Повесть Камнеломка, глава седьмая

Номер в отеле оказывается уютным, даже очень. И сам отель чудесный: в настоящем деревенском норвежском стиле, с камином в холле внизу, с охотничьими трофеями и старинными лыжами, развешанными на стенах.
Лида приезжает днем, чтобы застать вечернюю пресс-конференцию – она как раз будет об отборе на чемпионат. На саму пресс-конференцию ей, конечно, не попасть, - но хотя бы просто быть рядом, в этом же отеле. А все действие она посмотрит на экране – на сайте NRK обещана прямая трансляция. Вот сядет в холле, как раз напротив пресс-зала, и будет смотреть на телефоне.

Жизнь в небольшом отеле кипит: приехала вся команда, куча прессы, все ждут вечера. Внизу, в холле, не приткнуться – все диваны заняты журналистами разных мастей. Ну ничего, на пресс-конференции эти журналисты будут в зале, а холл-то как раз опустеет, и Лида легко найдет, куда приютиться.
Быстро переодевшись, она выходит на улицу – пройтись по уже знакомы местам и успокоиться. Хотя успокоиться не получается. Она дура, конечно. Не надо было так. А Эскиль молодец, совсем молодец, - собрался, провел несколько отличных гонок. Правда, каждый раз в прессе появлялись потом реплики тренера сборной, что его это выступление не впечатлило и что в Тронхейме лучше рассчитывать на молодежь. Удивительно даже, как Хальворсен такое выдерживает, не срываясь. Хотя в том самом интервью для «Афтенпостен» как раз сорвался. И видно, что в последнее время очень взвинчен, словно на пределе.

Постоять у стадиона, посмотреть на звездное небо – и пора уже возвращаться. Пока она дойдет до отеля мимо бревенчатых домиков кемпинга, пока поднимется в номер и снимет куртку и сапоги… Вон и Иверсен, катавшаяся внизу на стадионе – Лида с прошлого раза запомнила этот ход, слишком хороший для простого любителя, слишком слабый для спортсмена – уже закончила, собрала лыжи и палки и двинулась к гостинице, срезая путь прямо по сугробам. Наверное, там тоже какая-то протоптанная дорожка, уж Иверсен-то тут точно все знает. Лида поднимается по знакомой тропинке к кемпингу и вдруг замирает, слыша голоса – похоже, за соседним домиком.
- Привет, парни. Так, а почему вы тут? Прессуха через полчаса.
- А ты сама полюбуйся, подойди поближе.
  Трёнделагский диалект Арне Люнда невозможно не узнать.
- Иселин, не слушай его, я в норме.
Тон у Хальворсена неожиданно веселый. Странно, во всех последних интервью по телевизору выглядел напряженным и собранным, а тут…
- Черт, - Лида слышит, как у Иселин срывается голос. – Черт, Эскиль, ты что, даже не закусывал?

Лида не знает, куда деваться, и стоит с другой стороны домика. Дурацкая ситуация, она же не подслушивает и ни за кем не следит, она просто идет своей дорогой. Точнее, шла. А теперь лишний раз и не шевельнуться – морозно, и снег заскрипит от любого ее движения.
- Ну, сама все видишь, - говорит Люнд. – Вот и проветриваю тут его. Там сейчас небось не пройти?
- Там точно не пройти. Все сидят в холле и ждут. Одних наших там четыре человека. Плюс VG, «Афтенпостен», плюс из вашей федерации, плюс местная пресса и чуть ли не «Евроспорт». Черт. Если он там в таком виде появится...
- Иселин, да говорю же, в норме я.
- Заткнись, звезда лыжных гонок. Так. В отель же есть второй вход?
- Заставлен мебелью, как раз твои ребята сегодня ругались, кабель какой-то не могли протянуть.
- Черт. Арне, сверяем часы. Да отпусти ты его, он вроде вполне держится на ногах. Сколько времени?
- Восемнадцать пятьдесят.
- И у меня. Ровно в девятнадцать вы входите в двери отеля и, не обращая никакого внимания на происходящее, идете в свой номер. Вы же вместе живете?
- Да.
- Что бы ни творилось в холле – не останавливаешься и не обращаешь внимания, понял?  Держать его не надо, только лишнее внимание привлекать будет. Пусть сам идет. Капюшоны оба наденьте. Если лифт сразу на первом этаже – в лифт. Если лифта надо ждать – не ждите, поднимайтесь пешком. Арне, оставляешь его и спускаешься на прессуху. Эскиль, ложишься спать и завтра появляешься на завтраке, свежий, как майская роза. Черт, все будут спрашивать, почему тебя нет. Ладно, буду уводить в сторону. Все. За мной сейчас не идете. В холл входите ровно в девятнадцать.

Лида слышит быстрые шаги по снегу – сначала, похоже, убегает Иселин, потом уходят мужчины. Она идет к гостинице, боясь уже с кем-то столкнуться, - но нет, на улице больше никого не осталось. Быстро закинув в номер куртку, Лида спускается вниз. Чем она может помочь? Ничем. Главное, ничем не помешать.
Холл и правда переполнен. Лида со страхом смотрит на минутную стрелку больших часов, висящих над камином. Без трех минут семь. Без двух.
Без минуты семь двери разъезжаются, и в холл входит Иверсен. Ее черные волосы растрепаны, разминочная лыжная куртка порвана, лицо в слезах и в крови, ладони тоже в крови. И одна штанина в крови и порвана.
В руках журналистка держит лыжи и палки, носок одной из лыж сломан.

- Господи, Иселин! – первым к ней бросается тренер сборной. – Что случилось?
- Грохнулась на спуске, курица такая, - кривится она. – Испугалась очень…
У нее и правда дрожат от испуга губы, в глазах стоят слезы. Кто-то уже освобождает место на диванчике, девушку усаживают и успокаивают.
- Крови откуда столько? Иселин, не молчи! Голова не кружится, не тошнит?
- Нет, нет, все нормально, - всхлипывает она. – Бедром на свою же палку наткнулась, на штырь. Не понимаю, как меня так закрутило.
За спинами столпившихся возле девушки журналистов через холл к лифту проходят две фигуры в капюшонах. Мягко закрываются двери, лифт уезжает наверх.
- Да все в порядке, спасибо, - Иверсен осторожно поднимается. – Просто испугалась очень. Руки перемазала, наверное, когда смотрела, что с ногой.
- Я к тебе врача нашего отправлю, хоть обработает нормально.
- Спасибо. Потом, после прессухи. Сейчас некогда. Черт, лыжи жалко.

***
Лида не знает, как от него отвязаться. Можно вообще не отвечать – но он и не ждет ответа, он непрерывно говорит сам. Можно встать из-за столика и пересесть – но он пойдет следом, проверено. Можно послать куда подальше открытым текстом – но как послать человека, который в ответ на «Томми, катись к черту!» с милой улыбкой говорит -  мол, ну что ты такая нервная, а я вот что разузнал…
- Смотри, сколько новых посетителей! – Томми ставит ноутбук на столик, за которым Лида допивает кофе после завтрака. – Написал про вчерашнюю пресс-конференцию. Куча откликов.
- И что ты написал? – не удерживается Лида.
- Как есть, так и написал. Что состав на чемпионат в Тронхейме практически назван, осталось одно место, но на него почти точно возьмут Каспера Бакке. И что я не представляю, что должен сделать Хальворсен, чтобы взяли его, а не брата Стине.
- Он весь сезон выступает лучше Каспера Бакке! В каждой гонке выше!
- Ну да, Хальворсен на тридцатых местах, Бакке на сороковых. Но возьмут Бакке, и Хальворсен это прекрасно понимает. И нервничает: вчера вон на пресс-конференцию не явился, сегодня за завтраком над пустой тарелкой сидел.
- Отвяжись уже от него, а?
- Не могу, - ничуть не смущаясь, отвечает Томми. – У него за двадцать пять лет карьеры знаешь, сколько ненавистников накопилось? Вооот! Куча народу, кто его не любит. И вот я пишу – и они заходят, читают мои статьи, у себя в соцсетях ссылки дают! Знаешь, как народу прибавилось! Ему уже все равно, его считай что нет. А мне важно.
- Томми. Вот честно, а? Ты идиот?
- Нет, ну что ты! Я просто очень любопытный. И все всегда разузнать хочу. Иногда странные вещи узнаю, что-то начинаю искать, сопоставлять… Много до чего можно докопаться!
- Тьфу. Тебе б в желтой прессе работать. Скандалы, интриги, расследования.
- Да! – Томми оживляется. – Я об этом мечтаю!
- Отлично. Только давай ты будешь мечтать об этом где-то подальше от моего столика? Тут полно свободных мест, все уже позавтракали.

Лида утыкается в телефон, показывая, что ответа не нужно и разговор закончен. Стадион в десяти минутах ходьбы, и до начала разминки у нее еще куча времени. Эскиль обычно приходит в первых рядах, долго и придирчиво выбирает лыжи, пробуя кучу разных пар, - можно будет налюбоваться на него еще до начала гонки. Лида с ним пока так и не встретилась: она прилетела только вчера днем и надеялась увидеться до или после пресс-конференции. А получилось… так, как получилось. Хватит ли у него после всего сил на сегодняшнюю гонку? Нет, десятку-то он, конечно, как-нибудь да проедет – но ему не нужно как-нибудь, ему нужно быть в призах. А лучше – выиграть.
И, может, лучше на него пока не натыкаться. Ей очень хочется его увидеть, но как-то нехорошо они в прошлый раз расстались. Нет, ерунда, он наверняка тут же все выкинул из головы – кто она вообще такая, чтобы Хальворсен помнил ее слова?
Еще одну булочку – и пора уже идти и собираться. А лучше всего стянуть булочку со шведского стола с собой, пусть это и плохо, но на стадионе плюшка очень пригодится. Обернув булочку салфеткой, Лида прячет ее в карман и выходит из ресторана в холл, где уже начинается предгоночная суета. На одном из диванчиков, обложившись распечатанными старт-листами, с ярко-красным ноутбуком на коленях сидит Иверсен и что-то торопливо пишет. Красный ноутбук, красные ногти, красная помада…

Из лифта выходят Пер Норхейм с Хальворсеном и врачом команды и, хохоча над чем-то, направляются к дверям.
- О, Иселин, - останавливается перед журналисткой врач. – Ты как? Нормально?
- Да-да, все отлично, - отвечает она, не поднимая глаз от ноутбука. – Спасибо за помощь.
- Как ты так умудрилась-то наткнуться? Уж сколько я за двадцать лет этих ран от палок перевидел, особенно от роллерных, но чтобы под таким углом…
- Вы о чем? – Хальворсен переводит взгляд с врача команды на журналистку.
- А, ты ж уехал вчера внезапно. Она, бедолага, умудрилась себе бедро распороть – на спуске неудачно упала. Как раз перед пресс-конференцией.
- Так, - Эскиль, не опускаясь на диван, садится на широкий подлокотник рядом с журналисткой. – Идите, я догоню сейчас. У нас тут будет теоретическое занятие по прохождению спусков.

***
Гонка удается. Лида даже не сразу верит: лыжники приезжают на финиш один за другим, но фамилия Хальворсена так и горит на табло над стадионом первой строчкой. Не зря он все-таки говорил в интервью пару дней назад, что в очень неплохой форме.
Сняв варежку, Лида открывает на телефоне онлайн-отсечки. На трассе еще остались те, кто стартовал позже Хальворсена, но вряд ли кто-то из них сможет догнать: на двух последних отсечках никто даже и близко не подобрался. Второй, Пер Норхейм, в двадцати с лишним секундах. И те, кто еще не финишировал, на всех отсечках уступают.
Она убирает телефон. Рука за минуту на пятнадцатиградусном морозе заледенела, Лида скорее снова надевает варежку. У Хальворсена сейчас должно быть хорошее настроение, - может, если она подойдет поздравить после гонки, все как-то и сгладится?

Выход из микст-зоны только один, зрителей на этих гонках практически нет, затеряться тут негде. Лида устраивается возле выхода – так она и награждение увидит, хоть и сбоку, и потом сможет подойти. Эскиль ее не видит, зато она может любоваться, сколько угодно.
Наконец-то все финишировали. Прессы на стадионе мало, Лида видит только пару незнакомых журналистов – наверное, из местной газеты – да Иверсен, берущую интервью у каждого из призеров. Она еще раз смотрит на табло. Как же не хватало этой фамилии на первой строчке!
И тридцать-какое-то-там место Каспера Бакке Лиду тоже радует.
Лыжников награждают, все как обычно: цветы, пакеты с подарками от организаторов. Хальворсен весело улыбается с верхней ступеньки пьедестала, позирует вместе с Пером Норхеймом и третьим призером для обязательных протокольных снимков. На какой-то миг оборачивается к стоящей внизу Иселин, коротко усмехается, серые глаза искрятся. Снова улыбается немногочисленным фотографам – и, спрыгнув с пьедестала, легким, уверенным, привычным движением закидывает свой букет в почти пустую зону для зрителей.

Лида перебирается из уголка ближе к выходу – чтобы быть заметней. После финиша гонки жизнь на стадионе стихает не сразу, и в микст-зоне еще остаются журналисты и фотографы. Если захочет – он остановится, если нет – значит, нет. Похоже, никто не ждал его победы. А вот нате, съешьте! Она вспоминает одно из недавних интервью Эскиля, где он говорил, что чувствует себя прижатым к стене, и у него нет никаких других вариантов – только выкладываться по полной сейчас.
И холодные интервью тренеров команды она тоже вспоминает.
Похоже, нашла коса на камень.
Хальворсен выходит из-за загородки, направляясь к пресс-центру. Лида привыкла, что после удачных гонок, особенно после побед, он по-мальчишески радуется, но сейчас кажется, что вокруг него словно электрические разряды в воздухе. Нет его обычной полудетской улыбки – он собранный, почти хмурый, серые глаза прищурены. Весь как натянутая тетива. Она хочет куда-нибудь отшатнуться в сторону, но поздно – Эскиль ее уже заметил.
- Приехала все-таки.
Она теряется.
- Привет… Да… ты же сам… - Лида окончательно теряется. – Поздравляю, - наконец говорит она. – Отличная гонка.
- Да. Теперь все будут говорить, что всегда в меня верили и я самый лучший, да?
Именно это Лида и хотела сказать.
- Держи, - она отдает заранее приготовленный сверток с подарком. – Удачи завтра. Ты правда самый лучший.
- Спасибо. Мне пора, - Хальворсен быстро, не глядя, убирает сверток в рюкзак и резко разворачивается к выходу.
Лиде очень хочется снова пожелать ему удачи, победы завтра, - ему очень нужна эта победа. Но она молчит, не понимая, что происходит.
Он все-таки злится еще с прошлого раза?

Вечером, просмотрев все новости и материалы о прошедшей гонке, Лида спускается в холл – раз уж она все равно разорилась на дорогой отель на все эти дни, то можно и кофе выпить нормально, в баре в холле, как приличный человек. Сгорел сарай – гори и хата. В холле полно народу, все те же уже знакомые, примелькавшиеся лица. Взяв чашку кофе у барной стойки, Лида ищет место, куда бы присесть. За ближайшим низким стеклянным столиком в двух сторон стоят два диванчика, на одном что-то обсуждают Томми и один из тренеров, а на другом диванчике, не обращая на них ни малейшего внимания, работает Иверсен. Лида хочет снова вернуться к стойке, но журналистка, заметив ее, чуть отодвигается и собирает разложенные на стеклянном столике бумаги, освобождая место.
- Спасибо, - кивает она. – Точно не помешаю?
- Привет. Ничуть.
- О, уже комментарии посыпались, - Томми напротив радостно смотрит в планшет. – Многие со мной согласны. Лидия, тебе даже не интересно, что я написал?
- Чушь какую-нибудь.
Иселин быстро усмехается, но тут же берет себя в руки.
- Я уверен, что сегодня был разовый взлет. Скорее всего, один из последних или последний.
- Может быть, - кивает вдруг Лида. – Пусть даже и так. Но он все равно – боец. А впрочем… да пиши, что хочешь, - себя же идиотом выставляешь. Пиши свою чушь, ни черта больше ты не умеешь.
Тренер, выбравшись из-за столика, направляется к барной стойке.
- Я еще информацию собирать умею и разные истории раскапывать. Вот, например, интересно же, кто с кем поругался, кто с кем спит…
- Ты вроде комментарии свои проверить хотел? – не выдерживает Иверсен.
- Комментариев сейчас наберется. А историй у меня куча раскопана, даже тебе будет интересно.
- Не думаю.

- Да? – он вскидывается, с интересом глядя на черноволосую журналистку. - А вот представь историю: девочка из глухого Каутокейно, талантливая красавица, звезда местной драматической студии. В пятнадцать лет она уезжает в Тромсё, доучивается, играет в любительском театре. В семнадцать – поступает в школу искусств в Осло. К восемнадцати у нее уже есть три роли в кино – принцесса в детской сказке, главная героиня в подростковой драме и какая-то глухая дура в немецкой пьесе.
- Немая, - спокойно, не отрываясь от ноутбука, уточняет Иселин. – Немая Катрин. И она не дура.
- Тебе виднее. У девочки великие планы: с такой красотой, талантом и безупречным английским можно покорять мир. Может, она мечтает о кинофестивалях, красных ковровых дорожках, цветах и поклонниках. Девочка вкалывает, учится, играет в полупрофессиональном театре, ходит с кастинга на кастинг. Ее охотно берут – не скажу, что везде, но чаще берут, чем нет. На Рождество на несколько дней она приезжает к родным в Каутокейно и на одной из студенческих вечеринок знакомится с парнем из юниорской лыжной сборной, на несколько лет старше. Вернувшись в Осло, девочка бросает школу искусств и начинает прокладывать себе путь в спортивной журналистике. Странный выбор для нежного цветочка. К тому времени, как парень пробивается в первую сборную, девочка становится толковой стажеркой-практиканткой и мотается от лыжников к биатлонистам и двоеборцам. Вместо Канн и красной дорожки у нее Бейтостёлен, Брускваларна и сугробы по уши. Вместо изысканного юмора людей искусства – шутки лыжников, от которых краснеют и опадают обои на стенах. Парень с годами становится мировой звездой, девочка – очень толковым экспертом. Но как он ее не замечал со студенческих дней – так и не замечает. Девочка, наверное, жалеет о упущенной красной дорожке, букетах и поклонниках, да поздно.

Лиде хочется ввинтиться куда-нибудь поглубже в диванчик, словно ее здесь нет. Но Томми явно рассказывает с расчетом и на нее, а Иселин, кажется, совершенно все равно, кто и что подумает.
- Вряд ли девочка жалеет о красной дорожке, - равнодушно откликается она, все так же не отрываясь от статьи, которую пишет на ноутбуке. – Думаю, эта девочка, будь она в реальности, была бы просто счастлива. Почти каждый день. Просто от того, что его видит. От того, что он рядом, что иногда она может чем-то помочь. Хоть чем-то. А что ее в упор не замечают – это она, наверное, еще с первых дней поняла. Мне кажется, твоя девочка не дура. И нечего ее жалеть, она знала, что делает.

Тренер возвращается к столику с бокалом пива, Томми радостно листает свой сайт на планшете. Лида осторожно, стараясь не дышать, выбирается с диванчика и тихо идет к себе в номер.
Завтра последняя гонка, после которой все решится. Хотя по лицу тренера она видит, что все уже решено.
Случайный разовый прорыв. Да конечно.

Правильней всего было бы не идти на стадион, не показываться на глаза, посмотреть эту гонку из номера по телевизору. Или вообще не смотреть. Но вчерашние слова Иселин отчего-то запали Лиде в самое сердце.
Просто счастлива. Просто от того, что можно его видеть. Тем более любая гонка сейчас может стать последней.
Лида быстро собирается на стадион. Она становится на свое вчерашнее место – около микст-зоны. Отсюда не очень хорошо видно табло с отсечками, но сегодня оно Лиде и не нужно, сегодняшняя гонка – с общего старта. А вот огромный телеэкран над стадионом прекрасно виден. И часть подъемов и спусков тоже видно. Финиш совсем рядом, правда, старт на другом конце стадиона. Лида замечает Хальворсена, спокойно раскатывающегося вдали. Лица не видно, но она знает, чувствует это его настроение на разминке: плеер в уши, очки на лицо – словно и не здесь.
До старта остается пара минут. Она любуется легкой тонкой фигурой Эскиля. Скинул разминочную куртку, плотнее затянул липучки на темляках палок, о чем-то говорит со стоящим рядом Арне Люндом…

- Что ты ей вчера наговорил?
- Не твое дело, мы разберемся. Не лезь. И ей не надо было лезть, это моя драка.
- Балбес. Подойди к ней после гонки, скажи, что вчера сорвался и все такое, что тебе очень жаль.
- Совершенно не жаль.
Высокий, крупный Арне Люнд хмурится:
- Я ж тебя сейчас по лыжне раскатаю. По всем тридцати километрам.
- Догони сначала.

- Они что, с ума оба сошли? – ахает рядом с Лидой кто-то из местной прессы. – Что они делают, они же оба профессионалы?
- Не знаю, - Лида смотрит на экран с восхищением и ужасом одновременно. – Правда, он… он же никогда так не бегал. Еще двадцать пять километров впереди. А он… они оба…
- Угу. Они ж сейчас загонят друг друга насмерть.

Продолжение - восьмая глава:
http://www.proza.ru/2019/01/20/390