Кацпер

Кацпер, Кацпер Боруцки – милый польский мальчуган из Варшавы, дважды политолог, в Варшаве и Словении (или Словакии), обладатель пожизненного сертификата на знание английского языка Cambridge, углубленный уровень. Мне его нашла компания по обмену студентами Aisec. На третьем курсе университета я оставляла заявку, что хотела бы принять иностранца домой с поселением. Я уже и забыла про свою заявку, как мне в апреле позвонили и сказали, что есть польский студент, критическая ситуация, там, где он проживал до этого два месяца заболел кто-то из домочадцев и его срочно нужно поселить в новую семью.
Я долго не раздумывая согласилась. Поговорила с мамой, мама была не против, к тому же, это хорошая практика языка. Он говорил по-польски, по-английски и учил в Саратове русский язык.
На нашей самой первой встрече с Кацпером и посредником, агентом из Айсек, он мне первым делом показал свой паспорт. Он был так мил и участлив, что я не могла отказать в предоставлении ему комнаты, в такой-то ситуации. Следующим этапом был его переезд, перемещение огромного чемодана с ул. Гоголя, да ещё у чемодана протёрлись колёса (не для наших дорог) и этот большой чемодан Кацпер в буквальном смысле тащил на себе, а ростом он был чуть выше меня.
Мы гуляли, где мы только не гуляли. По традиции в Канзасе, в Irish Pub, кафе «Полиглот» и университетский кэмпус. Мы гуляли с его местными друзьями по Набережной, а потом ехали через весь город на стадион смотреть футбол. Там, на стадионе, я выучила припев песни польской группы «Хэппи Сэд»: Вчорай, вчорай не личище, вчорай, вчорай не было ниц. Я перевела эту песню по-своему, а Кацпер не спорил, и подтвердил мой перевод, хотя в песне пелось о другом.
Также мы гуляли по проспекту, тоже с его друзьями, останавливаясь в приветливых открытых летних кафе, к тому времени был уже май, и их становилось больше на проспекте. Мы ездили на дачу и посещали дискуссионный клуб от Айсек. И всё-таки я проводила не так много времени с Кацпером, и в основном он общался с моей мамой, и она учила его русскому языку, хотя он посещал ещё курсы в медицинском университете. Но таков был уговор: мама с ним говорит по-русски, а он со мной по-английски. Того времени, что мы общались, было достаточно для улучшения моего английского, и вообще для улучшения всего. А ещё он каждый день, или через день бегал от нас до Набережной, обратно пешком. Однажды и я побежала с ним, но добежала в его спортивном темпе только до театральной площади, а потом пешком шла домой. Он побежал дальше, а возвратившись домой, поделился со мной шоколадкой. По-моему это был сникерс.
В том году совпали католическая и православная Пасха, мы  праздновали вместе. А ещё всей семьей с Кацпером смотрели в зале трансляцию свадебной церемонии принца Уильяма. Меня впечатлила речь бишопа, которую я запомнила на долго.
В Саратове Кацпер преподавал в языковом центре Интэк, учил английскому языку, а ещё преподавал у старших классов в лицее. Все мои одногруппники, особенно девчонки, знали, что у меня живёт мальчик из Польши, особенно им понравилось его имя. Когда он уезжал, девчонки спрашивали меня, буду ли я грустить или плакать.
За месяц я действительно привязалась к своему другу, но не плакала, конечно, хотя было жаль, что он уезжал. Но уезжал он громко, с музыкой, традиционной для фирменного поезда в Москву, под марш «Прощание славянки», в оркестровом исполнении. Также его провожали его местные друзья, много шуток и улыбок, и парадное отбытие поезда.
Перед отъездом Кацпер подарил мне и маме цветы, мне лилии, маме розы и ещё книгу для преподавания английскому языку, по которой он, наверное, вёл свои занятия в Саратове. А также пообещал, что мы ещё обязательно встретимся, по крайней мере, выразил такую надежду. Мы провели небольшую фотосессию со всей семьей и гостями (у нас гостила мамина подруга), и я проводила его на вокзал.