, её расслабленные руки вытягивались, повиснув, вдоль туловища; её напарница пыталась силой мысли и энергетики эти её руки поднять. Руки, что интересно, действительно поднимались; но я полагаю, что девочка с повисшими расслабленными руками так хотела, чтобы всё получилось, что неосознанно поднимала свои руки сама.

*
Карима Бенеджар научилась плести фенечки, не помню, нитяные или бисерные, и плела их всем желающим. Я почти всегда в классе была как-то на периферии, не общалась со светской дамской компанией, ядром которой были Надя Смирнова и Карима Бенеджар. Вообще я была какая-то заторможенная и всё думала сама про себя, шляясь на переменах по коридорам как лунатик, что наша жизнь дана нам Богом как унылое испытание, и эту жизнь надо пройти, как проходят тяжёлый путь. Поэтому я не сразу осознала фенечки Каримы, а когда осознала, постеснялась попросить и себе тоже такую интересную и красивую фенечку.    

*
На переменах девочки, мы с Риткой не были исключением, собирались в группы от двух до пяти девочек, брались за руки хороводом, отклонялись, поддерживая друг друга за руки, спиной вниз, и быстро перебирая ногами, бешено кружились. За этим нескучным занятием можно было провести всю перемену.

*
Со мной в классе занималась Настя Луганская, очень красивая, с длинными как-то сложно забранными в причёску медно-рыжими волосами; её мама в той же Гимназии преподавала Изобразительное Искусство. Уроки этого Изобразительного Искусства, которое в школьных дневниках мы в УВК обычно сокращали до "Изо", закончились для учащихся в Гимназии в 7м классе, так что в 8м классе, в котором я поступила в Гимназию, у нас этого Изобразительного Искусства уже не было. Но мама Насти Луганской открыла факультативные бесплатные курсы по этому Изобразительному Искусству; после постепенного отсева желающих, на этих бесплатных курсах осталась одна я. Тогда в Москве был бум эксперимента по обучению желающих рисованию, учителя старались учить рисовать не классически, строя предмет по осевой, а как-нибудь по-другому. Ради этих факультативных уроков у мамы Насти Луганской я приобрела в "канцтоварах" капиллярную ручку, и мы занялись рисованием точками на белом картоне. Точки можно было ставить жирные или бледные; кучные или разбросанные по картонке. Идея была в том, чтобы, начиная с особо тёмной собственной тени предмета, постепенно переходить к свету. Контуры предметов не изображались, предметы должны были выступать за счёт этих своих теней. Кроме этого, мы писали на бумаге гуашью. Преподавательница обещала мне, что на следующий год мы перейдём от изображения предметов точками к изображению предметов штрихами разного типа. У меня, вроде, неплохо получалось, но я, занятая мыслями о бренности земного пути, проявляла ноль фантазии и собственных идей. Единственный раз я проявила-таки фантазию, когда преподавательница предложила мне изобразить точками цветок, которого не бывает. Я сразу вспомнила два волшебных дерева у Толкиена в стране Валар, Золотое и Серебряное. На этих деревьях, гласит толкиеновское предание, росли удивительные цветы в форме ракушек. Я залезла в нашу домашнюю коробку с ракушками, и, выбрав самую большую и красивую, изобразила её точками на картонке; причём из полуоткрытой ракушки выглядывали пестик и тычинки. Гуашью мне преподавательница, для примера, изобразила быстрый пейзаж с осенней берёзой под ветром и заросшим прудом. С тех пор я упёрто, опять лишившись фантазии, изображала гуашью берёзы - и раз от раза у меня получалось всё хуже и хуже. Единственная моя победа в рисовании гуашью случилась в результате того, что младший брат Арс у себя в спецшколе на каком-то карнавале или утреннике собирался изображать Гриб. Мама поручила мне, раз уж я такая художница, нарисовать штук двадцать разных грибов, которые в вырезанном виде должны были крепиться к одежде Арса. С заданием я справилась на ура, грибы получились выпуклые, реалистические и разнообразные, и Арс в этом своём костюме, в производстве которого участвовала тоже и я, прекрасно изобразил у себя в спецшколе этот самый Гриб.

-Чё тут происходит, - заходила в зал, где я на письменном столе рисовала свой "цветок, которого не бывает", мама. Мама бывала одета в очень ей шедший длинный бордовый махровый халат и распространяла вокруг себя неповторимый сладковатый запах крема для лица и для рук. - Стучишь и стучишь, как дятел, уже два часа (точки ставились на картонку быстро, и получался в итоге "дятлообразный" перестук).

-Умгум. - Отвечала я. - Рисую.

-Умгум, умгум. Тоже мне, филин, - фыркала мама и уходила к себе в комнату.

*
Я была, по приглашению подруги-Еспешки, на переносной художественной выставке - рядом с метро Волжская выставлялись, на переносных стендах, работы учащихся художественной студии, в которой занималась тоже и Еспешка.

Там один из стендов был с чистым листом бумаги, и всем желающим предлагали что-нибудь изобразить. Потом изображение снималось со стенда и заменялось очередным чистым листом. Я поучаствовала, и изобразила ведьму на метле.

-Хм, - прокомментировала преподавательница Еспешки, рассматривая мою ведьму. - Я бы с вами позанималась. (Но эти занятия, к сожалению, так почему-то в моей жизни и не случились).

2
*
Когда начались 90е, родители ушли с работы Инженерами-Программистами на ВДНХ. То ли денег им там не платили; или ещё звучала такая версия, что при работе на Оборонку они там были невыездные, а им хотелось посмотреть мир. Папа развозил по Москве какие-то деньги; потом начал возить товары. Кроме оплаты, ему позволялось брать из этих товаров сколько ему нужно; и наша кухня оказалась завалена сначала соками Инвайт (наш с Арсом любимый вкус был Маракуйя), потом очень вкусными шоколадными с цельным орехом лягушками; потом какими-то сладкими белыми мышами, помещавшимися в круглых пластиковых коробках. Мама после рождения Арса, который родился как раз в 90м году, мы ещё в Марьино тогда же переехали из клммуналки в центре, сидела с Арсом дома и тихо зверела без общества; когда она истерически стирала в ванной в тазу, я, насколько это позволял коридор мимо ванной, старалась обходить её по широкой дуге.

Группа крови
На рукаве,
Мой порядковый номер
На рукаве
           Виктор Цой

слышалось по вечерам из родительской комнаты.

Мы родились в тесных квартирах новых районов,
Мы потеряли невинность в боях за любовь
Нам уже стали тесны одежды
Сшитые вами для нас одежды,
И вот мы пришли сказать вам, что дальше -

Дальше действовать будем мы!

                Виктор Цой

Потом Арсу начали нанимать нянек, а мама подалась в риэлторский бтзнес - кажется, сначала простым риэлтором, но очень скоро у неё уже была собственная риэлторская компания, "Профи Центр" называлась.

Мама завела себе еженедельник, в котором бывали записаны, по дням недели, бесконечные звонки, которые она должна была сделать. Нарисовался какой-то "козёл-адвокат", который всё делал долго и неправильно; мама радушно улыбалась в трубку и ласково с этим козлом-адвокатом говорила, после чего в бешенстве швыряла трубку обратно на телефон со словами "вот урод!" Как-то раз мама позвала меня на кухню - я уже училась тогда в Лицее в 9м классе - и сказала, что вот сейчас она куда-то такое уйдёт; и если она из этого места не вернётся до полуночи, то звонить ментам вот по этому телефону. Разговор состоялся утром перед Лицеем, и в Лицее, как сейчас помню на уроке математики, я сидела, ничего не слышала и стучала зубами от ужаса. Но мама благополучно вернулась, звонить никуда не пришлось.

У нас появился свой особый ритмический звонок во входную дверь, а на другие звонки нам с Арсом запрещено было открывать. Впрочем, других звонков тоже ни разу не оказалось.

У мамы, по-моему, плавно начинала съезжать крыша. Она стала требовать зашторивать окна при включении в комнате электрического света, а то в нашу квартиру на третьлем этаже кто-нибудь может выстрелить через окно. Ожидая лифт, требовалось стоять от него слегка в стороне, на случай, если из лифта кто-нибудь выскочит с ножом. Я послушно стояла в стороне и не понимала, чем выскочившему с ножом помешает на меня напасть моё такое особое стояние. При прогулках по Марьино мама указывала на ведОмых хозяевами на поводках больших собак и требовала, чтобы я не подходила к ним близко, потому что это же зверь, и никто не знает, что может быть у него на уме.   

*
Мама стала, к моему глубокому удовлетворению, давать мне подработку, за которую платила. Так, одно время я по выходным дома "сидела на телефоне", и мне звонили будущие мамины клиенты.

-Какой у вас пол? - Однажды поинтересовалась я в трубку.
-Что-о?! - Возмущённо запел в трубке низкий мужской голос.
-Пол какой!! - в бешенстве рявкнула я. - Паркет, ламинат, линолеум!!?

*
Потом мы стали приобретать газету "Из рук в руки", там был отдельный раздел объявлений о купле-продаже жилплощади. Из каждой такой газеты вырезАлся бесплатно прилагающийся к ней бланк с клеточками для букв и пожеланием эти буквы писать в печатном варианте. Я заполняла бланки мамиными объявлениями и возила их в главный офис "Из рук в руки", теперь уже не помню, на какой станции метро.

*
Я разбрасывала объявления по почтовым ящикам домов в тех районах, которые мне указывала мама. Однажды, когда я стояла у почтовых ящиков, сверху по лестнице сбежали три здоровых лба и направили на меня пистолет. Я шарахнулась от них в тёмный угол, а они заржали и вымелись, хлопнув поочерёдно несколькими дверями, на улицу. До сих пор не могу решить для себя, настоящий был у них пистолет или бутафорский.

*
Я вырезАла отпечатанные на листах для принтера объявления, аккуратно разрезая нижние талончики с телефонами, и расклеивала их тоже в тех районах, которые мне указывала мама. Однажды я клеила объявления в своём районе Марьино, как сейчас помню на стендах около подъездов 40го дома, и спиной почувствовала, что ко мне приближается старуха с клюкой. Ну, приближается и приближается, ходить по району не запрещено; приближаясь, старуха с кем-то скрипуче говорила. По мере её приближения до меня дошло, что говорит она со мной. Текст был примерно такой, что "вы не хотели покупать наш зелёный горошек, за это ваша Москва провалится в ад". Старуха уже остановилась близко напротив меня, и я, не споря насчёт зелёного горошка, так боком-боком оттёрлась от двери подъезда и быстрым шагом оттуда смылась, пока сумасшедшая старуха не двинула мне своей клюкой.

*
У мамы в офисе около компьютера каждого из сотрудников появились чёрные списки-памятки с перечнем компаний, с которыми никогда и ни за что не следует иметь дела.

*
Как-то в 90е к нам приезжал в командировку дед Виталий, я тогда ещё ходила на волейбол и училась в УВК 491; и мы с дедом Виталием купили мне по дешёвке на барахолке симпатичные белые китайские босоножки.

Мы шли в тот раз с дедом Виталием от моей спортивной секции к остановке, дед Виталий ездил со мной посмотреть, как я играю и тренируюсь. По дороге от секции у одной из босоножек прорвалась подошва. Дома дед Виталий мне эту подошву зашил; но на следующий день прорвалась подошва у другой босоножки. Дед Виталий зашивал и зашивал мне эти несчастные босоножки, пока они через неделю просто не рассЫпались на куски.

*
Я увлекалась гороскопами и гаданиями. У меня было две самые расхожие по России книги об этих гаданиях, и мы с Арсом или с приходившей в гости Риткой гадали, в том числе и на картах. Как-то у нас были гости, и меня попросили погадать. Я долго, сверяясь с книгой, раскладывала карты, потом начала что-то невразумительно читать опять по книге - значение каждой из карт. Минут через десять это всем надоело, и папа раздражённо сказал мне, что для гадания на картах тоже нужны ум, талант и воображение.   

У меня была фикс-идея: очень хотелось с помощью колдовства управлять погодой. Периодически я изо всех сил настраивалась на то, чтобы сейчас по моей воле пошёл дождь. Иногда дождь шёл, но, думаю, колдовство было здесь ни при чём.

У нас была, стояла на стеллажах, практически полная подборка Шекспира, я всю её перечитала, и особенно мне понравилось из какого-то "Ричарда" - то ли "Третьего", то ли ещё какого:

-Я вызывать умею духов тьмы!
-Я тоже, как и всякий человек.
Всё дело в том, появятся ли духи. (с)

*
Тётя Люда, папина сестра, подарила мне серебряную витую цепочку. Это была моя счастливая цепочка, я её не снимала ни на сон грядущий, ни при мытье.

*
Арс помешался на автомобилях, как я на Толкиене. Когда он ещё не умел говорить, он эти автомобили уже различал. Однажды бабушка Нина держала его на подоконнике, и, показав вниз (мы жили на третьем этаже), сказала:

-Смотри, машинка.

Арс отрицательно помотал головой и сделал рукой жест, как будто он что-то переворачивает. "Нет, не машинка. Самосвал", - перевела впечатлившаяся бабушка.


*
В Гимназии с Ольгой Вячеславовной мы, кроме "Слова о полку Игореве", изучали ещё довольно странный набор произведений: "Ромео и Джульетту" Шекспира и "Гаргантюа и Пантагрюэль" Рабле. Да, ещё "Божественную комедию" Данте, и его же сонеты; + "Горе от ума" Грибоедова. Рабле было довольно интересно читать; я прочла треть текста, чем и похвасталась что-то готовившей на кухне маме. "Да ну, это же скучный текст", сообщила мама; и мне сразу расхотелось дочитывать. 

3
*
Родители благоустраивали жилплощадь. Не помню, с детской они начали или с кухни. Как-то раз мы приехали с Арсом с летних каникул в Алма-Ате, и обнаружили завершаемый родителями евроремонт в детской. Папа по-пиратски повязал голову платком, и под музыку Qeen в несколько слоёв белил потолок. Родители потом рассказывали, что папа вытащил обои из-под плинтуса и немного потянул на себя; обои отстали от всей стены, потолка и противоположной стены, оставив под собой потрясённо держащего в руках кусок обоев папу. Далее, когда обои содрали, обнаружилась трещина в стене, сквозь которую было видно улицу. 

Не знаю, что сделали с трещиной; но потолок побелили, поклеили симпатичные с редким ненавязчивым голубым рисунком обои, на пол постелили ковролин "цвета морской волны", на потолок привесили люстру, в которой лампочку держал летящий на синем аэроплане чёрный мультяшный кот. Кроме этого, ещё было много маленьких лампочек рядом с котом, так что интенсивность освещения в детской можно стало регулировать.

Завезли белую с редким тонкими красными пластмассовыми полосками мебель: кровать мне, кровать Арсу, книжный шкаф, два красных с чёрным кресла на колёсиках. У Арса кровать была под потолок, на неё требовалось влезать по специальной лесенки; в нижнем этаже кровати была выемка с небольшим рабочим письменным столиком. Моя кровать была немного пониже, на неё требовалось запрыгивать. Из-под кровати выдвигался нормальный полноценный, а не маленький, как у Арса, письменный стол. Под моей кроватью, таким образом, было пустое пространство, "домик" для наших с Арсом игр, папа нам туда под мою кровать и лампочку вкрутил. Домик можно было закрыть, забравшись внутрь и задвинув за собой изнутри мой письменный стол, он был не цельный, а с выемкой для ног, поэтому теснее в "домике" после задвигания под него письменного стола не становилось. Мы с Арсом вообще часто играли в "домики", иногда под моей кроватью; а в другое время составляли стулья из зала и кухни спинками внутрь, накидывали на их спинки плед, и между спинками стульев, под пледом, получалась такая своеобразная "палатка".

Ещё мы с Арсом, по теплу, часто играли в песочнице перед тем самым 40м домом, где меня чуть не прибила клюкой обидевшаяся за какой-то зелёный горошек сумасшедшая бабка. В песочнице мы всегда строили города, прорывали в песке сложную сеть дорог, с обязательным вырытым в специально построенной куче песка тоннелем. Когда город бывал завершён, Арс доставал свои машинки, и мы катали их по дорогам. 

*
Кухню родители тоже полностью переоборудовали. Поклеили моющиеся обои с кирпичным рисунком, на пол положили крупную тёмную с коричневыми разводами плитку; окна сделали с рамами натурального дерева, и из тоже натурального дерева повесили над окном карниз. К карнизу на широких натурального дерева кольцах привешивалась белая занавеска. Купили довольно страшные пластиковые стулья; когда мама опасно стояла на этом стуле с разъезжающимися по плитке под её весом ножками, и поливала цветы на кухонном шкафу и на холодильнике, мне всё время казалось, что она сейчас упадёт. Купили новую коричневую, под цвет обоев и плитки, мебель (в этом самом коричневом кухонном шкафу, на котором стояли труднодоступные для полива цветы, и квартировались потом развозимые папой соки Инвайт, шоколадно-ореховые лягушки и сладкие белые мыши в круглых пластиковых коробках). И только обеденный стол остался старый, ещё с Остоженки, тоже из натурального тёмного дерева, покрытый лаком и изрезанный по этому лаку в мелкую сетку порезов срывающимися при нарезании хлеба ножами. От этого стола в какой-то момент времени маленький Арс маминой пилкой для ногтей отпилил небольшой кусок. 

*
Как-то друзья родителей ещё по МИФИ подарили нам кокос; мы долго не знали, что с ним делать и как добыть его из кожуры; наконец папа просверлил в нём две дырки, через которые слили кокосовое молоко, довольно пакостное надо сказать на вкус. После этого родители ещё долго вертели кокос так и эдак; наконец папа принёс в кухню с лоджии топор и кокос этот разрубил, один раз промахнувшись и отколов небольшой кусочек напольной чёрно-коричневой плитки.

*
По вечерам на кухне слышалось, как у каких-то соседей часами, тонко, на одной ноте поёт кран.

-У кого-то железные нервы. - Мрачно комментировала мама. - Неужели трудно вызвать сантехника.

*
Несколько лет соседи сверху что-то к чему-то прибивали, так что наконец мама однажды вечером выгнала папу спросить у них, чем и по чему столько времени регулярно каждый день можно колотить. Через время папа вернулся к нам, истерически хихикая, и отчитался, что он ничего не смог ответить на полученную информацию, только развёл руками и ушёл. Ему там сказали эти соседи сверху, что у них умерла старушка, а гроб ей велик, и они его уменьшают.

-Производство гробов поставлено на поток!, - восхитилась мама.

*
- У меня знакомый продавец на рынке, - мрачно и задумчиво делилась со мной, большой любительницей колбасы, мама. - "Я", говорит, "по вечерам дома беру батон Докторской колбасы и весь его съедаю, кусая прямо от батона. И ничего мне больше не нужно".

*
У меня продолжалась подростковая депрессия, в которой некоторым просветом был только 8й гимназический класс, а в 9м классе в Лицее на меня накатило с новой силой. Возвращаясь домой после учёбы или дома по выходным я часами сидела за своим выдвигающимся из-под кровати белым письменным столом и смотрела в окно. В окно было видно стену 40го дома. Я сидела и думала, что я уже неделю не стирала пыль со своей так любовно выбранной родителями во время евроремонта белой мебели, и скоро по этому поводу будет большой скандал. Папа ворвётся в комнату, вышвырнет с заросших пылью полок неопрятно раскиданные там тетради и книги. Тем не менее, я ничего не делала, чтобы предотвратить этот локальный Конец Света, и, чем стереть с полок пыль и навести на них порядок, часами сидела и пялилась в окно. Сидела и думала, что жизнь - проклятая вещь, и, что ты ни делай, противопоставить отвратительности жизни ты всё равно ничего не можешь.

Когда я сидела часами за столом, выставившись в окно, я ещё часто думала, как удивительно устроен человек. Мозг подаёт сигналы, они проходят по нервам или не знаю как, и твои пальцы сгибаются и разгибаются. Я часами сидела, сгибая и разгибая пальцы и вращая кистью. Значительно позже я узнала, что есть примерно такая буддистская медитация, и я, выходит, медитировала. Ещё я думала о том, что время течёт для всех и в разные свои моменты по-разному, сжимаясь и расширяясь в связи с насыщенностью жизни событиями.   

В 9м классе я стала дёрганая, дёрганее, чем раньше, и специально проверяла своё состояние так, как, я подсмотрела по телеящику, проверял себя какой-то шпион. Он вытягивал руку ладонью вниз и клал на тыльную сторону ладони белый лист бумаги, и становилось видно, что рука с листом бумагой трясётся. Бумага тряслась как у шпиона, так и у меня, и это означало, что работать на нервной работе нам больше нельзя и нужен отпуск.

На меня очень сильно действовали читаемые мною книги, как по программе, так и внеклассные; в частности, заново в 9м классе проходившееся нами "Горе от ума" Грибоедова. Я рисовала в тетрадях Софью с завышенной под грудь талией длинного платья... Нет, пожалуй, я рисовала её в тетрадях в 8м классе, когда мы проходили "Горе от ума"; в 9м классе новая классная рисунков в тетрадях бы не потерпела. Я узнавала в Софье себя; у меня, правда, не было ни Молчалина, ни Чацкого, но я так же всегда уходила от ответа, как вот Софья, которая не могла дать отставку Чацкому просто и ясно. В 9м классе я знала "Горе от ума" наизусть, и, моя посуду, без конца отрывалась от этого полезного занятия, мечась по кухне и декламируя произведение на разные голоса.

Как-то раз я - в тот раз я не мыла посуду, а просто так металась по тёмной "большой комнате", или "залу", зашторив окна и не включая света - я металась по комнате и декламировала цветевское "На Красном Коне":

— Какой ж это сон мой? — А сон таков:
Твой Ангел тебя не любит.

Гром первый по черепу — или лом
По черепу?! — Люди! Люди!
В сухую подушку вгрызаясь лбом,
Впервые сказать: Не любит!

Не любит! — Не надо мне женских кос!
Не любит! — Не надо мне красных бус!
Не любит! — Так я на коня вздымусь!
Не любит! — Вздымусь — до неба!

О дух моих дедов, взыграй с цепи!
Шатай вековые сосны!
О дух моих дедов — Эол! — трепи
Мои золотые космы!

                Марина Цветаева

При словах "не надо мне красных бус!" я непроизвольно рванула свою золотую цепочку и сорвала её с шеи.

*
В старших классах новая классная, Наталья Юрьевна, повела нас на постановку "Горе от ума" в какой-то, не помню, театр. Постановка была кошмарная. Актёры бессмысленно лыбились в зал, потом Лиза, Софья и Молчалин взялись за руки хороводом, и начали водить этот хоровод вокруг каких-то стульев; при этом они продолжали лыбиться, как дебилы. После этого хоровода вокруг стульев я перестала воспринимать спектакль и очнулась только уже после спектакля на ночной тёмной улице, когда девочки и Наталья Юрьевна переговаривались, какие не начитанные зрители были в зале: после слов Чацкого "Карету мне, карету!" они, посчитав спектакль законченным, принялись, в разных концах зала, вставать с кресел и собираться. ("Горе от ума" кончается не приведённой мною репликой Чацкого, а длинной репликой Фамусова, заканчивающейся его бессильным возгласом: "Ах боже мой! Что станет говорить княгиня Марья Алексевна!"

*
Значительно позже, когда я уже вылетела из ВУЗа, я прочла не помню у кого интересную версию насчёт "Горя от ума". Там говорилось, что настоящий непонятый герой в произведении не Чацкий. Чацкий, как, не дословно, написал о нём Пушкин, "добрый малый, наслушавшийся умного человека Грибоедова". Настоящий герой произведения - полковник Скалозуб. Он своими дурацкими репликами типа "мы с нею вместе не служили" (говорится о какой-то, теперь не помню, княгине, что ли, о которой полковник Скалозуб с помощью этой шутки юмора сообщает, что он с ней не знаком) - так вот всеми своими текстами полковник Скалозуб просто издевается над не знающим настоящего дела светским обществом.

Хлёстова
(сидя)
Вы прежде были здесь... в полку... в том...
                в гренадерском?
Скалозуб
(басом)
В его высочества, хотите вы сказать,
     Ново-землянском мушкетерском.

Хлёстова
Не мастерица я полки-то различать.

Скалозуб
     А форменные есть отлички:
В мундирах выпушки, погончики, петлички.

                "Горе от ума" Грибоедов

Грибоедов читал своё произведение боевым офицерам, воевавшим на Кавказе, и имел большой успех. Эти боевые офицеры не потерпели бы настоящего издевательства над боевым офицером полковником Скалозубом.

*
В старших классах в Лицее к нам на уроки иногда заходил директор, и он говорил однажды, что Софья, на самом деле, любит Чацкого. Чацкий сам виноват, вёл себя, как придурок: вдруг сорвался ехать за границу; какое-то время там за границей побыл; потом, опять вдруг, ему что-то вступило в голову, и он сломя голову помчался оттуда из-за границы опять в Москву к Софье; почему после всего этого Софья должна быть рада его видеть?

                17-07-2019