Новогодняя миниатюра

До чего же приятно – настоящая снежная зима! Не слишком холодно, можно носить красивую дубленку и яркую шапочку. Прийти домой с работы, от которой отдохнула за три дня каникул, сделать глинтвейн из виноградного сока и попавшихся под руку специй, завалиться на кровать, и, укрывшись вязаным пледом, посмотреть добрый рождественский фильм типа «Отпуска по обмену». Уютный вечер в привычной компании себя любимой, которая так мастерски умеет воображать друзей. В пятнадцать лет она отплясывала под «Наив», когда дома никого не было и воображала, что отрывается в рок-клубе с кучей друзей и на ней не домашние штаны и растянутая майка, а крутейшее кожаное барахло. Теперь ей чуть за тридцать, и она воображает тихий вечерок с любимым, которому хочет открыть целый мир слезливых фильмов, дерганых песен и трогательных историй. Увы, ему это не нужно. В который раз.
Утром она проснулась с мыслью, что ушедший год был бы плоским и скучным, если бы ни ОН. Эта мысль испортила ей настроение, не успела она встать не с той ноги. Сколько можно думать, что сама по себе ее жизнь не имеет смысла, а ценность женщины измеряется количеством приготовленных ею блюд и рожденных ею детей? Сколько можно взваливать на кого-то ответственность за собственное счастье? В конце концов, в ушедшем году сбылись две ее мечты – огромные, дерзкие, шикарные: Еще немного и сбудется самая-самая!
Сколько можно?
Кто бы мог подумать, что новый год станет такой же радостью, как в детстве! Когда в ее доме наряжали живую елку, и стояла она, пока не начинала осыпаться. Тридцать первого декабря под елкой ждали подарки – рядом с пенопластовым ободранным дедом морозом и резиновой снегурочкой. Лучшим подарком были книги – яркие, с крупным шрифтом и маминой подписью. Лет с двенадцати обнаружился мамин тайник, и подарки перестали быть сюрпризами. Праздника это не портило.
Ее любимым блюдом на новогоднем столе был салат «Мимоза» и шпроты. Все помнили, как в детстве она ела только их, вытаскивая из банки руками за хвосты. К ужасу маминых подруг, которые учили манерам даже сыновей. Ее мама – мудрая женщина. Она помнила, что ребенок у нее особенный и не усложняла ей жизнь мелочами.
По мере взросления появилось раздражение – видимо, передалось с маминым. Опять все тридцать первое декабря в готовке, опять бабушки-дедушки, которым все меньше хочется куда-то выбираться на ночь глядя, опять голубые огоньки и разговоры о прошлом. Возможно, папины друзья притащатся, и папа будет петь под гитару песни их юности, и все в который раз восхитятся его сочным баритоном. Мама теряла голову от алкоголя, но считала своим долгом вымыть посуду даже в шесть утра. Все равно приходилось перемывать – тарелки с обратной стороны были жирными. После пробуждения это не самый приятный сюрприз. Праздники прошли, нас догнали будни.
Теперь она ничего не ожидала и ничему не раздражалась. Встречали они который год втроем, стол постный, а в телевизоре – квартирник Маргулиса по кабельному. Как постарели Чиж и Галанин! Сто лет не видела этого русского рока…
А он… что он? Она уже начала придумывать о нем сказки – верный признак того, что в ее жизни он не задержится.