Теряя границы

        Глава 1
        Поезд, мерно покачиваясь, выстукивал свой привычный ритм: та-дам, та-дам. Я шёл по вагону, вспоминая название станции, где мне нужно будет выходить. «Две …». А чего две, совершенно вылетело из головы. То ли две сосны, то ли две скалы. Дойдя до нужного купе, я открыл дверь. Марина в трусиках и лифчике стояла перед зеркалом, вытащив на всю длину язык, и разглядывала его. Она даже в некоторый момент ухватила его большим и указательным пальцами, пытаясь вытащить ещё дальше, но ничего не выходило. Заметив меня краем глаза, Марина повернула голову, смотрела на меня с всё так же высунутым языком. Потом нахмурила брови и отвернулась обратно к зеркалу.
        –  Лёха, здорова! –  услышал я и обернулся на знакомый голос. Взгляд Жоры ничего не выражал, как будто встреча в поезде привычное дело, – А ты чего тут? Пошли к нашим.
        – Привет, – сказал я, закрыл купе и пошёл за ним в конец вагона, – А вы куда едете?
        – До «Двух…», – тут мы зашли в тамбур, и шум поезда поглотил ответ Жоры.
        Следующий вагон оказался как в электричке. Было много стариков и людей в садовой одежде. Сидели на скамейках, с тележками, корзинами и саженцами. В середине вагона я увидел Ирину и Катю. Рыжеволосые близняшки. Кто-то из них (интересно, кто?) положил голову на плечо сидящего рядом здоровяка. Про таких говорят: голова плавно переходит в шею. Из-за огромных бицепсов, футболка на нём была натянута так, что создавалось ощущение, что вот-вот порвётся в каком-нибудь месте. Та близняшка, что на плече здоровяка, заметила меня и с улыбкой помахала рукой. Я помахал в ответ. Здоровяк посмотрел на меня взглядом сторожевого пса, но Жора уже ушёл вперед, поэтому я не стал задерживаться возле троицы и прошёл дальше.
        Мы  оказались в плацкартном вагоне. Наших человек семь, восемь. Забились в одно купе. На столе ютились гранёные стаканы в подстаканниках с чаем, пакет баранок, открытая пачка халвы. Кто-то играл на гитаре, ещё один человек держал перед гитаристом смартфон. Многие пели.
        – О, Лёшка! – загалдели все хором, особенно девчонки.
        – Привет, привет, – сказал я, – что поём?
        Рука со смартфоном потянулась в мою сторону. На чёрном экране изображён пульсирующий нотный знак. Из смартфона полилась знакомая мелодия, и, спустя несколько мгновений, я узнал в ней свой будильник.

        Я протянул руку к тумбочке, нащупал нарушителя сна, открыл глаза и нажал кнопку отключения. Будильник замолчал.
        – Лёшка, ну ты опять! – раздалось из противоположной части комнаты.
        Я повернул голову, чтобы посмотреть на Марину, но вместо неё увидел летящую в меня подушку. Бам!
        – Уже третью субботу из-за тебя просыпаюсь. А у меня, между прочим, пятидневка.
        – Не ворчи, сестрёнка, – ответил я, с удовольствием укладываясь головой на две подушки, – будешь ворчать, всем расскажу, что ты свой язык рассматриваешь.
        Марина так и подскочила на своей кровати.
        – Откуда ты узнал? Я же закрываю дверь в ванную. Ты что, поставил там скрытую камеру?
        – Да ничего я не ставил. Больно мне надо за тобой подглядывать. Просто видел сон, где ты рассматриваешь язык. А ты, правда, его рассматриваешь?
        – Подожди, подожди, мне тоже это снилось. Может мы видели один и тот же сон?
        – Да не, так не бывает
        – Расскажи, что тебе снилось?
        – Ну, ты была в купе поезда, стояла перед зеркалом и разглядывала свой язык…
        – А потом подошёл Жора и куда-то тебя увёл, да?
        Тут мне стало любопытно. Я поднялся на локте и посмотрел на Марину. Никогда не слышал, чтобы людям снились одинаковые сны.
        – Да, – ответил я рассеяно.
        – Вот здорово! – Марина запрыгала сидя на кровати, – значит, мы были в одном и том же сне.
        – Да, – повторил я, – но так не бывает. Каждый человек видит свои сны.
        – Значит, ты это наколдовал.
        – Что значит наколдовал?
        – На твоём столе уже две недели лежит книга Ретова по взлому сновидений.
        – Ну, во-первых, не Ретова, а Реутова, – ответил я, – во-вторых, это про другое, а в-третьих, маленькая леди, если Вы не заметили, я в последнее время очень устаю на работе, поздно прихожу и мне не до чтения.
        – Знаю я, как ты допоздна работаешь. С подружкой своей в парке дотемна целуешься на скамейке.
        – Так, а это тебе, откуда известно?
        – Гуляли как-то с девчонками, и видели, как ты Иринку свою, рыжую, посадил на колени и целовал.
        – Во-первых, не Иринку, а Ирину, – я бросил подушку обратно в сестрёнку. Та её ловко поймала, – а во-вторых, ты ещё маленькая, чтобы подглядывать за целующимися.
        – Если Вы забыли, милостивый сударь, то напоминаю, что мне через две недели исполнится четырнадцать лет. Так что я уже большая. И вообще, мне кажется, у людей бывают одинаковые сны, просто ты об этом ничего не знаешь.
        Марина несколько секунд задумчиво смотрела куда-то в стену мимо меня, потом неожиданно с улыбкой подняла вверх указательный палец, уткнулась в свой смартфон и начала что-то вводить.
        – Что ты там пишешь? – спросил я.
        – Пишу твоему Жоре, вдруг он тоже этот сон видел.
        – Да, да, спроси его для достоверности, какого цвета был твой лифчик.
        – Дурак! – подушка снова полетела в мою сторону, – Может он меня вообще не видел. Я про тебя спрашиваю.
        Я надел домашнее трико, футболку и отправился умываться. Перед зеркалом я вытащил изо рта язык и посмотрел на белый налёт на его поверхности. «Зачем она его рассматривает? Что там интересного?» Когда я выходил из ванной комнаты, мимо меня протиснулась Марина и закрыла за собой дверь на задвижку. Я усмехнулся и отправился на кухню.
        Мама стояла возле плиты в уличной одежде и готовила завтрак. Было видно, что она торопится. Когда я сел за стол и передо мной появилась тарелка с запеканкой, спросил её:
        – Убегаешь на собрание раньше обычного?
        – Да, сегодня обещали что-то особенное. Не хочу пропустить начало.
        В кухню зашла Марина и уселась за стол.
        – Солнышко, а ты почему так рано встала? – спросила мама.
        – Меня Лёшка разбудил, – проворчала сестрёнка.
        – Ну, и спала бы себе дальше, – сказал я.
        – Уснёшь тут, когда столько мыслей в голове.
        – Каких мыслей? – спросила мама, поставив перед Мариной тарелку с завтраком.
        – Нам с Лёшкой приснился одинаковый сон. Тебе не снилось ничего про поезд?
        – Нет, я сегодня спала крепко и не видела никаких снов. Так, давай-ка про поезд вечером, мне пора бежать.
        Мы с Мариной остались одни. Доедали запеканку почти молча. Сестра сказала, что Жора пока не ответил. Видимо спит. Потом она ушла в комнату, а я поехал на работу.


        Глава 2
        Зайдя в офис, я подошёл к двери Максима Игнатовича. Из-за двери было слышно, что шеф наговаривает какой-то доклад. Я приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. Шеф, в отглаженных брюках, белой рубашке и галстуке сидел на столе напротив Леночки, скрестив руки на груди, и продолжал говорить. Леночка щёлкала пальцами по клавиатуре компьютера, набирая за шефом текст. Я поздоровался. Максим Игнатович, не прерываясь, просто кивнул мне. Леночка, поглощённая работой, вообще не обратила на меня внимания. Я закрыл дверь и пошёл в свой кабинет.
        В первую очередь я зашёл в социальную сеть и списался с Жорой. Жора ответил, что тот же самый сон видел не только он, но и все из нашей компании. К тому же, другие люди подтверждали, что видели тоже общие сны. Одной из особенностей было то, что все сны происходили в поезде. Также был ещё интересный момент. Мы живём в микрорайоне, который располагается на острове и соединяется с основной частью города на материке одним единственным мостом. Так вот, общие сны снились только жителям нашего острова. В остальных местах всё оставалось по-прежнему.
        Шеф заглянул ко мне только один раз. Он сказал, что в одном месте программа, которую я делаю, сильно тормозит. Я ответил, что человек, который начинал до меня писать эту программу, использовал плохой алгоритм, и его надо переделать. Заверил шефа, что исправлю это в первую очередь. Максим Игнатович удовлетворённо кивнул и вышел.
        Оставшуюся часть дня я занимался алгоритмом. Параллельно переписывался в общем чате своих друзей. Мне было интересно, что произошло в поезде, после того, как я проснулся. Многие говорили, что помнили момент, когда я пришёл, но никто не заметил, как я исчез. Остальные выходили из сна так же незаметно. Люди взаимодействовали во сне только с тем, что присутствовало в их поле зрения в текущий момент.
        После работы я встретился с Ириной. Мы сидели в парке на набережной, откуда открывался вид на мост и на город. Ирина сказала, что они с Катей видели тот же самый сон.
        – Слушай, а что за здоровяк был с вами? – спросил я.
        – А, это Стёпа, новый парень Кати, – ответила Ирина, – они уже недели две встречаются, хотя знакомы уже полтора года.
        – Серьёзный тип.
        – Ну, это он с виду только такой. На самом деле он очень весёлый и внимательный. Катька говорит, что он каждый день ей какие-нибудь интересные комплименты придумывает.
        – Придумывает? Что это значит?
        – Это значит, что он придумывает какое-нибудь интересное сравнение, метафору. Каждый день что-то новое. Ты бы так смог?
        – Вряд ли, у меня фантазия на такие вещи плохая.
        – А ты попробуй, – сказала Ирина, улыбнувшись, – Кстати, я уже давно не слышала от тебя комплиментов. Вот и придумай что-нибудь.
        Я задумался. Поначалу в голову лезли банальности. Ирина молчала, не мешала мне думать, только с улыбкой наблюдала за мной. Наконец я вспомнил о её рыжих волосах, отсюда ассоциативно подумал о золотом цвете и в итоге выдал:
        – Ты прекрасна, как золотая рыбка в прозрачных водах Байкала.
        – Ой, как красиво, – обрадовалась Ирина, – Только почему рыбка? Она же, скользкая и холодая.
        – Не рыбка, а золотая. Я думал о цвете. У нас с тобой логика разная.
        – Ну, ладно, комплимент принят, – она чмокнула меня в щёку, – завтра придумаешь новый?
        – Ну, уж нет, я не могу придумывать каждый день новый.
        – Почему Стёпа может, а ты нет?
        – Потому что все люди разные. Вот почему вы с Катей близнецы, но ты стала учиться на историка, а она на психолога?
        – Хорошо, ты меня убедил. Но раз в неделю можешь придумать?
        – Раз в месяц, – ответил я.
        – Раз в две недели.
        – Эй, не торгуйся. Ты торгашка или историк?
        – Я уникум, – Ирина залилась смехом.
        Чуть позже я проводил её до дома, и пошёл к себе. Мама пришла позже меня. Глаза её горели. Она только сказала, что мы вступаем в какой-то новый виток. Но пока ничего сказать не может, так как ей надо самой в голове переварить услышанное. Мама посещает клуб эзотериков под названием «Новое Время», где они занимаются совместными медитациями, а так же обсуждают общее будущее, которое должно быть обязательно светлым. Только вот у каждого понятие светлого своё. Так и не дождавшись от неё переваренного, я отправился спать.


        Глава 3
        Раздвинув занавески, я увидел кофейную плантацию. Поезд мчался вдоль кофейных деревьев, высаженных ровными рядами. Деревья были низкими. Больше всего они напоминали кустарники. Темнокожие люди в белоснежных рубашках, с большими корзинами, закреплёнными ремнями в области живота, срывали спелые зёрна и бросали в корзину.
        В купе напротив меня сидел Жора с унылым видом. Подпирая голову одной рукой, он рассматривал те же самые плантации. Периодически тяжело вздыхал.
        Неожиданно открылась дверь, влетела запыхавшаяся, вспотевшая Марина, уселась рядом с Жорой. Немного отдышавшись, говорит:
        – Играли с девчонками в прятки. Чтобы мая не услышала, куда я спряталась, я вышла бесшумно сквозь дверь в тамбур. А там этот дядька стоит. Строгий такой. Говорит мне: нельзя сквозь предметы проходить, дверь надо нормально открывать. Вот зануда!
        – А что за дядька?
        – Не знаю. В костюме, такой, важный, – в слове «важный» букву «а» Марина особенно растянула.
        – Это Герман, – сказал Жора, зевнув.
        – Что за Герман? – спросил я.
        – Герман Робертович. Новый начальник поезда. Говорят, очень башковитый. Какая-то философия у него есть своя. Собрания проводит для интересующихся, рассказывает всякое, – Жора повернул голову к Марине, – Как вы умудряетесь в прятки играть в поезде? Здесь же прятаться негде. Это считай одномерное пространство.
        – Нормально играем, весело, – ответила Марина, – Ты, Жора, просто старый уже, поэтому не видишь тех возможностей, которые есть у подростков.
        – Я не старый, а взрослый, – возразил Жора.
        – Пить хочу, – сказала Марина, вытирая оставшийся пот со лба.
        В этот момент дверь открылась, в купе зашла проводница и поставила перед нами три чашки кофе.
        – Кофе? – удивился Жора.
        – Распоряжение Германа Робертовича, – ответила проводница, – теперь всегда кофе вместо чая. И бесплатно.
        – Водочки бы, – сказал Жора.
        – Крепкие напитки не подаём, – проводница вышла и закрыла дверь купе.
        – Опять детское пойло, – Жора полез во внутренний карман, достал маленькую бутылочку коньяка, открутил крышку, плеснул немного в свой кофе, – Будешь? – предложил он мне.
        – Нет, спасибо.
        – Я буду, – сказала Марина.
        – Ты ещё маленькая, – возразил я Марине.
        – Если Вы забыли, милостивый сударь, – завелась Марина, – то я Вам напоминаю, что…
        – Ой, всё, – прервал я её и сказал Жоре, – плесни ей две капли.
        Жора плеснул в чашку Марины так же, как себе и убрал бутылку во внутренний карман.
        – Слушай, – сказал я Жоре, – давно этот Герман появился?
        – Сегодня.
        – А как ты успел про него узнать?
        – Я же говорю, поезд это одномерное пространство. Если куда-то идёшь, то обязательно со всеми столкнёшься.
        – Даже если человек спрятался в купе? – спросила Марина.
        – Герман в купе прятаться не будет, – ответил Жора, – он же не пассажир.
        – А тебе не кажется странным, – сказал я, – что он появился именно сейчас, когда сны начали меняться?
        – Может быть, связь и есть. Но, тут два варианта: или Герман является причиной трансформации снов, или трансформация снов является причиной появления Германа.
        – Или это совпадение, – сказала Марина, отхлебнула кофе и поморщилась, – Фу. Ну, и гадость этот ваш кофе с коньяком.


        Глава 4
        В воскресенье утром я позвонил Ирине. Она сказала, что начинает готовиться к экзаменам, поэтому в ближайшую неделю мы не увидимся. И, вообще, у неё сейчас такое настроение, что хочется побыть одной. По крайней мере, пока не сдаст экзамены. Я с пониманием отнёсся к её настроению и согласился на недельный отдых друг от друга. Марина уговорила меня сходить в парк, покататься на каруселях. И мы пошли.
        Проходя через центральную площадь, мы увидели толпу людей в белых футболках с надписью «Новое Время». Их рты были заклеены белой лентой, в руках они держали плакаты, на которых не было ничего. Или, как сказали бы буддисты, было ничто.
        – Что они делают? – спросила Марина, – Похоже на обет молчания.
        – Вряд ли, – ответил я, – Они бы тогда не устроили митинг. Скорее всего, они хотят что-то сказать, но вот что?
        – Что можно сказать с залепленным ртом?
        Я пожал плечами, пробежался взглядом по лицам митингующих, но мамы среди них не было. Зато заметил Максима Игнатовича. Я не знал, что шеф состоит в этой организации. Он смотрел в другую сторону. Боясь встретиться с шефом взглядом, я схватил Марину за руку и потащил в парк.
        В парке мы пробыли часа полтора. Марине надоело кататься на различных каруселях и прыгать на батуте. Двух эскимо ей тоже оказалось достаточно. Солнце начало сильно припекать, мы отправились домой. Проходя через площадь, мы увидели, что количество людей с залепленными ртами сократилось на треть. Максима Игнатовича среди оставшихся не было. Митингующие изнывали от жары. Какой-то турист протягивал им бутылку воды. Несколько человек, обливающихся потом, тоскливо смотрели на бутылку, но пить им было нечем. Тут же стояла журналистка и всё это фотографировала. Взять интервью у кого-либо, само собой, возможности не было.
        Ближе к вечеру позвонил Жора и сказал, что он и ещё несколько человек из наших друзей решили спонтанно собраться в антикафе. Я присоединился к компании, взяв с собой Марину. Весь вечер проиграли в настольные игры. Параллельно с этим обсуждали сегодняшний митинг. Жора заявил, что это призыв к молчанию. Мы можем знать правду только тогда, когда что-то проверили на собственном опыте. Все остальные знания, откуда-то полученные до практического применения, могут быть ложны. Поэтому, если бы мы говорили только правду, то большую часть времени молчали бы. Я сказал, что ложно может быть вообще всё, потому что мы все под одними и теми же словами, можем понимать разное. Жора подтвердил, что это так, вспомнив известное Тютчевское «мысль изречённая есть ложь».
        Поздно вечером Марине позвонила мама. Сестрёнка маму успокоила, сказав, что она со мной и ни капельки не голодная. Придя домой, мы увидели, что мама уже спит. Узнать про новый виток не представилось возможным.


        Глава 5
        Вагон-ресторан пустовал. Ирина сидела за столом напротив меня. Перед ней гора тетрадей с конспектами, листы с билетами. Между нами во всю ширину стола стекло, на котором в мою сторону выведена надпись «Не мешать! Критические дни!». Ирина с очень серьёзным лицом читала очередной билет, потом шумно перелистывала страницы в тетради, находила соответствующий конспект и углублялась в изучение.
        За соседним столиком, через проход, сидела Леночка перед печатной машинкой. Максим Игнатович  в строгом костюме вышагивал туда-сюда между столами.
        – Главная задача «Нового Времени», – ораторствовал шеф, – состоит в том, чтобы вырвать наших сограждан из цепких лап Кали-юги, – я услышал, как Леночка стучит по кнопкам «щёлк, щёлк, щёлк», – Основная характерная черта, которая отличает Кали-югу от других эпох, это тотальная пропитанность ложью. Мы лжём друг другу, мы лжём сами себе, мы считаем ложь неотъемлемой частью нашей жизни.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – Но, – шеф поднял вверх указательный палец, – в отличие от наших предков, которые выделяли целых семь смертных грехов, мы, люди новой эпохи, осознаём, что все они проистекают только из одного. Из лжи. А также, – шеф снова поднял палец, –  все библейские заповеди подразумевают всё ту же ложь. В связи с этим мы понимаем, что вплотную подошли к разгадке причины всех наших бед и готовы в последнем бою искоренить этого злейшего врага из нашего сознания и подсознания.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – Нам повезло, что мы живём в этом историческом моменте!
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        При слове «историческом», Ирина задумчиво оторвалась от своих конспектов, встала, подошла к Леночке, вырвала листок из печатной машинки, села на место и углубилась в изучение. Леночка, не придав этому значения, вставила в машинку новый лист.
        – В связи с тем, – продолжал шеф, прохаживаясь между столами, – что большинство наших сограждан не осознают данного корня всех проблем, мы сами подтолкнём их в направлении светлого будущего. Для этого мы создадим дружеский контроль, который вынудит, в хорошем смысле этого слова, граждан всегда говорить правду, сознательно выполнять свой рабочий долг, а не играть на рабочем месте в «косынку».
        После этой фразы шеф остановился. Одна его нога осталась висеть в воздухе. Он задумался. Печатная машинка смолкла, наступила тишина. И только стук колёс, словно тиканье настенных часов, нарушал это затишье.
        – Было, – неожиданно сказала Ирина, – Антиутопия.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        Мы с Ириной повернули голову в сторону Леночки.
        – Она и это протоколирует? – удивлённо спросила Ирина.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – Власть – народу, земля – крестьянам, купе – интеллигенции, – скандировал я.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – В обозримом будущем, – сказал шеф, его нога опустилась, и он опять начал ходить туда-сюда, – власть перестанет быть необходимой, так как власть нужна исключительно для контроля над не осознающими своё поведение элементами государства. В мире будет процветать гуманистическая система управления, аналога которой не знала вся человеческая история.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        При слове «история», Ирина опять встала, вытащила листок из печатной машинки и села на место. Леночка невозмутимо вставила в машинку новый лист. Прочитав оба захваченных листа, Ирина посмотрела на Максима Игнатовича и сказала:
        – Согласно расчётам Шри Юктешвара, Кали-юга закончилась в 1600 году, а в 1700 началась Двапара-юга.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – Я не знаю, кто этот Ваш Шри, но, скорее всего, он пользовался только умом для этих вычислений, в то время как граждане нашей организации обладают ментальными способностями, при помощи которых уже чувствуют приближение новой эпохи.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – И эти ваши «менталисты» прямо в ментальном пространстве видели название Кали-юга?
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – А Вы сомневаетесь?
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        – Ещё как сомневаюсь, потому что там нет никаких названий, а Вы свои теории приплели к Кали-юге, потому что это название сейчас у всех на слуху. Это просто рекламный ход.
        «Щёлк, щёлк, щёлк»
        Дальше пошли перепалки. Максим Игнатович ревностно заявлял, что их организация имеет очень мощную, хорошо продуманную идеологию, являющуюся наследием древних знаний. Причём, сначала вместо «продуманную» он сказал «придуманную», но потом поправился. Ирина, оперирующая знаниями, выходящими далеко за пределы официальной истории, сыпала точными датами, ссылаясь на времена в несколько тысяч лет до нашей эры. Страсти накалялись. Было видно, что они разговаривают на разных языках. Леночка печатала, не пропуская ни одного слова. Листы вылезали из машинки и валились на пол. В какой-то момент Максим Игнатович, продолжая ходить туда-сюда, даже начал через них переступать.
        Наконец, шеф сдался, замолчал и сел напротив Леночки. Леночка, с зависшими над клавиатурой пальцами, с серьёзным лицом и высунутым изо рта кончиком языка переводила взгляд то на шефа, то на Ирину и ждала. В этот момент официантка принесла поднос с четырьмя чашками кофе и поставила перед нами. Шеф уже открыл рот, чтобы её поблагодарить, но посмотрел на зависшие пальцы Леночки и просто со звуком захлопнул рот. Леночка, приподняв чуть выше один палец, нахмурилась, но так и не поняла, как запротоколировать услышанный звук. Максим Игнатович просто кивнул официантке, мы с Ириной тоже кивнули. Леночка посмотрела на нас, и неуверенно повторила жест.
        Когда официантка ушла, Ирина вырвала из тетради пустой лист, что-то на нём написала и прислонила к разделяющему нас стеклу, чтобы я мог прочитать. На листе было написано «Секта!».
        «Щёлк, щёлк, щёлк»


        Глава 6
        Понедельник начался с того, что я выключил будильник и решил поспать ещё пять минут. Пять минут превратились в целый час. На работу прибежал с большим опозданием. На это никто не обратил внимания. Свой кабинет я делил с Сергеем, с которым у нас были совместные задачи. Сергея на месте не оказалось. Я включил компьютер, оставил рюкзак возле стола и пошёл поздороваться в соседние комнаты. Почти никто не работал. Все обсуждали сны этой ночи. Кто-то спорил, что другой запомнил всё не так, как было на самом деле. Кто-то выстраивал предположения, почему совместные сны видят жители только нашего острова, а в других местах всё по-прежнему. Мне не хотелось влезать в дискуссию, а тем более рассказывать свои сны. Хотя они и были уже общими, тем не менее, оставались похожими на личную жизнь. Послушав все эти споры минут пять, я решил зайти к шефу.
        Табличка на двери кабинета гласила «Директор Мухин М.И.». Я постучал и открыл дверь. Леночка сосредоточенно стучала пальцами по клавиатуре. Стол шефа пустовал.
        – Лен, привет. А Игнатыча нет?
        – Игнатовича, – чуть ли не по слогам поправила она меня, – Привет. Уехал по делам. Когда вернётся, сам не знает.
        – Ясно. А Сергея почему нет? Заболел?
        – Сергей с утра должен был улететь на конференцию. По этим… – Леночка прекратила печатать, несколько мгновений задумчиво смотрела на меня, – по высокозагруженным системам, – после этого она повернулась к компьютеру и продолжила работать.
        – Высоконагруженным, – поправил я её. Леночка прекратила печатать, опять задумалась, смотря в монитор.
        – Ну да, нагруженным… высоко, – медленно произнесла она. Потом повернула голову ко мне, – Да, кстати, новое распоряжение Максима Игнатовича: теперь все должны вести учёт рабочего времени. Каждый час записывай, что ты делал.
        –  Фига себе. Это с чем связано?
        – Не знаю я, он ничего не объяснил. Лёш, иди уже, у меня работы много.
        Я вышел из кабинета и отправился к себе. Новое распоряжение шефа мне совсем не нравилось. С моей профессией работать постоянно восемь часов в сутки достаточно тяжело. Шеф в курсе этого момента. Он знает, что я работаю меньше. Какую-то часть дня или отдыхаю, или работаю теоретически, или копаю какую-нибудь информацию в интернете. Записывать каждый час, что делаешь, это большой стресс, хотя бы потому, что любой контроль усиливает волнение. Внутри меня всё бунтовало. Но распоряжение надо было выполнять. Я создал файл, куда начал записывать время. В конце рабочего дня придумал по часам, чем я якобы занимался. Перечитал пару раз. Всё выглядело вполне правдоподобно.
        Придя домой после работы, я увидел, что мама уже пришла. Они с Мариной сидели на кухне и беседовали. Я переоделся, умылся, положил себе завтрак и сел с ними за стол.
        – Ну, – спросил я маму, – сегодня расскажешь, что у вас там происходит?
        – Мы начинаем выходить за пределы нашего общества, – сказала мама, – хотим теми или иными способами приобщить людей к изменениям в сторону просветления. Пока что в пределах нашего острова, но потом будем расширяться. Может быть, и другие сообщества проникнутся нашим идеями, и тогда духовный прогресс личности станет чем-то естественным.
        – Они уже срывают рекламные объявления по всему микрорайону, – сказала Марина.
        – Зачем? – спросил я.
        – Потому, что большая часть рекламы в той или иной степени несёт ложь, – ответила мама, – «У нас самые низкие цены. Мы используем только натуральные продукты». Основная работа надо личностью должна строиться над искоренением лжи во всех видах. К примеру, все женщины и девушки нашего сообщества отказались от макияжа.
        Я посмотрел на мамины руки. Ногти накрашены розовым лаком. Мама проследила мой взгляд и сказала:
        – Сейчас сотру.
        После этого она вышла в ванную комнату и вернулась с тюбиком ацетона.
        – Причём, Олег Иванович грамотно объясняет, – продолжила она, – как правильно заинтересовать людей в правдивости. Многие начали примыкать к нашей организации.
        – А кто такой Олег Иванович? – спросил я.
        – Наместник Германа в реальности, – торжественным тоном сказала Марина.
        Мама прыснула, сама Марина залилась смехом.
        – Доча, прекрати, – сказала мама, потом повернулась ко мне, – Это новый человек в нашей организации. Появился недавно. Но такое ощущение, что он гуру, который может многому научить.
        – И фамилия у него забавная, – сказала Марина, – Паровозов, – при этом фамилию она произнесла по слогам, – Типа, как локомотив, который за собой всех тащит.


        Глава 7
        Я открыл дверь купе. На нижней полке Ирина, в чёрном спортивном костюме, лежала в объятиях Сергея, уткнув свой нос ему в шею. Оба спали. Я какое-то время смотрел на них, и у меня почему-то появилось чувство вины. Я перевёл взгляд на противоположную полку. Там сидела Леночка в форме проводницы. На столе стояла печатная машинка. Леночка, явно увлечённая работой, высунув изо рта кончик языка, быстро щёлкала по клавишам. Лист в машинке поднимался, вылетал из неё и падал под стол в кучу таких же листов. На его месте появлялся новый. Не переставая печатать, Леночка повернула голову в мою сторону и сказала:
        – А Сергей на конференции. По высокозагруженным системам.
        Я наклонился, взял из-под стола один листок. В этот момент Ирина проснулась и села. Увидев лист в моей руке, она попыталась его отнять. Я быстро спрятал листок за спину, попятился, вышел из купе и закрыл за собой дверь. Ирина стала колотить кулаками в дверь и кричать:
        – Открой, немедленно!
        Я посмотрел на листок: «Билет №37. Вопрос 1. Роль капучино в истории становления Ордена меньших братьев капуцинов». Дальше я читать не стал. Вытащил из кармана авторучку и написал на листке крупными буквами «Предательница!». Внутри никакой боли я не чувствовал, но появилось желание отомстить. Я открыл дверь и кинул листок Ирине. Та его поймала и с силой захлопнула дверь со своей стороны. Пройдя немного дальше, я открыл дверь в ещё одно купе.
        Катя сидела перед столом в чёрном спортивном костюме. Босоножки на очень высоком каблуке заметно приподнимали ноги девушки, лишая сгиб в коленях прямого угла. Катя, склонившись над смартфоном в руках, что-то быстро набирала. Заметив меня, она зачем-то сказала:
        – Я Катя.
        Я шагнул в купе, закрыл за собой дверь и произнёс:
        – Катюша, ты прекрасна, как золотая рыбка в прозрачных водах Байкала.
        Катя похлопала ресницами, потом отложила смартфон и встала.
        – Ой, Алёш, ты такой романтичный.
        На своих высоких каблуках, Катя была чуть выше меня ростом. Рыжие волосы девушки собраны сзади в хвостик. Мне захотелось заглянуть ей за спину, чтобы узнать, похож ли этот хвостик на хвост золотой рыбки, но не успел. Катя обвила мою шею рукой, потянула к себе, прильнула своими губами к моим, и начала страстно меня целовать. Я закрыл глаза. По ощущениям, Катя целовалась совсем не так, как Ирина. Уже с первых мгновений я почувствовал возбуждение. Обняв Катю руками, хотел повалить её на полку, но тут услышал, как открывается за спиной дверь купе. Кто-то схватил меня сзади за волосы. Катя отпрянула, посмотрела за мою спину и испуганным голосом сказала:
        – Стёпа, не надо!
        Степан повернул меня лицом к себе и зло сказал:
        – Ты что это себе позволяешь, сука?
        После этого он с размаху ударил меня лицом об стол. Я отчётливо услышал хруст. Стало нестерпимо больно. В голове промелькнула мысль: сломался носовой хрящ. Из носа хлынула кровь и стала заливать стол. Катя не прекращала говорить:
        – Стёпа, пожалуйста, пожалуйста!
        Степан за волосы оторвал мою голову от столешницы. Я посмотрел на Катю, по её щекам текли слезы. Попытался схватить руку Степана, но у меня ничего не выходило. К тому же совладать с его мускулатурой было практически невозможно. Он снова ударил меня лицом о край стола. Я почувствовал, как во рту ломаются зубы. Перед глазами стало темнеть. Последнее, что я увидел, это чашка с блюдцем, которая стояла под столом. Кровь со столешницы собралась в струйку и стекала в чашку. Когда та наполнилась до краев, кровь приобрела кофейный оттенок.


        Глава 8
        Утро началось с осмотра лица в зеркале. Всё как обычно. Нос цел, зубы на месте. Меня это даже развеселило. Я подумал о том, что не хотел бы встретиться со Степаном вживую. Потом у меня возник вопрос, почему я знаю во сне, как он выглядит, хотя в жизни с ним ещё ни разу не встречался. Весь завтрак я думал об этом. Скорее всего, это связано с тем, что теперь сны общие, но объяснить для себя механизм, как это происходит, я не смог.  Перед выходом на работу вспомнил про книжку по осознанным сновидениям, бросил её в рюкзак, решив почитать на работе. Пока ехал на лифте вниз, заметил, что кто-то вытащил рекламный лист. Причём из-за невозможности нормально открутить винты, этот кто-то просто выломал оргстекло, и теперь куски последнего торчали по периметру металлической рамки.
        Шеф на работе опять не появился. По офису чувствовалась расслабленность. В самой дальней комнате гоготали так, что было слышно в моем кабинете. Я полез в интернет читать новости. По нашему микрорайону новостей было две. Во-первых, у кандидата в депутаты государственной думы Ядрёнкина В.А., владельца самой крупной рекламной фирмы нашего города, ночью угнали автомобиль Вольво. Вторая новость: на центральной площади кто-то отвинтил гайки у крепления рекламного билборда размером три на шесть метров. Вследствие чего, эта махина рухнула экраном на стоявший неподалеку автомобиль, который, как потом выяснилось, оказался угнанным Вольво Ядрёнкина. Журналисты пытались связать произошедшее с деятельностью организации «Новое Время», чьи люди в последнее время уничтожали рекламные объявления везде, где только можно, но представитель «Нового Времени» Паровозов О.И. в интервью заверил, что члены их организации не ведут никакой деструктивной деятельности, так что предполагаемая связь ошибочна.
        Работать не хотелось. В голову лезли мысли о прошедшем сне. Чтобы как-то отвлечься, я взялся за изучение книги по сновидениям. После нескольких страниц решил, что читать всё это долго. Полез в интернет искать готовые техники. По одной из техник надо было написать фразу «Я сплю?» везде, куда я могу кинуть свой взор. Я расклеил стикеры на стенах кабинета, на мониторе и даже в общем туалете. Обнаружил на столе бумажный клочок в клеточку, написал на нём «Я сплю?» и положил в свой кошелёк. Ещё одну записку положил в карман. Каждый раз, когда я что-то делал или происходило что-то необычное, доставал её и читал. Суть техники заключалась в том, что на привычном месте во сне я обнаружу другую, непривычную надпись и осознаю, что сплю. Иногда мне было лень доставать записку, поэтому я просто повторял фразу про себя. За день она превратилась для меня в настоящую мантру. Я старательно продолжал её повторять, сомневался в результате, но эксперименты я любил, поэтому не отступал.
        В середине дня выяснилось, что Ирина заблокировала меня во всех социальных сетях и мессенджерах. Пробовал дозвониться до неё несколько раз, но она всё время сбрасывала звонок. Полдня ходил на нервах, отвлекая себя только на новую мантру. Зашёл к секретарше шефа, спросил:
        – А Сергей точно на конференции?
        Леночка посмотрела на меня сердито и сказала:
        – Лёш, ну зачем мне тебя обманывать?
        Я с трудом дождался окончания рабочего дня, выбежал из офиса и поехал к Ирине домой.
        Дверь открыла Катя. Увидев меня, девушка раскраснелась. Отошла в сторону, пропуская в прихожую. В моей памяти всплыл сегодняшний сон. Я шёл поговорить с Ириной, но к встрече с Катей готов не был, поэтому стушевался. Стоял некоторое время, глядя на девушку, и, наконец, сказал:
        – Кать, ты извини за ночной эпизод. Там всё происходило без осознания.
        – Да, ладно, – ответила она, – я же всё понимаю.
        – Просто, многие заметили, что сны становятся похожи на реальность. Сейчас уже начинают теряться границы и, может быть, Степан не осознаёт, что это был всего лишь сон. Честно говоря, у меня есть небольшой страх встретить его в жизни.
        Катя улыбнулась:
        – На счёт Стёпы не бойся. Он умный, тоже всё понимает. К тому же он сейчас в командировке, поэтому с ним ты точно не столкнёшься.
        Я кивнул. Повисло неловкое молчание. Спустя несколько секунд я, наконец, спросил:
        – Ты же на психолога учишься. Наверное, у тебя есть какое-то понятие снов? Что ты думаешь о происходящем?
        – Я начала над этим думать, – ответила девушка, – но пока у меня нет чёткого понимания. Как только оно появится, я тебе расскажу.
        – Спасибо. А Ирина дома?
        – Нет. Ты же знаешь, у неё подготовка к экзаменам. Она большую часть времени проводит в библиотеке.
        – Ну, ладно, – сказал я, – Передавай ей привет и пожелание удачно сдать экзамены.
        – Хорошо, спасибо, – улыбнулась Катя.
        Я уже взялся за ручку двери, но тут у меня появился ещё один вопрос:
        – Как ты думаешь, вход в осознанное сновидение может что-то прояснить?
        – Не знаю. Скорее всего – нет. Ты поймёшь, что находишься во сне. А дальше что?
        Я задумчиво кивнул, попрощался и вышел из дома. Сначала у меня появилась мысль пойти в библиотеку. Но потом я её отмёл, и отправился домой.
        Вечером за ужином мама сказала, что у неё появился новый друг. Она хочет пригласить его на днях в гости. Мама смотрела на нас и ждала какой-то реакции, но реакции не было. Марина любила отца, поэтому ко всем маминым друзьям относилась скептически. Услышав новость, она сидела серьёзная и молчаливая. Захватывая ложкой варенье, ложила его в рот, медленно жевала, уставившись на узор на скатерти. Меня известие тоже мало задело, я был поглощён мыслями об Ирине. Я просто пожал плечами. Мама внятного ответа не дождалась, но по нашему молчанию, сделала вывод, что нам всё равно, поэтому мы не будем возражать.

        Для повышения шанса выхода в осознанное сновидение, я решил воспользоваться методом девяностоминутного сна. Нужно было проспать шесть часов, проснуться по будильнику, бодрствовать девяносто минут, потом лечь спать, поставив будильник опять на девяносто минут. Чтобы не будить посреди ночи Марину, я достал из кладовки надувной матрас и лёг спать на кухне.
        Проснувшись по будильнику, я понял, что за шесть часов мне ничего не приснилось. Заварил кофе. Бодрость пришла только на какое-то время, потом опять потянуло в сон. Чтобы не отключиться, я начал ходить вокруг кухонного стола. Из головы не выходили мысли о Сергее и Ирине. Сергея я бы ничего спрашивать не стал, так как не знал до конца, было ли увиденное только сном. Оставалось дождаться, когда появится возможность пообщаться с Ириной. По истечении полутора часов, я с наслаждением улёгся на матрас и, когда глаза уже слипались, вспомнил, что забыл завести будильник на девяносто минут. Двигаться было лень. Поэтому я просто заснул.


        Глава 9
        Изначально этот вагон был почтовым. По стенкам располагалось много ячеек, в которых находились конверты с письмами и небольшие бандероли. Посередине вагона стоял длинный, почти во всю длину вагона, стол из тёмного дерева. При этом в ширину он был не больше метра. За столом сидели все сотрудники нашей фирмы. Не было только Сергея. Во главе стола сидела Леночка за печатной машинкой. В машинку был вставлен рулон бумаги. Бумажная лента тянулась через весь стол, на противоположном краю сидел я и с помощью специальной ручки наматывал ленту на стоящую передо мной бобину. Максим Игнатович возвышался за спиной Леночки, положив свои руки ей на плечи. Леночка щёлкала по кнопкам машинки, фиксируя речь шефа. Окон в вагоне было совсем мало. Они находились недалеко от шефа и были зарешёчены. Максим Игнатович периодически в них смотрел, как будто там сидел суфлёр, который подсказывал ему, что говорить.
        – Все мы воспитывались по-разному, – говорил шеф, – и поэтому многие слова и выражения понимаем по-своему. Нужно быть осторожными в выражениях, так как оппонент может нас понять неверно. Различные замысловатые конструкции приводят к ещё большему непониманию. Нужно стремиться к простоте. Чем более прост язык, которым мы выражаемся, тем он более понятен и тем меньше разница между произнесённым и услышанным. Простота удел мудрых. Замысловато выражаются тот, кто сам не до конца понимает, что он говорит.
        Шеф утверждал, что, несмотря на то, что мы все говорим на одном языке, мы всё же говорим на языках разных. Нужно уметь говорить так, чтобы любую мысль можно было донести до пятилетнего ребёнка, и всё в таком духе. В какой-то момент зашла проводница с полным подносом кофейных чашек. Снимая их поочередно с подноса, она ставила их на ленту. Я продолжал наматывать бумагу на бобину, поэтому чашки поползли по столу. Сотрудники разбирали их и ставили перед собой. В конце концов, когда все чашки разобрали, последняя чашка с кофе приползла ко мне. Я перестал крутить ручку и взял чашку в руки. Леночка продолжала печатать. Лента передо мной стала собираться в гармошку, после этого налезла на меня, загородив обзор. Перед глазами мелькали разные слова из высказываний Максима Игнатовича. Лента перелезла через мою голову. Я оказался в ворохе бумаг. Со стороны это, наверное, выглядело как бумажный сугроб. Шеф неожиданно замолчал. Потом я услышал шаги, кто-то начал копаться в сугробе. Наконец напротив моего лица образовалась дыра. В ней появилось лицо шефа, который сказал:
        – А тебе, Алексей, новое задание. Надо сделать локализацию нашей программы на мексиканский язык, чтобы мы смогли заключить с ними договор на поставку кофе с их плантаций по нашим нефтяным трубам.


        Глава 10
        Придя на работу, я оказался в подвешенном состоянии. Максим Игнатович как-то давно и вскользь упоминал, что нашей программе нужна локализация. Я не знал, было ли его распоряжение во сне настоящим. Шеф опять отсутствовал, телефон недоступен. Некоторое время я ходил по кабинету из угла в угол, не зная, делать эту задачу или нет. В итоге пришёл к хорошему, на мой взгляд, варианту: сделал на задачу техническое задание, чтобы отдать на одобрение шефу, а сам занялся другими делами.
        В новостях писали, что члены «Нового Времени» изымали рекламные газеты из почтовых ящиков и сжигали их на набережной, на потеху детям. Газеты были бесплатные, распространялись не по подписке, поэтому за это деяние никакого уголовного наказания не предусматривалось. Заказчики перестали присылать в редакцию бесплатных газет свои объявления, в результате чего газеты перестали выходить вообще.
        Второй новостью было то, что владельцы крупных магазинов начали избавляться от ценников, заканчивающихся на девятки. На некоторые товары упали цены. В результате этого на наш остров потянулось много людей из города. Хватали всё подряд. Улицы превратились в пробки. В аптеках стали советовать отечественные, более дешёвые аналоги импортным лекарствам. Пенсионеры, думая, что это временно, бросились скупать таблетки и микстуры в таком количестве, будто надеялись дожить до ста двадцати лет.
        Сделав несколько задач, я заполнил список сделанного за день и взялся изучать новые техники по осознанным сновидениям.

        Мама прибежала домой после работы запыхавшаяся. Ещё не успев разуться, она заявила:
        – Дети, он сейчас придёт.
        – Кто? – спросила Марина.
        – Мой новый друг, про которого я говорила. Мне нужна ваша помощь. Лёша, тебе пропылесосить ковры, вытереть пыль и спрятать в шкафы всё лишнее. А ты, доченька, приготовь, пожалуйста, блины.
        Мы с сестрой переглянулись. Марина была явно недовольна, что ей придется готовить для чужого дяди. Но всё же она пошла на кухню демонстративно медленным шагом. Я отправился убираться. Мама вытащила из шкафа своё любимое платье и принялась его гладить.
        Когда раздался звонок в дверь, мама, забыв про все установки «Нового времени», стояла в ванной комнате и наносила макияж. Она высунула голову из ванной с одним накрашенным глазом и сказала:
        – Сынок, открой, пожалуйста, дверь.
        Из кухни доносился запах блинов. В нашей семье блины вкуснее всего получались у Марины. Я пошёл в прихожую, открыл дверь и замер. За дверью в чистом, отглаженном костюме и лакированных ботинках стоял Максим Игнатович. В одной его руке был торт, в другой букет роз. От него самого приятно пахло одеколоном. Он растерянно посмотрел на меня и сказал:
        – Здравствуй, Алексей. Я, наверное, не туда попал. Ты не знаешь, Галина Семёновна, где живёт?
        – Здрасьте, Максим Игнатович, – ответил я, – Здесь живёт. Это моя мама.
        Шеф удивленно приподнял брови. Я посторонился, впуская его в квартиру. Пока он разувался, в прихожей появилась мама. Шеф, увидев её, заулыбался, протянул букет. Мама, довольная, зарылась носом в цветы. Я, пользуясь моментом, прошмыгнул на кухню и шепнул Марине:
        – Мамин новый друг - это мой начальник.
        Марина хмуро посмотрела меня, несколько секунд обмозговывала услышанное, и, наконец, саркастически выдала:
        – Значит, цианистый калий в начинку не добавлять?
        За столом в основном говорили про деятельность «Нового Времени». Ещё шеф похвалил меня перед мамой, видя во мне чуть ли не самого ценного сотрудника. При этом видимо от пребывания в хорошем настроении, сказал, что во мне уверен, как ни в ком другом и учёт рабочего времени мне, отныне, можно не вести. Но наказал не говорить об этом остальным сотрудникам, чтобы не прослыть любимчиком. Марина за всё время разговора не произнесла ни слова. Сидела серьёзная и слушала. Через какое-то время она толкнула мою ногу под столом своей ногой. Я понял, что ей хочется уйти, но встать одна из-за стола не решалась. Поэтому мы встали оба и пошли к себе в комнату, оставив шефа с мамой наедине. В комнате Марина сказала:
        – Ну, этот ещё ничего, хоть и занудный.
        До позднего вечера мы занимались своими делами. Наконец, Марина попросила меня сходить на разведку. В кухне было пусто. В прихожей стояли ботинки шефа, из чего я сделал вывод, что он остался на ночь. Марине я просто сказал: «Они ушли», не конкретизируя, куда именно. Взял матрас и отправился снова спать на кухню.


        Глава 11
        Локомотив издал протяжный свист. Поезд вылетел на железнодорожный мост. Перед глазами замелькали металлические балки. Дойдя до середины плацкартного вагона, я увидел Катю в длинном синем платье. Её левая рука лежала на рюкзачке из чёрной кожи. Девушка задумчиво смотрела в стену напротив. Заметив меня, она встала, схватила за руку, усадила перед столом. После этого высунула голову за пределы купе, посмотрела направо, налево, повернулась ко мне, наклонилась и заговорщицки прошептала:
        – Я раздобыла чай.
        После этого села напротив меня. Спустя мгновение в проходе показалась Леночка в форме проводницы. В её руках был небольшой самовар, который она поставила на стол перед нами. Катя открыла свой рюкзачок и достала оттуда два гранённых стакана в подстаканниках. Поставила на стол. Леночка посмотрела на самовар, потом повернула голову ко мне и шёпотом сказала:
        – Герману не проболтайтесь. С вас три копейки.
        Я полез в карман, достал кошелёк и открыл. В кошельке лежал небольшой бумажный листок, вырванный из тетради в клетку. На листке синей авторучкой и корявым почерком написано: «пять копеек». Я точно помню, что писал на этой бумажке «Я сплю?». В этот момент у меня включилось понимание, что я во сне. Ощущение было весьма необычное. Внутри я испытал радость от того, что у меня получилось войти в осознанное сновидение. Я находился во сне, но всё вокруг выглядело вполне реальным. Даже потрогал край стола, чтобы почувствовать, насколько он настоящий. Перевёл взгляд на Леночку. Леночка смотрела на меня выжидающим взглядом. Спохватившись, я вытащил из бумажника листок и протянул ей.
        – Сдачу можешь оставить себе.
        Леночка взяла листок, развернулась и пошла по проходу, громко стуча каблуками. Через несколько секунд я услышал, как захлопнулась дверь тамбура и всё смолкло. После этого послышались шаги. Через мгновение в поле зрения показался Олег Иванович. В строгом костюме и вычищенных до блеска ботинках, он прошёл мимо чуть ли не строевым шагом. Я повернул голову к Кате.
        Катя смотрела на меня слегка сощуренными глазами. Она кокетливо улыбалась. Кончиком указательного пальца девушка нежно водила по своей ноге.
        – А ты классно целуешься, – сказала она, смотря мне прямо в глаза, – Стёпа в командировке будет ещё две недели, а мне так не хватает нежности.
        Продолжая игриво на меня смотреть, Катя опустила руку вниз, схватила край платья и стала медленно его поднимать, обнажая ноги. Как загипнотизированный, я несколько секунд наблюдал за этим волнительным зрелищем. Потом опомнившись, посмотрел на Катино лицо, поднял руку и щёлкнул пальцами перед её глазами.
        – Катя, это сон.
        Лицо девушки внезапно стало растерянным. Она посмотрела глазами по сторонам, потом остановила вопросительный взгляд на мне.
        – Это осознанное сновидение. Я тебе говорил. Ты помнишь?
        Катя кивнула, перевела взгляд вниз и резко одёрнула платье. Лицо залил румянец.
        – Чаю? – спросил я улыбнувшись.
        Она слегка кивнула. Пока я наливал чай, девушка смотрела по сторонам и, наконец, сказала:
        – Ой, блин, так прикольно.
        Я придвинул к ней один стакан и откинулся на сидении.
        – Ты говорила, что подумаешь над тем, что происходит сейчас со снами. Появились какие-нибудь мысли?
        Катя тоже откинулась на своём сидении и, продолжая смотреть по сторонам, сказала:
        – Да, есть кое-какая теория. Помимо твоего подсознания, которое хранит страхи, нереализованные возможности, что формируют события твоей жизни, есть ещё, так называемое, коллективное бессознательное. Оно отвечает за формирование общей реальности, в которой мы живём. Во время сна коллективное бессознательное не работает. Там ты сталкиваешься непосредственно с ограничениями своего подсознания в пространстве, лишённом каких-либо законов. Это позволяет работать над своими страхами, понять то, что в реальности осознать очень непросто. Кто-то устроил подключение коллективного бессознательного в сновидения, поэтому сейчас мы видим, что сны всё меньше и меньше отличаются от реальности.
        – И когда они станут идентичны, мы не сможем работать со своими проблемами, как раньше?
        – Это да. Есть ещё и другой момент. Через какое-то время, когда интеграция коллективного бессознательного станет полной, мы перестанем видеть разницу между сном и реальностью. Граница между ними сотрётся.
        – Но ведь во сне мы себя не осознаём. Здесь мы чаще всего просто как наблюдатели. Поэтому разница будет заметна.
        – Сложно предположить, что последует за этим, – сказала девушка, – Но можно допустить, что через какое-то время отсутствие осознанности плавно перетечёт в реальность. И тогда мы навсегда потеряем возможность выбора.
        Мне стало по-настоящему страшно. Я вспомнил Степана. Катя говорила, что он понятливый. Но какие подсознательные программы управляли им во сне? Что он сможет сделать, если будет лишён осознанности в реальности? И не только он. Много людей, сознательно сдерживающих свою агрессию, начнут бесконтрольно её выплёскивать.
        – Кто запустил этот механизм, и как его можно остановить? – спросил я.
        – Этого я не знаю, – ответила Катя, – С уверенностью можно сказать только одно, коллективное бессознательное пока не полностью интегрировано, и есть время что-то предпринять. Но, вот что?
        Она подняла свой стакан, отвела его в сторону и отпустила руку. Стакан так и остался висеть в воздухе, немного покачиваясь, как бы сопротивляясь качке вагона. Я некоторое время наблюдал за ним, потом посмотрел на девушку. Она сидела в той же позе, в том же платье, но даже по взгляду было видно, что сейчас передо мной не Катя, а Ирина.
        – Ты совершенно не выдержанный, – сказала она, – ты не можешь потерпеть несколько дней разлуки?
        Я не знал, что ей ответить. То, что я видел, было всего лишь сном. Была ли эта часть сна уже приближена к реальности или нет, я не знал. Возможно, я боялся узнать правду. Я не стал пробуждать Ирину как Катю, а просто сидел и молчал.
        – У меня экзамены, у меня критические дни, мне надо побыть одной. Неужели это так трудно понять?
        Я кивал и продолжал молчать. В поле зрения опять появился Олег Иванович.  На этот раз он шёл в сторону локомотива. У меня в голове пробежала мысль «Паровозов идёт к паровозу». От этой мысли мне стало весело. Я хихикнул. Ирина резко встала.
        – Смешно ему! Да тебе вообще на меня наплевать, – такой злой Ирину я ещё не видел. Она развернулась и стремительным шагом ушла вслед за Паровозовым. Через несколько секунд я услышал, как сильно хлопнула дверь, от чего вагон качнуло сильнее, чем обычно. Повсюду задребезжали стёкла. От висевшего в воздухе стакана отделился подстаканник и со звоном упал на пол. Сам стакан с чаем остался висеть в воздухе.

        Глава 12
        Я проснулся от шёпота. Открыв один глаз, я увидел над собой Максима Игнатовича и маму, сидящих за столом. Шеф был одет в костюм, мама в домашний халат. Они о чём-то перешептывались и периодически хихикали. Я подумал, что подслушивать нехорошо, поэтому сразу выдал себя:
        – Доброе утро.
        – Ой, Алёша проснулся, – сказала мама.
        После того, как я умылся и сел с ними завтракать, в дверях кухни показалась Марина. Она была в пижаме. Увидев Максима Игнатовича, Марина демонстративно закатила глаза (хорошо, что это заметил только я), развернулась и ушла обратно. Через пару минут она вернулась в школьной форме и села с нами за стол.
        Максим Игнатович подвёз нас с мамой до работы. Сначала мы отвезли маму, потом вдвоём с шефом поехали в наш офис. По пути он спросил меня, думал ли я над новой задачей. Я честно признался, что не знал, было ли это частью сна, или это настоящее задание. Спросил шефа, как при отсутствии осознанности, ему удалось рассказать во сне, что надо делать. Максим Игнатович ответил, что достаточно было перед сном сосредоточиться на этой мысли. Он и сам не был уверен, что получится, поэтому для него это был эксперимент.
        Приехав на работу, шеф проверил техническое задание на локализацию, утвердил её. После этого он уехал, а я стал заниматься реализацией.
        Вечером Марина спросила меня, зачем я сплю на кухне. Я рассказал ей про осознанные сновидения, и что мне надо просыпаться посреди ночи, а без будильника это не сделать. Сестра назвала такое решение глупым. Потому что можно было элементарно спать в наушниках. Подумав, что она права, я, на этот раз, остался спать в нашей комнате.


        Глава 13
        Стоя в дверях купе, я смотрел на Леночку. Леночка сидела перед печатной машиной в своем привычном костюме. Рядом лежали громоздкие счёты советских времён. Леночка быстро печатала, листы вылетали из машинки, ложились в ровную стопку таких же листов на противоположной полке.
        – А шеф у себя? – спросил я.
        Леночка, не прекращая печатать, подняла взгляд на пустую верхнюю полку. Я посмотрел в том же направлении. По боковине полки сидела огромная муха. Почесав лапки, муха сорвалась с места, вылетела в коридор и умчалась в сторону тамбура. Леночка перевела взгляд на меня.
        – А Максима Игнатовича нет. Он на собрании.
        – Сергей точно на конференции?
        Леночка посмотрела на меня хмуро, при этом умудрялась продолжать стучать по кнопкам машинки.
        – Лёш, я тебе уже четыре с половиной раза говорила, он на конференции.
        – А вернётся когда?
        Она прекратила печатать, тяжело выдохнула, пару секунд смотрела на меня с укоризной, взяла в руки счёты, стала щёлкать костяшками туда-сюда. Потом подняла счёты над собой, начала трясти их наподобие бубна. На её лице было выражение, будто она к чему-то прислушивается. Когда ей надоело трясти, она пристально посмотрела на меня и сказала:
        – Через шесть суток, пять часов и тридцать две минуты.
        Я вышел из купе и закрыл дверь. За окном несколько тракторов не спеша ползали по вспаханному полю. Между поездом и полем пролегала асфальтированная дорога. Редкие автомобили проносились мимо. На глаза попался худощавый негр, скачущий по дороге на корове. Негр полуголый, в одних джинсах, в левой руке держал древко с красным флагом, на котором виднелась надпись. Я долго присматривался к тексту на флаге. Наконец мне удалось его прочитать. «Я сплю?». В этот момент в голове щёлкнуло, я начал осознавать, что нахожусь во сне. Чернокожий ковбой, которого я до этого воспринимал вполне обыденно, теперь вызывал улыбку.
        Я посмотрел вокруг себя, потрогал стены вагона, чтобы убедиться в их реальности. Потом пошёл осматривать поезд. Пройдя через тамбур, я оказался в вагоне-ресторане. Почти все сиденья заняты людьми. На столах кофейные чашки. Где-то в первых рядах я узнал голову мамы. Чуть поодаль сидел Максим Игнатович. Все смотрели вперёд на человека в строгом костюме, который стоял, облокотившись на столешницу буфета. Каким-то образом я понял, что это Герман. Герман молчал. Это не было похоже на задумчивость перед следующей репликой. Он просто молчал. Все остальные соблюдали тишину.
        Я сел за самый дальний столик рядом с упитанным стариком. Тот не обратил на меня внимания. Откуда-то возникла проводница и поставила передо мной чашку с кофе. Пить не хотелось. Я посмотрел в окно. Мимо проносились деревенские дома и участки. На одном из участков трое негров пропалывали грядки с капустой и кабачками. Толстая старуха, славянской внешности, с загорелой кожей, сидела на лавке возле избы, скрестив руки на груди, и смотрела за их работой. Негры выглядели несчастными. Старуха выглядела властной.
        – Ещё два дня назад они работали на кофейной плантации, – сказал я сам себе.
        Старик покосился на меня, но промолчал. Я посмотрел на лицо старика. Он выглядел несчастным, как те негры, и, создавалось ощущение, что в отличие от других членов «Нового Времени», ему всё это не слишком нужно.
        – Почему Вы не уйдёте? – спросил я его шёпотом.
        – Это было бы предательством, – ответил он.
        Предательство. Вспомнилась Ирина. Надо её найти. А может быть Сергей действительно на конференции?
        Я встал, прошёл мимо Германа, не обратившего на меня внимания, прошёл тамбур и оказался в плацкартном вагоне. Из первого же купе возникла рука и схватила меня за запястье. Я вздрогнул и посмотрел на её владельца. Жора.
        На столе, возле окна, стоял поднос с кофейными чашками на блюдцах, составленных в четыре яруса. От покачиваний вагона, вся эта конструкция ходила ходуном, издавала керамический многоголосый перезвон, но каким-то чудом умудрялась не обрушиться. Напротив Жоры стояла початая бутылка водки. Судя по выражению лица Жоры, отпитая часть из бутылки находилась в нём.
        – Лёха, ты знаешь, почему кофе, а не чай? – он отпустил моё запястье.
        – Ну? – я сел напротив него.
        – Кофе всегда символизировал роскошь. Но здесь роскошь не в том плане, что брюлики или хата на Гавайях. Не. Роскошь обладать властью. Кофе это символ власти. Почему масоны везде оставляют свои символы? Потому что символизм усиливает влияние. Это, брат, магия. Вот подсунули нам кофе, да ещё бесплатный. Все думают, что жизнь улучшается, а на самом деле нас под контроль берут.
        Жора снял сверху стопки блюдце с чашкой и поставил перед собой. Открутил крышку с бутылки, наклонил над чашкой. Из горлышка полился кофе, причём сразу с молоком. В воздухе повис кофейный аромат. Когда чашка наполнилась, Жора закрыл бутылку крышкой и поставил на стол.
        – Кофе в руках посвящённого, это символ власти. Чашка, из которой вылили кофе, это человек опустошённый, лишённый всякого влияния.
        – А если чашку разбить?
        Жора пристально посмотрел на меня, нахмурив брови, немного отпрянул назад, сощурился. Я пожалел, что нарушил ход его мыслей.
        – Не делай так, – сказал он после нескольких секунд раздумий. Затем поднял глаза вверх, видимо вспоминая, на каком месте я его прервал. Наконец снова посмотрел на меня и сказал, – Кофе в руках обычного человека, это символ покорности. А для некоторых даже рабство.
        – Если я осознаю силу кофе, то стану посвящённым и у меня будет власть? – спросил я.
        Жора поднял указательный палец, помотал им из стороны в сторону:
        – Тут есть нюанс, брат. Чтобы быть посвящённым, надо пройти инициацию.
        – Паровозов может её провести?
        – Не. Этот просто марионетка. Инициацию может провести только Герман. Но найти его, да уговорить на это дело - большая проблема. Это ж сон, мать его. Вон, смотри.
        Жора взял чашку с кофе и отвёл руку за пределы купе. Разжал пальцы. Чашка сразу же ринулась вниз, раздался звон, осколки полетели в разные стороны. Пол залила прозрачная жидкость. Неприятно запахло спиртом.
        – Чёрт, – сказал Жора, с досадой смотря на образовавшуюся лужу. Посмотрев несколько секунд, он взял из стопки очередную чашку с блюдцем и поставил перед собой. Начал откручивать крышку бутылки.
        Я встал, перешагнул через лужу и пошёл в обратную сторону. Вагон-ресторан оказался пустым.


        Глава 14
        Выйдя к завтраку, я увидел одного Максима Игнатовича, который сидел за столом в майке и ел яичницу. Заметив меня, он спохватился, надел рубашку, которая висела на спинке стула, застегнулся, да ещё зачем-то надел галстук.
        – Доброе утро, – сказал я.
        – Доброе, – ответил шеф и кивнул.
        Я подошёл к плите, на ней стояла кастрюля с рисовой кашей. Положив себе в тарелку кашу, сел за стол напротив шефа.
        – Сегодня во сне, – сказал я, – мой друг Жора, сделал предположение, что кофе, который подают в поезде, символизирует власть.
        – Это всего лишь теория, – ответил Максим Игнатович, – Я думаю, что символы являются просто подкреплением атмосферы для людей, которые имеют к ним отношение. Никакого реального влияния у них нет.
        – А мне кажется, суть символов всегда была в том, чтобы вытаскивать из подсознания определённые шаблоны. Таким образом, показывая символы, нас заставляют вести себя определённым образом. Или, наоборот, не вести.
        – Но, ведь у каждого своё подсознание, со своими шаблонами, а тут ожидается массовое воздействие.
        – Тогда, значит, из коллективного бессознательного. Там программы точно одинаковые. Может быть, это ещё одна причина, по которой коллективное бессознательное интегрируют в сновидения?
        Максим Игнатович пожал плечами и стал доедать яичницу. Мама зашла в кухню уже одетая. Шеф встал из-за стола, и я только сейчас заметил, что он был в рубашке, галстуке, но при этом в трусах-семейках. Сложив посуду в раковину, Максим Игнатович отправился в мамину комнату одеваться. В кухню заглянула Марина уже в школьной форме, увидела, что шефа нет, прошла к столу и села. Мама положила ей завтрак.
        Как и вчера, сначала мы отвезли на работу маму. Потом поехали к нам в офис. На этот раз Максим Игнатович остался. В кабинетах повисла тишина. Привыкшие к отсутствию шефа сотрудники, начали усиленно работать. Я продолжал заниматься локализацией и параллельно стал думать о том, что если власть имеет символ, то и ограничение реальности коллективным бессознательным во сне должно его иметь. Но какой?
        Целый день я размышлял над этим вопросом, но ответ пришёл в голову неожиданно уже дома, когда я уже перестал об этом думать. Осталось проверить, был ли этот ответ правильным. Для этого мне нужно было опять войти в осознанное сновидение. Я расклеил, уже почти ставшую фоновой, надпись «Я сплю?» по всем углам квартиры. Ходил из комнаты в комнату, повторяя свою мантру. Марина смотрела на меня косо. Потом уговорила поиграть с ней в настольную игру, но, даже играя, я умудрялся про себя повторять эту фразу.
        В середине вечера позвонил Жора, и сказал, что наши собираются посидеть в баре. Я отказался.
        – Почему? – спросил Жора.
        – У меня появилась кое-какая идея, которую надо проверить. А для этого надо войти в осознанное сновидение. Вот, я весь вечер себя к этому готовлю.
        – Осознанные сновидения? Занимался я такой штукой, только потом надоело.
        – Ты?!
        – Ну, да. Ты каким методом пользуешься?
        Я рассказал про надписи и повторение фразы.
        – Это ерунда, – сказал Жора, – сейчас я тебе сделаю более действенный метод.
        Он отключился, а через пару минут в социальной сети прислал сообщение. Сообщение содержало аудиозапись и комментарий к ней: «запусти трек на постоянное повторение, воткни наушники в уши и ложись спать». Я послушал запись. Там была всего одна фраза ревущим голосом Жоры: «Лёха, проснись!»
        Когда я ложился спать, то сделал всё, как написал Жора. Сначала было очень трудно засыпать под этот рёв. Меня то и дело вырывало из дремотного состояния. Но, через какое-то время, наконец, мне всё же удалось погрузиться в сон.


        Глава 15
        «Лёха, проснись! Лёха, проснись!»
        Я стоял возле бара в вагоне-ресторане. Вагон пустовал. Очередное «Лёха, проснись!» заставило меня осознать себя во сне. Сработало. Что-то коснулось моего плеча. Я обернулся. Передо мной стоял Паровозов в форме официанта, с полотенцем на плече. Одним концом полотенца Олег Иванович протирал фужер, смотрел на меня и что-то спрашивал. Что он спрашивал, я не слышал. Я слышал только «Лёха, проснись!». Я поднял руки, чтобы вытащить наушники из ушей. Но их не было. Фраза звучала прямо в мозгу. Я помотал головой, пытаясь вытрясти оттуда голос Жоры, но всё оставалось по-прежнему. Отрицательно покачав головой Паровозову, мол, мне ничего не нужно, я пошёл по направлению движения поезда. Пройдя пару вагонов, я вдруг услышал голос Марины «Лёшка, ну ты опять!», после этого фраза «Лёха, проснись!» прервалась на середине и наступила тишина. Посмотрел по сторонам, Марины нигде не было. Сначала мне показалось, что я оглох, но через несколько мгновений услышал стук колёс и понял, что всё нормально.
        Оказавшись внутри локомотива, я подёргал металлическую ручку. Закрыто. Постучал. Никакой реакции. Постояв несколько секунд, развернулся и пошёл в обратную сторону.
        Дойдя до уже знакомого вагона, я открыл дверь в первое попавшееся купе. Ирина сидела на коленях Сергея, сцепив руки в замок на его плече. Оба молчали и смотрели на меня. Взгляд Ирины злой. Взгляд Сергея растерянный. Внутри меня всё неприятно сжалось, но мне сейчас было не до них.
        – Извините, – сказал я, закрыл дверь и заглянул в следующее купе. Катя сидела в коротком красном платье, положив ногу на ногу. Пальцы рук, собранные в замок, обхватывали голое колено. Она облизнула губы, закусила нижнюю губу и смотрела на меня манящим взглядом. «Ты-то мне и нужна, красавица».
        – Привет, любимая, – сказал я, улыбаясь и делая шаг в купе. После этого резко развернулся и отклонился всем телом вбок. Кулак Степана пролетел рядом с моим правым ухом. Я едва удержал равновесие, – Стой! – закричал я, – это сон.
        Степан замер и растерянно посмотрел вокруг.
        – Точно, – произнёс он, – а как ты это понял?
        – Сейчас не до объяснений, – ответил я, – нам нужно остановить поезд.
        – Зачем?
        – Поезд это реальность. Пока он движется, мы не можем из него выйти, а значит, не можем покинуть сформированную реальность. Если мы его остановим, то вернём жизнь в привычно русло.
        – Звучит не слишком логично, – Степан посмотрел на меня скептически, – Но, давай попробуем.
        – Я с вами, – сказала Катя поднимаясь.
        – Ты остаёшься, – твердо сказал Степан, – Не женское это дело.
        Катя хмуро посмотрела на Степана, но всё же послушно села обратно. Мы вышли из купе, и направились в сторону локомотива. Я открыл дверь в тамбур, прошёл его насквозь и внезапно оказался в рабочем кабинете. Максим Игнатович в одних трусах, майке и галстуке на голой шее сидел перед моим компьютером и щёлкал пальцами по клавиатуре. В окне за его спиной проносились деревенские дома, заборы, аккуратные грядки. На полянках меж заборов паслись коровы. Шеф, переведя взгляд с монитора на меня, сказал:
        – Алексей, есть новое срочное задание.
        – Не сейчас, – я прошёл в противоположный конец кабинета и попал в следующий тамбур. Толкнул дверь и оказался на своей кухне. Мама сидела за столом в свадебном платье и наливала кофе из турки в чашку. Перед ней стоял свадебный торт с фигурками жениха и невесты в центре. Мама улыбалась, погружённая в какие-то свои мысли. Подняв на меня взгляд, она сказала:
        – Алёшенька, сынок, кажется, скоро у тебя будет ещё одна сестрёнка. Посиди со мной?
        – Чуть позже, мам. Извини, я спешу.
        Я подошёл к окну, потянул на себя ручку стеклопакета, вылез наружу и оказался в купейном вагоне. За окнами пробегали дома всё той же деревни. Чёрно-пёстрая корова печально мычала на проносящийся мимо поезд. На одном из огородов уже знакомая толстая старуха кричала на двух мужиков с угнетёнными лицами. Видимо на мужа и зятя.
        В середине вагона открылась дверь купе. Из него показалась Ирина в красном платье, таком же, как у Кати.
        – Лёш, прости меня. Я хочу тебе всё объяснить.
        Она попыталась обвить мою шею руками, но я увернулся и проскочил мимо. Дойдя до конца вагона, я услышал гудок локомотива и через несколько мгновений поезд въехал в тёмный тоннель. За окнами замелькали скальные породы. Под потолком включились тусклые лампочки. После этого я почувствовал толчок. Поезд начал ускоряться. Теперь любое движение давалось с большим трудом. Тряска вагона опасно бросала из стороны в сторону. Приходилось держаться за поручни, чтобы не упасть.
        Оказавшись в локомотиве, я подошёл к запертой двери. Рядом возник Степан. Своей мощной рукой он дёрнул ручку так сильно, что дверь слетела с металлических петель. Мы вошли в кабину машиниста. Сквозь лобовые окна было видно, что локомотив несётся сквозь ночной лес из неизвестных мне деревьев. На фоне тёмно-фиолетового неба висела гигантская планета бежевого цвета. В самой кабине перед приборами стояло большое кожаное кресло. Оно медленно развернулось в нашу сторону. Герман в чистом, отглаженном костюме и фиолетовом галстуке, сидел в кресле, положив ногу на ногу. На одной его ладони покоилось блюдце, вторая рука держала над блюдцем чашку с кофе. Не смотря на тряску поезда, кофе был налит до краев, но ни одна капля не пролилась на блюдце. Герман отпил из чашки, но та по-прежнему оставалась полной.
        – Алексей, какой сюрприз! Давно хотел с тобой увидеться. Ты бы пришёл как-нибудь на собрание.
        – Не будет больше собраний, – ответил я резко.
        – А что так? – сказал Герман, с деланным удивлением вскинув брови. Он снова отпил из чашки и отодвинул её с блюдцем в сторону. Отпустил руки. Чашка с блюдцем так и остались висеть в воздухе, немного покачиваясь вверх и вниз. Герман сцепил пальцы перед собой в замок и посмотрел на меня.
        – Я хочу остановить то, что происходит, – сказал я, – Вы лишаете людей свободы выбора.
        – Каким образом? – Герман изобразил искреннее удивление, – Я даже в реальность не вмешиваюсь, вы сами выбираете, как поступить. У меня другая задача. Я расширяю реальность в пространство сна, чтобы у вас было больше возможностей. Вы постоянно жалуетесь, что вам не хватает времени для своих дел. Я вам дал это время. Вы всё равно время сна продуктивно не используете.
        – Многих из нас тяготят проблемы в реальности. Во время сна мы отдыхаем от мыслей о них, набираемся сил. Вы стремитесь сравнять сон с реальностью, что может привести нас в замешательство и сделать жизнь ещё более беспокойной. Нет гарантий, что мы останемся свободными.
        – Алёша, я тебе не лгу. Повторюсь: я не вмешиваюсь в реальность. Я всего лишь расширяю её и предлагаю направление развития. Вы сами определяете, стоит ли в этом направлении двигаться.
        – Вы прекрасно знаете, что большая часть людей неосознанна. Они просто делают то, что им предлагают, мало задумываясь над последствиями. Поэтому я хочу вернуть им ту реальность, которая была.
        – А кто тебя наделил властью, решать за других?
        – Я сам себя ею наделил.
        Я перевёл взгляд на чашку и усилием мысли заставил её опрокинуться. Кофе выплеснулся вниз, растекся по всему полу. Дойдя до стен, его уровень начал медленно подниматься, затапливая локомотив. Сбоку кто-то вскрикнул девичьим голосом. Я повернул голову и увидел в кресле вместо Германа Марину. Она сидела, прижав колени к груди, испуганными глазами смотрела на кофейный потоп.
        – Лёшенька, помоги мне.
        Степан уже сделал шаг в сторону Марины, но я остановил его рукой.
        – Это сон, – напомнил я ему.
        Я взял чашку и со всего размаху швырнул. Чашка, ударившись о стену, разлетелась на множество осколков. Марина вскрикнула ещё раз. На месте удара образовалась трещина. Она стала стремительно расширяться и увеличиваться в длину.
        – Вон даже как, – сказала протяжно Марина голосом Германа.
        Кресло закрутилось, сделав полный оборот. Вернувшись в прежнее положение, оно оказалось пустым. Трещина продолжала увеличиваться. Пока один её конец пробивался через потолок к другой стене, второй конец дошёл до пола, и кофе начал выливаться через трещину во внешнее пространство. Отовсюду отваливались куски и исчезали во тьме инопланетной ночи. Локомотив трясло, он стонал скрежетом металла. Лампа под потолком замигала и через несколько мгновений погасла совсем. Мы со Степаном попятились назад, оглянулись, но через выломанную дверь и тамбур было видно всё то же чужое небо. Вагоны исчезли. Локомотив продолжал крошиться, теряя свои части, пока концы трещины не сомкнулись в кольцо и не разделили его надвое. Половина с тамбуром и покорёженной дверью накренилась, и с грохотом и лязгом начала тормозить. Меня по инерции швырнуло вперёд, я стал падать на рельсы и с криком проснулся в своей постели.


        Глава 16
        – Что, кошмар приснился? – услышал я голос Марины.
        – Типа того, – я поднялся и посмотрел на окно. Было совсем светло, – У тебя как дела?
        – У меня всё отлично. Поезд заехал сначала в туннель, там было так темно и интересно. Потом он выехал из туннеля и остановился. Много людей вышло из вагонов. Кто-то валялся на траве, кто-то просто ходил. А мы с девчонками играли в догонялки. Я даже Жору уговорила с нами побегать.
        – Классно, – я взял с тумбочки смартфон, включил экран. Время семь часов тринадцать минут. Заряд батареи семь процентов. От смартфона тянулись наушники. Я подтянул один к себе и воткнул его в ухо. «Лёха, проснись!» - услышал я голос Жоры. Отключил проигрыватель, поставил телефон на зарядку, – а ты чего в школу не собираешься?
        – Суббота же.
        – А…точно, – сказал я, надел трико с футболкой и пошёл умываться.
        Несмотря на раннее утро, шефа с мамой дома не было. Я позавтракал и отправился на работу. Заглянув в кабинет шефа, я увидел только Леночку. Она сидела в кресле, уставившись в окно, и пила чай. На мой вопрос будет ли шеф, просто пожала плечами.
        Я полез в интернет читать новости. Власти увидели связь беспорядков на острове с обществом «Новое Время», но она была косвенной, поэтому ничего доказать толком не могли. Паровозов по-прежнему всё отрицал. Тем не менее, общество закрыли. Цены в магазинах вернулись на свои прежние места. Люди из города перестали приезжать. На острове опять стало тихо.
        Ближе к вечеру позвонила Ирина. Сказала, что у неё голова уже пухнет от подготовки к экзаменам и ей надо подышать воздухом. Мы встретились в парке, сидели на скамейке и ели мороженое. Я набрался смелости и спросил Ирину:
        – Что у вас с Сергеем?
        – С кем? – удивилась Ирина.
        – Ну, с тем парнем, которого ты обнимала в поезде.
        – А, так его Сергеем зовут? Да ничего у нас с ним нет. Я просто проснулась в его объятиях и всё. А второй раз тоже случайно оказалась у него на коленях. Но порадовалась, чтобы тебя позлить. Совсем уже совесть потерял, с моей сестрой целоваться. Кстати, кто он такой?
        – Да так. Работаем вместе.
        – А, ясно. Ну, как тебе Катькины поцелуи, – спросила она улыбнувшись.
        – Ты вкуснее, – я улыбнулся и поцеловал её в губы.


        Эпилог
        Поезд, мерно покачиваясь, выстукивал свой привычный ритм: та-дам, та-дам. Я шёл по вагону, вспоминая название станции, где мне нужно будет выходить. «Две …». А чего две – не помню. Дойдя до нужного купе, я открыл дверь. Ирина, в трусиках и лифчике, стояла перед зеркалом, вытащив на всю длину язык, и разглядывала его. Заметив меня, она повернула голову в мою сторону и голосом Марины сказала:
        – Лёшка, ну ты опять!
        Потом нахмурила брови и повернулась обратно к зеркалу. Я закрыл купе и пошёл по направлению движения поезда. Дойдя до тамбура, открыл дверь и остановился. Навстречу мне неслось залитое солнцем бескрайнее зелёное поле. Высокая трава, обдуваемая свежим ветром, казалась живой. Рельсы, по которым мчался вагон, лишённый всякого локомотива, уходили вдаль за горизонт. И где-то там, у самого горизонта, по обе стороны от рельсов, стояли две высокие башни в средневековом стиле. Ветер развевал на их верхушках красные флаги, по форме напоминающие женские платья.
        – А ты чего здесь? – услышал я за спиной голос Жоры, – Пошли к нашим.
        Я закрыл дверь тамбура и проснулся.