Красный потёк на ночном небе. Часть пятая

- Конь тянет воду из речки совершенно также, как дядюшка Гурги пьёт свой утренний чай, причмокивая и смакуя вкус, - подумала Николь и засмеялась.
Конь поднял голову и невозмутимо уставился на девушку. Для полного сходства с соседом не хватало квадратных очков в коричневой оправе и широкой, байковой пижамы.
Высокие травы по берегам, пронизанные ветром, не шуршали, а подсвистывали. Разноцветные стрекозы, выпучив глаза, раскачивались на стеблях стрелолиста, молнией срывались с места и зависали в воздухе, подобно миниатюрным, но таким опасным, вертолётам. Конь переступил с ноги на ногу, фыркнул, стряхивая с ноздрей капли воды, и подошёл к Николь. От него пахло летом : клевером и рекой, разогретой на солнце шерстью и яблоками, лукавством и первобытным вызовом животного - человеку. Конь всхрапнул, приподняв верхнюю губу, скосил тёмный глаз с синим отблеском и неожиданно толкнул Николь головой. Она покачнулась и ухватилась за его шею руками. Конь хохотал! Именно так поняла девушка его пронзительное "и-иииии". Жизнь была прекрасна и удивительна своей непосредственностью и откровенностью!
- Что ты знаешь о ревности, Волшебная? - спросил Мигель, стоя на мелководье.
- Люди считают, что ревность - это изнанка любви, - ответила Николь. - Что-то вроде красной ткани на внутренней стороне чёрного плаща.
- Это так красиво - красное и чёрное, - усмехнулся Мигель, выбираясь на берег. - Так красиво, что люди воспевают слабаков, разрушающих мир своей мечты из-за неспособности удержать в нём кого-то более сильного или талантливого.
Николь сдвинула брови, и конь тут же ощерил желтоватые крупные зубы, намереваясь укусить испанца. Но тот спокойно подошёл к ним, улыбнулся девушке и погладил по шее её защитника.
- Ревность - это дикий зверь, который прячется в каждом из нас. Он может быть пушистым и ласковым до тех пор, пока добыча, с которой развлекалась его душа, не захочет пойти своей дорогой. Вот тогда неведомо откуда появляется меднокожий, покрытый грязью самомнения, субъект, способный откусить крылья, чтобы не взлетела; ноги, чтобы калекой просила милостыню; руки, чтобы не могла творить. А самое главное - сердце, беспокойный комочек, в котором вместе с кровью несутся чувства, делающие животного ЧЕЛОВЕКОМ.
Николь внезапно придвинулась к Мигелю так близко, что он ощутил её дыхание на своём лице.
- Вы давно смотрелись в зеркало, дон Мигель? - озорные искры вспыхнули в её глазах.
Писатель быстро оглядел себя, но, не заметив изъяна, спросил:
- Я измазался в тине?
- Нет, Ваша внешность, как всегда, безупречна, - тихо ответила Николь, дразня его ароматом удовольствия. - Вы так "аппетитно" рассказывали о пожирании жертвы, что я усомнилась - человек ли рядом со мной. Кто может так много знать о вкусе крови, как не САМ ГОСПОДИН ВАМПИР? Жаль, что я не ношу с собой зеркальце, а то мы оба не увидела бы в нём... НИЧЕГО!!!!
Она отпрыгнула в сторону, закружилась, раскинув руки и хохоча во всё горло.
- Только ЖЕНЩИНА, танцующая на границе страха и бесстрашия, любви и страсти, может быть откровенной с чужой Тенью, - думал Мигель, накидывая на Николь тонкий, шёлковый платок.