Зимние празднике на селе в 60-е годы прошлого стол

 

      Прихожу зимой однажды утром с ночной вахты домой, а Степан, сын тети Мани,  мне и говорит: «Володя, поехали в соседнюю деревню, там нынче праздник какой-то престольный, посмотришь, как празднуют в деревне, там у меня родственники». Я ему: «Степан, я же голодный и усталый!» А он: «Ничего, там накормят, а ехать всего каких-нибудь 10 км!» Ну, я и согласился. Сели мы в  сани и савраска бодро понесла нас по зимней дороге. Вокруг белый чистый снег, поля, перелески, тишина, только скрип полозьев.

       А мне почему- то представились зимние праздники на деревне по картинам русских художников  Сурикова, Кустодиева, Коровина, Саврасова. Так и стояла картина Сурикова «Взятие снежного городка» или картина Кустодиева «Масленица» или его  картина «Зима. Крещенское водосвятие». Думал я, что меня ожидало что-то необычное, древний ритуал  какого-то празднества, прямо по Римсому-Корсакову  – Снегурочка, Лель и прочие сказочные персонажи.

       И так мне стало радостно от ожидаемого праздника зимы, что я забыл свой голод, усталость и наблюдал за окружающей природой, так гармонирующей с моими ожиданиями! А вокруг мелькали зимние перелески, огромные заснеженные поля и длинная петляющая деревенская дорога в снегу, по которой неторопливо бежала наша лошадка.  И такая была кругом ширь снежная, что я подумал: «Какая же наша Россия большая!» Я был молод и весь был в ожидании праздника и какого-то чуда, мною еще не пережитого.

      Приехали, привязали лошадь и в дом. За длинным столом сидят сельчане, видимо с глубокого похмелья, оказывается, гуляют уже второй день. На столе несколько маленьких белых булочек и разносят  в стаканах бражку. Все пьют и к булочкам не притрагиваются, наверное, уже сыты, а мне есть хочется, но и неудобно показать это. Смотрю по сторонам, соседи, какие – то смурые сидят и не веселые. Думаю, а где же веселье зимнее, что я представил себе, едучи сюда. Выпил я стакана два бражки, пощипал культурно от булочки  и чувствую, что пьянею. Я к Степану – поехали домой, а он и слышать не хочет. «Что ты, говорит, выпивка только начинается!» Я все понял, что праздника не будет, о котором я мечтал, а будет пьянка, а потом, наверное, драка. Я забыл, что я живу не во время Сурикова и Кустодиева, а сейчас время большевиков.

       А праздник, когда радость на душе и ясные перспективы. А что у колхозника?  Он, по сути, раб на земле – за труд получает непонятные трудодни в виде палочек в учетной тетрадке бригадира, паспорта  у него нет, поэтому уехать и сменить место жительства он не может (паспорта получали только военнослужащие после того, как они отслужили в армии и, как правило,  в деревню уже не возвращались, а оседали в городе). Самых трудоспособных и талантливых хлеборобов Сталин в 20-е годы, практически, уничтожил – их раскулачивали, даже за то, что у крестьянина была лошадь и корова,  и ссылали в  в места очень уж отдаленные. Многие из них погибали от голода и холода.

       Поэтому остались на деревне батраки и далеко не все из них умели работать! И я понял, что зимние праздники на деревне, что были когда-то, сегодня превращаются в обычную пьянку, а не веселье.

      Пришлось мне на той же лошади срочно уезжать, сел в сани и отключился. Лошадь дорогу домой знала и без моего участия привезла в Вишневку. Как я по дороге не выпал из саней! Замерз страшно, хотя и одет был по зимнему. Вот так на деревне  зимой гуляли в 60-тые годы!

      Может быть сейчас по-другому, если я не прав, то ответьте, напишите другую правду!