Лекция Пребывает вечно. Письма Павла Флоренского

«… Пребывает вечно». Письма П.А. Флоренского из Соловецкого лагеря особого назначения

20 января 2019 года в библиотеке им. Н.В. Гоголя г. Новокузнецка состоялось очередное занятие лектория «Время культуры», посвящённое 137-летию со дня рождения богослова, философа и учёного, священника Павла Александровича Флоренского.

  Предлагаю сокращённый текст этого выступления.

***

  В основу лекции легли материалы иллюстрированного четырёхтомного издания «…пребывает ВЕЧНО. Письма П.А. Флоренского, Р.Н. Литвинова, Н.Я. Брянцева и А.Ф. Вангенгейма из Соловецкого лагеря особого назначения».  Автор-составитель  Павел Васильевич Флоренский - учёный, педагог и общественный деятель, старший внук Павла Александровича.
  Основу издания составляют письма П.А. Флоренского, которые впервые  были опубликованы в 4-ом томе его Сочинений в четырёх томах в 1998 году [1].

  Книга «…пребывает ВЕЧНО» - не просто новое издание писем П.А. Флоренского соловецкого периода заключения (Х.1934 – VI.1937 гг.)  По словам автора-составителя, это издание «не имеет аналогов в истории человечества» [2].

  Письма П.А. Флоренского дополнены письмами трёх его собеседников и сокамерников, заключенных СЛОНа.  Все они - люди незаурядные:  профессор, химик Роман Николаевич Литвинов; инженер, один из создателей Урало-Кузбасского комбината Николай Яковлевич Брянцев; один из создателей Единой гидрометеослужбы СССР Алексей Феодосьевич Вангенгейм.
 
  Все четверо были арестованы почти одновременно и по абсурдным обвинениям и прибыли в лагерь от 1 сентября 1933 г. (Брянцев Н.Я.) до 23 октября 1934 г. (Флоренский П.А.). Все четверо были вывезены с Соловков и расстреляны в октябре-декабре 1937 года в Ленинградской области.

  ***

  П.А. Флоренский был арестован 26 февраля 1933 года, а 26 июля того же года осужден на 10 лет заключения в исправительно-трудовых лагерях.
Сначала он отбывал срок на Дальнем Востоке,  затем неожиданно отправлен на Север.
  «По приезде был ограблен в лагере при вооруженном нападении и сидел под тремя топорами, но, как видишь, спасся, хотя лишился вещей и денег, …, все это время голодал и холодал…. Все складывается безнадежно тяжело, но не стоит писать…» (1934.Х.13.Кемь. [№ 0]).

  23 октября 1934 г. П.А. Флоренского этапировали в трюме парохода по Белому морю в Соловецкий лагерь особого назначения - 8-ое соловецкое специальное (штрафное) отделение  ББК (Беломорско-Балтийского комбината).

  «Сегодня, после различных проволочек, наконец, попал в Соловецкий кремль. …. Первые впечатления очень тяжелые, отчасти вероятно от дорожной усталости, качки, неопределенности и неустройства. … Очень жалею о работах, оставленных на БАМе: там я мог бы сделать что-нибудь полезное. А также о лазурном небе ДВК и сухом воздухе. Так обрывается всякая полезная деятельность и все приходится начинать сначала; да и придется ли?...» (1934.Х.24. [№ 1]).

  «Говорить и писать о погоде — дурной тон. Но в моих условиях письма приходится наполнять метеорологическими бюллетенями. Право больше нет подходящих тем. Погода здесь такая гнусная, что определяет все настроение. Сера, тускла, солнце светит редко, а когда светит, то жидко и призрачно ... Какая разница с залитым светом Дальним Востоком, где свет тугой и упругий, где все заполнено светом, и летом и зимой.
Что здесь поселяют—это понятно; однако здесь селились когда-то, трудно понять, чего ради. Весь монастырь лишен духа, и чувствую, это—не только теперь, но и прежде было так. Недаром Соловки всегда не внушали мне доверия. Было тут крупное хозяйство, была большая распорядительность и умение, но смысла и цели что-то не видать. Прежние путешественники с восторгом отзываются о монашеской трудовой коммуне, превосходной организации работ, о передовом хозяйстве. Но что-то мне не попадалось указаний о глубоких людях, о высокой культуре, о тонких чувствах» (1935.V.25 № 19).

  «…до сих пор я не был в Соборе, даже стыдно признаться, но нет желания, и это несмотря на мою страстную любовь к древнему искусству. Монастырь очень живописен, а не радует. … Единственное на что еще смотрю, это на закаты: краски тут исключительно разнообразные и нежные, сокровище для хорошего колориста. Еще смотрю на северные сиянья; красивое и поучительное зрелище. Когда-то мне казалось, что увидеть северное сияние составляет венец человеческих желаний; но когда это пришло, то жгучий интерес уже погас. Так и все в жизни: осуществление желаний приходит слишком поздно и в слишком искаженном виде» (25. III.36 г. № 53).

  ***

  Далее несколько фрагментов из писем П.А. относительно работы соловецкой почты. Её работа была связана с природными условиями. Большую часть года письма доставлялись пароходом. Навигация начиналась в мае и заканчивалась, когда Белое море покрывалось льдом – обычно в декабре. Зимой с островом поддерживалось воздушное сообщение – почта доставлялась аэропланом.

  «…мне можно писать лишь раз в месяц, да и то я надеюсь на изменение условий и на большее число писем. Итак пишите почаще, ваши письма единственное утешение... (1934.ХI.26. [№ 3]).
  «Пока я сидел и писал это письмо, прилетели два аэроплана; надеюсь привезли письма от вас. ... Все, конечно, очень волнуются даже при слухе, что прилетает или якобы прилетел аэроплан, т. к. все ждут писем» (1935.I.14. № 7).
  «…я пишу вам аккуратно, по 3 письма в месяц, т. е. все, что имею возможность сделать, да и то за ударничество. Не понимаю почему вы, как пишете, не получали почти 2 месяца известий от меня…» (1935.V.16. № 18).
  «Пишу тебе теперь я 4 раза в месяц, аккуратно посылаю, но письма задерживаются или вовсе не доходят, скорее первое. ... А я не один в таком же положении...» (1935.ХII.16. № 41).

  ***

  В разное время заключённым разрешалось отправлять от одного до четырёх писем в месяц, в зависимости от  «полезности» трудовой деятельности. За ударную работу разрешались одно или два дополнительных письма.
  За период соловецкого заключения — с 1934 по 1937 г. — Павлом Александровичем написано 105 писем семье: матери — Ольге Павловне (1859-1951), жене — Анне Михайловне (1889-1973), детям — Василию (1911-1956), Кириллу (1915-1982), Ольге (1918-1998), Михаилу (Мику, 1921-1961) и Марии-Тинатин (Тике,1924-2014).

  Письмо писалось на двойном тетрадном листе, мелким и чётким почерком, чтобы поместилось как можно текста, и цензор мог без труда прочитать. Начиная с письма [№ 2] и далее в каждом письме П.А. пишет отдельные послания детям. Двойной тетрадный лист условно делился на 6 частей, получались полоски, которые исписывались с двух сторон. Получалось, что на каждой полоске было отдельное письмо одному из детей. Эти послания для удобства чтения можно было отделить от основного письма. Практически все письма были пронумерованы, но дважды в нумерации происходил сбой, поэтому последнее письмо имеет № 103. Сохранилось 89 писем.

  ***

  О чём он хотел рассказать детям, что хотел донести до каждого, чтобы помнили?
  Василию и Кириллу – старшим сыновьям - пишет о своей работе, научных исследованиях,  даёт советы.

  Василию: «Писал тебе раньше, но хочу написать снова, … что передаю вам всем, а в особенности тебе с Кирой, все свои научные и научно-технические замыслы, чтобы вы пользовались материалами и мыслями и, если захотите, то продолжали, а если нет, то использовали бы в своей работе. Больше всего мне хотелось бы помочь вам тем единственным, что есть у меня—идеями. Чтобы ввести вас в эти работы я буду понемногу сообщать о них и притом в порядке легкости осуществления и близости к вашим прямым работам. …» (1935.VIII.12-13. № 27).
 
  Из последнего письма: «Дорогой Васюшка, … получил ли мои предыдущие письма и сумел ли применить в изучении осадочных пород те слишком краткие указания, которые я пытался набросать. Мое желание, впрочем, ограничивается пределами вашей работы, а самому делать что-нибудь не хочется—очень я устал (и отстал) созидать, тогда как довести до конца ничего не удается. Центр тяжести существования перешел уже из меня в вас, и мои мысли пусть развиваются в вас…» (1937.VI.19. № 103).

  Кириллу: «Занимаюсь электролитической переработкой водорослей. Удается хорошо выделять весь иод непосредственно из водорослевой массы, без какой-либо предварительной химической обработки. …  Процесс этот — новый, предложен мною и, кажется, пойдет удачно…» (1935. III.13-16. № 12). «Последнее время я был занят опытами в укрупненном масштабе. Варил водоросли и получал из них альгинат натрия в значительных количествах. ...  Сделали полезное изобретение: тепло- и звукоизоляционные пластические массы из сфагнового торфа или мха» (1935.VIII.12-15. № 27).

  «Дорогой Кирилл …Мне тяжело и грустно при сознании невозможности помочь тебе, т. к. главное, чего хотелось бы мне — поделиться с вами опытом жизни и передать вам то, что есть у меня, единственное, этот опыт. Читаешь ли ты мои письма к братьям и сестрам. Ведь каждое из них я пишу собственно ко всем, но только с индивидуальным оттенком содержания…» (1936.I.16—17. № 45).

  ***

  Старшей дочери Ольге: «Дорогая Оля, продолжаю писать тебе заметки о развитии нашей поэзии. Теперь о Вал. Як. Брюсове. Мне довольно часто приходилось встречаться с ним, и его яркая фигура стоит по сей час, как живая, перед глазами….» (1935.VIII.15 № 27).

  «Дорогой Олень, вот опять ты раскисаешь. Постарайся взять себя в руки и ободриться. Голова твоя перестанет болеть и все войдет в свое русло, но надо, чтобы ты вооружилась терпением (а его у тебя вообще маловато) и старалась войти в жизнь, а не отрываться от нее. …» (1935.IX.24-25. № 31).
 
  Из последнего письма: «Дорогая Оля, радуюсь, узнавая о твоей работе в оранжерее (в Загорске – В.Т.), и надеюсь, что ты многому сможешь научиться там. Конечно, в Ботаническом саду разнообразие растений несравненно больше. Но познать основы жизни растений вполне можно и на немногом …. Главное же — не отрываться от дома, от мамы и ото всех своих. ... Занимаясь  растениями в тиши, ты сохранишь и построишь свой внутренний мир наиболее правильно, и ради этого стоит пожертвовать более легкими и обильными условиями в таком суетливом городе, как Москва. …» (1937.VI.19. № 103).

***

  Младшему сыну Михаилу: «Дорогой Мик, В каждом письме я путешествую с тобою куда-нибудь. Эти путешествия отличаются от обычных тем, что я разсказываю не вычитав из книг, а по сообщениям живых людей. Конечно, в моей передаче, к тому же крайне сокращенной за недостатком места, все выходит бледным; но лучше в данных условиях сделать не могу» (1936.III.10-11. № 52).

  «Дорогой Мик, на этот раз отправимся с тобою путешествовать снова в Удмуртию (Вотскую область), а потом в Бухару. Но поедем не наедаться, а смотреть игрища…» (1935.III.21. № 54).

  «Дорогой Мик, вот тебе загадка: какая фамилия одного ученого пишется с тремя мягкими знаками? И чем известен этот ученый? Другой вопрос: какого цвета хлорофилл? Третий вопрос: когда Россия собиралась присоединить к себе Англию? Как-то ко мне обратился с вопросом один (увы!) мой бывший ученик и спросил: «Было два Спинозы, один Барух, другой Бенедикт. Который же из двух был особенно замечателен». Мне стало стыдно, почему? Можешь ответов мне не писать, а скажи их мамочке» (1937.VI.4. №101).

  Из письма жене: «Скажи Мику и Тике, чтобы они нашли на карте все места, где я проезжал и где нахожусь теперь, и постараются что-нибудь узнать о географии этих мест. Я нарочно стараюсь писать разные подробности о природе, чтобы они понемногу знакомились с географией, возможно наглядно и жизненно; мне хочется наполнить географические названия живым содержанием, чтобы появилось представление о том, что же такое наш Север, что такое Белое море и другие места. Может быть, от моего заключения будет хоть та польза детям, что они приобретут таким образом кое-какие сведения и впечатления о своей родине» (1934.ХII.З. [№ 4] А. М. Флоренской).

  ***

  Много трогательных посланий П.А. отправил своей младшей и любимой дочке Тике (Марии-Тинатин).  В 1934 году, когда началось соловецкое заключение отца, ей было 10 лет.

  «Дорогая Тика, спасибо за картинки, которые ты пристроила к своему письму. А знаешь, здесь тоже пробовали разводить розы, и они растут и цветут. Сливы, которые сажали вы с мамой вероятно вырастут как раз к моему приезду и я буду есть сливы вместе с тобой. Нашла ли ты на карте, где находится твой папа? А знаешь ли отчего этот остров называется Соловками? От соли. В прежнее время тут были соляные варницы, соль вываривали и торговали ею или выменивали ее на другие товары. От этого, как говорят, и стал называться остров Соловецким» (1934.ХII.16. [№ 5]).

  «Дорогая Тика, … сегодня, когда шел по Кремлю из столовой, мимо пробежала черно-бурая лисичка, в пышном меху, с огромным очень распушенным хвостом. Пробегая, она сказала, что одна девочка слишком много занимается и устает; просила написать, чтобы она побольше была на воздухе и отдыхала. Не о Тике ли это говорилось? (1936.III.10-11. № 52).

  «Тут поразительная осень—таких ярких и различных цветов листьев и травы у нас не бывает. ... Еще замечательнее цвета водорослей. На берегу лежат кучи и слои анфельции—белые, кремовые, розовые, сиреневые, пурпурные, пурпурно-коричневые и темно-зеленые. Это так красиво, что хочется всю анфельцию забрать себе в сумку, но ее десятки тонн. …» (1936.Х.16, № 76).

  Из последнего письма: «Дорогая Тика, мне приходится всегда прощаться с чем-нибудь. Прощался с Биосадом, потом с соловецкой природой, потом с водорослями, потом с Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом. Ты просишь нарисовать тебе что-нибудь. Но сейчас у меня нет красок, а кроме того нельзя прислать, если бы я и нарисовал для тебя. ... Мне жаль, что рисование прекратилось, т. к. оно успокаивает, — так же как и музыка, если играть самому. Надеюсь, что за меня будет рисовать моя дочка, и, наверное, лучше своего папы» (1937.VI.19. № 103).

  ***

  Из письма жене: «… О моем здоровьи ты безпокоишься напрасно: я здоров вполне; насколько в мои годы можно быть крепким, я и крепок, вероятно значительно больше других. Мускульной же силы, как ты знаешь, у меня никогда не бывало, с детства, так что нечего удивляться, если ее нет и теперь… Мне было бы очень радостно узнать, что ты часто выходишь в природу и пользуешься летом. … я сижу в четырех стенах и природы не вижу. Впрочем, один из моих знакомых ходит и все твердит: «Если жизнь и не прекрасна, то, во всяком случае, превосходна».... (1936.V.31. № 63).

  Это письмо было написано П.А. Флоренским в мае 1936 года, когда он был полностью погружён в работу на йодном заводе -  Йодпроме. Работа в заключении, несмотря на тоску по семье, на голод, на ежедневную реальность расстрела, давала возможность выстоять, сохранить достоинство духа.

  Через три недели после прибытия на Соловки, после курса «общих работ» (расчистка торфяного поля от корней и стволов деревьев, разборка и чистка картошки, дежурство при телефоне, сеяние «комбикорма», копка земли, ...) П.А. Флоренского направили на работу в лабораторию Йодпрома. Там уже трудились Брянцев Н.Я. и Литвинов Р.Н.

  ***

  «Жизнь моя сейчас значительно налаженное, чем раньше, а первоначально была очень тяжка. 15 ноября я попал на постоянную работу, в Иодпром, т. е. на производство иода из морских водорослей. В связи с этим я переведен в другую колонну и  живу с вполне приличными сожителями, а не с бандитами и урками ...   
Мастерская, в которой я работаю, стоит на берегу гавани Благополучия. Это маленькая и убогая мастерская снабжена горделивой вывеской на двери: «ЛАБОРАТОРИЯ». Но хоть это и вывеска только, но все же мне приятно читать ее, входя в дверь.
Но бываю я иногда и в настоящей лаборатории, небольшой, но по Соловкам—приличной. Она расположена в 2 км от Кремля, в лесу, на берегу озера …. Хожу туда снежной дорогой, в лесу полная тишина, снег глубокий, пушистый, нетронутый; разве что где-нибудь дорожка из следов горностая. Иду дорогой и думаю о вас. Зимой здешний пейзаж стал похож на сергиевский. Дорогие мои, думаю: если когда буду с вами, то теперь уж все силы отдам только вам» (1934.ХII.З. [№ 4]).

  «Занимаюсь исключительно водорослями, иодом и подготовляюсь к работе по получению из водорослей разных продуктов. ... Но, несмотря на занятость, все время думаю о вас. Сегодня шел по дороге, перед глазами стояли стены Кремля Соловецкого, вправо шел небольшой спуск к Иодпрому. Я задумался и забыл, и показалось, что я не на Соловках, а в Посаде» (1935.I.14-19. № 7).
  «Верчусь я целый день, с утра до поздней ночи ... то аналитические испытания, то лекции*, то уроки, то статьи для стенгазет, то работа по библиотеке, то безсмысленные совещания и заседания, то хождения за обедом или по другим делам. Но все какое-то здесь пустое, как будто во сне и даже не вполне уверен, что это действительно есть, а не видится как сновидение». (1935.1.24 — 25. № 8).

*Лекции читались в зале лагерной библиотеки, книжными фондами которой активно пользовались заключённые. Р. Н. Литвинов в письме от 18.XII.1934 пишет: «Тут организована группа высшей математики, и ведет ее очень крупный ученый, и его лекции доставляют мне громадное чисто эстетическое удовольствие и, пожалуй, пользу».

  «Ты спрашиваешь об агар-агаре. Это вещество вырабатывается из водорослей теплых морей, но несомненно можно получить какой-то родственный продукт и из водорослей соловецких. … из водорослей можно извлечь и еще много ценных материалов, над ними мы работаем, чтобы все вещество водорослей использовать по возможности полностью» (1935.V.16. № 18).
  «Сейчас занимаюсь варкою из водорослей альгината, вроде особого клея для текстильной, бумажной и других промышленностей. …» (1935.VII.12. № 24).

  «Посылаю ко дню нашей свадьбы свой портрет. Говорят все, что он вышел похожим, но мне судить о сходстве трудно. Я просил художника изобразить на портрете водоросли, чтобы осталось указание, чем в это время я занимался» (1935.VIII.3. № 26).

  «В настоящее время я работаю во вновь образованном Конструкторском бюро; пока гл. обр. занят писанием заявок на ряд наших изобретений по переработке водорослей и использованию альгина и альгината» (1935.IХ.5-6. № 29).
 
  «Занимаюсь разработкою различных применений водорослевого продукта — альгина …. Изготовляю кальку, разные виды бумаги для черчения и рисования, для упаковки, для масляной живописи и т. п., краски, фиксативы, клей, составы для покрытия различных поверхностей и т. д. В частности, чиним старые калоши и заливаем швы сапогов для сообщения водонепроницаемости. Сейчас вот, в выходной день, был занят обработкою своих сапогов, чтобы не проникала в них сырость, а ее тут великое изобилие» (1935.ХI.15. № 37).

  «Работаю в лаборатории на новом месте, вожусь с водорослями …, со сфагновым мхом, читаю лекции по математике, … пишу статьи … для стенных газет … делаю заявки на различные применения водорослевых продуктов, …, изредка понемногу пишу стихи, занят письмами и почти ничего не читаю — таково содержание моей жизни, идущей как часы по заведенному порядку изо дня в день» (1935.ХII.24).

  «Начинаю с завтрашнего дня ряд лекций по технологии и химии водорослей на курсах Иодных мастеров.… Агар, получаемый нами, … оказался доброкачественным и превосходящим японский, и равняющимся по качеству американскому, если не выше его» (1936.III.10-11. № 52).

  «Я сижу всецело в водорослях. Эксперименты над водорослями, производство водорослевое, лекции и доклады по тем же водорослям, изобретения водорослевые, разговоры и волнения — все о том же, с утра до ночи и с ночи почти что до утра. Складывается так жизнь, словно в мире нет ничего кроме водорослей. ….
Водоросли настолько своеобразны … Недаром один из рабочих допытывался у меня, что водоросли - растения или животные, и когда я говорил, что растения (хотя чуть-чуть и животные), то был явно не удовлетворен: ему хотелось услышать о животной природе водорослей» (1936.III.23. № 54).

  «Все время идет расширение и углубление технологических процессов ... При отсутствии здесь самых простых материалов и невозможности получить их с материка приходится изворачиваться и находить выходы из положения. Об оборудовании готовом и говорить не стоит, все строится руками наших рабочих из утиль-сырьевых отбросов и всякого хлама» (1936.VII.7. № 67).

  «Последний месяц много занимаемся водорослями и с ботанической стороны — изучал их строение под микроскопом, определял, насколько можно определять при нашем безлитературьи, гербаризировал, делал зарисовки микроскопических картин» (1936.ХII.23. № 85).

  Из 89 писем, сохранённых в семье, 81 из них содержит упоминания водорослей, а 14 — посвященные им рисунки, выполненные автором. Это цветные акварельные и карандашные рисунки, словно взятые из добротного ботанического атласа. Есть и общий вид, и увеличенные фрагменты частей растения с точным указанием масштаба, на обороте листов подробное описание вида. Безусловно, Флоренский пытался привить детям вкус и внимание к конкретности, дать им образцы научной деятельности не только в тексте писем, но и в рисунках.

  «Я обложен со всех сторон желтоватыми свитками, словно хартиями на древнем пергаменте. Это — новая продукция — рулонный агар. В производстве агара самая трудная часть — высушить агаровый студень…  Обычно для этой цели применяется предварительное вымораживание студня. Но, в виду отсутствия морозов и ненадежности их на Соловках, мы придумали новый способ сушки, на горячем барабане …. мы добились наконец успеха и теперь заваливаем мою лабораторию готовой продукцией, от которой все приходят в удовольствие» (1936.ХI.29-30. № 78).

  «Живу я в атмосфере намеченных изменений в судьбе нашего завода, а следовательно и работы. Такое положение конечно очень неблагоприятствует работоспособности. …. В связи с выяснившейся по всему Союзу нерентабельностью добычи иода из водорослевой золы, мы переключаемся всецело на агар» (1937.II.20. № 92).
  «…хоть завод наш и положено ликвидировать, но последние месяцы перед своею кончиною он должен проявить усиленную деятельность по выпуску продукции агара повышенной и с качественной и с количественной стороны. А т. к. все это делается с импровизированным самодельным оборудованием, которое на ходу приходится и изобретать, то хлопот не оберешься» (1937.II.22. № 93).
  «… Не странно ли, — никогда в жизни я не старался о прибытке для вас, а теперь приходится напрягаться вовсю, чтобы завод добыл лишние десятки тысяч рублей. Ведь задача производства — в этом и только в этом» (1937.III.20. № 95).

  «Последнее время живу бешеным производственным темпом, ничего не поспеваем, хотя напрягаем все силы настолько, что порою кажется: вдруг изнеможем. … нет ни минуты для того, чтобы обдумать или даже осознать действительность. Скорей и побольше, побольше и скорей — вот единственное, что стоит в голове» (1937.III.23. № 96).
  «Не знаю, от ветра ли, или от разных перемен… но в душе мало света. … этому способствует еще наша неспособность выполнить преподанный план работы, слишком напряженный для наших кустарных установок» (1937.IV.20. № 98)
  «Наша водорослевая эпопея на днях кончается, чем буду заниматься далее — не знаю» (1937.V.11 № 99).

***

  «В общем все ушло (всё и всъ). Последние дни назначен сторожить по ночам в б. Иодпроме произведенную нами продукцию. … отчаянный холод в мертвом заводе, пустые стены и бушующий ветер, врывающийся в разбитые стекла окон, не располагает к занятиям и, ты видишь по почерку, даже письмо писать окоченевшими пальцами не удается. ... Жизнь замерла и в настоящее время мы более, чем когда-либо, чувствуем себя отрезанными от материка. …
Вот уже 6 час. утра. На ручей идет снег, и бешеный ветер закручивает снежные вихри. По пустым помещениям хлопают разбитые форточки, завывает от вторжений ветра. Доносятся тревожные крики чаек. И всем существом ощущаю ничтожество человека, его дел, его усилий» (1937.VI.4. № 101).

  Из последнего письма семье:  «… Жизнь наша резко изменилась; сидим безвыходно в Кремле, а т.к. работы почти нет, то во дворе всегдашняя толкучка. … настроение неопределенности мешает сосредоточиться на чем-нибудь, требующем усилия и внимания, главное же - подъема <...> Если придется уехать отсюда, то жаль будет моря, хоть я и вижу его теперь издали» (1937.VI.18. № 103).

  ***
   
  Л.В. Шапошникова в статье «О, вещая душа моя!» пишет:
  «Стояли белые ночи с их нездоровой туманной белизной, подсвеченной из самой ее глубины таинственным нездешним светом. Спать было трудно, да и не хотелось. С воли шла информация, в которую верилось с трудом. Сюда, на этот изолированный остров, она каким-то неясным путем проникала. Репрессии усиливались и в роковом тридцать седьмом достигли, казалось, своего апогея. Заключенные передавали друг другу страшные известия о массовых арестах, пытках в подвалах Лубянки, расстрелах. Страна все больше и больше обрастала зловещей паутиной лагерей.
Он подолгу стоял у окна и смотрел на далекое море, как бы прощаясь с ним. Ему казалось, что время на этом странном острове без ночей остановилось и никогда больше не сдвинется с места, придя в противоречие с этим замкнутым пространством. Но время, в действительности, двигалось, и довольно быстро, а он не был в состоянии удержать его. Оно двигалось туда, куда в густейшую темноту уходили - и глохли сполохи северного сияния, которое он видел в новый, 1937 год. За этой темнотой стояла неизвестность…» [5].

  ***

  П.В. Флоренский: «Неловко читать чужие письма, но эти можно и необходимо. Авторы сами знали, что письма будут прочитаны не только адресатами. С их содержанием знакомились чужие, враждебные глаза – письма проходили цензуру. Те, кому они были адресованы, сберегли их, иногда с немалым риском для себя, и передали наследникам, которые хотят, чтобы мысли, чувства, жизнь их предков не были «стерты в лагерную пыль», а были услышаны нами» [2].

  И пусть память о них пребывает ВЕЧНО.


  Литература

  1. Флоренский П.А., священник. Сочинения. В 4 т. Т. 4: Письма с Дальнего Востока и Соловков / Сост. и общ. ред. игумена Андроника (А.С.Трубачева), П.В.Флоренского, М.С.Трубачевой. М.: Мысль, 1998.

  2. …Пребывает вечно: Письма П.А. Флоренского, Р.Н. Литвинова, Н.Я. Брянцева и А.Ф. Вангенгейма из Соловецкого лагеря особого назначения. В 4 т. Т.1. / Авт.-сост. П.В.Флоренский; Комм. П.В.Флоренский, И.С.Жарова, Л.В.Милосердова, А.И.Олексенко, А.А.Санчес, В.П.Столяров, В.П.Флоренский, Т.А.Шутова. – М.: Международный Центр Рерихов; Мастер-Банк, 2011. – 632 с., илл.

  3. …Пребывает вечно: Письма П.А. Флоренского, Р.Н. Литвинова, Н.Я. Брянцева и А.Ф. Вангенгейма из Соловецкого лагеря особого назначения. В 4 т. Т.2. / Авт.-сост. П.В.Флоренский; Комм. П.В.Флоренский, И.С.Жарова, Л.В.Милосердова, А.И.Олексенко, А.А.Санчес, В.П.Столяров, В.П.Флоренский, Т.А.Шутова. – М.: Международный Центр Рерихов; Мастер-Банк, 2012. – 612 с., илл.

  4. …Пребывает вечно: Письма П.А. Флоренского, Р.Н. Литвинова, Н.Я. Брянцева и А.Ф. Вангенгейма из Соловецкого лагеря особого назначения. В 4 т. Т.3. / Авт.-сост. П.В.Флоренский; Комм. П.В.Флоренского, И.С.Жаровой, Л.В.Милосердовой, А.И.Олексенко, А.А.Санчеса, В.П.Столярова, В.П.Флоренского (мл.), Т.А.Шутовой. – М.: Международный Центр Рерихов; Серебро Слов, 2018. – 836 с., илл.

  5. Шапошникова Л.В. Великое путешествие. В 3 кн. Кн. 3: Вселенная Мастера. М.: МЦР: Мастер-Банк, 2005. С. 611–743; она же. «О, вещая душа моя!» // Культура и время. 2007. № 1. С. 4–35


Фото из Интернета. Спасибо автору.


Рецензии
Здравствуйте, Вера. Слов нет. Одна благодарность Вам за публикацию этого материала. Всем достойным людям, погибшим от репрессий тех лет Вечная Светлая Память...

Тамара Брославская-Погорелова   28.03.2019 18:58     Заявить о нарушении
Здравствуйте, Тамара! Благодарю Вас за сопричастность к теме моей публикации. Об этом нужно говорить и напоминать.
С уважением,

Вера Третьякова   28.03.2019 19:37   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 4 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.