Когда торжественный закат...

               
Там на ветру всё трепетал
Листок резного кроя дуба,
А ей его шептали губы:
"Как без тебя я здесь устал"...
   (Анна Дудка)

   Юрий Андреевич сидел у камина, курил трубку и вспоминал. Это стало его любимым занятием – вспоминать. Поверх тёплой вязаной кофты, ещё Лида вязала, накинул плед. В последнее время он сильно мёрз, да и давление с каждым днём всё ниже становилось. Как врач, он понимал, что это конец, но не боялся. В глубине души надеялся, что ТАМ встретится с Лидой.
Только бы Костю дождаться. Любимый внук отдыхал с женой и детьми в тёплых краях – решили Новый год под пальмами встретить. А ему нанял Анну Ивановну, готовить и в магазин ходить, присматривать, в общем.
Анна Ивановна себя работой не утруждала, а когда попытки поболтать с Юрием Андреевичем не увенчались успехом, совсем потеряла к нему интерес.

Дом в коттеджном посёлке построил для них Костя. Откуда в молодом совсем парне такая жилка коммерческая, дед понять не мог. Никого в их роду бизнесменов не было.  А вот поди ж ты! Успешно бизнесом занимается, дом  красивый построил. Чтобы им легче привыкать, всю мебель перевёз из старой квартиры. Зато кухня по последнему слову техники. Лида нарадоваться не могла – сколько всего появилось нового!  Время освободилось для чтения. Она любила стихи – для него это было странно. К стихам испытывал полное равнодушие. Лида иногда читала, особенно любимые, вслух.
Запомнилось из Брюсова:
Когда торжественный Закат
Царит на дальнем небосклоне,
И духи пламени хранят
Воссевшего на алом троне…

Это были последние стихи, что она читала перед инсультом. Может, предчувствие?
Он тогда ещё работал. Когда вернулся, она уже покинула этот мир. Хорошо хоть не мучилась…
А у него после её ухода, такие муки начались, не знал он, какая это страшная вещь угрызение совести, раскаяние. Каждую обиду, ей нанесённую, вспомнил. Ездил на могилку, прощения просил, плакал. Даже в церковь сходил, поговорил с батюшкой, как вымолить прощение? Священник на исповедь посоветовал прийти, причаститься.

Стало полегче. А на сороковой день – инфаркт, обширнейший. Старшая дочь после смерти матери с ним жила, боялась одного оставить. Вызвала реанимацию, тоже врач – сразу всё поняла. Он не хотел жить, но однажды, в полузабытьи привиделась Лида.
Он сказал ей: – Я устал, возьми меня отсюда.
Она ответила: – Нет. Ты ещё поживи.
Всё так чётко было, как наяву. Но стал выкарабкиваться. Дали инвалидность – работать, конечно, не мог, да и не хотел – всё безразлично стало.

А совесть по-прежнему мучила. Измены, измены – зачем это всё? Любил красивых женщин, и они его любили. Лида догадывалась, страдала. Один раз даже уходить собралась, дети уговорили остаться, да и он клялся, божился.
А потом и забыл о своих клятвах, всё по-прежнему началось…
*
Костик волновался за деда, звонил каждый день, жалел, что поехал, оставил его. А сегодня никто не ответил. Позвонил Анне Ивановне, попросил сходить, узнать в чём дело, почему не отвечает?
Она пообещала, но решила не ходить – уже в постели смотрела сериал.
Когда Костя перезвонил, сказала, что дедушка спит, не волнуйся.

Вечером старику стало так плохо, что не смог дотянуться до телефона. Последнее, что он увидел, было лицо Лиды, она как бы звала его.
– Иду, – прошептал или подумал?
*
Косте приснился дед, ещё совсем не старый, бодрый, набрал полную машину детворы и везёт их в парк, на аттракционы, он часто так делал – дети любили его, и мамы с лёгким сердцем всегда отпускали, доверяли.
Он понял, надо срочно лететь домой, случилось плохое. Жена и дети остались на курорте.
Из аэропорта позвонил Анне Ивановне, она плакала, что-то объясняла, не дослушав, помчался в кассу. К вечеру уже был дома.
Как он терзал себя, что уехал, оставил деда! Ведь чувствовал – что-то не то с ним. Глаза! Такая тоска в них, словно предчувствие конца…
 А он уехал. И уже ничего не исправишь...