Пар со льдом в стакан. Что получится?

Опыт интуитивной публицистики.


1. Обстоятельства общественного бытия.
"Гранит, железо, дерево, мостовая  гавани,  суда  и  люди  -  все  дышит мощными звуками страстного гимна Меркурию. Но голоса людей,  еле  слышные  в нем, слабы и смешны. И сами люди, первоначально родившие этот шум, смешны  и жалки:  их  фигурки,  пыльные,  оборванные,  юркие,  согнутые  под  тяжестью товаров, лежащих на их спинах, суетливо бегают то  туда,  то  сюда  в  тучах пыли, в море зноя и звуков, они  ничтожны  по  сравнению  с  окружающими  их железными колоссами, грудами товаров, гремящими вагонами  и  всем,  что  они создали.
Созданное ими поработило и обезличило их.
Стоя под  парами,  тяжелые  гиганты-пароходы  свистят,  шипят,  глубоко вздыхают,  и  в  каждом  звуке,  рожденном  ими,  чудится  насмешливая  нота презрения к серым, пыльным фигурам людей, ползавших по их палубам,  наполняя глубокие трюмы продуктами своего рабского  труда.  До  слез  смешны  длинные вереницы грузчиков, несущих на плечах своих тысячи пудов  хлеба  в  железные животы судов для того, чтобы заработать несколько фунтов того же  хлеба  для своего желудка. Рваные, потные, отупевшие от усталости, шума и зноя  люди  и могучие, блестевшие на солнце дородством машины, созданные этими  людьми,  - машины, которые в конце концов приводились в движение все-таки не  паром,  а мускулами и кровью своих творцов, - в этом сопоставлении  была  целая  поэма жестокой иронии..."
"Челкаш" Максим Горький, здесь и далее.
 
Барыш, вырвавший человека из самодостаточного труда на своём поле, на свою семью, город, страну и обезличенно бросивший его в гонку за количественным преобладанием - к миражам,  на убегающий конвейер, в международное беличье колесо.


2. Участники поведенческой драмы.
- Челкаш - "старый  травленый волк, хорошо знакомый гаванскому люду, заядлый пьяница и ловкий, смелый вор... Длинный,  костлявый,  немного  сутулый,  он медленно шагал по камням и,  поводя  своим  горбатым,  хищным  носом,  кидал вокруг  себя  острые  взгляды,  поблескивая  холодными  серыми   глазами   и высматривая кого-то среди грузчиков. Его бурые усы, густые и длинные,  то  и дело вздрагивали, как у кота, а  заложенные  за  спину  руки  потирали  одна другую, нервно перекручиваясь длинными, кривыми и цепкими пальцами.  Даже  и здесь, среди сотен таких же, как он, резких босяцких фигур, он сразу обращал на себя внимание своим сходством с степным ястребом, своей хищной худобой  и этой прицеливающейся походкой, плавной  и  покойной  с  виду,  но  внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал..."
- Гаврила - "на  мостовой,  прислонясь  спиной  к тумбочке, сидел молодой парень в  синей  пестрядинной  рубахе,  в  таких  же штанах, в лаптях и в оборванном рыжем картузе. Около него  лежала  маленькая котомка  и  коса  без  черенка,  обернутая  в  жгут  из  соломы,   аккуратно перекрученный  веревочкой.  Парень  был  широкоплеч,  коренаст,   русый,   с загорелым и обветренным лицом и с большими голубыми глазами, смотревшими  на Челкаша доверчиво и добродушно".

Две изначальных программы животного бытия - хишник и труженник.  Встретившись для сотрудничества, пришли к противоборству.

Иллюстрацией единичного Горьковского случая, картина Репина "Бурлаки на Волге".
Герои полотна не говорят зрителю, - "Посмотри, как я несчастен и до какой степени ты задолжал народу!" И уж это одно можно поставить в величайшую заслугу художнику. Славные, знакомые фигуры: два передовые бурлака почти смеются, по крайней мере, вовсе не плачут и уж отнюдь не думают о социальном своем положении. Солдатик хитрит и фальшивит, хочет набить трубочку. Мальчишка серьезничает, кричит, даже ссорится — удивительная фигура, почти лучшая в картине и равна по замыслу с самым задним бурлаком, понуренным мужичонкой, плетущимся особо, которого даже и лица не видно...
Ведь нельзя не полюбить их, этих беззащитных, нельзя уйти, их не полюбя. Нельзя не подумать, что должен, действительно должен народу... Ведь эта бурлацкая „партия“ будет сниться потом, через пятнадцать лет вспомнится!"
Ф. М. Достоевский

Сезонные заработки. Все роли расписаны. От самого старщего до самого молодого - гальюнного. Который считает всего лишь, что и так много чего выполняет и поэтому скидывает лямку.
Обыденность, занозой в зрячее сердце.

Довелось постоять рядом с этими "Бурлаками", в натуральную величину. В зале Русского музея, насыщенного Волжским ветром, горьким полынным духом Руси, СССР, России.
Былое казалось бы, давношнее?
А ведь мы и сегодня встречаемся с ними, с "натуральными, невинными и простыми".  Безработные... работающие без оформления... хватающиеся за случайные "подхалтурки". Мигранты у нас... эмигранты по всему свету... наёмники. Человеческие слоища, в стараниях всего лишь не потонуть. А падшие, спившиеся. Без стабильности, без социальной страховки, без дома, без надежды. Которым терять просто нечего. 

Куда то стремящиеся.
Гаврила с камнем в руке против Челкаша.
Бурлак-парень, вырывающийся из лямки. Освобожая от кабалы единственный в бригаде грудной крестик.
"Образы и подобия" неизмеримо высшего состояния, под пятой слюнявящего кредитку, Меркурия. Человеки, которым звучать бы гордо... да вот - скотиной взнузданы.
"Ведь нельзя не полюбить их, этих беззащитных..."
Отверженные и униженные, не понятые.
Обвиняемы, ещё пока не павшими - за то, что чуть раньше рухнули.
В единой связке, от философов до потерянных... до кипящих протестом.
Бурлящие в трагических событиях массы. Теракты и безумные растрелы - они, они это.


3. Сотрудники в противоборстве.
Беднота... и она права.
Спесь - и это есть.
Жадность - всеяно зернышко.
Гнев - томится и зреет.
Воры и обворованные. Бурлаки, лоцман, и купец над ними.
Всяк по своему восстанавливают... нет-нет, не равенство.
Того и не думая, страдая каждый о личном, вынашивают Справедливость. Взаимопомощь, Доброжелательность. Качества необходимы для продления всехшней жизни.
Через земные грозы к не-бесным царствиям пробиваясь.

"Всё мрачней и ниже тучи опускаются над морем, и поют, и рвутся волны к высоте навстречу грому.
Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.
Буревестник с криком реет, черной молнии подобный, как стрела пронзает тучи, пену волн крылом срывает.
Вот он носится, как демон, - гордый, черный демон бури, - и смеется, и рыдает... Он над тучами смеется, он от радости рыдает!
В гневе грома, - чуткий демон, - он давно усталость слышит, он уверен, что не скроют тучи солнца, - нет, не скроют!
Ветер воет... Гром грохочет...
Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний.
- Буря! Скоро грянет буря!"
М. Горький.

В семнадцатых возобладали Гаврилы, в девяностых - Челкаши. Опять зреют Гаврилы с булыжником, и вновь рвутся бурлаки из упряжи.
Духовная мистерия не останавливается.



4. Мистерия извечная, терпеливая.
"- Брат! а простишь меня?
 - Родимой!..  - За что? Не за что! Сегодня ты меня, завтра я тебя..."

Гаврила с мечтой о крепкой достаточности.
Челкаш с мечтой презрительно расшвырять деньги.
Бурлак, мечты ради сбрасывающий лямку.
Все вместе мечтая в одном направлении.
Наше общество. Русские люди. С родственным характером. Как бы разные.
Единый мозг, в котором каждый занимает заслуженную нейро-ячейку.
Сейчас и каждый на своём месте.

Да - с удовольствием бы, вот претыка то.
Ныне бурлачество даже и модно. Солнечный пейзаж, песок, дождь, мускульные усилия доставляют человеку наслаждение. При условии обеспеченности уровня, необходимого для жизни.  При снятии с гвоздя дня насущного... удавки голода, страхов за детское будущее. При открытой перспективе личного, для улучшения общественного состояния.
И вот она, жизнь каждого среди всех, изнутри принята без протеста, ибо справедлива. Ибо неравенство временно и понятно, как в школе возрастная дистанция классов, стимул для рвения.
Работа с удовольствием. Фоном Родина - солнце, река и песчаный берег.

На котором, по скудоумному ревнивому упорству... всё ещё, потным червяком извивается, не оглядываясь вокруг, гурьба протестующих и приспособившихся. И ездящие на них. И незримые за ними - корчась в том же накалённом песке времени.

Попирающий обязанность перед блажью, вскинется, - "Как же, как же, соперничество особей за доминирование - это двигатель эволюции".
Отнюдь - соперничество, скорее тормоз эволюции. Двигатель же человеческого общества, реальный, мощный и вездесущий - взаимопомощь и сотрудничество. Само слово "общество" их подразумевает.
"Рыба ищет где глубже..." - от этого никуда не деться.
Но желание обеспечить себя - это "выпить по случаю". А гонка за барышом, это "пьянство без меры" - алкоголизм денежной и властолюбивой страсти. Выпить могут все, но в меру. Зато свино-пьянствуют лишь некоторые, это аморально, губительно, срамно даже.

Не эксплуатация, а сотрудничество. Не схватка за преимущество, а самодостаточность человека и страны на собственном месте - экономически так должна звучать Этика.
Видим же историческое...
Салтычихи и крепостные. Бояре и крестьяне.
Казаки с нагайками, да шашками  против рабочих стачек, против деревень возмутившихся - по шелчку властной персти взмётываясь, налетая хлестали, рубили беззащитных... чего добились? Того, что крестьяне и рабочие, под красным знаменем - полной мерой воздали казачеству заслуженное.

Зримые события - рутина, но сердцем глядя - угасающий вечер и восходящее утро в человеке. Дух барыша, кобенящийся над плотью... плоть заморённая, взметнувшая вольный дух.
Истовая драма, настоящая суть Репинского полотнища.
---


Полотна скорбного, но и солнечного.
Не плоть ли одухотворённая, да не тело ли здравое, да голова бы умная - наконец то?

Ужели опять нет?

Экзамен неизбежен.
Если человек - основа, то и рассудим от человеческих чувств.
Рост производительности труда в мире стремится к нулю.
- Причина "казалось бы"...
Производительность бригады определяется выработкой самого слабого. Отвлекаться на слабых - непроизводительные расходы. Человек с его потребностями - гиря в условиях гонки. Заменить роботами? Войной за рынки сбыта - изнутри к чужим, блевотиной? Всё это не панацея.
- Причина истинная...
Безработным товар не доступен. Производство остановлено. Люди отброшены.
Фашизм бывает не только нацистским - с автоматом в грудь, клеймом на руку и печами концлагеря... ещё и экономическим. Элитарный рассизм, геноцид бедноты - родовая суть капиталистической, временно возобладавшей у нас, либеральщины.
Мальтус - её каратель.
Подёнщики - мишень затяжного расстрела.

Предприятия СССР обвинялись в нерентабельности, главной-то причиной-то которой была, по родительски всеобъемлющая, социальная сфера. Элиты на форумах теперь воз-морочились приличественным отношением к бедности. В приближённых Советах - чиновничьим волонтёрством, почему то - в хосписах.
Проговорились - попавшая под "рыночные" ноги вотчина - теперь предсмертная палата для убогих.
Череда революций прозрения - закваска апокалипсиса.
Челкаши в общей кубышке - финиш без-человечной ночи.

Конец света легко остановить, всего лишь признав необходимое...
Человек - всему основа и причина!
Всё во имя человека, всё для общественного блага.
Наивысшей производительности труда, достаточной по обстоятельствам, достигал Союз Советских Социалистических Республик, объявивший народ трудовой семьёй. Вот единственный ключ к государственному и общепланетному успеху.

Взросление народов продолжается.
Что делать-то будем сегодня, завтра?
"Пусть сильнее грянет буря" - день 7 ноября - революция снизу.
Совестливое общественное устройство, принятое разумением опыта, всем сердцем иссохшимся, всей душой истомившейся - 4 ноября, день желаемого Единения - революция из глубин - снизу и сверху. Бы...

Пар со льдом.
Ёрш двух сил бытия.
В хрустком гранённом стакане ноября.
"Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний"...

Сретение.
Вечность длится повторами временного.
Собор прирастает умнеющими человеческими делами.