ТАхво ЮуллупЯйо беженец души

(Встреча)

" Друзьями не рождаются –
Друзьями умирают..."
                (Чехов)

    Судьбе так надо было порешить – свела она их здесь сегодня в тёмный вечер без семи минут.
    Пейзаж прозрачной, промороженной холодным осенним солнцем, медленной Суоми дарил всем проживающим ненавязчивый озноб. Цепочка озёр ЁллАуппа-СхуЯмми мертвенно блестела среди поросшего сосной большого леса. Холодно было везде.
    Окраина деревни ЯолАхти отдалённо напоминала русский ОбщХоз вторичной губернии района ШИшино, где вырос в своё время бывший русский подданный ЗарЫл СикОров, ныне - финский ХвОю СуУппянен. В Яолахте он и осел.

    …Как-то, лет шестнадцати тому назад, в таможне при переходе на границе, Хвою думал водку пронести, да с контрабандой этой пойман был кадетом из финских Тахво Юуллупяйо. Пришлось всю водку с ним распить; тогда они и подружились, всецело погрузившись в бесконечной длительности запой.
    Лишь через восемь месяцев смогли расстаться, но по отъезду зареклись довольно скоро встретиться ещё раз.
    С тех пор Сууппянен втянулся в быт, обжился в Яолахти, нажил более пятнадцати детей и всё хозяйство содержал продажей кислой клюквы…
    Сегодня друзья и встретились…

    На окраине деревни Яолахти Тахво привычно разливал водку по стаканам. От долгожданной встречи у него разыгралось сердечко, и кровь, по-фински холодно, ударила в лицо. Юуллупяйо покраснел, а после пятого или шестого стакана вскочил, разгорячено расстегнув пальто. Его глаза блестели. Весельчак Тахво засмеялся и, занюхав выпитую водку мякотью свежего чёрного хлеба, наконец-то заговорил, вспоминая тот запой:
    – Помнишь, Хвою, мы с тобой девчонок снять хотели в "Городской Таможенной Обмывочной Районной Бане", где не было тогда воды? – и финн, сквозь смех попискивая, начал:
    – Мы думали тогда, что удивим девчонок, когда с пожарной лестницы залезем в голом виде к
ним… – здесь Тахво начал хохотать, но сквозь свой смех продолжил:
    – …Я тогда причинным местом до перил коснулся и примёрз! На улице морозище, а я на босу ногу в тапочках… – едва не выронив стакан из рук от смеха, он обратился к Хвою:
    – А ты костёр решил под лестницей разжечь, чтоб я оттаял! – и Тахво окончательно скрутился в крюк, от хохота содрогаясь своим телом!
    Дав волю, он минуты три не мог связать ни слова. Лишь дрожал от смеха, но стаканы аккуратно до краев наполнил.
    Не переставая хихикать, Тахво снова заговорил:
    – А как с ТугИм мы пошутили, помнишь, Хвою? – и как бы помогая вспоминать происходящее, вкрадчиво и через смех Тахво продолжил:
    – Мы его хотели попугать немножко и костёр вокруг его обоза с питьевой водицей развели. А в бочках у Тугого… – тут уж Тахво не выдержал и прыснул со смеха, громко заходясь на всю округу Яолахти:
    –… Спирт был из неучтённых погребов! О нём никто не знал, пока не взорвалОсь! – и, согреваемый горячими парами алкоголя, Тахво с хрюканьем сквозь смех продолжил:
    – Тогда же и Тугой с семейством вышел неучтён, тому что через восемь дней, когда сгорело всё, остался только пепел. А где там бочки деревянные, где сам Тугой, уже никто не знал. Поэтому списали, как пропавшего незнамо где.
    И Тахво затянулся лёгким хохоткОм, то и дело подливая Хвою водки.
    Не унимаясь ни на минуту, весельчак и балагур Тахво Юуллупяйо раскраснелся и снова, заливаясь смехом, обратился к другу:
    – А больше всего мне запомнилось, когда мы зимой купаться пошли с матрацем и в ластах…
    Тахво прервался и, остановив смех, сделал несколько глубоких вдохов.
Переведя дух, он продолжил:
     – До речки Мжи мы так и не дошли тогда. За то в трактире Близорукова поели. Помнишь, Хвою? – и Тахво в который раз наполнил стекляшки.
    Прервавшись лишь на секунду, он выпил залпом целый стакан водки и закусил капустой. После, едва сдерживая подкатывающий смех, продолжил, снова обратившись к Хвою:
    – Ты тогда девчонок танцевать всё приглашал, а ласты снять забыл!
    И тут Юуллупяйо прорвало.
    Не выдержав, он громче прежнего захохотал! С сосновых веток даже спящие вороны повзлетали и с беспокойством закружили по округе Яолахти. А Тахво разгорячено роготал, то с присвистом, то с хрюканьем, сквозь смех пытаясь что-то говорить:
    – Мы тогда напились «в гвозди», и пошли кататься с горки. Да заместо санок, по пьяне, с соседнего двора стащили несколько гробов, уже подбитых чёрной тканью… – и Тахво в отрешённом виде начал ржать, то и дело, запрокидываясь назад!
    – Садились, закрывались и съезжали вниз! Всю ночь катались, а в городе решили, что это шабаш свежих мертвецов… И нас тогда чуть липовыми кольями не поубивали!…
    Тахво со смеху свалился со скамейки в грязь, да так и заливался там, обхватив свой живот пьяными руками, пока от холода его не пробило в дрожь.
   
    Поднявшись, он снова до краёв наполнил стакан и выпил, на этот раз даже не закусив. Потом, громко поставил его и тихо обратился к своему другу:
    – Ты всегда был молчаливым, Хвою… Скажи, нафига ты это сделал?!
    Но, не дождавшись ответа, Тахво Юуллупяйо снова захохотал в ночной тишине и заговорил:
    – А помнишь, Хвою...
    И он снова начал вспоминать и гоготать:
    – А помнишь, мы тогда вагоны отцепили…
    – А помнишь, по пьяне…
    – А помнишь, вечером…
    – А помнишь…
    – А помнишь…
   
    …И эхом по ночным озёрам Ёллауппа-Схуямми разносился звон стаканов и громкий хохот Тахво, наводивший на жителей Яолахти бесконечное чувство жалости и непонятной вины… Леденящую печаль и ужас у людей вызывал этот смех… смех на краю кладбища, где три года тому назад был похоронен Хвою Сууппянен…

сyclofillydea 2001