Протуберанцы. Глава 13

Глава тринадцатая

Командировка в военный городок «Шипка»

Радиолокационный узел раннего предупреждения РО—5 строился в рамках программы по созданию СПРН «Экватор» с 1972 г. Оснащался радиолокационной ячейкой «Днепр» в составе 2—х секторных радиолокационных станций 5Н86. На вооружение Советской Армии узел раннего предупреждения РО—5 был принят в 1977 г., на боевое дежурство поставлен в 1979 году. РЛС 5Н86 «Днепр» были построены в 1979 году на узле РО-4 «Николаев» в г. Севастополе, мыс Херсонес и на узле РО-5 в г. Мукачево, п. Пестрялово, УССР, что обеспечило возможность контроля ПВО за юго-западным направлением. Объекты замыкались на «ядерный чемоданчик».

В. Г. Морозов — главный конструктор СПРН, из статьи в газете «Войны и конфликты» от 14.04.2000 г.

Мне и водителю КАМАЗа с полуприцепом Валентину Богнару, служащему СА, была поставлена задача главным механиком, подполковником Кожевниковым, вывезти в Будапешт для центра управления боевыми полетами кое-какое оборудование из военного городка «Шипка», расположенного недалеко от города Мукачево Закарпатской области. А заодно, отвезти боевую машину пехоты без башни, сохранившуюся в рабочем состоянии после взрыва в одной из частей ЮГВ, в город Виноградов, для ПМК — передвижной механизированной колонны, купившей для своих целей этот своеобразный военный тягач. А дело было так: в обеденный перерыв один боец, оставшись в охране, сел самостоятельно за рычаги танка и при выполнении маневра поворота совершил наезд на пластиковый контейнер с зарядом. При этом от трения произошло возгорание, — хлопок, после которого загорелись выложенные в ряд на обслуживание снаряды и заряды. Танки были заправлены дизтопливом и боекомплектом по полной программе, часть-то боевая. На месте взрывов танков образовались огромные воронки, рядом стояли и боевые машины пехоты. Вот эту, одну из тех БМП без башни, но в рабочем состоянии бойцы автопарка и крепили на полуприцеп нашего КАМАЗа.

У меня сложилось впечатление, что эта поездка в Мукачево была задумана специально подполковником Кожевниковым, как частная вылазка: отвезти какой-то танк без башни, забрать какие-то изделия, привезти — это не уровень нашего УНРа. Я частенько наблюдал, как главный механик и водитель Богнар постоянно о чём-то беседовали на территории автопарка, спорили, махали «крыльями». Скорее всего, наша командировка была нужна для того, чтобы успешно наполнить валютой карманы предводителей «команчей». Кому это было нужно, отвезти в Союз — продать, опять же из Союза вывести — продать? Тем более, я знал, что все наши заказы для строительства объектов в Венгрии, которые мы размещали на заводах СССР, были заморожены в связи с выводом войск, и централизованно уже ничего не поставлялась. Поэтому, каждый начальник старался решить свои финансовые проблемы на местном международном уровне. Но приказ, есть приказ, командировка выписана, командировочные полученные, так что всё, это не обсуждается — надо ехать, тем более, начальник отдела кадров выдал новенький служебный паспорт, на котором я сфотографирован уже в звании капитана в морском парадном кителе с золотыми якорями. Поеду, отвлекусь, посмотрю, как живет Западная Украина. Да и себя поддержу финансово, посредством контрабанды. Брат Ефим тоже не горюет, каждое утром ходит на биржу труда с робой подмышкой — работает на мадьяр. Те ему платят исправно, ежедневно, так что ему даже уже начинает нравиться эта жизнь в Будапеште.

Что обычно везут из Венгрии в Союз, особенно, когда выпадает «халявная» командировка? Везут всё, на что хватило денег. Джинсы, которые советскому человеку легально купить было невозможно. Эта повседневная одежда загнивающего Запада была под запретом, а провезти их через таможню было чревато последствиями. Джинсы не выпускали на фабриках, не импортировали в страну — у фарцовщиков стоимость пары заветных «Levis» доходила до двухсот рублей. Их аналоги, правда, шила в Союзе подпольно особая каста кооператоров-цеховиков. Везут спортивную одежду и кроссовки «Adidas», в которых в Союзе не стеснялись ходить в гости и в театр. Комплект этой одежды равнялся пятимесячной зарплате и реально: «тому, кто носит „Adidas“, любая дева честь отдаст». Везут жевательную резинку пачками — «Stimorol», «Turbo». Многие делали свой частный бизнес на часах с калькулятором японской фирмы «Casio», которые неплохо продавались, потому, что эти электронные часы ещё имели и семь мелодий будильника в своей памяти. Стоили они половину месячной зарплаты в Союзе, и это был весьма выгодный бизнес, так как в Венгрии они стоили в переводе по курсу, всего пять рублей. Везут виниловые пластинки. Чтобы купить настоящую виниловую пластинку записи «Beatles», привезенную из Будапешта приходилось выкладывать за диск рублей сто, а то и более. Всё это везлось тайком, рискуя лишиться товара на таможне. Но для нас с Валентином это был мелкий бизнес, давно канувший в «лету». Наше основное бизнес-занятие заключалось в перемещении через границу видеомагнитофонов и видеокамер. Советские видеомагнитофоны только начинали выпускаться и стоили заоблачных денег — более тысячи рубликов. Зарубежные аналоги в пять раз дороже, но, несмотря на это, находились желающие приобрести дорогую импортную аппаратуру, а иногда, даже, на неё меняли машины и квартиры. Посему, отправляясь в командировку, Богнар взял с собой японский «Panasonic» и упаковку чистых видеокассет, я взял то же самое, только марка видеомагнитофона у меня была «JVC».

Мы решили выехать из Будапешта утром часов в шесть, чтоб выскочить на трассу, ведущую к пограничному переходу Вилок-Тисабеч, а далее, на город Виноградов. Для этого была выбрана основная трасса Е71, которая, после города Мезёкёвешд разветвилась на Е79 и М3. Е79 шла в Чехословакию, а трасса М3 — в УССР. Была возможность уйти влево на пограничный переход ЧОП, после города Ньиредьхаза, но мы решили ехать напрямик через Вилок-Тисабеч. Так было короче.

***

Квартирка у Ольги была небольшая, но довольно-таки уютная, на верхнем этаже трехэтажного дома. Дом был «сталинской» постройки, как говорят в народе, с толстыми наружными стенами и высокими потолками. На лестничной площадке верхнего этажа компактно расположились четыре входных двери, ведущие в квартиры: по одной слева и справа, и две — прямо. Планировка самой же квартиры, где проживала Ольга, была самая наипростейшая, но, довольно-таки функциональная для однокомнатной флэт: прямо кухня, слева санузел с ванной комнатой и направо — гостиная.

— Ну, вот мы и дома. Проходи, Сева, обувь можешь не снимать. Ванная комната в твоём распоряжении, а я, пока, быстренько приготовлю штрудли.

— Штрудли, — переспросил я Ольгу, — что это такое?

— Это блюдо поволжских немцев с мясом и капустой — одно из моих любимых блюд, которое готовит моя мама, а ей достался рецепт, — продолжала Ольга, — от бабушки, которая жила в поволжской немецкой республике.

— Какой ещё «поволжской немецкой республике»? — Опять переспросил я, — что-то об этом вообще никогда не слышал.

— Ну, как же, Сева, это история. Екатерина Вторая своим манифестом пригласила немцев переехать в Россию и поселиться на берегах Волги. Ты разве об этом не знаешь?

— Нет, я знаю, что немцы жили в Саратовской и Самарской губерниях, да и мне Альбина… — я замолчал, потому, как понял, что чуть было не проговорился.

— Что Альбина? — Насторожилась Ольга.

— Да нет, я что-то не то хотел сказать. Так о чём ты, продолжай.

— Ну, вот, а уже после революции в 1918 году была образована автономная Советская Социалистическая Республика немцев Поволжья. Ну, как же, Сева, историю надо знать.

— Ой, каюсь! Я с тобой согласен, что историю надо знать, но здесь у меня пробел в образовании.

— Ладно, это не самое страшное. Так вот, штрудли, это очень вкусное и сытное мясное блюдо с нежной мягкой паровой булочкой, это блюдо тебя не оставит равнодушным.

— Но его, наверное, очень долго готовить?

— Ну, почему долго? Ты сходи в ванную, прими душ, а выйдешь я успею его приготовить и будем кушать, тем более, что, готовое тесто у меня всегда лежит в холодильнике.

— Хорошо, давай так и поступим. Тогда, я в ванную?

— Смотри, там, значит, висит полотенце для рук, полотенце для ног, полотенце для лица и банные полотенца, пользуйся всем, что тебе нужно. Я принесу тебе махровый мужской халат; у меня ещё остались кое-какие вещи от мужа. Ты не против?

— Нет, конечно, не против. Расскажешь о своём муже?

— Расскажу, почему бы нет, вот, за ужином и поговорим, — Ольга прошла в гостиную, открыла стеклянный комод в стиле хай-тек и достала оттуда сложенный вчетверо махровый халат. — Вот, держи, ванная комната ждёт тебя, наслаждайся водными процедурами.

Ольга прошла на кухню, а я осторожно пробрался в ванную и поразился продуманным интерьером совмещенного санузла однокомнатной малогабаритной квартиры, полы и стены которой были искусно выложены керамической плиткой с затейливым орнаментом. Наличие зеркал, многочисленных хромированных подставочек, держателей и полотенцесушителя, говорило о том, что стиль «hi-tech» был решающим в этом доме и весьма мил её современной хозяйке. Я разделся, открыл пластиковую дверь полукруглой душевой кабины, вошел в неё и отрегулировал холодную и горячую воду. Тёплые водяные струи с силой ударили по спине, смывая пот и невидимый налет дорожной пыли. В самом верху, под потолком, я обнаружил встроенную акустическую систему: «О, да, Ольга ещё и меломан!», — Подумал я и нажал на кнопку с надписью «play». Из динамиков полилась музыка, и певец голосом Меладзе запел:

Небеса мои, обетованные,

Что же вы молчите опять, высотою маня?

Небеса мои, обетованные,

Нелегко пред вами стоять,

Так услышьте меня!

После душа я, накинув на себя махровый халат, тихонечко вышел из ванной комнаты и на цыпочках прошел в гостиную. Ольга ещё возилась с ужином на кухне. Присев на краешек кожаного дивана я не заметил, как сон сморил меня.

***

Я всю дорогу провалялся на спальнике КАМАЗа. Это незабываемое чувство ничегонеделания возникает при полной лености бытия. Когда не думаешь ни о чём, лежишь себе и изредка поглядываешь на пролетающие мимо чистенькие и уютные венгерские городки и поселки, редкие перелески с деревьями, одетыми в пластиковые трубы, чтобы не изгрызла кору стволов вездесущая армада диких зайцев. Любуешься аккуратными периметрами сельскохозяйственных пашен и нив, радуешься облакам, плывущим в неиссякаемой лазури белоснежными лошадками. Я вспомнил небо в родном Приморье — оно абсолютно другое, не такое, как в Венгрии. Небо на родине под стать настроению человека. Оно может быть хмурым, с мелкими перисто-слоистыми или кучевыми облаками. Но выглянуло солнышко, и поменялось настроение — кучевые облака стали белыми и пушистыми, придержав дождевую влагу до лучших времен. Облака на Дальнем Востоке — это, как настроение человека, меняющееся ежечасно. Глядь, и вот уже слоистые облака стали грозовыми, задул ветер, закапали редкие дождевые шарики, и яростный ливень неожиданно обрушивается на повинную землю холодными потоками воды. А с азиатской стороны незаметно, по-пластунски, подкрадывается поток горячего воздуха, и без подготовки вступает в поединок с неприступным холодным эфиром. И тут сразу, как по мановению волшебной палочки, перисто-слоистые облака подымаются вверх и превращаются в грозные серебристые. Но недолго им угрюмо красоваться в лунном потоке блеклого света — всходит солнце, и облака вновь радостно несутся вдоль мистического свода золотыми барашками, озолачивая хрустальные грани небесного лазурита.

У моего сотоварища по командировке, Валентина Богнара, было хобби — это соревнования в самом престижном классе кольцевых автогонок, для автомобилей с объемом двигателя 1500 куб. см. Раз в год он выступал в местных автогонках на трассе в районе города Ужгорода. По признанию Валентина, в соревнованиях автомобилей этого класса решающим фактором становится уже не мотор и слаженность узлов машины тольяттинских ВАЗ-2106 — «Lada-1600», или «шестерок» в просторечие, а практические навыки и исключительно мастерство пилотов.

Перед призывом в армию Валя учился на водителя в ДОСААФе по направлению от военкомата. Отслужив солдатом в автобате в ЮГВ, он получил шоферскую подготовку на дорогах Венгрии. Демобилизовавшись, не долго думая, опять же через военкомат, завербовался водителем в Южную группу войск, в «стройбат», но уже рабочим СА за двойную зарплату, которая в рублях откладывалась на книжку в Союзе, а в форинтах выдавалась на руки через кассу УНРа.

Не то, чтобы он был автогонщик-профи, он, как и все честные люди, каждый день ходил на работу, где основательно работал водителем длинномера двадцать четыре часа в сутки. Вечером возвращался в общежитие УНРа, а в отпуске, обязательно ездил отдыхать на море — Черное или Балтийское, любил женщин, и они любили его, посещал рестораны и не любил кино, в общем, жил непростой жизнью обыкновенного мачо. В Союзе он проживал в городе Виноградов в полноценной семье: с отцом, матерью и старой бабкой, говорившей на непонятном закарпатском наречии, и то, что в Украине считалось «Дуже гарно!», у неё было — «Дуже файно!». Отец по национальности был венгр, мать русская, и Валентину досталось в наследство виртуозное владение двумя языками.

Мы уже достаточно далеко отъехали от Будапешта, и реально захотелось есть.

— Валентин, может быть, остановимся возле корчмы на трассе, что-нибудь перекусим?

— Давай остановимся Сева, я за! Скоро будет город ;feh;rt;, там есть прекрасная корчма, да и хозяина я знаю: привозил ему как-то доски обрезные из Союза — он даже будет рад нашей встрече.

Минут через двадцать мы подъехали к придорожному кафе и припарковали КАМАЗ на стоянке для большегрузов. Кафе было одноэтажное с вытянутой в длину верандой, развернутой в сторону трассы. Я и Валентин по ступенькам поднялись на просторную площадку террасы, заставленную в шахматном порядке прямоугольными деревянными обеденными столами, за которыми сидели пожилые венгры, пили вино и разговаривали между собой. Мы облюбовали небольшой столик с видом на площадку с нашим автомобилем. Валентин непринужденно откинулся на спинку деревянного кресла и спросил у молодого бармена по-венгерски:

— Bar;tom, mondd meg, hol van a f;n;ke?

— Elmondom, hogy j;jj;n?

— Igen, k;rlek.

— Egy pillanat, — ответил бармен и ушел вглубь помещения кафе.

— Что Сева будем заказывать?

— Знаешь, Валентинас, аппетит приходит во время еды — очень сильно захотелось есть. Может чего-нибудь горячего, типа, венгерского гуляша?

— Я тебя понял, сейчас подойдет хозяин, и мы закажем все как надо.

Хозяин не заставил себя долго ждать и появился в проеме таверны, радуясь, и жестикулируя руками, а шампур был ему вместо дирижерской палочки.

— ;, Valentine, ;r;l;k, hogy l;tlak!

— Hello, Sandor, hello bar;tom!

— Hogy vagy, hogyan csin;lod?

— Nos, Valentine nyugodtan j;r, Isten seg;t. Elmegy az Uni;ba?

— Да, в командировку, заодно домой заеду.

— Это хорошо!

— Кстати, познакомься — это мой товарищ капитан Смирнов. Прошу любить и жаловать.

— Сева.

— Sandor.

— Nagyon ;hesek vagyunk, k;rj;k, hozzon valami forr;at.

— M;ria fogja hozni.

— Mondja meg, tal;n ;t kell sz;ll;tania az ;rut a hat;ron?

Пока Марийка готовила нам венгерский гуляш, Валентин и Сандор были заняты беседой на обоюдно интересующие темы, касающиеся мелкособственнического бизнеса. А, если сказать проще, взаимовыгодного перемещения товаров через кордон.

— Валентин, — Сандор почесав затылок, сделал глоток минеральной воды из бокала, стоявшего на столе, — не знаю, с чего начать рассказ о своем друге художнике? Я его знаю, Валентин, давно, ещё со школы, творческий был мальчик: на уроках постоянно что-то рисовал в тетрадке и никому ничего не показывал, только один раз мне, как другу, показал несколько рисунков карандашом. Только сейчас я начинаю понимать, что это было прекрасная для его уровня графика, а тогда — рисунки и рисунки, ничего более. А для него — дело всей жизни. Вот что значит детское увлечение, и сейчас, будучи человеком в возрасте и, можно сказать, человеком состоятельным и состоявшимся как художник, он продолжает заниматься своим творчеством.

— Сандор, а он что, картины пишет?

— Нет, Валентин, нет. Как бы тебе объяснить? Он по металлу работает, чеканкой занимается. Я видел одну его работу, наверное, самую первую. Так интересно сделан из медного листа кот: внутри лампочку вставил, глаза сделал из бусинок, прикрутил на деревянный щит красного дерева, включил подсветку и знаешь, это смотрелось так неожиданно и красиво, что многие удивились. А было ему тогда всего четырнадцать лет.

— Так он скульптор по металлу?

— Ну, да, наверное, так можно сказать — скульптор по металлу, чеканщик, художник. Знаешь, вот ему можно было бы привести из Союза медные листы для чеканки, он бы купил их, точно. Здесь эту продукцию, практически, невозможно достать, а если возможно, то по таким заоблачным ценам, что не каждый и купит. В Союзе, я знаю, это не проблема, люди иногда даже крыши медными листами кроют. Проблема привезти их сюда. Так что, подумай Валентин на эту тему.

— Сандор, я тебя понял, идея весьма привлекательная. Ты только не забудь свой процент от этой сделки.

— Валентин, да какой процент? Я же другу своему хочу сделать приятный сюрприз, а он мне на двери таверны из одного листа отчеканит какой-нибудь геральдический щит — вот и весь мой интерес.

— Так чем он конкретно занимается, какой у него бизнес, Сандор, я так и не понял?

— Валя, он выполняет заказы, всякие поделки, гербы фамильные, геральдику. В Будапеште многие кафе, рестораны заказывают у него чеканку в свои залы, так что не переживай, медный лист, это товар ходовой.

— А вот, кстати, и он сам, вспомнили о таланте — он тут как тут.

— Привет, Сандор, ты хотел сказать «вспомни о черте, и он появится»?

— Здравствуй, Ласло, как можно о тебе такое говорить? Твое творчество божественно, и черт тут совсем не причем.

— Ой, старый льстец, но, спасибо, приятно. Сандор, представь мне своих друзей.

— Это Валентин и…

— Владислав, можно просто — Сева, — продолжил я, встав из-за стола, поприветствовал Ласло рукопожатием.

Валентин также поднялся для приветствия:

— J; napot!

— Здравствуй, Валентин, можно по-русски, я выучил этот язык ещё в Сибири. Разрешите представиться, Vad;sz L;szl;, моя фамилия переводится на русский как «охотник». Бывший венгерский военнопленный, заключенный лагеря «Устье» НКВД СССР.

— Удивительно, так вы сидели? А за что? — Вопросы вырвались у меня непроизвольно, без всякой задней мысли.

— Я, Сева, был интернирован за антисоветскую деятельность в ноябре 1956 года. Но это не совсем так, скорее всего, я попал тогда под горячую руку, молодой был, неопытный. До 1956 года я состоял в Dolgoz; Ifj;s;g Sz;vets;ge, который потом переименовали в Magyar Kommunista Ifj;s;gi Sz;vets;g, и даже побывал в 1963 году на комсомольской стройке Усть-Илимской гидроэлектростанции после реабилитации. Ах, какую прекрасную песню пела Майя Кристалинская про наш Усть-Илим, между собой мы ее называли Maya Stalin krist;lya и пытались ее песню перевести и спеть по-венгерски:

Ust-Ilim egy v;ros a Taiga foly;n,

Ust-Ilim — a messze v;rosi f;ny.

Z;ld csillagok a taiga illata a luc,

;s az ;gak olvasnak verseket.

— Но это, так, лирика.

— Ласло, и что, вы реально хотели вооруженным восстанием против существовавшей в вашей стране советской власти, что-то изменить? И для чего?

— Не знаю, Сева. Крестьяне нашей деревни не участвовали в тех событиях. Мы были нормальные люди и по-хорошему встречали советских воинов. Все односельчане выходили на дорогу встречать ваши танки, выносили бутыли с вином — у всех же были виноградники. А бутыли были большие, плетенные, вот этим вином и угощали русских, но они требовали, чтобы мы пробовали вино, не отравленное ли.

— Так, за что тебя-то взяли?

— Молодежь городская, студенты, были основными участниками событий — испытывали ненависть к русским. Именно они перекрывали дорогу на Будапешт и устраивали различные засады, бросали бутылки с зажигательной смесью в танки. Я не видел ни одного пожилого человека в их рядах. Эх, молодежь неразумная, а я в то время, как раз гостил у подружки в Будапеште, там и загребли.

— Говорят, что это была революция демократическая против сталинизма? — Я неумолимо пытал Ласло, мне было интересно узнать то далекое, трагичное прошлое.

— Не знаю никакой революции, и народного восстания не было. Да, народ был разделён по поколениям, но в бунте участвовала в основном молодежь, одурманенная западной пропагандой. Да ещё агенты с запада и некоторые военные присоединялись к ним — они и составляли основной костяк вооруженных отрядов, которые стреляли в русских. Бунтовщики в то время поддерживали Имре Надя, а люди, которые постарше были, всё понимали и к советским войскам хорошо относились, особенно те, кто войну пережил. Бастовала в основном городская молодежь, наша сельская в этом не участвовала — они были за русских, и тепло встречали советских военных, угощали, беседовали. Русские прибыли как раз во время полнейшего развала страны, в самый разгар заварухи. А что творилось в это время — границы открыты, оружейные склады воинских частей разграблены, в воздухе витала непонятная ненависть ко всему советскому. Но, слава богу, все это пережили.

— Да, это уже история, и передо мной живой участник тех далёких событий, — я пожал руку Ласло, пережившему трагические моменты своей жизни, неделимой с судьбой Венгрии и СССР.

— Я женился в Сибири, а потом переехал с женой на родину, в Венгрию, в дорогой моему сердцу город ;feh;rt;. А вот и Марико несет горячее блюдо. Здравствуй, дорогая, принеси и мне чего-нибудь поесть, хочется позавтракать на свежем воздухе, мне дома без тебя неуютно и скучно.

Мы с Валентином переглянулись, как хитро все устроено в жизни и переплетено, нарочно и не придумаешь.

— Ну, и как тебе, Ласло, Сибирь, — Валя не удержался от вопроса.

— Зимой красиво, но морозно, — и плечи венгра дернулись от холодка воспоминаний.

Блюда в Венгрии сытные, жирные, обильные. Первое блюдо от второго здесь отличить довольно трудно. Характерно широкое использование свиного жира и не очень острой паприки. Из овощей популярны: капуста, сладкий перец, томаты, лук и другие. Основой венгерской кухни можно считать мясо — почти все традиционные блюда включают в себя свинину, говядину или баранину. Самое знаменитое венгерское блюдо — это, пожалуй, гуляш — тушеные кусочки мяса в овощном соусе с мукой и паприкой, как раз это блюдо нам принесла Марико. Мы уплетали за обе щёки, вприкуску с белым венгерским деревенским хлебом. Насытившись и выпив крепкого кофе, чай раздобыть в Венгрии целая история, мы поблагодарили хозяина и, расплатившись, решились ехать дальше.

— Валентин, если получится, привези то, о чем мы с тобой говорили.

— Хорошо, Сандор, я думаю, может быть получится, до свидания!

— До свидания, Валя, до свидания, Сева.

— K;sz;n;m, S;ndor. Viszl;t, L;szl;!

— J; utaz;st!

КАМАЗ благородно заурчал, как после сытного обеда и, попрощавшись с хозяином таверны и его другом миганием аварийного сигнала, с остовом БМП без башни на полуприцепе, плавно выкатился на трассу.

***

Я проснулся от того, что на кухне, под звук посуды, Ольга вполголоса напевала городской романс девятнадцатого века:

На город спускается вечер,

И звездочки в небе горят.

Со мною не ищешь ты встречи

И первым отводишь свой взгляд.

Ах, ночь, голубая ночь!

Сколько на небе звёзд —

Столько в начале мая

Ты мне приносишь слёз!

«Какие душевные русские песни, только у нашего народа такие замечательные песни. Хорошо, что в этом тревожном мире, есть люди с трепетным сердцем, поющие такие прекрасные песни. Какую чистую душу надо иметь, чтобы так трогательно петь», — я окончательно воспрянул ото сна. «Это у неё, наверное от мамы», — подумал я, — «Альбина тоже любила петь простые народные песни».

— Послушай, Сева, а что там было в этих пакетах, как ты думаешь? — Ольга вкатила сервировочный столик в гостиную и остановилась прямо передо мной.

— Скорее всего, это был спайсSpice, в переводе с англ. — «приправа, специя». — синтетическое наркотическое средство. По виду, ты сама видела, обыкновенный порошок серого цвета. Его, скорее всего, привозят к нам из Китая.

— Сева, какой же это наркотик? Это обыкновенная курительная смесь для кальянакурительный прибор, в котором табачный дым охлаждается и очищается, проходя через воду..

— Ага, ты расскажи это наркологу. Попросту говоря, синтетический спайс вызывает необратимые последствия в мозге зависимого, приводящие либо к суициду, либо к слабоумию.

— Так он запрещен в России?

— А чего тогда его таким хитрым способом перевозили? Конечно, запрещен, с 2009 года. Было выявлено, что помимо растительных компонентов, эта смесь включает в себя психоактивное вещество, превосходящее марихуану в несколько раз.

— Сева, ты, прямо, такой специалист в этих вопросах.

— Ольга, не забывай, я целый год работал в Китае и про все их благовония много чего знаю не понаслышке.

— Употреблял?

— Упаси Бог! Предотвращал. У меня в бригаде разная публика была. Очень грустно, что в наши дни превалирует такая тенденция в России, как обогащение. Из Китая идут непрерывным потоком новые наркотики в виде спайса и различных солей, расходятся по стране почтовыми отправлениями, через интернет. Бороться с ними сложно, потому что их с запозданием включают в список запрещенных, и распространение происходит через глобальную сетевую паутину интернета. А грустно ещё то, что основными потребителями является молодежь, цвет и здоровье нации. Эти смеси чрезвычайно опасны, так как доступны, просты в употреблении, и действуют в первую очередь на психику. И если государство не всегда способно оградить наших детей от них, то мы просто обязаны защитить их от всех этих курительных смесей и солей. Кроме нас, этого никто не сделает. Не думай, Ольга, что это может коснуться любого, но не нас. Наркотики не выбирают, дочь учительницы или сын депутата. И основная причина наркомании — их доступность. Так что, всё мы сделали правильно.

— А я и не сомневалась, Сева, давай будем ужинать.

— Твои любимые штрудели?

— И не только, ароматное, натуральное красное вино «Инкерман».

— Ну, Ольга, я ей о вреде курения, а она мне о пользе пития.

***

К пограничному автопереходу Вилок-Тисабеч мы, преодолев мост над рекой Батар, подъехали во время обеденного перерыва. Остановившись на таможенной площадке для прохождения «v;mellen;rz;s», приготовили документы и накладные на груз, но венгерского таможенника не было на боевом посту.

— Что за черт! — Выругался Валентин, — вечно им не сидится на рабочем месте. Сева, будь другом, сходи в бар, они обычно там зависают. Это не наша таможня, мадьяры — им по-барабану, кто-что и куда везут.

Я взял накладные и пошел визуально искать что-то похожее на бар. И, о, радость, за столом бара сидел венгерский таможенник с кружкой пива. Я его сразу узнал по форме.

— J; nap volt, azt kell, hogy adja ;t a v;mon.

— Hol az igazolv;nyod, a kocsi, valamint a term;k? — ответил мне таможенник, не вставая и продолжая пить пиво.

Я подал ему накладные и указал на автомобиль, который виднелся из окна.

— J;l van, mehetsz, — сказал таможенник, мельком взглянув на наш странный груз через окно бара, и размашисто подписал таможенную декларацию.

— K;sz;n;m! — Я взял документы и направился к выходу.

— Sok szerencs;t az orosz v;mosok! — Донеслось до меня напутственное слово венгерского таможенника.

Подойдя к автомобилю, я увидел двух венгерских пограничников, беседовавших о чем-то с Валентином. Глядя на наш минитанк без башни, они умирали со смеху.

— Здравствуйте! Что так развеселило наших друзей? — Спросил я Валентина, доставая из нагрудного кармана свой служебный паспорт.

— Спросили, зачем мне танк, я сказал, что огород буду пахать, вот и ржут стоят.

— Понятно, — я протянул свой паспорт для проверки, где на одной из страниц, пограничник, видимо старший группы, тут же пропечатал лиловый оттиск: «MAGYARORSZ;G — SZOVJETUNI;».

— J; utaz;st!

— Viszl;t, — Валентин помахал пограничникам рукой и мы, преодолев мост над извилистой рекой Батар во второй раз, переехали на другую сторону границы.

Граница Союза на некоторых участках с Польшей, Венгрией, Чехословакией потихоньку скатывалась до откровенной коррупции. В конце 80-х годов, а особенно, с началом вывода советских войск из стран Варшавского договора, начали развиваться коррупционные местечковые схемы контрабандных перевозок. Расширились возможности недобросовестных сотрудников вымогать деньги у перевозчиков грузов и пассажиров, а подкуп стал одним из способов ухода от таможенных пошлин и минимизации времени на прохождение таможенного контроля. Установлением коррупционных каналов занимались и преступные группировки, переправляющие краденые автомобили, оружие и дефицитные товары. Стихийно развивались широкие коррупционные возможности и в сфере таможенного контроля. В частности, в связи с тем, что на границе полной проверке подвергались более половины автотранспортных средств, водителей нередко ставили перед выбором — заплатить за ускорение процедуры, или рисковать тем, что она будет долгой и придирчивой.

Но нам с Валентином повезло, мы были представителями вооруженных сил, и нас долго на границе не мурыжили, хотя проверяли тщательно, согласно инструкции. На нашей стороне границы, где «тучи ходят хмуро», встречали также — хмуро и неприветливо. Первым подошел к нашему длинномеру, припаркованному на таможенной площадке перед въездом на родину, пограничный наряд из трёх военнослужащих — двух солдат и молодого прапорщика, носившего усы, видимо для пущей важности и солидности. Его сверлящий насквозь взгляд, казалось, мог реально пробурить человеческое нутро насквозь, и, после минутного глубинного бурения, мы ощутили себя потенциальными нарушителями границы, и нам стало очень стыдно за видеокассеты эротического содержания, спрятанные в запасном колесе КАМАЗа, другой контрабанды мы выдать не могли, ее просто не существовало.

— Ваши видеокассеты? Вы разве не знаете, что провозить можно только в заводской упаковке? — Звезды на погонах прапорщика стали стремительно превращаться в звезды генерал-лейтенанта, и мои капитанские амбиции как-то сразу угасли.

— Так, кассеты возьмете с собой на размагничивание, — пограничник был неумолим.

— Да вы знаете, товарищ прапорщик, они нам как бы и не для надобности, просто возили с собой, забыли из запаски вытащить. Можете их конфисковать без протокола.

— Ясно — подытожил прапорщик, — значит, конфискуем, и дал распоряжение бойцам продолжить осмотр автомобиля.

— Запрещенные предметы есть?

— Нет, — ответили мы.

— Запрещенные к перевозке видеокассеты порнографического содержания имеются?

— Нет, уже не имеются.

— Оружие, наркотики, спецсредства?

— Нет, — ответили мы, словно два попугая, выучившие одно слово из всего многообразия различных синонимов к частице «нет»: нетути, избавьте, отсутствует, спасибо, не заказывали, и в помине не было, а рожа не треснет? Хотя про рожу — это, по-моему, уже из какой-то другой оперы.

— Двери автомобиля оставьте открытые для досмотра кабины и пройдите в здание таможни и пограничной службы, с накладными, личными вещами и документами, — прапорщик отдал нам наши паспорта и мы побрели к невзрачному зданию «мытницы».

Подходя к одноэтажному экзерциргаузу, я оглянулся и увидел, как бойцы-пограничники тщательно исследовали кабину нашего КАМАЗа и самоходное устройство, напоминавшее в прошлом танк.

— Валентин, судя потому, как нас проверяют, граница точно на замке!

— Вот, то-то и оно, Сева, а нам еще обратно ехать.

В зале таможни весёлый таможенник выдал нам декларации, и мы, сосредоточившись, начали их тщательно заполнять своими ручками «pelik;n», купленными в Будапеште, чернила которых исчезали с листа бумаги буквально через час. Но об этом знали только те, кто служил в ЮГВ, и то, избранные и под большим секретом.

— Ты что, капитан, задумался? Сева, алло, ты где? Вернись на землю! — Валентин даже дернул меня за рукав.

— Тьфу ты, черт, действительно задумался. Знаешь Валя, вот едем мы по асфальтированной дороге… Куда эта дорога идет?

— Эта? На Вилок.

— И вот, я думаю: стоило переехать границу, и асфальт уже не асфальт — яма на яме, едем и объезжаем их. Какие-то приземистые домишки, сады неухоженные. А ведь люди-то одинаковые живут, что там, что здесь?

— Да, все люди одинаковые — менталитет разный. Там, каждый для себя старается, каждый хозяин, а здесь, вроде хозяин и, вроде не хозяин — все общее.

— Ну, не скажи — и там сельсоветы командуют, и здесь сельсоветы командуют…

— Не знаю, Сева. В Венгрии есть частная собственность, и я могу, допустим, построить дом, рядом построить магазин, торговать и жить за счёт этого. А здесь, попробуй это сделать? Дом построить я могу, а вот магазин частный, частный ресторан, на крайний случай, обувную мастерскую построить не могу — нетрудовые доходы. А почему нетрудовые, я что, ворую?

— Да, в чём-то ты прав, Валентин, это очень большой камень преткновения между людьми и властью, и это настолько большой камень, и настолько он краеугольный, и можно даже сказать, философский, что могут целые народы перессориться друг с другом, не только сосед с соседом.

— Здесь, на Западной Украине, много венгров проживает?

— Прилично Сева, прилично. Много и смешанных семей, как у меня, например.

— Ну, вот, возьмут эти венгры советские, и, как нация самоопределится, и отсоединятся от Советского Союза, чтобы присоединиться к Венгрии. Может такое произойти, а, что ты думаешь?

— Теоретически может, Польша и Финляндия отсоединились же. Я думаю, что всё возможно, пока в Союзе не будет дана возможность человеку своим трудом работать не только на государство, но и на себя.

— Да, может многое поменяться…

— Ладно, Сева, давай не будем о политике. Расскажи лучше какую-нибудь интересную историю, чтобы не уснуть за рулем.

— Интересную историю? Даже не знаю, какую байку тебе рассказать?

— Ну, расскажи про свой Дальний Восток, что ты там делал? На рыбалку ходил, охотился? Там, говорят, у вас, чтобы воду с реки набрать, надо сначала от берега рыбу отгрести?

— Не знаю, Валентин, может, раньше так и было, а сейчас не так. Хотя, ты знаешь, одна интересная история есть, — я задумался, вспоминая далекое свое детство.

— У меня дед живёт в Чугуевском районе — это на Дальнем Востоке, между Хабаровском и Владивостоком, если точнее, не доезжая двести километров до Владивостока. Он работал на железной дороге в НГЧ и получил служебный дом, «на земле». В нем родилась мать, в общем, вся родня проживала. Дед мой очень любил за орехом ходить, кедровым. В Уссурийской тайге самый большой кедровый орех, не такой, как сибирский — крупный, весьма привлекательный и целебный. На чердаке он оборудовал себе, как бы «сушилку», где у него вялилась рыба: корюшка, селёдка. Он их обматывал марлей, чтобы мухи не гадили. Сколько я корюшки переел, а какая селедка вяленая — пальчики оближешь. Ореха на чердаке так много было, что он этим орехом просто отсыпал чердачное перекрытие, говорил, для того, чтобы тепло было зимой. Я лазал туда, на чердак. Этого ореха на чердаке видимо-невидимо. Ты знаешь, сантиметров двадцать в глубину отсыпано. Ну, как бы, тот орех, который внизу — старый, твердый. А тот, что сверху отсыпан — молодой, мягкий, его мы и щелкали. У моего деда страсть такая была — ходить за орехами. Как-то раз, он, сосед дядя Лёня, дядя Ваня, дядя Володя и еще четыре человека родственников поехали за орехами и меня взяли с собой, пацана малолетнего. Мой дед всегда с собой брал, чтобы лазать на кедр, «кошки» или «когти», — так он называл это приспособление. «Когти», они длинные, с загнутыми усиками, скобками, для электриков, а «кошки», они надевались на ботинок, и там был один единственный зуб, который нужно было втыкать в кору дерева, чтобы лезть вверх и, устроившись на верхотуре, длинной палкой сбивать шишки с дерева. Внизу же расстилался брезент под маньчжурским кедром для того, чтобы орехи падали на него и легче было шишки собирать, подняв брезент за все четыре угла сразу. Тут же к стволу приделывали трещотку, засовывали туда шишку, прокручивали, и чистый орех ссыпали прямо в мешок — целое лесное производство.

— Интересно продуманная технология, давай, рассказывай дальше, Сева.

— Ну, вот. И это так быстро делалось, что мешков двадцать можно набить за день. Я не знаю точно, но на каждого человека по два-три мешка собрать за день было легко. И вот, дед Боря, тоже родственник, брат деда, довез всех нас до места и сказал, что вечером приедет и заберет обратно. А место такое хорошее, на сопке, и на самой вершине, под солнышком рос кедрач — весь в шишках с орехами, и не один. Родственники выбрали одно огромное дерево кедра, расстелили под ним брезент вкруговую, и дядя Лёня говорит моему деду: «Ну, что, Петрович, давай, одевай свои „кошки“ и лезь наверх сбивать шишки». А Петрович в сумку глядь, а «кошки» не взял, забыл в сумку положить в суматохе. Вот беда, ехать обратно-то никто не хочет, а без «кошек» на кедрач попробуй-ка, залезь, самоубийц нет. Тогда дядя Володя, самый молодой из моих дядек, а значит и самый умный, говорит: «А что мы мучаемся? Орех уже созрел, сейчас выберем бревно хорошее — нас восемь человек, четверо с одной стороны и четверо с другой стороны, разгонимся с пригорка и в ствол этим бревном „бах“, шишки и полетят вниз — лазать никуда не надо». Ну, на том и порешили. Разошлись по лесу искать бревно и нашли-таки, хороший шестиметровый кругляк, комель такой, что еле-еле двумя руками обхватить можно. Отошли от кедрача подальше, разогнались с этим бревном и в дерево — «бац». Несколько шишек упало — «отлично». Отошли опять, разогнались и побежали — «бах» в дерево, ещё немного шишек упало. И тут, дядя Ваня говорит: «Разгон слабый, удар „копеечный“, тихо бьем в ствол дерева, шишка вся не падает. Надо на самый верх, на пригорок забраться всем, и оттуда бегом. Разгонимся, и скорость больше и удар будет сильнее, а значит, и больше шишек собьем». Отличная идея. Оттащили бревно на самый пригорок, сели, закурили. А я, в это время хожу, смотрю, любуясь лесом. Гляжу с этого пригорка — дальше обрыв, не то, чтобы обрыв, а так, очень крутой спуск и там проходит единственная полевая дорога вдоль этой сопки. Я сел на границе этого обрыва на пень, сижу, ягоду какую-то срываю, кушаю, по-моему, барбарис. И наблюдаю, как орех добывается. Компания перекурила, встала, взяли бревно, крикнули «эх» и побежали. Бегут, бегут и, уже подбегая к кедрачу, дядя Ваня, самый маленький, бежавший впереди, спотыкается и падает. Остальные, чтобы удержать бревно, ухватились еще сильнее и, о боже, они бревном не попадают в ствол, промахиваются и бегут мимо кедрача дальше. Бегут, а остановиться не могут, дорога-то под уклон, и бросить бревно не могут. А как его бросишь? Бросишь, кто-нибудь упадет, покалечиться. Так и добежали до обрыва, где я сидел, набирая скорость. А в этот момент по той самой полевой дороге ехал УАЗик, а я сижу и наблюдаю за картиной. Смотрю, мужик за рулем испуганно смотрит через открытое окно кабины на эту кавалькаду с бревном наперевес несущуюся на его автомобиль. Он, бедняга, остановился, выскочил из машины, перебежал через дорогу и спрятался в придорожных кустах. А мои родственники этим бревном врезались в тот самый УАЗик, который встал у них на пути, благо помог остановиться. Машине большого урона не нанесли после удара бревном в стойку кабины. Четверо родственников отлетели в одну сторону, оставшиеся трое, в другую — лежат, хохочут. Мужик выполз из придорожных кустов и бормочет: «Ребята, вы что, кому же я так насолил, б****, что меня хотели этим бревном протаранить?». А дядя Лёня ему говорит: «Не переживая, мужик, мы просто мимо кедрача пробежали, промахнулись, а бревно бросить не могли, вот и добежали до тебя». Мужик успокоился: «Я очень испугался. Реально страшно было видеть, когда семь человек с перекошенными лицами, что-то крича, с бревном наперевес несутся на таран». Потом, когда все выяснилось, посмеялись, забрали орех с брезентом, сели в эту машину и уехали обратно, забрав меня и подраненного дядю Ваню. Вот такая была история, Валентин, не знаю, смешная или нет, тебе судить?

— Да, все истории интересные, когда необычное что-то происходит, Сева. Может, ещё одну байку расскажешь?

— Знаешь, Валя, у меня таких историй на сутки разговора хватит. Я один раз ехал с водителем из Халкин-Гола в Уссурийск, когда служил лейтенантом; зимой, ночью, непрерывно рассказывая истории разные, чтобы водитель не уснул. В разговорах так и доехали до расположения части и главное, без происшествий.

***

Ольга поставила на сервировочный столик два бокала для красного вина, предназначенных именно для этого сорта напитка. Бокалы «Бордо» идеально подходили к красному вину, и я в который раз убедился, что вкус хорошего вина напрямую зависит от стеклянной посуды, в которую его наливают.

— Легкий романтический ужин с бокалом хорошего крымского вина — отличное завершение героического дня, не правда ли, Ольга?

— Да Сева, ты как всегда прав, но только к романтическому вечеру полагается клубника со сливками, а у нас мясной штрудель.

— Ничего страшного, это не самое главное. В мою молодость иногда баловались и шампанским под селедочку, всякое бывало.

— Неужели, это правда? Два совершенно несовместимых вкуса.

— В мою гусарскую бытность было и такое. Самое интересное, Ольга, то, что романтический ужин — это еще и начало многообещающего вечера.

Ольга с интересом посмотрела на меня, её взгляд говорил: «Что ты имеешь в виду?»

— Совсем не то, что ты могла подумать.

— А откуда ты можешь знать, что я могла подумать?

— Не забывай, я обладаю телепатическими способностями.

— Да?

— Это я так, к слову. Многообещающий вечер — дальняя дорога в обратную сторону.

— Если не хочешь ехать, можешь оставаться до утра.

— Нет что ты, я поеду, обещал вовремя вернуться. Ну, так что, выпьем за удачу?

— Нет уж, удача нам сегодня и так улыбнулась, лучше за любовь, как писал один очень известный поэт: «…Любовь я с нею славлю, она мне льет вино». Наполни, Сева, наши бокалы вина и выпьем за любовь!

— Хорошее вино, — я втянул в себя аромат «крымской массандры», — давно забытый вкус.

— Тебе нравится?

— Я не считаю себя великим гурманом и сомелье, но могу сказать определенно, очень даже вкусное, высшего класса.

Ольга тоже сделала глоток вина, лицо её слегка порозовело. Я почувствовал, как нервное напряжение сегодняшнего дня отступило далеко, на задний план, и наступило душевное равновесие, как у меня, так и у Ольги.

— Так, что же такое с тобой случилось, Ольга, что ты осталась одна в этой квартире в этом провинциальном городке? Ты обещала мне рассказать.

— Расскажу, Сева, ты кушай штрудель, пока он еще не остыл.

Я откусил кусочек мясного рулета из вытяжного теста:

— Удачная выпечка, Ольга, очень вкусно!

— Я обожаю штрудели. Иногда, когда с ними возиться не всегда хочется, просто покупаю полуфабрикаты, но, ты знаешь, на вкус это не влияет.

— Так, что всё-таки случилось с твоим мужем, и как ты с ним познакомилась, если жила в Германии?

— А тебе это интересно?

— Конечно, Ольга, чем дольше наши отношения, тем хочется больше знать о другом человеке.

— Я училась в Дрезденском международном университете по программе МВА — «Управление логистикой». Программа включала в себя обязательные модули таких бизнес аспектов, как общее управление и информационные технологии бизнеса, затем практика в Варшаве, в Москве, где и познакомилась со своим будущим мужем. Он был военным.

— Ты говорила.

— Потом несчастный случай в командировке на военном полигоне. Муж и контрактник погибли при самопроизвольном подрыве боеприпаса. А когда у моей свекрови сына не стало, то и я, как невестка, тоже перестала для неё существовать.

— Да, печально. Как раньше говорили на военной службе, бойтесь трёх «ВВ» — военных водителей, военных врачей и взрывчатых веществ.

***

Проехав посёлок городского типа Вилок, мы въехали в село Виноградовского района с названием «Новое Село» и хотели остановиться возле кафе на трассе, чтобы выпить чашку кофе. Но, поразмыслив, что от границы до города Виноградов всего шестнадцать километров, решили ехать к Валентину домой — так будет быстрее и надежней.

Виноградов — город районного значения в Закарпатской области УССР и к тому же административный центр Виноградовского района. Расположен своими кварталами полностью на правом берегу Тисы у подножия Чёрной горы, рядом с одноименным заповедником. Через город проходила автострада М23 — Ужгород-Рахов и железнодорожная магистраль Чоп-Чорнотисово, а также существовала ещё и узкоколейная железная дорога Виноградов — Иршава, размером колеи идентичная венгерской железной дороге. Из истории известно, что в 1262 году венгерский король Иштван-V предоставил городу Nagysz;l;s статус свободного королевского города. Само же название «Севлюш», в переводе с венгерского означающее «виноградный», появилось в XV веке. И уже в 1946 году Севлюш переименовали в Виноградов. Город оправдывает своё название: виноградарство здесь развивают издавна.

Вот и Валентин спешил домой — у него в прохладе погребка притаились многочисленные запасы двадцатилитровых бутылей с прекрасным по вкусовым ощущениям вином «Кадарка», под присмотром бабки Горпины, так что, кафе на трассе, это был не наш вариант.

Продолжая двигаться по трассе М-23 никуда не сворачивая, мы въехали в город Виноградов и трасса сразу переименовалась в улицу «Ардовецька», проехав по которой прямиком через весь город, и недоезжая до заповедника «Чорна гора», мы повернули влево на улицу «Копанська». Буквально через четыре квартала опять свернули влево, до пересечения улиц «Пивнiчна» с улицей «Дружби» и остановились возле дома, где и проживала семья Богнаров. Валентин остановил свой КАМАЗ возле одноэтажного, почти прямоугольного в плане дома с крышей-конвертом, покрытой натуральной глиняной черепицей, обожженной в домашних условиях. Дом выглядел симпатично, с большими окнами, оштукатуренный в приятный желто-лимонный цвет. Оригинально выполненный забор, сложенный из гранитного бутового камня, радовал глаз замысловатой виньеткой калитки, сваренной из круглой арматуры, и такой же виньеткой ворот — широких, двустворчатых, украшенных вензелями замысловатых спиральных завитушек в верхнем абрисе смежных створок.

— Красивые ворота, Валя. Кто сварил?

— Кто, Сева, ещё будет варить? Я, да отец, больше некому.

— Хорошее место, красиво здесь.

— Ты еще не видел виноградники, которые там, дальше, за домом. Это наше основное подсобное хозяйство. Виноград выращиваем двух сортов — «кадарка» и «изабелла», из которых мы и делаем вино, сок, в виде компота — просто гроздья закручиваем в банки.

— Продаёте?

— А кому продавать? Здесь у всех виноград и все делают вино. Это там, в Венгрии можно свое домашнее вино сдавать в магазины, а здесь так, только для собственного потребления. На обратном пути, когда поедем в часть, с собой захватим пару бутылей «кадарки» — ребят угостим.

Валентин заглушил КАМАЗ и посмотрел на меня:

— Ну, что? Зайдем домой, пообедаем, или точнее, поужинаем?

— Я не против, Валентин. А что с танком делать будем?

— Да пусть стоит здесь до утра. Сейчас смысла нет везти его в ПМК, они скоро работу закончат, и с нами никто возиться не будет, а с утречка отвезем и поедем на «Шипку». У тебя же накладные, ты знаешь, что там забирать?

— Да, какие-то детали радио-линейной связи — специалисты разберутся.

— Ну, вот и хорошо, Сева, прошу в дом!

— Спасибо, Валентин, пошли, раз приглашаешь.

— Пойдём, познакомлю тебя с отцом, матерью, с бабкой Горпиной и сеструхой своей младшей, Варварой — Варвара-краса, длинная коса. Посидим, покушаем, вина выпьем, затем в клуб, на дискотеку. Варвару с собой возьмем, она хоть ещё школьница, но всю местную шпану здесь знает, тем паче, они её одноклассники.

— Ты же знаешь, Валя, мне нельзя вино, то бишь, алкоголь вообще нельзя, врачи запретили.

— Ничего, сока попьешь виноградного, ты что думаешь, у нас кроме вина больше ничего нет? Компота виноградного попробуешь, просто винограда поешь, всё, идём. Про кровяную колбасу я тебе даже и намекать не буду, а то слюной изойдешь.

Захватив с собой вещи и видеомагнитофоны, мы вылезли из кабины, которую Валентин тут же закрыл на ключ, чтобы пацаны не лазили.

— Сейчас увидишь, возле танка столько ребятни будет, отгонять замучаемся. Надо будет их старшому денежку дать, чтоб до утра охраняли. Здесь так, иначе они же и навредят.

— Отца и мать то, как зовут?

— Маму — Елеонора Матвеевна, а отца — Тамас Иванович.

— Понял тебя, Иванович, так Иванович, — ответил я Валентину и, пройдя через красивую калитку, мы вошли в ухоженный двор, выложенный из такого же гранитного, как и забор, бутового булыжника.

Стол накрыли прямо во дворе — на скорую руку, в тени виноградной лозы: огромная чугунная сковорода кровяной колбасы с рисовой начинкой; кастрюля с варенной на пару, ещё дымящейся картошкой, присыпанная сверху молодым укропом; шмат соленого сала; домашний горячий хлеб; салат из помидор и огурцов с луком и чесноком; компот, виноград и для начала — трёхлитровая банка вина.

— Сідайте хлопці, мабуть з дороги зголодніли? — Бабка Горпина лихо управлялась огромным самодельным кухонным ножом, сделанным, видно, местным умельцем из паровозного клапана, нарезая помидоры и огурцы в салат.

Для салата она выбрала не больше и не меньше посуду, а обыкновенный эмалированный тазик.

— Сім'я невелика, а рідних багато, ось тазиками та готуємо, — как бы оправдываясь, говорила Горпина, посыпая салат чёрным молотым перцем, — я люблю з рослинним маслом, а ви як?

— Ты баба о нас не беспокойся, — закончив манипуляции с рукомойником, сказал Валентин, — всё, что приготовишь, съедим за милую душу.

Ну і ну, які гарні хлопці, все з'їдять, — бабка Гарпина, заправив салат маслом, выложила часть его в общую тарелку и поставила на стол.

— Елеонора, Тамас, Варвара, йдіть до столу все готово! А друга твого як звуть?

— Сева его зовут.

— От і добре, Сева, сідай за стіл, вечеряти будемо.

Семья Богнаров собралась за столом ужинать. Виноградная лоза с широкими листьями прочно оплела деревянную беседку, создав уют и природную свежесть, зрительно прочертив границу между жарким полднем и прохладным вечером. Юркие солнечные зайчики гонялись друг за другом среди широких виноградных листьев, и, пренебрегая законом дифракции-рефракция света, играли в прятки между столовым серебром, превращая мельхиоровое покрытие ложек, ножей и вилок в праздничную позолоту. Лёгкий ветерок порой приносил прохладу: то с заповедника Черной горы, то, вдруг резко поменяв направление, с водной глади реки Тисы, создавая ощущение полного телесного блаженства.

— Вот вы, Сева, давно в Будапеште служите? — Тамас Иванович, как бы невзначай, начал разговор, разливая вино по глиняным кубкам.

— Служу, если так можно выразиться, уже третий год. Да какая у нас служба? У нас не служба, больше работа. Мы же строительством занимаемся, служат в пехоте, в разведке, летчики, танкисты. А мы — обыкновенный стройбат, ну, если поприличнее сказать, то инженерный батальон.

— И как вам Венгрия после Союза?

— Знаете Тамас Иванович…

— Сева, можно просто Тамас у нас, у венгров, отчество опускают при разговоре.

— Да, Тамас, я был поражён Венгрией. Честно говоря, и у вас здесь прекрасно — всё-таки географическое месторасположение много значит для проживания, а в тех краях, где солнышко светит круглый год и жизнь интереснее и богаче, и настроение лучше.

— А домой на родину не тянет? — Осторожно спросила Елеонора, мать Валентина.

— Тянет, почему не тянет. Просто, раньше ностальгия сильнее мучила — сейчас, со временем, немного отпустила.

— А где девчонки красивее, в Будапеште, у нас или у вас? — Быстро, скороговоркой, встряла в разговор Варвара, сестра Валентина.

— Ты Варвара задала мне вопрос, где красивее девчонки? У вас, конечно, спору нет. Там, где мы с Валентином, там и девчонки самые красивые! Правда, Валентин?

— Угу, промычал Валентин, успев засунуть в рот кусочек кровяной колбасы.

— Это вы специально так говорите, чтобы не обидеть.

— Не специально, так оно и есть, кто оценит девчонок, если нас там не будет? А для нас девчонки всегда красивые. На Дальнем Востоке, например, тоже живут украинцы, не все, конечно, но и там, такие же девчонки красивые, как и у вас тут. В Венгрии девчонки, мне кажется, ближе к цыганам, хотя не факт, но, по своему, тоже красивые. Везде, Варвара, люди красивые, самое главное — быть красивым и лицом, и телом, и душою, это я точно знаю.

— Так не бывает…

— Варя, отстань от человека, давайте-ка лучше поднимем бокалы и выпьем за встречу, — Тамас поднял свой кубок и обвел свою семью ласковым взглядом.

— Ты, Сева, как относишься к вину?

— Не, ну, я отношусь к вину хорошо, я к себе плохо отношусь. Мне врачи не рекомендовали употреблять алкоголь, но, я чуть-чуть попробую вашего прекрасного вина.

— Тогда за встречу!

— Варя, ти чого келих з вином схопила, ось твій сік коштує, — бабка Горпина бдела за всеми не хуже опытного особиста.

Утро!

Утро начинается с рассвета.

Здравствуй,

Здравствуй, необъятная страна!

У студентов есть своя планета —

Это, это, это — целина!

Старенький приемник, висевший на веранде летней кухни, хрипло забавлял с утра задорными студенческими песнями в преддверии нового дня. Семья Богнаров отдыхала в своём огромном доме, а мне, как гостю, постелили в летней кухне, которая была по-житейски спроектирована и с умом построена. Банька с парилкой располагались в левой части здания, кухня с комнатой для гостей, в правой, и, всё это, было объединено одной большой остекленной верандой. Поужинав и попарившись, я и Валентин, легли почивать, там, где нам постелили и проспали до утра, провалившись в глубокий сон, как говорится: «без задних ног». Но, старенький пластмассовый радиоприемник, с одной единственной ручкой громкости, был предназначен не только для оповещения населения информацией по гражданской обороне. Он продолжал жить со всей страной в едином временном тандеме и, кроме этого, ещё и зорко стоял на страже дня и ночи, поддерживая бравурными мелодиями маджолату первых петухов появлению алой полоски зари. Так не хотелось просыпаться, но на кухне, уже послышалось непримиримое противодействие бабки Горпины лености и празднолюбию. Мне ничего не оставалось делать, как подняться со своего уютного лежака, надеть брюки и с голым торсом податься к уличному умывальнику.

— Доброе утро, баба Горпина!

— Здрастуй, синку, здрастуй! Як спалося на новому місці? — Бабка, наверное, была единственным человеком в семье, которая в молодости выспалась на несколько лет вперед и сейчас восполняла упущенную радость труда интенсивным домашним хозяйствованием.

— Отлично спалось, просто великолепно выспался, на неделю вперед!

— Ну, от і добре. Іди, буди Валентина, снідайте. Ви хотіли кудись сьогодні з ранку їхати?

— Да, нам по работе надо, в ПМК.

— Ну, і добре, — сказала бабка Горпина, продолжая готовить на огромной сковороде омлет из куриных яиц.

Я вышел во двор, огляделся:

— Как все-таки хорошо в частном доме, — подумал я, — не то, что в бетонных клетках многоквартирного инкубатора.

Заглянул в рукомойник, увидев, что воды маловато, я решил, по-хозяйски, не гнушаясь обязанностями сельского жителя, принести воды из колодца.

— Баба Горпина, а где у вас ведра? Хочу поводу сходить.

— А он вони, синку, на паркані висять — візьми. А відро, яким наливати, там, на колодязі, на ланцюжку прив'язане.

— Спасибо, я понял.

Сняв с забора два огромных двенадцатилитровых самодельных ведра из оцинкованной жести, я оценил работу Тамаса, как умелого жестянщика. Колодец находился во дворе, на небольшом возвышении, огороженный штакетником с калиткой, видимо, чтобы малыши не смогли в него проникнуть — отгородили от беды. Вокруг него был уложен всё тот же бутовый булыжник. Я открыл калитку и полюбовался конструкцией. Сруб колодца был идеально выложен вкруговую гранитным бутовым камнем и доходил мне почти по пояс, слева и справа — вкопаны круглые ошкуренные столбы, между которыми поперёк приделали ворот с цепью — приспособление для подъема воды из колодца, отполированный человеческими руками за много лет. Верх сруба был отделан широкой доской, на котором стояло ведро, карабином соединённое с массивной цепью, а далее, с тросом воротка.

Я отдал должное витальности хозяина подворья, продуманности в мелочах; порадовался налаженному быту семьи Богнаров, как вдруг, от неожиданности, я остолбенел — с моим «я» вступила в непримиримый диалог моя совесть:

— И что ты здесь делаешь, зачем? Зачем ты здесь? Бросил всё, радостный, помчался: «Заграница, заграница, красивая жизнь, а душа-то не на месте! Вот посмотри, живут люди — дом, семья, заботятся друг о друге, берегут. Корни какие-то… А у меня что? А, ничего — перекати поле. Всё бросил, всё порушил, всё погубил. А сейчас герой, успешный карьерист! А где всё то, всё, что ты оставил там, предал забвению тех, с кем свела тебя судьба, с кем свёл тебя Бог? Не зря говорят в народе, что браки совершаются на небесах. Покрасоваться захотелось: «Вот, мол, я какой!». А какой? Да никакой, обыкновенный предатель в глазах тех людей, которые тебя любили и которых ты до сих пор ещё любишь. Почему так ноет в груди, почему? Да не может быть? Всё прекрасно, всё у тебя есть — шмотки, видеомагнитофоны, а на самом-то деле что, заныло, ностальгия? Бросил своих, самых дорогих людей в беде — предатель. Другого слова просто нет. Они выживают, держаться в том мире, из которого ты сбежал: и хлеб покупают по карточкам, и соль, и спички, а жизни всё равно радуются, детей воспитывают, учат добру, и всё это без твоих непомерных усилий. А может и хорошо, думают, что это нечто сбежало от нас? Этот ненадежный в жизни человек — себялюбец. Где его надежное плечо, на которое можно было опереться? Нету, исчезло в трудные минуты жизни, и плечо исчезло, и сам исчез, растворился. И не нужно прикрываться фразами: «Я человек военный, Родина сказала, а мы ответили — есть!». Где твоя человеческая позиция по отношению к родным? Неужели, ты думаешь, что после всего этого тебя когда-нибудь будут любить или хотя бы просто уважать? Да тебя будут ненавидеть, в лучшем случае, потому что ненавидеть — это, хотя бы иногда вспоминать, а то, просто, вычеркнут из жизни, из памяти начисто, что был, что не был. Это самое страшное — ты будешь мучиться в своих воспоминаниях: вдруг проснётся любовь, раскаяние, осознание? Захочется что-то вернуть, воссоздать былое, но перед тобой будет стена, глухая стена молчания, и ты, хоть бейся головой об эту стену, хоть разбей свое лицо вдрызг, хоть вывернись наизнанку — никому твоя внутренняя боль не будет нужна, никому — смалодушничал, сбежал. «Да нет, совесть, подожди. Зачем ты меня так мучаешь, молодой был, не подумал». Не подумал? А думать-то надо было по молодости: взял ответственность за этих людей, которые стали тебе родными, а потом бросил их предательски, бросил на произвол судьбы. Никакими своими заморскими подарками, ничем не загладишь эту вину — единственное, что тебе остаётся, это молиться Богу, чтобы у тех людей, которых ты бросил, всё было хорошо. Больше ничем ты уже не поможешь — второй раз тебе никто не поверит. «Ничем?» Ничем, а простят они или нет, это зависит от их желания и широты души…

— Сева, привет! Что встал, как вкопанный, не знаешь, как пользоваться колодцем? — Послышался голос Валентина.

— Доброе утро, Валентин! Как пользоваться колодцем, я знаю, вот стою, любуюсь конструкцией.

— А, понятно, давай, неси воду, совершим утреннее омовение, позавтракаем и поедем в ПМК.

— Хорошо, Валя, пять минут — и подойду.

Я поставил ведра на деревянную лавку, врытую столбами в землю рядом с колодцем, а ведро, привязанное к цепи, опустил в жерло колодезного сруба. Вороток начал раскручиваться — сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее; я придержал его, притормозив ладонью, и услышал, как ведро шлепнулось о воду. Взявшись за рукоятку во;рота, медленно, с усилием начал накручивать трос на вороток, поднимая ведро, наполненное водой, наверх. Когда оно показалось над срубом колодца, перехватил дужку левой рукой, а затем, отпустив рукоятку воротка, подхватил снизу за дно и перелил живительную влагу в стоявшее на лавке пустое ведро, затем повторил процесс. Вода была прозрачной и, по-видимому, весьма прохладной, потому, что снаружи, стенки покрылись лёгкой испариной. Я с усилием поднял оба ведра и, слегка расплескивая воду на булыжное покрытие дорожки, подошел к умывальнику, где ждал меня Валентин.

— Давай одно ведро мне, я вылью в рукомойник, а второе отнеси бабке Горпине на кухню.

— Хорошо. Я отдал ведро Валентину, а со вторым зашел на летнюю кухню:

— Баба Горпина, вот вам свежая колодезная водичка.

— Спасибі Сівби, я дивлюся, ти не міський білоручка, до сільського життя привчений.

— Конечно, я же в детстве воспитывался в частном доме у деда с бабкой, кое-чему меня научили: и воду носить, и поленья рубить, и печку топить, и порося накормить, если что, вот освежевать не смогу, жалко животину.

— Так що ти подумай Сівби, знайдемо тобі тут холостячку — красуню Фросю в приватному секторі, і заживете обидва по-людськи. Навіщо тобі за цим закордонах мотатися, молодість розпилювати даремно.

— Да, перспективы красивые баба Горпина ты мне расписала, но я человек военный, погоны ношу.

— Ну, тоді скидай свої еполети і звільняйся зі своєї армії. Нічого доброго вона тобі не дасть, дослужишься до старості і залишишся бобир бурлакою. Я життя прожила, знаю що почім.

— Хорошо, баба Горпина, я подумаю над вашим предложением.

— А що тут думати. Де Валя? Сідайте снідати.

После сытного омлета я задал Валентину вопрос:

— Скажи мне, пожалуйста, а далеко до ПМК ехать?

— До ПМК? Нет, конечно, она рядом, на параллельной улице Ивана Франка. Сейчас развернемся, проедем назад по Коммунальной, затем направо один квартал и вот она — ПМК.

— Так, это совсем рядом.

— Ну, что, поехали, Сева?

В передвижной механизированной колонне нас уже ждал двадцатипятитонный кран «Днепр» — стоял на месте разгрузки, широко раскинув свои аутригеры. Подъехав к воротам ПМК, Валентин посигналил дежурному на КПП. Из контрольно-пропускного пункта вышел пожилой сторож и, не задавая лишних вопросов, открыл перед нами большие, сваренные из металлических труб ворота.

— Давайте хлопцы проезжайте, кран уже вас ждет.

— Спасибо отец, — ответил ему Валентин и, включив скорость, медленно двинулся по территории. КАМАЗ остановился в зоне разгрузки. Валентин заглушил его, не забыв поставить на ручной тормоз. Я вышел из кабины и поздоровался с бригадиром стропальщиков, который протянул мне свою большую ладонь для рукопожатия, одновременно громко отдавая команды подчинённым.

— Михайло, давай, бери ножницы и обрезай проволоку крепления. А ты, Степан, заводи подстропники под днище БМП. Один трос пропусти рядом с левой гусеницей, второй трос возле правой. Цепляйте оба подстропника за траверсу, только аккуратно, смотрите, чтобы тросы не перекрутились.

Работа пошла своим чередом.

— Ну, как дорога, как доехали?

— Спасибо, — ответил Валентин бригадиру, — дорога отличная, доехали прекрасно, правда, ещё вчера — переночевали дома.

— Ну и правильно, все большие дела делаются с утра. А дальше куда?

— А дальше — на Мукачево, на «Шипку».

— Сегодня поедете?

— Не знаю, посмотрим по обстоятельствам, время еще есть. Мы же не на один день в командировку приехали, может ещё, покатаемся по родному городу. А вы долго будете разгружать?

— Не знаю, дело-то серьезное, я думаю, до обеда управимся.

— Ну, тогда, поступим так: полуприцеп сейчас здесь оставим, и вы занимайтесь разгрузкой — по времени сами рассчитывайте, а я поеду, своему товарищу город покажу, заскочу за своей девушкой и на речку съездим. Как идея? Полуприцеп здесь оставим, мешать не будет?

— Не будет, все нормально, езжайте, только до пяти вечера успейте приехать за своим полуприцепом, или завтра с утра.

— Лучше завтра, и на Мукачево.

— Ну, тогда так и порешим.

Валентин выставил под полуприцеп специальные телескопические стойки с маленькими колесиками, вытащил шкворень, соединяющий седловину с полуприцепом, мы взобрались в кабину и выехали на тягаче с территории ПМК в обратном направлении.

***

— А что ты, Сева, думаешь о жизни? — Ольга сидела напротив меня на небольшом хромированном стульчике, упершись локтями в колени и, подперев подбородок ладонями, внимательно смотрела на меня.

— О жизни вообще или в частности?

— И вообще, и в частности.

— Что я думаю о жизни?.. Жизнь довольно-таки сложная штука, но, чертовски интересная. Всё зависит от того, как мы сами к ней относимся. Взять, например, тебя — работы по специальности нет, трагедия в семье… Но ты же не сидишь сложа руки, а что-то предпринимаешь, машины перегоняешь, продаёшь. Хотя, конечно, это не женское дело, но всё-таки…

— А ты никогда не задумывался, что в этом мире всё серьёзно поменялось, и у людей изменились ориентиры, ценности в жизни стали другие?

— Почему не задумывался, задумывался. Видишь ли, в чём дело, Ольга, мы живём в одном и том же мире, но смотрим на него по-разному. Я, конечно, могу плакаться и говорить о том, что Советский Союз моя родина, что я ее защищал, строил дома, что я военный человек и присягал своей Родине — СССР, но мир резко изменился и стал другим. Хотя да, конечно, та страна мне милее и до сих пор, моё сердце принадлежит тому большому и сильному государству, где слово было выше денег, люди были людьми и не делились на богатых и бедных. Конечно, всё то, что сейчас имеет Россия, досталось ей от СССР — ядерный щит, промышленность, космос, энергетика. А многое кануло в Лету — бесплатное образование и медицина, спортивные бесплатные школы и секции, мизерная квартирная плата. Сами виноваты, что не смогли сберечь тот потенциал, который нам был дан. Не смогли разглядеть всё то хорошее, что было тогда, и уберечься от ошибок в настоящем. Но жизнь, это поступательный процесс, Ольга. Время, оно всё расставит на свои места. Ты-то, чем собираешься заниматься дальше?

— Не знаю, Сева, вот сижу и думаю, может быть продам все эти машины, квартиру и уеду к маме в Дрезден. Как ты считаешь?

— А почему бы и нет. У тебя там дочь, тебе сам бог велел заняться воспитанием дочери, дать ей хорошее образование. В наше время сейчас без образования все пути закрыты. А как там с работой?

— Знаешь, Сева, здесь можно искать работу по специальности и никогда её не найти. Там же, я смогу найти работу в какой-нибудь международной компании, торгующей, например, с Россией и жить достойно, зарабатывая хорошие деньги. Тем более, логистика, это моя основная специальность, а она предполагает международную торговлю.

— Ну, вот, видишь, только что ты сама и ответила себе на вопрос, чем тебе дальше заниматься.

— А ты сам то, что, так и будешь работать на своей автостоянке?

— Не знаю, наверное, нет. Вот допишу свои воспоминания и радикально поменяю образ жизни.

— А у тебя что, нет никого, ни родных, ни близких?

— Теоретически — есть, практически — никого. Ладно, Ольга, спасибо тебе за ужин, поеду я обратно — пора и честь знать.

— Ты что, уже уходишь?

— Да, пойду. Поеду, пока еще ходят автобусы.

— Тебя проводить?

— Нет, не надо, будь лучше дома. Я запомнил обратную дорогу, дойду, и мне будет спокойнее, и тебе безопаснее.

— Жалко…

— Что, жалко?

— Жалко, что ты мне так и не рассказал ничего о себе.

— А что рассказывать?

— Но, я же о тебе ничего практически не знаю.

— Знаешь что, Ольга, у тебя есть флешь-карта?

— Обижаешь, Сева, конечно есть!

— Давай, я тебе скачаю с планшета свои воспоминания, захочешь, на досуге почитаешь.

— Конечно, скачай, — Ольга взяла с гостиного стола маленькую черненькую «флешьку» и протянула мне.

Я достал из своей походной сумки с документами планшет, с которым последнее время никогда не расставался, подсоединил переходник на микро-usb и скачал ей файл со своими воспоминаниями, которые, практически, уже закончил писать.

— Вот, держи, прочтешь и всё узнаешь. Я почти уже всё дописал, так, концовка осталась.

— Спасибо, Сева, большое спасибо! Я с удовольствием почитаю. Надеюсь, мы с тобой еще увидимся?

— Конечно, Ольга, пути господни неисповедимы. Ты по-любому, когда задумаешь возвратиться к себе на родину, полетишь с нашего аэропорта. Так что, не забывай, заглядывай на чай.

— Обязательно загляну, Сева.

— Ну, всё, давай прощаться.

— Ты так и пойдешь на автовокзал в халате? — Развеселилась Ольга.

— Ах, ты, чертовка, заговорила меня. Очень мило, действительно, чуть было в халате и в шлепанцах не ушёл. Подожди, сейчас переоденусь.

Я зашел в ванную комнату, снял с себя халат её бывшего мужа, надел джинсы и рубашку на выпуск, посмотрелся в зеркало, провел ладонью по подбородку, ощутив небольшую щетину. «Ладно, не страшно», — подумал я, — «приеду, побреюсь».

— Всё, время… — Я вышел из ванной комнаты, посмотрел на Ольгу.

Она стояла передо мной такая маленькая, беззащитная и широко раскрытыми глазами смотрела на меня. «Какие удивительные у неё глаза, — почему-то вспомнилось мне, — как она похожа на свою мать».

***

Мне, почему-то, вдруг стало глубоко наплевать на все эти мелкие жизненные радости и удовольствия, которые предлагал Валентин. На то, что мы поедем на речку Тису, в затину прибрежной полосы, с привлекательностью которой так хотел поделиться мой товарищ, решив устроить небольшой отдых с рыбалкой. На всю эту предстоящую возню с фарцовкой видеотехники и контрабандой медными листами. Почему-то, это меня не захватывало — не ощущался кураж. Во мне появилось чувство неутоленности и разочарование жизнью, которой я жил. Что-то было не то, и всё не так. Я, как бы со стороны, с высоты птичьего полета, вдруг посмотрел на жизнь людей, ограничивших радость общения друг с другом какой-то странной и безысходной межой, под названием граница. Эта граница чувствовалась во всём: в отношениях и в любви, в радости и в утехах, будто некий сверхчеловек поделил себе подобных на непримиримые человеческие касты — кесарю кесарево, а богу богово. И люди остались жить на своих, отведённых высшей махатмой, территориях, выживая и радуясь своему долгоденствию, каждый, в меру своих душевных сил. И, только маленькая горсточка людей, не обремененных ничем, словно языки пламени, словно огненные протуберанцы, не знающие границ, фатально распространялись всюду. Всюду и везде, следуя одной единственной дхарме: «Мы там, где для нас все благодатные условия, мы там, где без усилий обретаем любое благо, выжигая всё, и хорошее, и плохое на своём пути. Мы там, где, не заботясь не о чем, и ни о ком, испепеляем очередную заблудшую душу, оставив после себя лишь черный выжженный след, на века, на целые поколения, след, который потомки будут обходить стороной, как некую черную тропу дьявола». Я, почему-то в это мгновение ощутил себя этим фатальным протуберанцем, и так явственно, что тоскливому ощущению обреченности бытия потребовалась любая, пусть даже безумная альтернатива.

— Валя, может в бар, и напьемся?

— Сева, ты что? Хочешь своей душе устроить египетскую казнь?

— Да, Валентин, самую первую — наказание вином.

— в «Пятикнижии» сказано — кровью…

— А мы, вином «Бичача кров»!

— Ну. тогда, вперёд, от вина ещё никто не умирал.

Валентин остановил автомобиль на пятом километре за городом возле невзрачного кафе-бара «Стара пивниця».

— Может быть, зайдем, перекусим, Padre Sіvbi? — Спросил меня Валентин, произнеся мое имя на испанский манер.

— Перекусим, — ответил я Валентину, — а кусать-то что будем?

Мы выползли из кабины, извиняюсь, вышли с высоко поднятой головой в направлении увеселительного заведения, припарковав КАМАЗ на стоянке. Я и Валентин вошли в темное чрево бара. Как только глаза привыкли к темноте, оба двинули к стойке бара. Я заказал себе бокал красного вина, Валентин кружку пива.

— Ничего, что за рулем? — Спросил я.

— Ничего, — ответил Валентин, — у меня здесь все служивые в друзьях, домой как-нибудь доберемся.

Я посмотрел на Валентина, его взгляд был направлен в дальний угол кафе, где за столом сидела громкоговорящая разнополая парочка. Лицо Валентина начало багроветь, глаза наливались яростью, кулаки сжались, и он хмуро подошел к столу, где сидели мужчина и женщина.

— Что ты тут делаешь, — громко на весь зал спросил Валентин девушку, — я тебе говорил, чтобы дома сидела, без выпендрежа, а это что за типик?

Валентин взял девушку за руку, резко потянув к себе, повел ее к выходу из кафе.

Я посмотрел вслед удаляющимся фигурам Валентина и девушки, и перевел взгляд на парня, который поднялся из-за стола и мрачно пошел за ними. Предчувствие чего-то нехорошего заставило меня пойти следом. Выйдя из кафе, я увидел следующую картину: возле кабины КАМАЗа стоял Валентин и эмоционально задавал вопросы девушке. Парень стоял рядом и, схватив за руку, тянул девушку обратно в бар.

— Я же говорил тебе дома сидеть, почему ты пошла в этот бар? Приехал бы я и Sіvbi к тебе домой в гости, и где бы мы тебя искали?

— Понимаешь, Валентин, — отвечала девушка, — я вышла в город проветриться, не все же мне дома сидеть. На рынке ко мне привязался вот этот хлыщ и затащил меня в этот бар. Я девочка свободная, думала немного посижу и поеду домой, а он пристал как банный лист…

Я посмотрел на парня в упор. После слов девушки и мне тоже показалось, что парень был явно невменяем. Он, вцепившись в руку девушки, с непонятным упорством тащил ее обратно в кафе. Валентин открыл дверь КАМАЗа, подсадил девушку на жесткое сиденье автомобиля и резко захлопнул дверку кабины. Обойди спереди кабину автомобиля, Валентин сел за руль. Парень, покачиваясь на нетрезвых ногах, пытался вскочить на подножку. Я подошел к нему сзади, похлопал по плечу и спросил:

— Тебя как зовут?

— Антон, — ответил он, еле шевеля губами.

— Вот что Антон, — сказал я, — у нас своя свадьба, у тебя своя. Давай двигай отсюда!

Я оттеснил его от кабины и взобрался в кабину сам. Антон с тупым и непонятным упорством лез за мной. С усилием я сдерживал ручку дверки кабины, не давая Антону ее открыть.

— Привет, как тебя зовут? — Спросил я девушку, не поворачивая головы и выполняя функции сторожа.

— Неважно, — ответила мне девушка, — какое твое дело?

— Ты будешь выпендриваться, — эмоционально высказал девушке Валентин, — я тебя при Sіvbi наголо раздену и впереди КамАЗа заставлю идти до самого дома. Ксюха ее зовут, Ксюха — бормотуха.

Антон все сильнее и сильнее рвал дверь на себя, да так, что я еле удерживал дверку кабины.

— Валентин, — обратился я к другу, — надо что-то с парнем делать, а то он не отстанет, а если поедем, может под колеса попасть. Живой человек все же.

Валентин повернувшись ко мне, ответил:

— Я сейчас выйду с ним разбираться, а ты сядь за руль и, когда стукну кулаком по раме, просто заведи двигатель, но не трогайся с места. Проучу этого Дон Жуана.

Валентин соскочил с подножки, оббежал КАМАЗ, затем с силой схватил парня за плечи и воткнул его между двух спаренных задних колес автомобиля в районе седловины, стукнув кулаком по раме автомобиля. Помня уговор, я завел двигатель. Двигатель взревел, выпуская клубы черного дыма из выхлопной трубы, стоявшей вертикально за кабиной. Валентин выпустил парня из объятий, наподдав ему пинка ногой, после чего тот с криком раненого зверя побежал вдоль дороги, в сторону города ни разу не обернувшись. Когда Валентин сел в кабину, я его спросил:

— Ну, что там произошло?

— Обмочился герой, — коротко ответил мне Валентин, выруливая с автомобильной парковки на трассу, — Дон Жуан хренов.

— Садюга ты, Валя.

— Не я такой, жизнь такая, — с ухмылкой ответил мне Валентин и замолчал, задумавшись.

— Предложение на речку остается в силе? — Спросила Ксюха, как ни в чем не бывало.

— Да, Сева, давай съездим, искупаемся?

— Я не против, давно на речке не был…

Утро началось с установки полуприцепа, заправки на АЗС дизельным топливом и вот, легкий ветерок, поджидавший путников на трассе, настиг наш автомобиль, в районе военного городка РЛС «Шипка».

Мукачево-12, «Шипка», войсковая часть 93408 или по-простому — РЛС «Шипка», находилась в двенадцати километров от Мукачево. На территории военного городка шло строительство узла РО-5 радиолинейной станции «Днепр». В стадии строительства находились две казармы, столовая, клуб, кафе, семь многоквартирных домов. В штатном расписании числилось четыреста военнослужащих. Городок имел статус закрытого военного городка, и проживать в нем имели право только военные и члены их семьи.

Могучие РЛС строились, как пункты наведения авиации, а также, чтобы наблюдать за баллистической целью противника и за космическими объектами, которые появились в США и СССР во второй половине 1950-х. В течение десяти лет по периметру государственной границы СССР они создали плотный радиолокационный барьер, который растянулся больше, чем на пять тысяч километров. Первые РЛС «Днестр» были созданы в 1962 году. Позже был разработан проект РЛС «Днепр» с лучшей технической характеристикой. В войсковых документах РЛС «Днепр» именовалась как «Берегово». Другие станции СССР тоже имели названия мест, расположенных совсем в другом географическом районе, таким образом, планировалось запутать шпионов из НАТО, хотя это было бессмысленно, ибо, обо всех секретных объектах давно было известно, и спутники определяли их местонахождение с точностью до сантиметра».

Официальной датой рождения станции считается 31 августа 1974 года. Именно тогда было принято решение о ее сооружении и избрано место расположения — западная граница Союза, неподалеку от города Мукачево, возле Нового Села. Основным назначением станции была задача обнаружения баллистической ракеты противника, нацеленной на территорию СССР.

Вот и сама станция «Шипка» — красавица, расположившаяся на красивом холме, вокруг которой протянули свои щупальца военные секретные сооружения. Выложенная из бетонных аэродромных плит дорога привела нас к КПП с металлическими воротами для въезда автотранспорта. На здании КПП, возле входа, табличка с надписью: «Войсковая часть 93408» официально обозначила — это закрытый военный городок. Через ворота, от проходной, была видна и строящаяся «РЛС» — шестнадцатиэтажное сооружение серого цвета. Одну из сторон этого здания военные строители покрывали металлом, для того, чтобы эта сторона сооружения могла принимать и передавать сигналы. Очертание стоек на крыше сооружения обозначило треугольник, с ригелями, характерными для устройства такого же металлического покрытия. Проехать через ворота КПП и подъехать к строящемуся «локатору» нам с Валентином не удалось:

— Военный городок секретный, а территория станции вообще является закрытой зоной. Для того, чтобы туда попасть, нужно иметь соответствующее разрешение, которое можно получить только в Киеве, — сказал нам дежурный офицер на КПП.

— Проехать нам на территорию вообще можно? — Я предъявил офицеру свой служебный паспорт.

— С какой целью? — Дежурный был неприступен.

— Вот, накладные, нам надо забрать в Будапешт это оборудование, по ошибке пришедшее вам, в Мукачево-12.

— Одну минутку, я свяжусь с командиром, — ответил мне офицер и вернулся на КПП.

— Вот, блин, приехали, — Валентин незлобно выругался, — ехали, ехали и не с чем уехали.

Через минут десять, офицер вышел на крыльцо:

— Подождите немного, сейчас подойдет начальник службы снабжения, с ним проедите на склад и заберёте свое оборудование.

— Наверное, очень вредная эта ваша станция для людей и для окружающей среды, — Валентин неожиданно задал вопрос дежурному офицеру.

Офицер ответил ему с усмешкой:

— В 1970 году приезжали специалисты, среди которых был и известный академик, профессор Евгений Велихов, для исследования влияния станции на людей. Проводилось измерение рентгеновского и электромагнитного излучения. Тогда повышенной радиации обнаружено не было. Уровень влияния электромагнитных лучей вокруг станции в пределах допустимой нормы. Я хорошо знаю, что этот объект имеет санитарный паспорт, который подтвержден научными измерениями. Кроме того, ежегодно, все работники РЛС проходят медицинский осмотр и каких-либо отклонений в их здоровье медицина не наблюдает. Для населения, которое проживает рядом со станцией, РЛС не несет никакой опасности — ее лучи нацелены на пять градусов выше земли в сторону Европы, то есть, выше тридцати метров над уровнем земли.

— Байки всё это, — Валентина трудно было в чем-то убедить.

— Сущая правда, — заверил нас офицер, — а вот, и начснаб идёт.

К контрольно-пропускному пункту подошёл крепкий коренастый офицер в погонах майора, в военной рубашке из материала и покроя старшего офицерского состава с пуговицами-драже.

— Что за столпотворение у ворот и кто эти люди? — Спросил он у дежурного офицера.

— Вот, товарищ майор, приехали к нам, говорят из Будапешта, за каким-то радиолинейным оборудованием, который, якобы, по ошибке пришло в нашу часть.

Майор прошёл через проходную КПП и подошел к нам.

— Попрошу представиться молодые люди. Кто вы такие, откуда? Ваши документы и накладные на груз.

— Здравия желаю, товарищ майор, капитан Смирнов, прибыл за оборудованием, которое вы должны отгрузить по этой накладной. А вот мой служебный паспорт, — я предоставил майору документы.

Майор внимательно посмотрел паспорт, накладные.

— Вообще-то мы никому ничего не должны, тем более отгружать, но вот это оборудование действительно пришло в нашу часть и не по нашей разнарядке. Произошла какая-то путаница в снабжении. Да, действительно, накладные в порядке, я могу вам отдать этот груз. Пусть ваш водитель тоже представит свои документы и путевой лист.

— Валентин, ты слышал? Давай свой путевой лист и служебный паспорт.

— Слышал, Сева, сейчас достану.

Валя открыл бардачок в кабине КАМАЗа и вытащил оттуда путевой лист, служебный паспорт достал из нагрудного кармана.

— Так, вижу, служащий Советской Армии Богнар, путевой лист Будапешт — Виноградов — Мукачево. А что в Виноградове делали?

— В Виноградове? Да танк, вернее боевую машину пехоты без башни отвозили местной ПМК.

— Что, Южная группа войск уже свою боевую технику распродает?

— Распродает, товарищ майор. Это БМП, пострадавшая во время взрыва в танковой части. Она без башни и вооружения, будет использоваться как тягач.

— Ясно, ну, тогда, вместе со мной проедемте на склад, я покажу, что вам надо забрать с собою и откуда. Мои бойцы вам помогут погрузить.

— Спасибо, товарищ майор.

Валентин сел за руль, а я открыл дверку кабины и пропустил майора вперед, сам, вслед за ним, залез в кабину и захлопнул дверку КАМАЗа. Дежурный офицер открыл нам ворота, и мы на малой скорости въехали в расположение военного городка.

— Так, едем прямо, а затем, куда я скажу.

А я думал, поедем к радиолинейной станции, — Валентин хитро улыбнулся.

— Нет, дорогие мои, туда въезд по особым пропускам. Мы едем на склад.

— Фантастическое сооружение эта ваша станция, — сказал я майору, — как будто из фильма про звёздные войны?

— Почему как будто? — Слегка даже обиделся майор, — это и есть звездные войны.

Здания РЛС красовалось своей нелепой громадой слева от нас на небольшом холме, беспощадно изрытом строительной землеройной техникой.

— Сейчас направо, — скомандовал майор.

Валентин повернул туда, куда указал начальник снабжения, и мы подъехали к какой-то строительной бытовке, которая, по-видимому, служила кабинетом майора, и остановились. Справа притулились друг к другу длинные временные сооружения, похожие на прямоугольные ангары, сделанные наспех, из профильного оцинкованного листа.

— Всё, можно выходить, товарищ майор?

— Да-да, выходите, приехали.

Я вылез из КАМАЗа, за мной начальник снабжения.

— Так, а дальше что?

— Дальше, пройдемте в мой кабинет, а водитель пусть подъезжает к воротам вон того ангара и там нас подождёт.

— Хорошо, — сказал я майору.

— Валентин, ты слышал? Подъезжай к ангару и стой там, я сейчас подойду.

КАМАЗ заурчал и на первой скорости двинулся к вратам хранилища, а мы, с майором, зашли в его временный командный пункт. КП был стандартный, как и все строительные вагончики: прямо печь с умывальником, налево одна комната, направо вторая, в которую мы и вошли.

— Как тебя зовут, капитан?

— Сева, то есть Всеволод.

— Ну, Всеволод, так Всеволод.

— А вас, товарищ майор?

— Зови меня Анатолий Васильевич, хорошо?

Анатолий Васильевич уселся за свой рабочий стол, взял в руку трубку полевого телефона и несколько раз крутанул ручку аппарата по часовой стрелке. Выждав несколько секунд, затем, выслушав чей-то доклад на том конце провода, сказал:

— Хорошо, я тебя понял. Так, подошли ко мне пару бойцов на склад, надо будет здесь помочь загрузить на автомобиль кое-что из оборудования. Только быстро выполняйте приказы, люди издалека приехали, им ждать некогда!

На том конце провода что-то ответили, и майор положил трубку на рычаги полевого аппарата.

— Вот так и живём здесь, в полевых условиях. Ну, ничего, когда всё отстроится, семьи перевезем сюда. Видел, многоквартирные дома заканчивают строить для семей офицеров, уже отделка идёт.

— Видел, Анатолий Васильевич и это прекрасно — жить и служить в одном месте.

— Так, ребята, вы, наверное, голодные?

— Да, есть немного, — быстро среагировал я на вопрос майора, не пропуская возможности откушать на дармовщину из солдатского котла.

— Давайте так, сейчас загрузимся до обеда, а потом пойдем, пообедаем в нашу столовую.

— Так она у вас вроде еще только строится?

— Строится капитальная столовая, а мы пойдем обедать в нашу временную, деревянную. Хорошо?

— Хорошо!

— Пойдём, посмотрим, чем грузиться, распишешься в получении — один экземпляр накладной я у тебя заберу, а с другим поедешь к себе в часть.

Мы вышли из бытовки, и подошли к воротам ангара.

— И как же вы танк на этом полуприцепе привезли, неужели он в вашу «шаланду» по габаритам вошел?

— Так мы же, Анатолий Васильевич, перед тем как погрузить его, борта сняли, а когда разгрузили, вернули обратно, да и не танк это был, а так, БМП.

— Понятно.

— Да и от боевой машины пехоты, честно говоря, там было только одно название: без башни, без вооружения. Вес подходящий — меньше двенадцати тонн, длина около семи метров, и по ширине расстояние между гусениц с габарит кузова, брус трехметровый поперек подложили в трёх местах, на скрутки связали и не спеша довезли.

Я оглянулся и еще раз взглянул на РЛС, на этого строящегося монстра — огромное бетонное сооружение. В моем воспаленном мозгу возникла батальная сцена из звездных воин: прямой удар невидимого космического оружия разрушает до основания станцию и все шестнадцать этажей РЛС мгновенно осыпаются, из которых стоять остаются меньше половины этажей. Мне явственно представились разрушенные стены станции, а внутри — единственная металлическая опора на которой держится вся конструкция этого гиганта. Все остальные конструкции станции ещё стоят, упершись ригелями и балками в эту металлическую опору, вокруг которой вверх вьётся узкая бетонная лестница. Я, почему-то, одет в легкий пуленепробиваемый жилет и в бронированную каску. Медленно поднимаюсь на ватных ногах по этой узкой лестнице, и, чем выше поднимаюсь, тем более безрассудно моё жуткое восхождение в никуда. Такое впечатление, что вот-вот прилетит еще одна ракета, нацеленная на станцию, и меня накроет один из обломков этих бетонных глыб, которые повсюду свисали с покореженного потолка. Все фрагменты железобетонных покрытий с металлическими балками прогнулись и готовы обрушиться всей массой верхних этажей, с обнаженными арматурными штырями развороченного сооружения. Принимающая сигнал металлическая стена еще работала, сверкая на солнце ярко-красными медными листами, но эту листовую медь уже начали активно выковыривать выползшие из нор, грязные и обросшие люди-бомжи, старательно, ломами, разбивая бетонное обрамление щитов станции, надеясь добыть килограмм, другой ценного металла. Они упорно грузили все металлическое на самодельные повозки, стараясь доверху заполнить их драгоценными медными листами, и отбывали восвояси в неизвестном направлении. Кругом стояла разруха, и только семь этажей, почему-то в моем сознании всплыла именно эта цифра, из монолитных блоков со всей аппаратурой управления остались целыми под землей и еще работали, вибрируя вместе со стенами, связанные ригелями и перекрытиями с мощной металлической опорой. Только это подземное сооружение, вросшее глубоко в грунт, смогло устоять после невероятной космической ракетной атаки.

— Черт, что за бесовщину проецирует моё сознание, какие-то фрагменты из будущего с непонятными звездными войнами? А, ведь, действительно, кто знает, что может произойти — ведь не зря же строят эту радиорелейную станцию, для чего-то она нужна и почему этот военный объект не может стать объектом нападения? Сколько советских денег «вбухали» в этого монстра, наверное, не одну сотню миллионов рублей? Хотя, честно говоря, взаимоотношения между людьми, их амбиции и взаимные претензии могут быть той самой предтечей всех этих заряженных конфликтов. Не инопланетяне же на нас собираются напасть? И, не против них, вернее, не для защиты же, от инопланетного разума строятся такие сооружения? Эх, люди, люди — когда вы перестанете угрожать друг другу, и начнете доверять и жить в мире и спокойствии, созидая, а не разрушая его?

Я очнулся от своих видений, услышав громогласный голос майора:

— Ну, что господа военные, поработаем перед обедом?

— Слушай, Анатолий Васильевич, у нас тут родилось одно предложение: нам нужны медные листы, которые хотели бы забрать с собой в Венгрию. У вас, при строительстве, случайно, никаких бракованных листов не осталось, вы же покрываете принимающую сторону РЛС этими штуковинами? — Валентин, как бы невзначай задал вопрос майору.

— Хлопцы, можно, конечно, посмотреть выбраковку, может листов двадцать осталось на складе? Ты, Сева, тоже в этом заинтересован? — Анатолий Васильевич, повернувшись в мою сторону, продолжил, — понимаешь, военные разные бывают, один — нормальный мужик, понимающий, что этот материал уже списан и прошёл по материальному отчёту, другой — чисто службист, ради своей карьеры сдаст любого.

— В каком плане заинтересован? Дело в том, что нас один художник с Угорщины попросил из Союза медные листы привезти для чеканки, если будет такая возможность. Купить в Венгрии он не может — очень дорого, да и не всегда можно найти, цветной металл, все-таки. А здесь, как бы дешевле.

— Я тебя услышал, Сева, но это тоже не бесплатно — за мной люди стоят, глаза и уши. Их сладкими разговорами об интернациональной помощи бедным мадьярским художникам, не замажешь и не заткнешь. Могут возникнуть проблемы военно-криминального характера.

— Анатолий Васильевич, я думаю, что решим эту проблему, тем более, мы с Валентином привезли видеомагнитофон на продажу, скинем его, и деньги будут, а то можно прямо бартером рассчитаться.

— Ну, на счет бартера, я думаю, не получиться. Наверное, лучше, все-таки, деньгами. А как вы повезете цветной металл через границу, вас же сразу накроют?

— На эту тему есть ещё одна идея, Валентин предлагает покрасить их «Кузбасслаком», внешне они будут выглядеть как листы черного металла, так и впишем в накладные.

— А что, это тоже отличная идея! Пойдемте, посмотрим, что у меня на складе имеется.

Мы подошли к ангару, и начальник снабжения открыл своим ключом входную дверь, встроенную в ворота склада. Когда вошли вовнутрь, то перед нашим взором открылась картина неизвестного художника-реалиста под названием «Всё для стройки и на продажу!»: дверные блоки, оконные, половая доска, керамическая плитка, стекло витринное, в общем, всяческий военно-строительный «брик-а-брак».

— Подождите, хлопцы, сейчас верхний свет включу, — майор щёлкнул выключателем и мощные потолочные лампы ДРЛ, медленно накаляясь, через пару минут вспыхнули, как маленькие солнца, осветив все потаённые углы складского портала. И в самом дальнем углу ангара вдруг ярко воспылали златогривые световые блики на медной поверхности небольшой стопки листов.

— А, вот и они! — Майор был приятно удивлен, что листы ещё были на месте и дождались своего «звездного часа», — вот, лежат, красавцы бракованные! В строительстве уже малопригодны, только и осталось, что, для художественного созидания.

Мы подошли поближе и узрели медные листы, аккуратно уложенные на деревянных прокладках. Некоторые были слегка погнуты, с небольшим браком, но ещё пригодные для того, чтобы рука мастера изготовила из них медное чеканное канфарение.

— Вот, то, что нам и нужно, — сказал Валентин, радостно потирая ладони, — Анатолий Васильевич, а если мы попросим ваших бойцов покрасить эти листы, естественно не бесплатно, а полуприцеп оставим у вас на территории до завтра? Надо смотаться в город, продать видеомагнитофон, а то чем рассчитываться? Ребята все погрузят, и мы завтра рванём в Будапешт?

— Вы хотите все переложить на мои хрупкие плечи? — Майор хитро прищурился.

— Не такие они у вас и хрупкие, Анатолий Васильевич, на этих плечищах лежит все благополучие ответственной стройки, — пошутил я, — нам же тоже нужно время для реализации видеотехники.

— А что, в вашей идее, опять же, есть определенная логика, — отозвался майор, — хорошо, давайте так и поступим; отцепляйте свой полуприцеп и пошли обедать, бойцам я поставлю задачу — красить листы и уложить равномерно по всей поверхности полуприцепа, а сверху закрепим ваше оборудование.

— А ты говорил, Сева, поедем листы брать медные, я знаю, где в городе Ужгород есть предприятие, которое реализует их. На том предприятии работает один мой знакомый — можно было конечно договориться и с ним, тем более, что, он нам скидку сделал бы по цене, если мы все это провернули втихаря — через дырку в заборе. Но, тут надежнее, и покрасят и погрузят.

— Да, здесь лучше. Так, как, насчёт продажи нашей видеотехники, решим за сегодня? — Я мог надеяться в этом вопросе только на Валентина.

— Решим, конечно, пообедаем и сразу едем в Ужгород. Ты, кстати, что хотел купить на полученные от продажи видеомагнитофона деньги?

— Я? Бриллиант, а что ещё? И перевезти просто — в бутылке с минералкой, и в Венгрии влёт уйдет.

— Ладно, там же решим и твой вопрос с бриллиантом, а переезжать границу будем уже через станцию Чоп. Или обратно тем же маршрутом?

— В процессе обдумаем, — я дружески похлопал Валю по плечу, — пошли обедать, майор уже нервничает.

После обеда, отцепив полуприцеп, мы выехали за ворота части, но, вместо поездки в город Ужгород, выбрали направление на Мукачево.

— Знаешь, Мукачево, это тоже город областного значения — прекрасный городишко, расположенный на реке Латорица. У меня и в нём есть знакомые, поэтому скидывать видеомагнитофоны, я думаю, будем там. Зачем нам лишние километры наматывать, а тут рядом — в Мукачево смотаемся и обратно. Заскочим в один ресторанчик к знакомому официанту — он занимается фарцовкой и всё по-быстрому решит, — Валентин выдавал идеи, как из «рога изобилия».

— Валентинио, как ты скажешь, так и будет — Мукачево, значит Мукачево.

— Тем более от военного городка ехать всего двенадцать километров по трассе, — продолжал Валентин, — нет, я передумал, лучше поедем в отель, который находится на площади «Кирилла и Мефодия». Там у меня есть друг, администратор, и ты знаешь, уж очень много разного люда в ту гостиницу приезжает. Там-то мы точно вопрос с продажей видеомагнитофонов можем решить и, что немаловажно, еще быстрее.

***

Я ехал в автобусе и думал о том, что вот, Ольга соберется и, как-нибудь на досуге, прочитает всю историю моих отношениях с Альбиной, про жизнь в Венгрии.

«Может быть, зря я ей оставил этот файл со своими воспоминаниями? Зачем надо было мне будоражить ее сознание? Могут возникнуть очень много жизненно-острых вопросов, напрямую связанных с её судьбой. Ну, да, ладно, что сделано, то сделано. Появятся вопросы, позвонит. Смогу ли я на них ответить? Не знаю, но то, что наши взаимоотношения станут другими, это точно».

***

Мы проехались на КАМАЗе по улице Мира и уткнулись в площадь, за которой виднелась ратуша — исторический памятник, окрашенный штукатурным колером в светло-зеленые, неравномерные по насыщенности тона, этакое трехэтажное здание готического стиля с красной крышей и центральной башней со шпилем. Отель находился рядом, на пересечении двух улиц. Фасады гостиницы были решены в неоклассическом стиле сталинского ампира, уродливо копирующего традиции классических античных ордеров. Первый этаж впечатлил несоразмерностью огромных арочных окон, начинающихся от самого цоколя до нижнего уреза второго этажа. К охровому фасаду двух верхних этажей прилепился частокол прямоугольных псевдоколонн с квадратами окон, формируя элегичную ритмику экстерьера здания гостиничного типа. Центральный вход был непродуманно врезан в самый угол здания со стороны пересечения двух улиц. Над входом ажурным козырьком красовался удлиненный балкон, зрительно объединивший центральный вход с левой и правой стороной углового здания.

— Сева, ты посиди в машине, а я зайду в отель, поищу одного моего знакомого администратора, Степана — предложу ему видеотехнику. И, уже здесь, в кабине обсудим нашу сделку. Как мое предложение?

— Вполне, Валентин, а ты цены знаешь на технику, хотя бы приблизительно?

— Знаю, Сева, они, конечно же, здесь гораздо ниже, чем в Москве или у тебя на родине.

— И насколько ниже, — мне стало даже интересно.

— Раза в два, это точно!

— В два раза? Это серьезная скидка.

— Ну, а как ты хотел, Сева, народ здесь не для себя покупает, тот же бизнес, только с этой стороны границы, в безвизовой шестидесятикилометровой зоне. Да и у многих на той стороне хватает родственников — пришлют приглашение, вот и езжай себе на здоровье за «фарцой».

— Ясно, Валентин, я тебя понял. Хорошо, сижу в машине, жду, а ты иди, ищи администратора.

— Все я пошел, охраняй товар, дорогой мой товарищ спекулянт.

Я долго смотрел вслед идущему в отель Валентину; он шёл в гостиницу своей неторопливой походкой, перед самым входом обернулся, помахал мне рукой и вошел в здание.

— И с этой самой минуты, вот именно с этого мгновения закончилась наша советская эпоха, — подумал я, — эпоха независимых людей, материально бедных, но не нищих духом, настоящих строителей непонятно-далекого коммунизма, и воцаряется эпоха дельцов, фарцовщиков и предпринимателей. Начнут меняться ценности человеческих взаимоотношений, произойдет расслоение на богатых жуликов и бедных правдолюбов. Связи между людьми будут соизмеряться только рублем или еще какой-либо другой валютой, и всё это в наш мир принесли мы, те, кто побывал в этом социалистически-капиталистическом мире и уже жить по-другому не смогут никогда и, наверное, не станут.

В СССР, бизнес, торговля, любое предпринимательство или деловые инициативы монополизировались государством и люди были лишены права заниматься чем-то своим, по своему выбору, а частная инициатива к тому же и наказывалась. «Фарцовщики» не стали исключением. Пропаганда в Союзе старалась всячески очернить их: «Сегодня джаз, а завтра родину продашь?». Советская власть с первых дней упразднила частную собственность и сформировала класс нищих независимых советских людей, для того, чтобы контролировать их желания и потребности, то есть, люди не должны были иметь средства к существованию вне данной государственной системы. Теоретически, в итоге получился «советский народ», думающий о строительстве коммунизма, которому было наплевать на хлеб насущный, на свой быт. В реальности, советским людям приходилось решать одни и те же вопросы, что и людям в буржуазных странах. Но, так как в Союзе это было сделать намного сложнее, появилась этакая специфическая тема — «товарный дефицит», «блат», то есть продажа «из-под прилавка своим», «фарцовка» различными дефицитными вещами. Поставщикам нелегального товара давали реальные тюремные сроки за «спекуляцию», но это не останавливало сам процесс «фарцовки», и все эти риски, конечно, закладывались в цену товара и, поэтому, для потребителя она увеличилась вразы.

Валентин, после тщательного поиска по всем коридорам, этажам и кабинетам отеля, все-таки нашел своего знакомого администратора Степана, и, следствием переговоров и осмотра товара в кабине КАМАЗа, было сидение с важным видом за барным столиком на шесть персон в ресторане этого отеля. Валентин и Степан занимались подсчетами денежных сумм, рисуя цифры с нулями на обыкновенной ресторанной салфетке.

— Вникни в это, Степан, дешевле, чем за шесть тысяч рублей, я свой видеоплеер не отдам, а у Севы, вообще видеомагнитофон, так что надо добавить еще тысячи три…

— А я что, должен везти их на «фарцу» в Магадан? — Не сдавался знакомый Валентина.

— Зачем тебе эта Колыма? — Шептал на ухо Степану Валентин, — в Москве или в Ленинграде «наваришься».

Я выпал из процесса торгов, выключив мозговой анализатор «диэнцефалона»:

— Когда, в какое время, я, советский человек, офицер, превратился в настоящего «барыгу»? Не хватает мне, что ли, в жизни острых ощущений? Или, может быть, в нашем бесовском мире по-другому нельзя? Если вокруг расставлены различные препоны, то мы, ради спортивного интереса, должны их преодолеть, выйти победителем, сказав самому себе: «да, я это сделал!». Но ради чего все это, ради того, чтобы в дальнейшем сказать, философствуя, — это и есть истина той жизни, в которой я живу? Неужели, во все времена приспособленчество являлось нормой жизни людей и общества? Неужто такова наша сущность человеческая, доставшаяся в наследство со времен каменного века? Вот Валентин, продаст свой видеоплеер и купит медные листы, осчастливит другого человека — художника. Естественно, получит какое-то вознаграждение за свою работу. Ладно, его понять можно, а мне для чего все это: продать видеомагнитофон, купить бриллиант, а дальше что? Видимо, нужна какая-то новая жизненная теория, для оправдания моих действий во вновь нарождаемся мире всеобщего торжища. Ведь, если посмотреть глобально — все рушится: войска выводят из Европы, в Советском Союзе творится какой-то непонятный бардак, карточки на продукты и всеобщее безденежье. Как дальше будем жить — неизвестно? И, главное, непонятно, на что? Вот, уже появилась теория «зарабатывания денег», а это значит: придется продать в Венгрии бриллиант, накупить различной видеотехники и ехать в Союз «фарцевать» — другого пути выжить, видимо, нет. Хотя есть другой путь. Те, кто задумал вывод наших войск из Венгрии, пусть раскошелятся и выплатят денежную компенсацию военным, тогда бы не было проблем и с выводом войск, и с их обустройством. Мало что ли жилых домов, военных городков, складов и баз мы побросали в Европе? Без цивилизованных подходов к решению проблем, мы будем всегда нищими, надо уметь договариваться, при нашем тщеславии казаться сильными, уверенными и для всех хорошими. Хотя, чего проще: «Russian go home» и можно не платить вообще. Или, может быть, тут что-то другое — политика, коррупция, и тем, кто ближе — вяще, а кто подальше — тоще. Невероятно наше всеобщее умонастроение, и тут уж ничего не поделаешь: «стаяць вечна галодным каля кармушкі і ня нажраться адтуль часам — ня быват таго!».

Вот оно и пришло чужедальнее время…

***

Я очнулся от резкого звонка телефона. Кто-то настойчиво названивал на стационарный номер диспетчерской автостоянки аэропорта. Около минуты я приходил в себя, не понимая, в какой реальности нахожусь. Но трубку телефона схватил мгновенно, сказалось военное прошлое.

— Алло, диспетчер автостоянки. Я слушаю вас, — трубка ответила мне грозным колебанием звуковой мембраны.

— Алло, диспетчер, где твой начальник? Надо с ним переговорить.

Мне почему-то захотелось немножко срезать на полтона нагловатость моего собеседника.

— А вы кто? Представьтесь, пожалуйста, телефон военный, — я механическим голосом ответил человеку, находящемуся на другом конце телефонного провода.

— Какой еще к чёрту военный? Мне нужен начальник автостоянки аэропорта.

— Если нужен, то и звоните ему, а вы позвонили мне — диспетчеру. После того, как вы представитесь, я имею ввиду «кто вы и откуда», а не на «тот свет», и доложите диспетчерской службе, то есть мне, по какому вопросу вы хотите потрепать нервы моему начальнику, я дам вам его номер сотового телефона, и то, если сочту нужным.

— Диспетчер, ты меня достал, — голос несколько раз чертыхнулся, но в пределах нормативной лексики, — хорошо, я звоню по поручению совета директоров авиакомпании по вопросу ликвидации вашей автостоянки.

Мне стало сразу как-то неуютно.

— И в связи, с чем эти пертурбации?

— В связи с новым строительством на этом месте, ищи себе другую работу, диспетчер. Достаточно?

— Да, достаточно, записывайте номер телефона начальника и «идите туда, где Макар телят не пас», — я продиктовал номер и положил трубку.

«Вот и всё, что дальше? Так много чего хотелось вспомнить: и про наши отношения с Энико, и…

Но ведь она действительно была влюблена в меня, я это понял только тогда, на последнем свидании в полупустой квартире в Будапеште. Мы сидели обнявшись на полу, постелив под себя офицерскую шинель и целовались. Вспомнить, как мы с Ефимом и с собакой, на поезде Будапешт-Москва ехали через границу с пистолетом, спрятанным в буханке хлеба. Переезжали в Киев, на моё новое место службы и брат всегда был рядом со мной. Как с военными летчиками летал в Москву за дизельной электростанцией и обратно. И наши героические соколы уверенно посадили самолет в аэропорту Тёкёль, после одного литра ректификата на восемь человек.

Да не успел. Что делать, не знаю? Если закроют стоянку, надо искать новую работу, да и не всякую работу можно совместить с написанием воспоминаний. Кому они сейчас интересны? Ладно, будем ждать, что скажут начальники, которые испокон веков решают за весь народ. Или взбунтоваться, все бросить и уйти? Нет, конечно, нет, не то воспитание, а жаль».

***

[1] «4 декабря 1989 года на территорию РЛС ворвалось около 500 человек, протестующих против строительства. Около двух часов раздавались угрозы в адрес военных и возгласы: „Убирайтесь, оккупанты!“ Вскоре представители РУХа, народные депутаты Закарпатья обратились к министру обороны СССР с требованием прекратить строительство станции. Строительство было заморожено. Верховный Совет УССР объявил мораторий на сооружение сверхмощных радаров на всей территории Украины. 2 января 1990 года пленум Мукачевского райкома Компартии Украины и сессия районного совета осудили строительство РЛС и обратились в Верховный Совет СССР с предложением о его прекращении. Вскоре сессия Закарпатского областного совета приняла решение прекратить строительство РЛС и обратилась в ЦК КПСС, Верховный Совет СССР и Совет Министров СССР с предложением утвердить это решение. 1 августа 1990 года Верховный Совет Украины запретил дальнейшее строительство на территории республики мощных РЛС. Председатель Совета Министров СССР подписал постановление правительства о консервации станции в Мукачево» — из статьи генерала В. М. Красковского.[2] Bydim (блогер) — «Что привозили граждане СССР, из-за границы». Источник — Yaplakal.com[3] От английского flat, что означает жилище, квартира.[4] Хай-тек — высокие технологии. Стиль в архитектуре и дизайне, зародившийся в недрах позднего модернизма в 1970-х годах.[5] «Очень красиво!» — (укр.)[6] «Очень клево!» — (укр.)[7] — Друг, скажи мне, где твой босс? — (венг.)[8] — Я скажу, что ты пришел? — (венг.)[9] — Да, пожалуйста. — (венг.)[10] Один момент — (венг.)[11] — О, Валентайн, я рад тебя видеть! — (венг.)[12] — Привет, Сандор, привет, мой друг! — (венг.)[13] — Как поживаешь, как идут твои дела? — (венг.)[14] — Хорошо, Валентин потихоньку, с божьей помощью. Вы собираетесь в Союз? — (венг.)[15] — Мы очень проголодались, принеси, пожалуйста, что-нибудь горячего. — (венг.)[16] — Мэри принесет это. — (венг.)[17] — Скажите, может, вам нужно перевозить товар на границе? — (венг.)[18] Союз трудящейся молодёжи — DISZ (венг.)[19] Венгерский коммунистический союз молодёжи — KISZ (венг.)[20] Мая Кристал Сталинский — (венг.)[21] Усть-Илим на далекой таежной реке, Усть-Илим от огней городских вдалеке. Пахнут хвоей зеленые звезды тайги, И вполголоса сосны читают стихи. (венгерский поэтизированный перевод — «Письмо на Усть-Илим» Музыка А. Пахмутовой, слова С. Гребенникова и Н. Добронравова, 1963 год).[22] Спасибо, Александр. До свидания, Ласло! — (венг.)[23] Удачной поездки! — (венг.)[24] Spice, в переводе с англ. — «приправа, специя».[25] Восточный курительный прибор, в котором табачный дым охлаждается и очищается, проходя через воду.[26] Таможенный контроль — (венг.)[27] Добрый день, мне надо пройти таможню. — (венг.)[28] Где ваши документы, автомобиль и товар? — (венг.)[29] Хорошо, проезжайте. — (венг.)[30] Спасибо! — (венг.)[31] Удачи на русской таможне! — (венг.)[32] Удачной поездки! — (венг.)[33] До свидания — (венг.)[34] Сергей Голунов — «Пограничная зона». Журнал «Отечественные записки»[35] Таможня — (укр.)[36] Крытое военное помещение — (воен.)[37] Маньчжурский кедр или сосна корейская — хвойное дерево, которое можно встретить в восточной Азии, на северо-востоке Китая, в Приморском и Хабаровском краях, на юго-востоке Амурской области, в Корее и в центральной Японии.[38] А. С. Пушкин, стихотворение «Все призрак, суета…»[39] Эксперт, владеющий навыками дегустации вина.[40] Материал из Wikipedia[41] Присаживайтесь ребята, видимо с дороги проголодались? — (укр.)[42] Семья небольшая, а родных много, вот тазиками и готовим — (укр.)[43] Я люблю с растительным маслом, а вы как? — (укр.)[44] Ну и ну, какие хорошие ребята, все съедят, — (укр.)[45] Вот и хорошо, Сева, садись за стол, ужинать будем. — (укр.)[46] Варя, ты чего бокал с вином схватила, вот твой сок стоит, — (укр.)[47] «Планета Целина» — музыка: О. Фельцмана, слова: В. Харитонова[48] — Здравствуй, сынок, здравствуй! Как спалось на новом месте? — (укр.)[49] — Ну, вот и хорошо. Иди, буди Валентина, завтракайте. Вы хотели куда-то сегодня с утра ехать? — (укр.)[50] — А вон они, сынок, на заборе висят — возьми. А ведро, которым наливать, там, на колодце, на цепочке привязано. — (укр.)[51] — Спасибо Сева, я смотрю, ты не городской белоручка, к деревенской жизни приучен. — (укр.)[52] — Так что, ты подумай Сева, найдём тебе здесь холостячку, — красавицу Ефросинью в частном секторе, и заживете оба по-человечески. Зачем тебе по этим заграницам мотаться, молодость распылять понапрасну. — (укр.)[53] — Ну, тогда скидывай свои погоны и увольняйся со своей армии. Ничего хорошего она тебе не даст, дослужишься до старости и останешься бобыль бобылем. Я жизнь прожила, знаю что почём. — (укр.)[54] — А что тут думать. Где Валя? Садитесь завтракать. — (укр.)[55] «Радиолокационные станции — военные гиганты» — shipka.clan.su[56] «Закарпаття онлайн» — Иван Роман[57] bric-;-brac (англ.) — собрание всякого рода редкостей[58] Дуговая ртутная лампа — (прим. автора)[59] topast/farcovshiki-kak-eto-bylo/[60] Главный отдел переднего мозга[61] «Русские идите домой!» — (англ.)[62] «стоять вечно голодным возле кормушки и не нажраться оттуда вынупору — не бывати тому!» — (белорус.)[63] T;k;l — город в центральной части Венгрии, в медье Пешт, где располагался военный аэродром ЮГВ.