Байки с больничной койки - часть 2 - окончание

День шестой
      «Какой бы скучной жизнь ни казалась дома, но в больничных палатах она еще скучнее…»

       Уколов больные ждут, как великого события, устремляются в процедурную прямо к ее открытию, а потом ходят по коридору неторопливо и даже важно, прижав ватку к раненному месту. Не меньший интерес вызывает и столовая.
       Кормят вкусно. От добычи нефтяной компанией черного золота городу перепадают крошки с барского стола. Вся книга жалоб и предложений усеяна хорошими отзывами. Вот первый:
       «Палата образцового быта номер пять выражает сердечную благодарность работникам пищеблока за их феноменальную способность из ничего сделать вкусную пищу, за доброе и вежливое отношение. За их терпение и дипломатичность в отношении некоторых вредных пациентов. В нашей больнице кормят намного лучше, чем в больницах Свердловска, Тюмени и Новосибирска. Низкий вам поклон!»
       Все, что здесь написано, - истинная правда. Северяне – это не денежная кубышка, а диагноз. Северяне болеют везде.
       Рядом с окошком раздачи пищи висит цитата некоего Франциска Сальского: «Будь терпелив с каждым и, прежде всего, с самим собой». Возможно, она помогает пищеварению.
***
День седьмой
      «Исповедь не очищает, а приносит лишь облегчение...»

      В ожидании очереди на физиопроцедуры худощавый мужичок, похожий на церковно-го служку, что-то настойчиво втолковывал рядом сидящей женщине.
      - Мы не можем изменить мир, – донеслось до меня. – Надо измениться самим. Это не начальник жестокий, это мы его таким видим…
      Поближе познакомился с Игорем. Ему в мае исполняется пятьдесят лет, а за три месяца до юбилея в подарок от судьбы он получил первый инфаркт. Лежал двадцать три дня. Через три дня после выписки вновь на больничной койке.
      Игорь с Николаем обсудили проблемы хозяйствования:
      - Да-а-а, в здешних краях столько всего закопано! А сколько техники в болотах утонуло!
      - Кто-то же и обогатился на продаже цветного лома! Ведь столько поворовали! Не только бросовое тащили, но и рабочее оборудование разбирали. И удара током не боялись. Топором отрубали километры электропроводов прямо от нефтяных станков-качалок. Те, конечно, останавливались. А ворюги смотают кабель - и в кусты. Бывало, на промысле глянешь вокруг, а над окрестными лесами дымы ползут от горящей изоляции. А как алюминиевые чушки из складов тащили! О-о-о!
      Тут раздался голос из соседней палаты, где положили ершистого новенького:
      - Порасплодили симулянтов. Полный этаж сердечников. Да дай каждому кирку и лопату… Возьми да расстреляй каждого второго, и тридцать процентов бандитов точно из-ведешь.
      С этим никто спорить не стал. Опасались, видимо, под расстрел попасть.
***
День восьмой
     «Мы зачастую боремся не с причиной, а со следствиями, и то не боремся, а лишь демонстрируем…»

      Дежурной по этажу палец в рот не клади. Частенько можно услышать, как она пробегает мимо палаты, что-то насвистывая. У самой был инфаркт, вылечила себя движением. Зашла к нам, покачала головой:
     - Мужики, да не лежите вы, как бревна. Ходите больше. Если валяться, то мало на что можно надеяться.
      Мужики выслушали, перевернулись на другой бок и уснули…
      Ожидая консультации, в коридоре сидел молодой парень, водитель. К нему, кроме сердечной болезни, приклеилась еще и язва желудка. Он клял лимонад, колбасу и хлеб, которыми питался в регулярных междугородных рейсах.
      - Ничего страшного, – сказал я. - У меня деду восемьдесят три года, а его язве около сорока. До сих пор водочку потягивает.
      - Мне тоже говорят, что если буду придерживаться диеты, то язва зарубцуется.
      Неподалеку от стационара приземлился оранжевый вертолет с синей полосой на борту, принял двух человек, и улетел в сторону тайги. Николай сразу вспомнил, как вертолеты падали в свое время, экипажи разбивались, и нигде об этом не сообщалось.
      От окна нещадно несло холодом.
      - Мы тут ночью дуба дадим, если ветер еще чуть усилится, – забеспокоился Игорь. 
      Все залезли под одеяла и задумались. А ночью Игорь ушел спать в коридор на диван. Там было теплее.
***
День девятый
      «С больными можно делать все при полном их согласии и непротивлении…»

       Кажется, что в мире нет ничего хуже, чем глотать около метра «кишки», пластиковой трубки с утолщением на конце. Эта процедура сравнима с крутыми американскими горками, где живот сводит от перегрузок. Не менее тяжело лежать четыре часа подряд с этой «кишкой», свисающей из угла рта, под любопытным взглядом постороннего. Это дело кажется интимным, но напротив лежала женщина. Она тоже нервничала. И мы, поглядывая друг на друга, соревновались в наполнении желчью пробирок, чтобы поскорее изба-виться от неприятного общества. Нервничала и медсестра, поддаивавшая из нас физиологическую жидкость. После процедуры ощущение, будто совершил подвиг. 
      Соседи по палате обсуждали снятие с поста директора Центрального банка Российской Федерации. Более всех волновался Володя, поступивший на место Анатолия:
      - Недавно ушел на пенсию и получил двенадцать месячных окладов. Что делать, не знаю. Может, в доллары перевести?
      И, обращаясь ко мне:
      - Что там слышно относительно курса доллара?
      - За последний день доллар на рубль подскочил.
      - Точно, надо доллары покупать. А я еще машину хотел продавать. Подожду.
      Степан, поступивший на место Николая:
      - Домой звонил. Жена говорит, что торговцы на рынке суетятся.
      - Да, эти ребята задрали цены, – согласился Володя.
      - Нет денег – плохо. Есть – тоже плохо, – подвел итог Руслан, лежавший на месте Тимофеича.
      В общем, начались волнения. Вредно кардиологическим больным жить в России и новости узнавать.   
      Поговорил с медсестрой. Как и ожидал, большинство посетителей кардиологии – ветераны освоения Севера, причем многие из них становятся постоянными пациентами.
      Опять процедуры. Кардиограмма под нагрузкой. Вообще, положено снимать ее на велотренажере, но его уже давно кто-то стырил. Посему меня, облепленного датчиками, от которых к приборам тянулись пучки проводов, заставили скакать на ступеньке. Вверх, вниз, вверх, вниз…
      - Ух, какого космонавта запустили, - со смехом сказала вошедшая в кабинет медсестра, едва не уронив от удивления папку с документами. 
***
День десятый
      «Воспоминания с возрастом становятся настолько далеки от истины, насколько далеки от нее сказки и легенды…»

       В палате опять новенький - Леонид. Он пришел на место Игоря, когда тот еще нежился в своей кровати, ожидая завершения формальностей, связанных с выпиской.
      - Быстро ты… – удивленно сказал кто-то из наших, обращаясь к Игорю.
      - Диагноз не подтвердился, - ответил он.
      Тем временем Леонид пристраивал большущую сумку, которая сразу же привлекла внимание дежурной по этажу.
      - Что это у вас там?
      - Вот трусов чистых набрал да бюстгальтеров, – пошутил Леонид, намекая на свои вы-дающиеся груди, свисавшие над не менее выдающимся животом.
      - Насчет трусов – это правильно, – похвалила дежурная по этажу, пропустив мимо ушей бюстгальтеры. – А то раскидают на кровати свои сухофрукты, не ровен час - потеряются.
      Только в ноябре прошлого года Леонид лежал в стационаре с букетом болезней, средь которых был и описторхоз. Этой заразой он наградил не только себя, но всю свою семью, через жирных копченых лещей, купленных в районе Тобольска. И вот опять здесь, где он свой в доску. Кстати, о досках:
     - А где щит? – спросил он.
      Бывалые больные сразу ищут щит: деревянный настил, который укладывают на металлическую сетку кровати, провисающую, как гамак. Только щит позволяет распрямить позвоночник.
      И далее Леонид продолжил:
     - Мне здесь залеживаться некогда, жена в отпуск собирается.
      Насчет отпуска, как выяснилось впоследствии, он загнул. Ему, уроженцу Крыма, бес-покоиться нечего: южнее Тюмени его не выпускают врачи – здоровье не позволяет. Вернуться на родину, где у него есть свой дом, может, и не доведется. Таковы для некоторых последствия северной акклиматизации.
      Начались разговоры. Леонид на правах старожила первым взял слово:
     - Как-то один механик из этого отделения в самоволку бегал и принес с собой бутылок десять пива, пару – водки, да закуски. Напоил до потери чувств двух здоровенных близнецов, направленных в стационар на обследование из военкомата. Те, пьяненькие, завалились спать, но перепутали кровати. Поэтому не удивительно, что поутру уколы всадили не тому. Пострадавший проснулся от боли в заднице, разбудил брательника и… началась драка. Полетели стулья, заскользили по палате кровати. Такая традиция была у близнецов. Их даже мать водой разливала. А хитрец механик лежал и наслаждался зрелищем.
      Тут ожил Степан. На Севере он шестнадцать лет. Сердце болит уже годиков пять-шесть. Разговорчивым его не назовешь, но тут:
      - Тут как-то один больной с капельницей в туалет бегал. В вене игла торчит, в нее через трубочку подается лекарство из бутыли, закрепленной на штативе, а он этот штатив в руку - и в туалет. Не успел человек перед процедурой облегчиться.
      - Делать ему было нечего. Мог бы и «утку» попросить, – парировал Леонид и начал рассказ о своей жизни, да такой, что вся палата сгрудилась вокруг него.   
      Лет пятнадцать лет назад трудился тут один Начальничек строительной организации. Ох, не любил он рабочих и в ответ получал тождественные чувства.
      Пролетарии вечно не видели премиальных, которые делили на двоих Начальничек со своей любовницей - главным бухгалтером. Как-то во время его отсутствия премия была-таки поделена коллективом, за что профсоюзный лидер имел бледный вид, а его заместитель - увольнение.
      В общем, Начальничек был порядочной свиньей. Царство ему небесное. Разбился в «Мицубисси», по дороге из соседнего города. А ведь, бывало, как хитрил, падла, подгоняя ребят на скорейшую укладку труб.
      - Давайте, ребята, – говорил. - Делайте что хотите, но только быстрее.
      Народ и рад стараться. А после Начальничек ехал на место, заставлял откапывать уча-сток трубы и вырезал часть утеплителя. Не дай бог, если оказывался один слой вместо двух нормативных: все бригады лишал приработка. Народ возмущался:
      - Ты же сам просил быстрее.
      Начальничку же было наплевать на эти тонкости, за что он был неоднократно гоним по тайге бульдозером.
      Был и у Леонида конфликт с Начальничком, когда тот ему срезал зарплату. Он пришел разбираться и услышал:
      - А ты что, хотел больше меня получать? Жаждешь нюхать запах купюр, слышать их приятный шелест?
      При этом Начальничек демонстративно потянул в себя носом и возле уха перебрал пальцами воображаемую пачку денег.
      Такого изуверства Леонид не выдержал. Он бросился на обидчика с кулаками и точно бы саданул в ухо, если бы не помешал кто-то из конторских.
      Начальничек успел выскочить из кабинета. Леонид за ним. Начальничек – на улицу. Леонид – тоже. Смотрит: лежит труба сантиметра три в диаметре. Он схватил ее за один конец, да так, что с другого упал сварщик, готовившийся приварить ее к магистрали. Но разгоряченный Леонид не обратил на это внимания, размахнулся посильнее и…
      Начальничек резво впрыгнул в дверь столовой. Труба, чуть-чуть зацепив его куртку, высекла искры из железа ступенек и со звоном отскочила…
      О чем только не услышишь на больничных койках. А с какой завистью больные поминают французскую фирму, работающую на севере России, прямо-таки сказки о ней слагают! Вот одна из них.
      Одному ее работнику, которые, кстати, в большинстве своем наши, россияне, в глаз попала толика бурового раствора, т.е. смеси воды с глиной и химическими реагентами. Казалось бы, мелочь: грязь в глазу. У нас обмыли бы пострадавшее око водой и айда к станку. У них - нет. Глаз-то промыли, но потом пострадавшего срочно повезли в ближайший аэропорт, оттуда самолетом в Москву, и далее – во Францию. Французские врачи осмотрели больного и заверили, что попадание бурового раствора в перспективе зрению не угрожает. Лишь после этого рабочего доставили назад, на нефтепромысел. Да еще страховку выплатили. От такой заботы о здоровье как не болеть душой за свою фирму?
      Говорят, что стоимость суточного питания работников иностранной фирмы превышает среднероссийскую пенсию, а недельный прокорм - северную среднюю зарплату. Мы лежали на койках и рассуждали, что на такие деньги можно съесть. Поговаривают о больших деньгах, выдаваемых на лечение зубов, которые, как известно, на Севере портятся очень быстро, о дорогих курортных путевках, которыми фирма бесплатно обеспечивает не только работника, но и одного члена его семьи. Вот такое благосостояние создается иностранцами на той же самой земле, где обычные российские нефтяники за относительные гроши копаются уже десятки лет.
      Тут пришла медсестра Татьяна и поставила капельницы Семену и Володе. У первого капало раза в два медленнее, чем у второго.
      - Ну добавьте хоть малость, – попросил Семен.
      - Прокурор добавит, - ответил Леонид и вновь перехватил соло:
      - Тут в соседней палате бабай старый лежит. Вот уж вредный мужичишко, хоть ветеран войны и какой-то религиозный деятель. Он тут постоянный клиент, и чуть что не по нему, так сразу жалуется начальству. Бежит к телефону и доносит, зараза, ведь не заведующей отделением, а сразу - главному врачу или какому чиновнику в городской администрации. Попадает, естественно, медсестре. Та - в слезы. А он берет свой костыль, подходит к ее кабинету, приоткрывает дверь и проверяет, как она там. Если ей плохо, то он, довольный, идет к своей койке…
      А как он врача на обходе доводил! Сколько времени она нам четверым уделяла, так столько ему одному. Врач только к двери. Он: «Подождите, вот у меня еще вопрос…» И так до бесконечности. В конце концов, я не вытерпел и говорю: «Имей совесть, человека другие больные ждут. Ты что, один здесь лежишь?» Так бабай разозлился. Встал, взял свой железный костыль и в коридор, и при каждом шаге как можно громче им об пол. И это всегда так: если костыль громко стучит, то значит бабай в плохом настроении. А если в хорошем - костыль отбрасывает и птицей по коридору летает. Сам видел.
***
День одиннадцатый
     «Совесть не сумка – все выдержит…»

      За окном видно заснеженную гладь озера. Там вчера появился «кукурузник», устроивший в городе платный аттракцион для парашютистов. Собственно, любой желающий, заплатив деньги, мог подняться на самолетике в небо и спрыгнуть с парашютом. Женщины прибегали к нам в палату, чтобы посмотреть на самолет, а рядом лежащие мужики разглядывали бюсты, которые те раскладывали на подоконниках. Любопытство обеих сторон было удовлетворено.
      Потом женщины прибегали смотреть на парашютистов, которые залетели на деревья и висели там, как диковинные плоды, в ожидании, когда их сорвут. А мужики, лежавшие как тюки, опять посматривали на бюсты.
      Обсуждали некоего Хирурга, который практиковал здесь несколько лет назад. Начал Леонид:
     - Он всех заставлял раздеваться догола. У бабы прыщик на носу, а он и ее догола. Как-то и я попал. На работе мне на ногу большой груз свалился. Благо, хоть сам жив остался. А нога распухла. Еле ходил. То ли мышцы порваны были, то ли что. Через недельку таких мытарств обратился я к Хирургу. Тот сразу: «Раздевайтесь». Я приспустил штаны и пока-зал ему травмированное место. Тот: «Полностью раздевайтесь». А рядом молоденькая медсестра сидела. Я разделся до трусов. Травма-то на бедре. Хирург на меня взглянул и опять: «Все снимайте». Я и трусы скинул. Тут Хирурга куда-то вызвали, и он убежал. Я, как дурак, голый стою по стойке смирно, а напротив меня сидит девчонка... Постоял ми-нут пять. Ну сколько можно? Нет Хирурга. Я оделся. Через некоторое время он возвратился и, уставившись на меня своими наглыми глазенками, спрашивает сурово: «Что? До сих пор не разделись?»
      Вспомнил Хирурга и Семен:
     - Он мне чуть кисть руки не отрезал. Травмировался я на работе. Он осмотрел и говорит: «Резать». Его коллега меня спас. Сказал: «Можно сшить». И сшил. Вот рука до сих пор действует.      
     - Да, Хирург еще тот крендель был. Экстрасенсорику пропагандировал, от болезней движением рук пытался лечить. Уже не работает. Уехал….   
      Вот и больничный лист на руках. Уходить не хочется. Как же теперь без уколов, капельниц и процедур? Как же без интересных разговоров и теплого внимания врачей?..
      Санитарка закрыла тетрадку и отнесла ее на пост, чтобы хозяин забрал, если вернется. Так оно и случилось. Примерно через два дня до нее донесся голос посетителя, беседовавшего с дежурной по этажу: «…На рынке встретил Анатолия. Сердечно обрадовался. Приятно было видеть радость на его лице. Поздоровались. Вспомнили Николая, Тимофеича...»