Дуэль

Маститый писатель, чей последний роман был на слуху у всей Москвы, да, что там говорить о столице, у всей страны, был приглашен молодыми литераторами на отдых на туристическую базу в ближайшее Подмосковье.

Ему было за пятьдесят лет, но был мужчина хоть куда. Он прошел войну. Был на самом передовом фронте – в пехоте. В атаку ходил всего три раза, и каждый раз был ранен. После последнего ранения его комиссовали. Из фронта он вынес, а потом написал в своем нашумевшем романе «Пехота – царица войны», что в атаку можно сходить только раз. Исход двояк – или солдат будет убит, или ранен. За свою фронтовую жизнь он не видел солдата, который дважды сходил в атаку, и остался бы, цел и невредим. Если кто хвастался таким подвигом, то Аркадий Самуилович Волдырев обрывал его и говорил:
 - Молодой человек, Вы пороха не нюхали.

На этом дискуссия обрывалась, и Волдырев выходил победителем. Авторитет Волдырева в писательской среде был непререкаем.
В поездку он решил поехать по нескольким причинам. Он хотел узнать, чем дышит новое поколение писателей, которое не знало войны, о чем они намерены писать, и просто потому, что он уже давно засиделся у себя на даче за пишущей машинкой. Пора на люди выехать, тем более, что можно вдоволь водочки попить и от, надоевших назиданий, жены сбежать.

 Екатерина Львовна Волдырева, жена писателя, была из очень интеллигентной семьи. Ее родители трудились в области литературы, преподавали в литературном институте и пописывали повести и рассказы, которые никто не читал, так как в них не было изюминки, не было интересной завязки и мелодраматичной развязки. Волдырев мог зацепить читателя трагикомичностью ситуаций в своих романах и повестях, которые вначале шокировали читателя, заставляли его сопереживать героям, а в конце у читателя выступали слезы умиления от хеппи-энда. В этом Волдырев был мастак. Да, вот в жизни ему не хватало драматизма, переживаний и страстей. За такими вот чувствами и приключениями  поехал Аркадий Самуилович в эту авантюрную поездку.
Почему поездка была авантюрной? Оказывается, в затянутой толстым льдом реке,  возле турбазы, была вырублена большая прорубь для купания «моржей», и все молодые литераторы решили искупаться в двадцати градусный мороз в ледяной воде.

Волдырев решил не отставать от молодежи и нырнуть в прорубь, наравне со всеми.  Поэтому он свою жену не взял с собой. Она радела о его и своем здоровье,  не разрешала Аркадию Самуиловичу пить алкоголь и делать какие-либо эксперименты со своим здоровьем.
Волдырев обманул жену, объявив ей, что едет на встречу с председателем союза писателей на дачу, и число приглашенных ограниченно.
Жена писателя болела сахарным диабетом и, поэтому молодая красивая девушка, на которой женился Волдырев тридцать лет назад, превратилась толстую неповоротливую женщину. Волдырев уже давно не жил с ней, как с женщиной, из-за ее болезни. Выезжая в это авантюрное приключение, Волдырев мечтал завести близкие случайные отношения с молодой писательницей или поэтессой.

На базе ему, как известному писателю, выделили отдельную комнату в двухкомнатном домике, хотя все остальные разместились по два - по три человека в одной комнате. Волдырев придвинул лишнюю кровать к своей, подготавливая свои апартаменты к бурной ночи с какой-нибудь молоденькой женщиной, из приехавших.
Настроение было замечательное. До обеда состоялась писательская конференция, на которой Волдырева попросили прочитать главу из его нового романа, который был в работе. В этой главе пожилой писатель случайно, при драматических обстоятельствах, встречается с молодой поэтессой и у них завязывается бурная связь.

Глава была мелодраматичной, с комичной завязкой, трагической на грани жизни и смерти серединой главы и непременным, в Волдыревском стиле, хеппи-эндом. Вначале  все дружно хохотали, потом женщины с замирание сердца переживали драматургию главы, а в конце они искренне плакали, умиляясь счастливым концом любовной истории разновозрастных служителей  пера.

Волдырев задал легкий фривольный тон конференции. Литераторы хорошо отдохнули, получив от маститого писателя пример, как нужно своим искусством трогать сердца женщин и легкой сатирой развеселить мужчин.

Затем выступила поэтесса. Она писала белые стихи о природе, о единстве человеческой души и солнечных лучей. Волдыреву запомнилась помпезные фразы:

Лучи прожигают меня насквозь, высвечивая тонкие струны моей души.
Как бы я хотела сродниться с солнцем, чтобы вместе сиять на  небосклоне.
Я хочу сгореть в огне страсти и любви.
Подожгите желтые лучи мое изголодавшееся сердце!!!

Этой поэтессе было за тридцать лет, и она, по слухам,  была девственницей и чемпионкой Москвы по стрельбе из спортивного пистолета. Даже сюда, на отдых, она привезла свои пистолеты и мишени, чтобы не терять спортивную форму.

Затем выступили прозаики. Они прочитали рассказы, которые, как рупор, трубили о героических буднях рядовых тружеников производства. Волдырев откровенно скучал. «Сводки рабочего дня..» ему порядком поднадоели.

После прекрасного обеда, Волдырев, зевая, пошел в свою комнату вздремнуть часок, другой. Перед уходом его предупредили, что купание в проруби будет в 16-00, просьба не опаздывать, а после намечался сабантуй с танцами в клубе базы.
Волдырев сладко уснул. Во сне он выдел молоденькую поэтессу, которая занималась с ним любовью и твердила свою помпезную фразу:
О, как я хочу сгореть в ярком пламени страсти и любви, о, мой избранник…

К четырем часам Волдырев подошел к вагончику возле реки. Молодые люди уже разделись и готовились нырять в прорубь. Волдырев зашел в вагончик, чтобы переодеться. Вагончик имел на две равные половины, входная дверь которого как раз делила его  на женскую и мужскую, плотными занавесками из одеял.

Из женской половины вышла молодая женщина в купальнике и загадочно улыбнулась Волдыреву, который заходил в вагончик. Улыбку этой дамы Волдырев воспринял, как аванс к предстоящей страстной связи с молодой представительницей прекрасного пола, на которую он, непременно, рассчитывал.
 
Занавеска женской половины немного отошла от стены, и в образовавшееся отверстие Волдырев увидел поэтессу, которая накануне читала свои белые стихи. Она неторопливо переодевалась в купальник.
Он зашел и стал переодеваться. Снял с себя всю одежду и хотел уже надеть купальный костюм. Но в этот момент им завладело любопытство, он отодвинул свою занавеску и стал смотреть в это отверстие  между стеной и одеялом женской половины.

То, что он увидел, привело его в сильное волнение. Он увидел поэтессу. Она была, совершенно, обнажена. Ее девичья грудь  небольшими выпуклостями обрамляли грудную клетку девушки, а торчащими острые соски, которые смотрели снизу вверх и в разные стороны, были похожи на ярко-красные плоды малины.  От пупка вниз, к лону, шла дорожка мелких шелковистых волос. Она была худощава, стройна, если не сказать грубее, больше похожа на узницу концлагеря.

Чем несуразнее была фигура девушки, чем бессмысленнее были ее вычурные стихи, тем больший интерес она вызывала в Волдыреве.
Он вспомнил фигуру своей жены в молодости. Фронтовик Волдырев женился на девушке, с большой грудью, о чем потом очень сожалел. Выражение: «Если грудь женщины не вмещается в мужскую ладонь, то это не грудь, а вымя», полностью оправдалось в его сексуальной жизни. Жена Волдырева любила позу наездницы во время секса, поэтому он всегда получал пощечины от правой и левой груди супруги, которая в страстном порыве хлестала ими его по щекам. Теперь же он хотел исправить ошибку своей молодости и найти возлюбленную с маленькой грудью.

От увиденного им голого тела девушки, на Волдырева нахлынула сильнейшая волна возбуждения. Под влиянием наваждения, овладеть этой нескладной девушкой, Волдырев вышел из мужской половины вагончика и без предупреждения вошел в женскую часть.
Не давая поэтессе, опомнится, он прижал ее к себе, коснувшись своим мужским естеством женского лона. От неожиданности девушка сомкнула колени и сдавила ими причинное место Волдырева. От перевозбуждения у него произошло семяизвержение. Девушка не успела даже вскрикнуть. Она оттолкнула Волдырева и влепила ему звонкую пощечину.
- О! Ради всего святого, простите! – опомнился Волдырев и мигом вылетел из женской половины.
Оттуда послышался громкий плачь девушки, и нервный смех какой-то другой женщины.
- Неужели она была не одна? – промелькнула лихорадочная мысль в  голове Волдырева.

Он быстро выскочил из вагончика, прикладывая к, горевшей от пощечины, щеке холодный снег.
Молодые люди уже окунулись в проруби. Волдырев с разбегу тоже плюхнулся в ледяную воду. Он мигом отрезвел от наваждения и стал искать поэтессу, чтобы как-то вымолить прощение за свои взбалмошные действия.

Он сам не ожидал от себя такого вздорного поступка. Уже пять лет Волдырев не прикасался к женскому телу так близко. Его жена была ему другом, служанкой, кухаркой, медсестрой, кем угодно, но только не женщиной.  Он сублимировал всю свою сексуальную энергию в творчество. Его роман признали шедевром современной литературы. А тут такое?

Но вскоре начался банкет. Волдырев откровенно напился. Отвел душу. На танцах его приглашали все женщины, кроме поэтессы. Ее не было ни у проруби, ни на банкете, ни на танцах. Где же она? Куда она подевалась?

У себя в комнате на столе Волдырев увидел совершенно белый конверт. Открыв его, Волдырев прочитал: «Милостивый государь! Вы дерзко покусились на честь невинной девушки. Я требую немедленного удовлетворения. Завтра в 05-30 к Вам придет мой секундант (муж женщины, которая стала свидетелем вашей дерзкой выходки). Стреляться будем на спортивных пистолетах в 06-00 у реки. Никаких извинений я не приемлю. Свою вину вы должны искупить ценой вашей жизни. Поэтесса Элеонора Завировская».

Это вычурное имя Дуся Козявкина взяла себе, как поэтический псевдоним. Она выросла в семье полуинтеллигентов. Отца своего она никогда не знала. Мать говорила, что он уехал на Север за длинным рублем. Иногда он присылал деньги. С фотографии на Дусю смотрел человек-фронтовик, весь опаленный войной, с неправильными чертами лица. На матери Дуси он не женился, а овладел ею, совершенно случайно, на вечеринке у ее подруги, которая дождалась мужа с фронта.

Тогда в воздухе витала радость и приподнятое настроение. Мать Дуси немного выпила, голова ее закружилась. Отец Дуси тоже вернулся с фронта. Под воздействием эйфории,  матери Дуси было неудобно отказать фронтовику, тем более, что он проявил сноровку и мигом раздел полупьяную девственницу. Узнав, что девушка забеременела, фронтовик обещал присылать деньги, что он регулярно и делал.

Мать Дуси работала в Третьяковской галереи смотрительницей зала. Образование ее было семь классов, но к искусству она стремилась всей душой. Это стремление к чему-то духовному и возвышенному мать передала своей дочери. Больше мужчин в жизни матери Дуси не было.

Дуся со школьной скамьи занималась в секции спортивной стрельбы. Она также дневала и ночевала вместе с матерью в Третьяковке. Прекрасные полотна знаменитых художников вызывали у Дуси высокий слог. Она уже не могла нормально говорить. Ее речь стала походить на возвышенные белые стихи. Это заметили окружающие, и Дуся стала посещать собрания молодых писателей в Доме Литератора.

Там относились к ней, как мечтательнице не от мира сего, некоторые называли ее прямо – дурочкой, но все, как сговорившись, любили послушать ее стихи, в искренности которых никто не сомневался.

Дуся выросла без отца, поэтому ухаживания молодых людей она резко отвергала. Ее привлекали мужчины более старшего возраста. Узнав, что известный писатель, ровесник ее матери, будет на турбазе, сердце Дуси затрепетало. Она решила, во что бы то ни стало, произвести на него впечатление. Стихи о солнце и солнечных лучах возникли у нее спонтанно, прямо в клубе турбазы, под впечатлением встречи с Волдыревым. Ее мысли и привлекли к ней писателя.

Его прямые действия вызвали в сердце девушки совершено противоположные чувства. От любви, обожания и почитания – к ненависти и желанию убить дерзкого наглеца.
Но оставим поэтессу. Вернемся к недоумевающему писателю. Он не мог прийти в себя от неожиданного вызова.
Так вот, почему ее нигде не было?

Что за средневековое ребячество? Мы живем не в 19 веке. Дуэли уже давно не практикуются при выяснении отношений.
Она такая же идиотка, как и ее стихи. Но почему я так взволнован? Почему бы мне не проигнорировать ее вызов, заказать прямо сейчас такси и уехать  в Москву?
Нет, так просто не получится. У нее есть свидетель. Волдырев достал из чемодана бутылку армянского коньяка пять звездочек и стал пить, наливая маленькими порциями в граненый стакан, который стоял на столе.

А чего я испугался? Я же фронтовик? Три раза я ходил в атаку на врага, три раза я смотрел смерти в глаза. А тут  какая-то девчонка угрожает мне расправой?
 Да, я виноват. Да, я не сдержал порывов страсти. Но почему дуэль? Да, еще с девушкой? Какой позор?

Волдырев в таких рассуждениях провел часть ночи, пока не осушил бутылку алкоголя, и усталость не сломила его. Он так и уснул, не раздеваясь. И только он прислонил свою голову к подушке, как чья-то рука стала его тормошить.
- Аркадий Самуилович, вставайте. Уже 05-30. Пора! - тараторил молодой мужской голос.
- А? Что? Ах, да! Этот дурацкий вызов! – стал бормотать сонный Волдырев.
Он быстро привел себя в порядок так, как он привык на фронте, и они с секундантом вышли к реке. По дороге мужчина лет 35 стал выговаривать Волдыреву:
- Я и сам начистил бы Вам физиономию, ведь моя жена видела Вас голым. Слава богу, она была в купальнике. Иначе, я за себя не ручался бы. Сейчас Элеонора влепит пулю в Вашу гениальную голову из спортивного пистолета. Я уверен, Вы успокоитесь навсегда, старый развратник.
- Молодой человек, простите. Я совсем не хотел задеть целомудрие Вашей супруги. Я, вообще, ее не видел. Я думал, что там кроме поэтессы никого нет. А потом, я не такой дикарь, как Вы могли обо мне подумать. Я пять лет воздерживался без женщины, так как моя жена очень больна. И тут, вдруг, я случайно увидел голое женское тело. Сработало какое-то наваждение. Я не понимал, что со мной происходит, – попытался оправдаться Волдырев.

Но они дошли до условленного места и секундант не успел ничего ответить на оправдание писателя.
Элеонора со своим секундантом уже ожидала своего противника. Поэтесса была бледна, как мел. На ней был спортивный костюм. Она как будто пришла на тренировку по стрельбе из пистолета. Ее секундант, молодая женщина, лет 30-ти, тоже была одета по-спортивному.

Все, что происходило дальше, Волдырев наблюдал, как бы со стороны. Секунданты отмеряли тридцать шагов, роздали пистолеты, поставили барьеры, из заранее заостренных веток, на расстоянии десяти метров от противников и дали команду: «Сходитесь!».

От плохого сна и выпитого непомерно большого количества алкоголя прошлой ночью у Волдырева было полуобморочное состояние. Когда он увидел, что поэтесса направила на него пистолет, то он упал в обморок. Его падение совпало с выстрелом.  Волдырев услышал, как выше, в  сантиметре от его головы просвистела пуля.
Но обморок оказался неглубоким. Он тут же очнулся и ему помог подняться его секундант.
- Промах! – констатировал секундант Волдырева.
- Не может быть! – вскрикнула поэтесса. – Я не могла промахнуться. Это впервые в моей спортивной карьере.
- Ваш выстрел, господин писатель! – громко проговорил секундант.
Волдырев вскинул пистолет и выстрелил. Поэтесса упала в обморок и рядом с ней упала, убитая Волдыревым, ворона.
- А ну, вас к черту! – громко сказал Волдырев и пошел спать.
Он проспал до шести часов вечера. Когда он проснулся, то обнаружил, что рядом с ним в постели находится еще кто-то. Это была поэтесса.
- Возьми меня, Аркаша, я твоя, – прошептала Элеонора и жарко поцеловала его в губы.

Оставшийся кратковременный отпуск от работы, Волдырев и поэтесса провели в постели. Они не могли насладиться любовью. Их верные секунданты приносили им еду и молча, уходили, стараясь не нарушить установившуюся идиллию.
- Аркаша, послушай, какие замечательные стихи я сочинила.
Зимой, в заснеженном лесу, где иней покрыл ели, и ветерок легко сдувает его кристаллы нам лицо, нашли две страждущие души покой и мир, и страсть, и ненависть, а главное любовь.

Любить, готова я тебя всю жизнь, ты свет в моем окошке, милый.
Ты выстрелом убил все темное (ворону), что было в душах наших, оставив нам в наследие любовь.

Я могу бесконечно читать тебе такие стихи. Я счастлива, как никогда. Аркаша, скажи, ты полюбил меня? – шептала счастливая Элеонора.
- Да, с той минуты, когда увидел тебя такую, какая ты есть на самом деле, без одежды. Я уже тогда готов был бесконечно целовать твои остренькие ярко-красные плоды малины, которых не коснулись уста младенца и руки другого мужчины. Я увидел тогда твою чистоту и красоту твоей искренней души. Элеонора, я ухожу к тебе. Я твой и только твой. Ты мне родишь сына и дочь? Ведь я так мечтал иметь детей, но жена мне их не родила, - решительно проговорил Волдырев.
- Да, милый. Я бесконечно счастлива, что мы нашли друг друга, - сказала Элеонора, блаженно, млея в объятиях своего кумира.