Третья из пяти часть моих мемуаров - Горы и люди

Часть 3
Горы и люди (Восходитель)

Мы все люди с гор

Воспоминания о горовосхождениях надо бы писать отдельно – эмоций, «хоть отбавляй».
Тема гор – тема почти всей моей жизни. Не могу отнести ее к какому-либо возрасту. Это происходило в юности, в зрелости, и будет проис-ходить до конца моей жизни.
Обыватель не перестает удивляться безрассудству альпинистов. Де-скать «Это же опасно!», «Умный в гору не пойдет – умный гору обойдет!» и т.д.
Что я могу сказать таким «обывателям»?
В советские времена, по моим данным, среднее образование канди-дата в мастера спорта и мастера спорта по альпинизму было - аспирант. То есть человек с образованием «выше высшего». Очень многие имели ученые степени кандидатов, докторов наук, академиков.
Иван Трофимович Душарин, МСМК по альпинизму, трижды восходитель на Эверест говорил по поводу первой советской экспедиции на Эверест: «Кто был ее руководителем? Академик Тамм. Кто был её старшим тренером? Доктор технических наук Овчинников. В команде было двенадцать кандидатов наук!!».
Очевидно, на современном этапе развития человечества поговорка «умный в гору не пойдет» неверна.
Рационализм, присущий нашим предкам и нынешним обывателям ушёл в прошлое. Альпинизмом занимаются в основном высокооб-разованные интеллигентные люди.
Кстати история альпинизма началась с восхождения на Монблан – высшую точку Альп и совершил его человек, имевший звание профессора.
Зачем?
У моего друга Валеры Шматкова, гениального (по моему мнению) человека, поэта, барда есть строки: «Зачем ты ходишь в горы, там деньги не растут?»…
Существует много ответов на этот вопрос (в том числе у Владимира Высоцкого и Валерия Шматкова). Мне больше всего нравится высказыва-ние, сформулированное, кажется, тоже академиком: «Трудно понять людей, ходящих в горы. Еще трудней понять людей, которые в горы не ходят»…
Величие природы и красота гор не перестают поражать воображение. Кто-то любит море или океан. Кто-то - лес или пустыню. А мне кажется, что для большинства людей вершина эстетического наслаждения – именно горы.
Есть версия, что род человеческий зародился в горах Рувензори в Центральной Африке. И, возможно, наше восхищение природой гор связано с генетической памятью о своей прародине. По этому поводу в начале 80-х годов я даже опубликовал в институтской газете «Инженер» статью «Мы все люди с гор».
Таким образом, наше восхищение природой гор, возможно, связано с генетической памятью о своей Родине.
По моему мнению, тянет людей в горы не только и не столько эстети-ческое наслаждение, а, прежде всего, зов «родственных душ». Все горовосходители – весьма порядочные люди. По крайней мере, за всю свою достаточно долгую жизнь я не встретил среди них ни одного негодяя.
Конечно, они тоже имеют недостатки и даже пороки, но я уверен, что в процентном отношении по отношению к остальному человечеству горовосходители составляют лучшую - 0,000001% часть населения Земли.

Помню, после чтения нашумевшего в свое время романа, кажется, Дудинцева «Белые одежды», испытал страстное желание написать автору, мягко говоря, критическое письмо. Как он мог представить альпинистом одного из крайне отрицательных героев?
Немного о втором тезисе обывателей: горовосхождения бессмыслен-ны из-за повышенной опасности…
Даже не буду искать в «Интернете» информацию о рейтинге опасно-сти альпинизма среди других видов спорта. Скорее всего, альпинизм займет место в конце второго десятка, хотя, по-моему, альпинизм и горный туризм являются спортом только в России.
Здесь я согласен с остальным человечеством: горовосхождения – не спорт, скорее, это философия жизни, страсть. Прямая противоположность боксу или боям без правил. Когда человек не дерется, не калечит другого человека, а борется с Природой.
Безусловно, опасностей в горах много. Но гибнут, как правило, амбициозные дилетанты. Чтобы безопасно ходить в горах, надо много знать. Не буду «грузить» подробностями. Скажу, что, по крайней мере, надо хорошо изучить одну из книг «Спутник альпиниста» или «Школа альпинизма». Без этого самостоятельно, без опытного инструктора (проводника) в горах делать нечего, смертельно опасно.
Один из обывательских штампов: «А ты Эльбрус покорял?». Как будто, «покорить» Эльбрус – вершина альпинистского мастерства...
Во-первых, по категориям трудности (сложности) Эльбрус по альпи-нистской классификации вершин находится чуть ли ни в самом низу, являясь несложной, с технической точки зрения, горой для восхождения.
Во-вторых, да, в свое время я побывал на этой горе. Заключительная «прогулка» после очень сложного горного похода 5-ой (высшей) категории сложности. Но, обратите внимание, я не использую термин «покорил». Эльбрус нельзя покорить или победить, как и любую другую вершину.
Возможно я – мистик… Хотя, в советские времена выходил альманах под названием «Побежденные вершины», я настаиваю на том, что мы не покоряем и не побеждаем вершины. Просто гора позволила «муравьям» взобраться себе на «макушку». Если гора не захочет, вы ее не «покорите». Такого же мнения придерживаются шерпы, живущие у подножия Эвереста и других великих восьмитысячников. Только они называют это восхождением ребенка на колени матери.
Осенью 1977 года я написал единственное в своей жизни стихотворе-ние, и никому никогда его не читал. Стихотворение созвучно нынешним моим размышлениям. Понимая, насколько оно примитивно с точки зрения литературы, мне было стыдно его читать кому-либо. А сейчас я решился его опубликовать.
Это ведь мемуары, а в них стыдиться нечего. Что было, то было. Назвал я его
Признание
Зову сердца внемля
Уезжаю в горы опять
Как люблю эту землю!
Не могу свой взгляд оторвать
Я как алкоголик болен
Только пью вместо вина
Горный воздух берёз и сосен
У подножий ГКХ*
К горам девчонка меня ревнует
Не может, не хочет меня простить
Совершенно не «врубаясь»
За каким… туда ходить?
Я люблю Вас горы трепетно, нежно
Люблю сколько помню себя
И прошу Вас вполне серьёзно
Любите ж и Вы меня!

* общепринятая аббревиатура Главного Кавказского хребта

Горы меня любили. За все время моих путешествий в горах (а их было много – около 15 горных спортивных походов и 40 восхождений на вершины) я лишь однажды получил травму средней тяжести - ушиб голеностопа.
Начну в хронологическом порядке.

Горная секция НПИ
 
«Карьеру» горного путешественника я начал осенью 1973 года в Горной секции Новочеркасского политехнического института (ныне Южно-Российский государственный политехнический университет). Секция называлась Горной, потому что объединяла всех любителей путешествий и экстрима: альпинистов, туристов всех мастей, горнолыжников, спелеологов, байдарочников и даже дельтапланеристов.
Сейчас удивляет, насколько методически правильно был поставлен процесс подготовки новичков. Хотя чему удивляться?! В, так называемое, бюро секции (наверное, по аналогии с Политбюро ЦК КПСС) входили Владимир Овсянников, Владимир Светличный, Иван Бринк, Юрий Кудрявцев, Андрей Вершинин, Александр Пятницын и др. Все - замечательные люди и выдающиеся горовосходители.
Подготовка состояла из одной лекции, двух тренировок в неделю по физической подготовке, 3-4 выездов в выходные дни на скалы для отработки навыков лазания, организации страховки и ведения бивуачной жизни.
Сохранилось несколько фотографий с моих тренировок на скалах в районе речки Кундрючки.

 
Спуск «дюльфером»
 
Скалолазание в галошах

Лекции, прямо скажу, были хорошими. Причём первая лекция была посвящена опасностям в горах, чтобы сразу отсеять «ссыкунов», то есть трусов. Вспоминаю, как нас «стращал» на этой лекции Ваня Бринк, старался.
Тренировки по физической подготовке были просто изнуряющими – ни в какое сравнение с обычной парой физкультуры. Недаром нас освобождали от посещения физкультуры по учебному расписанию. Председатель Горной секции Владимир Овсянников гарантировал, что на тренировках студенты будут «пахать» выше норм ГТО.
Моим первым инструктором (тренером) был Ваня Белокуров – просто какой-то «монстр», сплошь состоящий из мышц. Будучи невысокого роста, он таскал рюкзаки, превышающие его собственный вес. Как муравей… Нас же на тренировках он просто выматывал! Помню, как заставлял нас в конце кросса еще, и подниматься по тротуарной лестнице от железнодорожного вокзала до православного храма в Новочеркасске, прыгая на одной ноге.
Однако в первый реальный горный поход наше отделение (группу из 8 новичков) в мае 1974 года повёл не Ваня Белокуров (он ушёл в более сложный поход), а Юрий Дмитриевич Кудрявцев.
 Нам удивительно повезло. С ним мы почти полным составом прошли походы от 1-й до 5-й категории сложности, включая Памир.

«Кудрявый» как ум, честь и совесть нашей эпохи

О «Кудрявом», так его звали друзья по Горной секции, можно вспоминать (он недавно скончался) и говорить часами. Уникальный человек, перевернувший моё мировосприятие, спровоцировавший очередную мою переоценку жизненных ценностей.
Если коротко (а иначе нельзя – читать не будут), Кудрявцев Ю.Д. был умным и демократичным человеком, альтруистом, диссидентом, романтиком и «пофигистом».
Теперь по порядку.
Ему было под 40. В то время - кандидат химических наук, доцент ка-федры «Физическая химия» НПИ. Впоследствии - доктор наук, профессор. Это к тому, что он был умен и крайне эрудирован.
Будучи в 2 раза старше нас – новичков, категорически запрещал обращаться к нему по имени-отчеству. Просто Юра. Никогда не принимал единоличных решений, хотя мог, как руководитель группы. Всегда выслушивал мнение участников туристской группы, находил, как сейчас модно говорить, консенсус. Никогда не давил интеллектуальным или возрастным авторитетом. Мы все были равны. С нескрываемой радостью принимал нас у себя в гостях. Просил не разуваться при входе. «Я потом уберу». Щедро поил чаем со сладостями.

Пожалуй, самая яркая его черта, больше всего удивившая меня – это альтруизм. Он был «на две головы выше» по спортивной квалификации, но всегда разделял с нами вес рюкзаков и работу на бивуаке поровну. Дежурил, то есть готовил пищу, драил котелки и мыл посуду наравне со всеми. Запало в память, как в непогоду он первым вызывался вылезти из палатки и принести воды для чая!
Сейчас точно не помню, был ли Юра коммунистом, то есть членом КПСС. Наверное, все-таки, да. Иначе не был бы доцентом, профессором. Но его суждения о политике в наших беседах сильно отличались от официальной линии правящей партии. Фактически он был скрытым диссидентом.
От него я впервые услышал о вреде массовой культуры, плоды влия-ния которой на умы молодежи мы пожинаем сейчас.
И, конечно, Юра был романтиком! Не только в горных путешествиях, но и в амурных делах. Не знаю, сколько у него было жен, но он всегда заглядывался на молодых туристок. Помню, с какой печалью рассказывал мне, что мой брат Анатолий «отбил» у него красавицу Люсю Поденко.

 
Люся с моим другом Сашей Плясовым (выдающимся Ставропольским альпинистом, безвременно погибшем, и не в горах) на перевале Килар (май 1976 г.)

При этом Юра отличался «пофигизмом» и полным пренебрежением к своему внешнему виду, за исключением официальных мероприятий или чтения лекций студентам. В быту и, тем более, в горном походе, ему было глубоко плевать на внешние условности. К примеру, в горах он ходил вечно лохматым (неподстриженным и непричесанным), с растрескавшимися стеклами и изолентой на очках (он был близоруким), в надетой наизнанку футболке и в разных (непарных) носках. В личном кабинете у себя дома только он мог найти нужный предмет. Но перед этим долго думал, поскольку беспорядок в кабинете был полный.
Наверное, у Юры была большая доля еврейской крови. Иначе такую совокупность качеств и черт характера я объяснить не могу.
Забыл упомянуть еще одну его особенность: честность и макси-мально возможную объективность в оценке людей.
В те времена в справках о совершенном путешествии, заверенной печатью маршрутно-квалификационной комиссии (МКК), помимо «нитки» маршрута и категории сложности, приводилась краткая характеристика участника похода. Такую же характеристику писал в зачетной книжке ин-структор после окончания смены в альплагере или спортивных сборов.
Анализируя все данные мне характеристики, я заметил, что только Юра Кудрявцев указал на недостаток: «Не любит чёрной работы». Никто другой из инструкторов никаких замечаний в мой адрес не сделал – одни «хвалебные оды».
И я вспомнил, почему Юра так написал…
В Памирском походе 1977 года мы ночевали на поляне выездного альплагеря «Высотник» на леднике Бивачном. Там чудом остались дрова для костра. Конечно, мы их использовали для приготовления пищи, и, естественно, в процессе закоптили котелок (или кастрюлю?). На следующий день мне пришлось чистить эту кастрюлю от сажи песком в холодном озерце. В тот день Юра дежурил в паре со мной, и я ему пожаловался на судьбу: «Черт, все время шли на бензине, а как попались дрова, пришло время нам дежурить».
Конечно, упрек «не любит черной работы» незначителен... А кто ее любит? Я до сих пор не люблю убирать туалет или чистить кухонную пли-ту.
Зато, Юра меня и хвалил!
Он был еще и поэтом, публицистом. После Памирской «пятерки» опубликовал большую статью в институтской газете, написав в ней, что Гена Шаталов «очень красиво ходит, хоть в кино снимай».
Не знаю, что он имел в виду... Да, я стараюсь ходить в горах «по классике», как учили. Ставить ногу на всю ступню, пока позволяет крутизна склона, делать неширокие и равномерные шаги в унисон с дыханием.
Однако гораздо позже я водил группу «матрасников» за грибами в верховья ущелья Джалпакол. По возвращении Таня Резник, супруга моего друга Саши, мне высказала: «Катя (их старшая дочь) сказала мне сегодня: «Как красиво ходит дядя Гена!».
Ладно, довольно хвастаться… У меня действительно до сих пор очень красивые, идеальные по форме ноги. Те самые 4 просвета при стойке «смирно». Любая женщина позавидует. Но я не думаю, что у Юры или у Кати была какая-то сексуальная подоплека в их определениях. Юра – точно не гомосек, а Кате в то время было лет 13-14 – рановато...
Как уже говорилось, я ходил в горы много раз, и часто был участ-ником достаточно прикольных случаев и приключений.
Расскажу о некоторых, основных. Если это не интересно, просто про-пустите мой рассказ…
Начну по порядку.

 
Так я, иногда, отдыхал на перекурах (ущ. Тютюсу, 1976 г.)

Мои первые спортивные походы

Первый поход – один из самых эмоциональных.
От Новочеркасска до Баксанской долины мы добирались приблизи-тельно так. В начале, на электричке из Новочеркасска до Батайска. Потом на товарном поезде (товарняке!?) до Минеральных Вод. После на рейсовом автобусе до аула Верхний Баксан.
Прикол состоял в том, что большую часть пути мы проезжали «на халяву» - билеты на товарняк не продают и не покупают. «Знающие» люди (кажется, Ваня Бринк и Миша Бондарец) за бутылку дешевого вина выяснили в диспетчерской маршрут следования товарняка, и мы скрытно проникли в открытые товарные вагоны.
Нашей группе достался вагон с металлопрокатом. Какие-то там швеллера и уголки. Уезжали ночью. Помнится, спать было очень жёстко – тогда ещё не было кари матов - пенополиуретановых ковриков.
Утром я играл в шахматы с «Кудрявым». Меня удивило, что в горный спортивный поход он взял с собой полноформатную (не дорожную) шахматную доску с фигурами. Ее же потом надо на «горбу» нести!
Самый опасный момент такого путешествия на товарняке - проехать станцию «Кавказская» и не засветиться. Мы лежали тише воды и ниже тра-вы, чтобы не заметили обходчики.
Ещё прикольно было справлять нужду при движении товарняка. Нас выпускали по очереди в меж вагонное пространство (на сцепку) со страховкой на основной, 10 мм веревке.
Поход наш начинался из ущелья Адырсу – это «висячая» долина напротив аула Верхний Баксан. Почему «висячая»? Потому, что обрыва-ется крутыми склонами и, соответственно, водопадом в основную долину, в данном случае - Баксанскую. Таких боковых ущелий на Кавказе достаточно много. Выше водопада ущелье, как правило, выполаживается. Иногда почти до горизонтали.
Ущелье Адырсу оборудовано электромеханическим подъёмником для поднятия автомобилей на пологую часть автодороги в её верховья. Очевидно, посчитали, что дешевле поднимать изредка проезжающие автомобили подъёмником, чем строить автомобильный серпантин, вгрызаясь в твёрдые скалы.
Рядом по склону есть металлическая лестница из 1500 ступеней для подъёма людей. Однако руководители Горной секции никогда не водили новичков по лестнице, а вели через «докторский перевал» - серпантинную тропу до пологой части ущелья.
Это была ещё одна осознанная методическая уловка руководителей Горной секции. Если новичок с тяжёлым рюкзаком (начало похода!), без горной акклиматизации пройдет за 45-50 минут «докторский перевал», то он и дальше будет ходить в горы. Наверное, этот участок подъёма, в шутку и назвали «докторским перевалом», потому что перевал ставит «окончательный диагноз» новичку.
Прохождение «докторского перевала» действительно стало тогда тяжким испытанием.
С ногами и «дыхалкой» проблем не было. Но тяжелый «Абалаков-ский» рюкзак - настоящая пытка. Испытание, в котором проверялась воля человека. Хотелось упасть и отдохнуть, но «классика» горного похода гласила: отдых планируется через 50 минут движения.
Еще одно яркое впечатление от моего первого похода.
Нас, новичков, в мае загнали под самый перевал Койавганауш, на высоту свыше 3000 м, и заставили там ночевать. Садизм какой-то! Конечно, никто не спал: ватные спальники и «бельишко не по сезону» не позволяли такой роскоши. Я помню, что всю ночь простоял в раковой позе, то есть на локтях и коленях, стуча зубами. Время от времени из «инструкторской» палатки доносились крики Вани Бринка - начальника сборов: «До подъема осталось 2 часа!».
Сейчас это смешно, но тогда было не до смеха.
После Койавгана мы спустились на «Зелёную гостиницу» в ущелье Адылсу. Здесь тоже был прикол.
Все, стуча зубами, расставляли мокрые палатки… А наш «Кудрявый» предложил своей группе построить иглу – снежное жилище северных народов России, США и Канады. И мы это сделали!
В иглу было жарко от примуса, мы сидели в трусах, и пили чай из воды, которая стекала по стенам нашей хижины. Это было гениально!
Потом мы пошли на перевал Адылсу.
Тут я впервые узнал, что значит «сходить на Шхельду» (известная вершина Приэльбрусья). Оказывается, это значит «справить нужду». Выглядело это так: по команде начальника сборов поочередно мальчики, а потом девочки должны были смотреть на Эльбрус. Некоторые юмористы, не поворачиваясь, фотографировали девчат из-за спины «вслепую» и это тоже было прикольно!
Должен сказать, что в итоге, по возвращении с горной «единички» (обгорелый и с герпесом на губах), я был принят моим братом, как достой-ный горовосходитель. Он сразу предложил мне идти летом под его руководством в «тройку». До этого он уже руководил «двойкой» в рамках той же Горной секции НПИ.
И мы пошли. В этой «тройке» запомнились три момента.
Первый - перевал Бечо. Выходит на перевал Петя Маляров (известный ученый и далеко не бедный сейчас человек), падает от изнеможения навзничь на рюкзак, и рассказывает о том, как уходил в этот поход: «Моя теща хвасталась соседке через забор, что ее Петя завтра едет в горы отдыхать. Если это отдых, то где же тогда каторга?».
Второй момент – Местийская хижина! Под Местийским перевалом в хижине (аналогичной «Зеленой гостинице») мы нашли продукты, бензин и лекарства. Это гениальная традиция русских (особенно сибиряков) - остав-лять все излишки, чтобы те, кто пройдет потом, могли выжить.
Третий, как ни странно, сванские свиньи. Я увидел их вдали от насе-ленных пунктов (п. Местия), и обалдел: показалось, дикие секачи. Оказывается, домашние хрюшки. Просто иначе выглядят - худые и лохма-тые.
В том же году я ходил с «Кудрявым» в «двойку» по Дигории. Воспо-минаний из этого похода мало.
Запомнился только урок астрономии «Кудрявого» на леднике Бартуй. Удивительно ясная ночь. Тогда я впервые увидел планету Юпитер. Размером с блюдце… соизмеримое с самой Луной...
Еще запомнилась одна участница группы, сейчас даже не вспомню имени и фамилии (кажется, Любаша). «Дамочка» подтягивалась на перекладине больше чем любой мужик в группе.
 «Тройку» «Кудрявого» в той же Дигории я пропустил. Наверное, руководил «двойкой» или просто зарабатывал деньги, работая токарем на Ставропольском заводе поршневых колец.
А вот 1976 год мне запомнился.

Туристская «зрелость»

Начну с терминологии. Велик и могуч русский язык!
Не только обыватели, но и на центральном телевидении и радио говорят «туристический поход», «туристическая путевка»? Почему тогда не «альпинистическое», а альпинистское восхождение? Наверное, и так правильно и иначе тоже.
В мае 1976, руководя туристским сбором в ущелье Тютюсу, я встре-тил много людей, с которыми дружу до сих пор: Костя Машков, Саша Резник, Серега Павленко. Потом они составили костяк моей группы в сложных походах.
Вспоминаю слова Люды Поденко, которая спала рядом со мной в па-латке: «Ген, а почему ты меня называешь на французский манер – Люси?».
Я начал что-то плести про прародительницу всех людей на Земле (по теории Дарвина)... А может, надо было признаться ей в любви? Но я был застенчив с детства, и очень боялся признаваться в своих чувствах. Какая-то внутренняя установка: сказать люблю - значит сделать предложение выйти замуж. В то время я не был к этому готов, да и во взаимности сомневался.
Тогда же я увидел перемычку между вершинами Джайлык и Тютюбаши, и восхищался ею. Впоследствии прошел ее, как первопроход, и назвал перевалом Суворова в честь основателя моего родного города.
Летом 1976 я впервые побывал в альплагере, и получил заветный значок «Альпинист СССР».

 
Из серии «Как молоды мы были…»
 
На фоне «Турьего» озера

Ходили мы в одном отделении со Славиком Лелюком. Он любил де-лать неожиданные фотоснимки - окликнет и тут же «щелкнет»...
Интересно, что зачётное восхождение на вершину Софруджу я совершал с ошпаренной ногой. Накануне, перед восхождением наступил на котелок со свежезаваренным чаем. Он был накрыт астботканью и в сумерках я его не различил среди камней того же цвета. Получил ожог 2-й степени – весь голеностоп превратился в волдырь.
Представьте, как больно было идти с такой травмой на гору.
Мало того, через день, после окончания смены и посвящения в альпинисты в альплагере «Домбай» я с братом и другом Славиком Лелюком пошли через перевал Джаловчат (1Б) на встречу с группой «Кудрявого». Его группа начинала «четвёрку» из ущелья Аксаут. Встретились и удачно прошли поход.

 
Группа «Кудрявого» (он в центре) под пер. Ю. Каракайский (2Б)

Помимо проблем с ошпаренной ногой поход запомнился несколькими моментами.
Во-первых, тогда я впервые «спорхнул», то есть сорвался. Мы с бра-том Анатолием ходили на разведку пути спуска с перевала Хамурза. Возвращаясь, я нагрузил «живой» выступ скалы, он отвалился, и я завис на страховочной веревке. Братец не подвел, удержал меня.
Во-вторых, поход был полной голодовкой. Продуктов явно не хвата-ло, мы шли впроголодь. Помнится смешной случай, когда «Кудрявый» сказал оголодавшим нам: «Ребята, у нас есть еще икра минтая!», и достал 50-граммовую баночку икры. Это на 8 человек!
Потом в Кизгыче Юра сварил удивительное блюдо – манную кашу с огромным грибом подосиновиком. Ужаснее блюда я не ел! Дошло до того, что Славик Лелюк «скоммуниздил» банку сгущёнки у группы Вити Пахарева, которая шла параллельным маршрутом. Интересно, что он сказал при этом: «Я понимаю, что это не хорошо, но голод – не тётка». Мы её сожрали на троих.
Уместно вспомнить, что мы с братом и Славиком обитали в одной палатке, и спали в двух немецких спальниках, состегнутых вместе «молнией». Это было ноу-хау, то есть у нас было два спальника на троих. И экономия веса, и теплее!
После «четвёрки» по Западному Кавказу с «Кудрявым» я ещё успел в сентябре пройти руководителем «тройки» в Приэльбрусье.
Эта тройка запомнилась смешанным составом: часть участников из НПИ, остальные из СтПИ. А еще моими эротическими приключениями с одной из участниц – Наташей Аминьевой (в будущем МС по альпинизму), позже безвременно ушедшей из-за страшной болезни.


 
Мы с братом на перевале Хамурза. Третьего забыл, как зовут.

Памир – 1977

1977 год тоже был весьма эмоциональным!
Последний год обучения в институте, а потом военные сборы в г. Волжский.
Это, конечно, не в тему, но как мне было противно на этих военных сборах! Всё-таки, армия должна быть контрактной. Может, кому-то и нра-вится жить по Уставу, маршировать и ходить в столовую строем, с песней. Я же считаю это идиотизмом.
Боеготовность армии не зависит от умения маршировать. Важен бое-вой дух и практические навыки ведения боя. А этому, к сожалению, уделя-лось ничтожное внимание и время.
Короче, с этих сборов меня отозвали досрочно, за две недели до официального их окончания.
«Кудрявый» и «Светлов» прислали письмо от имени ректора НПИ с просьбой досрочно принять экзамен у курсанта Шаталова, так как этот курсант отправляется в очень важную научно-спортивную экспедицию на Памир.
«Полканы» мне поставили на экзамене «удава» и кривили морды, считая меня «блатным»… А может потому, что одного из членов экзаменационной комиссии я обыграл в шахматы во время его сеанса одновременной игры на 10-и досках. Бог им судья!
Я же ушёл с командой в «пятёрку» на Памир.
Этот поход, безусловно, был выдающимся!
Формально руководил походом Кудрявцев Ю.Д. Однако с нами шел гениальный стратег, действующий Мастер спорта по горному туризму Володя Светличный - человек, от которого я «нахватался» опыта стратегического планирования сложных горных походов.
 
Я, Володя Светличный и Серёга Никулин под пер. Бивачный (3А)
 
Команда на ледовом «грибе». Шипулин снимает. «Кудрявый» по-скромничал, да и не поместился бы

В этом походе впервые в истории Горной секции НПИ мы сделали промежуточную вертолётную заброску продуктов и снаряжения на извест-ную «Берёзовую рощу» в конце ледника Гармо. Это была, как раз, середина нашей запланированной нитки маршрута.
Я летал на том вертолёте (кажется, Ми-4), зарывал заброску в пещере камнями, какие только мы могли поднять… Но, как говорят хохлы: «И шо это нам дало?»…
Через пару недель, придя к нашей заброске, мы обнаружили только остатки медицинской аптечки! Первая гипотеза: медведь. А у меня возникает вопрос: «Что, это медведь съел мои замшевые перчатки и гитару Валеры Шматкова?». Ясно, что уезжающие альпинисты (а скорее, местные жители) разграбили нашу заброску, а медведь закончил «работу». Короче, в середине похода мы остались без продуктов, бензина и, что самое главное, без сигарет.
Было два варианта – спуститься вдоль реки Гармо вниз к людям (60-80 км) и бесславно закончить поход или вернуться через перевал (30-40 км) к людям, пополнить запасы и закончить поход достойно, то есть «сделать» «пятёрку». Конечно, все проголосовали за второй вариант.
Как говорят «пиндосы», мы это сделали!
За два дня, без жратвы и сигарет мы добрались через перевал То-каист (2А) до людей – пос. Поймазар.
Это не совсем, правда... На помойке «Березовой рощи» мы нашли с полкилограмма рассыпанной по песку гречки, несколько сухарей (о которых потом Валера Шматков сочинил песню «Семь половин») и пару пол-литровых банок консервированной свеклы. Как сейчас помню, по 7 копеек за банку, причем, сама стеклянная банка стоила 5 копеек… А курили какие-то сухие листья напоминающие наш конский щавель.
Пытались охотиться с помощью камней и ледорубов на зайцев и ула-ров (горных индеек), которых было полно вокруг. Но «добыли» только маленькую синицу.
Гречку мы сварили, но песок на зубах все равно скрипел. Уже ближе к поселку мы увидели дикорастущие яблоки, и набросились на них, в результате чего потом все обосрались.
Но «пятерку» мы все же сделали, благодаря гению – Володе Светличному! Он на месте сориентировался, изменил маршрут в соответствии с требованиями МКК, и отослал соответствующую телеграмму в Ростов.
Вернулись в высокогорье, прошли перевал Пулковский-1 (по класси-фикации 1Б).

 
Я прыгаю через ледовую трещину на перевале Пулковский 1. Другого пути нет. Валера Шматков «с понтом» страхует. И это 1Б???

Отвлекусь.
Не только на Памире, но и на Кавказе многие перевалы с ледовым рельефом могут значительно менять свою категорию сложности. Тот же Ушбинский или Караугомский ледопады в одни годы легко преодолимы, а в другие – сплошной «геморрой».
Затем мы прошли перевал Молдованка (3А) – впечатляющий спуск.
 
Спускается Слава Лелюк
 
… и фотографирует меня

Самосовершенствование в Ставрополе

После восхождения на Памире с «Кудрявым» я почти потерял связь с Горной секцией НПИ.
В 1975 году мой брат Анатолий организовал и возглавил Горную секцию в Ставропольском политехническом институте (СтПИ), переняв весь положительный опыт Горной секции Новочеркасска. Я еще учился в НПИ, но когда приезжал домой, он привлекал меня для чтения лекций и проведения практических занятий с новичками. Помню, как неловко я себя чувствовал перед аудиторией на первой лекции, поскольку многие слушатели были гораздо старше меня.
В 1976 году Анатолий доверил мне руководить туристским сбором в Тютюсу. Правда, у меня был опытный и авторитетный заместитель – Саша Плясов. Анатолия его шеф (Грибенко С.М.), как всегда, на это ме-роприятие не отпустил.
В мае 1978 года с целью организации заброски для будущей «четвёрки» я руководил «единичкой» в Дигории. Заброску на ледник Бартуй мы сделали, а вот бутылку «первомайского» шампанского разбили случайно!


Виновница – Наташа Бондаренко – одна из симпатичных участниц «единички». Впоследствии, кажется, перворазрядница по альпинизму.

Кстати, в это же время остальные члены Горной секции СтПИ совер-шали альпинистские сборы под руководством Виктора Роговского в районе ущ. Кистинки. На первом же восхождении участники «подрезали» снежный склон, трое или четверо серьёзно пострадали в лавине и сборы «накрылись». Среди пострадавших был Костя Машков. Причем, при падении от страховочной веревки пострадали его гениталии.

Прочитав наброски моих мемуаров, Костя просил отметить, что это событие не повлияло в дальнейшем на его «мужскую силу».
Летом этого года моя группа прошла «четвёрку» по Караугому, Дигории и Сугану: пос. Дигора – пер. Гулар (н/к) – пер. Стурвцек (2А) – пер. Цихварга (2Б) – пер. Авсанау (1Б) – пер. Галдор Зап. (2Б) – пер. Федоровского (2А) – пер. Курноят (н/к) – пос. Верхняя Балкария.
 
Моя группа на леднике Бартуй на фоне перевала Цихварга:
Я, Костя Машков, Саша Резник, Серега Павленко и Коля Мазур

Туристские сборы Горной секции СтПИ в этот раз состояли из двух «четвёрок» (второй руководил брат) и сопровождающей «двойки», состоя-щей из одних «тёток» (так в то время называли девушек-туристок независимо от возраста). Маршруты были параллельными, и мы часто собирались все вместе. «Эвакуировались» из Верхней Балкарии тоже од-новременно.
Запомнился смешной случай, когда в Дигоре отправленные нами за бензином девчата (к ним больше «уважения» у местных шофёров) принесли канистру дизельного топлива?! Помню слова Славы Лелюка: «Вы бы ещё солидола принесли!».
Хорошо помнится сумасшедший ливень в ущелье Хазныдон, когда под палатками текли ручьи воды. Саша Резник охарактеризовал сварен-ный нами тогда суп из 2-х пакетиков сублимата по калорийности, как газированную воду. Но на следующий день, натощак, мы прошли пер. Федоровского (2А) и встретились с группами взаимодействия, у которых еще оставались продукты и сигареты.
В 1979 планировалась «пятёрка» под моим руководством в Приэль-брусье.
«Нитка» маршрута была весьма амбициозной: п. Тырныауз – ущ. Сакашиль – ущ. Каярта –пер. Ташлянский (1Б, первопроход) – ущ. Тютюсу – пер. Суворова (3А*, первопроход) – ущ. Адырсу – пер. Украина+пер. Джантуган (3А) – ущ. Адылсу – ущ Шхельда – пер. Ушбинский (3А) – Долринское плато – пер. Хевай (2Б, первопроход) – Накринское плато – пер. Донгузорун (1А) – ущ. Баксан – седловина Эльбруса с радиальным выходом на Зап. Вершину Эльбруса (2А-2Б) – г. Кисловодск.
Возможно, да и почти наверняка, само прохождение маршрута было уникальным для походов 5 категории сложности за все время СССР. Узнай МКК, как мы прошли поход, они бы вынуждено его не засчитали (по крайней мере, мое руководство). Единственное грубейшее нарушение Правил проведения походов, допущенное мной – нарушение минимального количества участников «пятерки» (6 человек).
Надеюсь, победителей не судят, и меня не лишат звания «Мастер спорта СССР по туризму»…
Начинать поход по моему плану мы должны были вчетвером: я, Костя Машков, Серёга Павленко и Слава Лелюк. В ущ. Адырсу к нам должны были подключиться Юра Токарев и Саша Резник.
Но жизнь внесла свои коррективы, причём в последний момент.
Наверное, для этого случая, у мужчин любимая поговорка: «Обещать не значит жениться», а у женщин – «Обещанного три года ждут».
Невесте Серёги Павленко «приспичило» (как говорят в народе) срочно выйти замуж. Назначена свадьба, а потом, естественно, - «медовый месяц». Под давлением невесты и всех «предков» Серега вынуждено отказался от похода, и с молодой женой провожали нашу группу в поход, будучи еще в свадебных нарядах.
Слава Лелюк уже был женат. Поэтому тоже не смог отбиться от жены и, главное, от своей мамы. Женщины буквально поставили ему ультиматум: «Только через наши трупы». Причём, Слава даже не предупредил меня об этом (он жил в г. Георгиевск).
Мы с Костей прождали его в Тырныаузе целый день, а к вечеру всё-таки решили выйти на маршрут, надеясь, что Слава опаздывает и встретит нас в ущ. Тютюсу.
Мы с Костей легко с технической точки зрения, и тяжело с физиче-ской – со снаряжением на 5 человек, прошли первый перевал.

 
Молодой худой лохматый и жизнерадостный Костя на фоне в. Килар
Интересно, что до этого в верховьях ущ. Каярта я никогда не был, но каким-то шестым чувством, глядя на карту района, был уверен, что там должен быть относительно легкодоступный «перелаз» в ущ. Тютюсу.
Назвать перевал мы решили в честь моей даже не малой, а микро-Родины – района г. Ставрополя – Ташлянский. Примером стали одесситы, назвавшие один из красивейших и сложнейших перевалов Северо-Западного Памира – перевал Лонжерон (это район Одессы).
Позже ставропольские туристы ходили перевал Ташлянский. Я лично, как член МКК «выпускал» туристскую группу, в «нитке» маршрута которой был этот перевал. Но во Всероссийскую классификацию он, как мне кажется, так и не попал.
 

Ваш «покорный слуга», встревоженный возможным срывом похода своей мечты на фоне пер. Зап. Каярта. Наш перевал правее и повыше.

Славика в Тютюсу мы не встретили. Снова стала проблема – сходить с маршрута или рискнуть продолжить.
Для начала мы без рюкзаков поднялись на место хорошего просмотра пути подъема на перевал между вершинами Джайлык и Тютюбаши. Раньше мы видели его только в мае 1976 года. Май – не август. Посмотрели, решили – проходится. Вдвоем или втроем – разница небольшая, все равно одна связка.
Забегая вперед скажу: даже хорошо, что Славик так и не подошел, и мы пошли вдвоем.
К вечеру собрали рюкзаки, и подошли к перевальному взлету. Поставили палатку прямо на леднике, и тут Костя обнаружил невдалеке от нашего бивака «древний» ледоруб, примерно 40-50-х годов. Рядом лежа-ли какие-то полуистлевшие вещи, среди которых просматривался ватный спальный мешок.
Эта находка нас не обрадовала. Вполне возможно, лет 30 назад поблизости развернулась трагедия с гибелью горовосходителя… Из альпинистских описаний мы знали, что северная стена вершины Тютюбаши не только очень сложна, но и крайне камнеопасна - велика вероятность камнепадов.


 

Перевал с Севера


 
Схема пути подъёма на перевал

В связи с этим, мы вышли на маршрут ранним утром, успешно преодолели бергшрунды и рантклюфты (виды ледниковых трещин), снежные желоба двухметровой глубины (от мокрых лавин и камнепадов), и подошли к 300- метровому перевальному взлету.
Было 9 утра, все сложности мы уже прошли, настроение было бойкое. Присели отдохнуть, покурить под почти отвесными скалами, где цвели ромашки. Беспокоила только удивительная тишина. Не помню, кто из нас сказал: ««Булькнуло» бы что-нибудь».
«Накаркал». «Булькнуло» так, что душа в пятки ушла… только вот, бежать было невозможно…
Где-то вверху над нами раздался оглушительный грохот. Мы одновременно подняли головы. Сверху, приблизительно со стометровой высоты, на нас надвигался каменный ливень. Камней было так много, что они почти закрыли небо над головой.
К счастью, опасных для жизни было не больше 2-х десятков – остальное – щебень. Я, как учили, по классике смотрел вверх, вычисляя траекторию падения опасных крупных обломков. Убедившись, что не один из них в меня не попадет, я опустил голову и прижался к скале. В это время заметил, что Костя, находившийся в полутора метрах ниже меня, сжался калачиком и (что странно и даже смешно) накрыл руками защитную каску на голове.
Конечно, тогда было не до смеха. Более того, хорошо, что никто не «обделался». Просто не успели. По каске и всему телу барабанил щебень.
«Ливень» длился всего секунд пять, однако грохот продолжался где-то внизу. Мы подскочили и посмотрели туда. По снежным желобам, которые мы прошли минут 20 назад, стремительно неслись камни вперемешку со снегом и льдом, причем различались огромные каменные валуны. По моим прикидкам общая масса падающей «каши» превышала сотню тонн.
Невольно я на секунду задумался, что было бы с нами, если бы мы задержались при подъеме на 15-20 минут. Если бы накануне подошел Славик, скорее всего так бы и было – «тройка» движется медленнее «двойки».
В это время Костя, обладающий хорошим чувством юмора, снял каску и вопросил:
- Гена, у меня есть седые волосы?
- Еще будут. Сматываемся отсюда, – ответил я.
- А это что такое? – Костя показал на огромную вмятину в мелкой осыпи в том месте, где были его ноги, пока он их не поджал, свернувшись калачиком.
Стало очевидным, если бы Костя не поджал под себя ноги, очевидно, их бы буквально раскромсал упавший в то место большой камень.
Мы даже перекрестились. Костя схватил ледоруб и буквально побежал влево-вверх от опасного места. Такой скорости подъема по снежному склону у него я ни разу не наблюдал. Мы были связаны веревкой, и я едва за ним поспевал.
Короче не подъём на перевал, а какая-то «психическая» атака на глубоко эшелонированную и замаскированную оборону противника. Камни периодически падали вокруг нас до самого перевала.
Выйдя на седловину перевала и увидев простой спуск в сторону ущ. Адырсу, мы, наконец, расслабились. Достали фляжку со спиртом, решили слегка снять стресс. Однако стресс снялся еще до приема спирта, когда Ко-стя достал из рюкзака свою металлическую кружку. Мы гомерически рассмеялись, увидев, что кружка сплющена ударом камня почти до плоского состояния…
Как руководитель похода я пытался оправдываться. Рассказывал, что мы все сделали «по науке»: максимально подошли под перевал, рано вышли на маршрут; что согласно умным книжкам камнепады на Кавказе начинаются не ранее 10 часов утра и т.д. Однако вспомнил, что предыдущая ночь была удивительно теплая, и вместо снега на леднике моросил дождь. Надо было выходить еще раньше или вообще не ходить?
Костя успокоил: «Да не парься, Геша. Проскочили же, слава Богу. Но больше я здесь ходить не буду и другим не посоветую».
Перевал решили назвать (опять-таки по моей инициативе) именем вы-дающегося русского полководца Александра Васильевича Суворова - основателя моего родного города Ставрополя.
- Не возражаю – сказал Костя. – Он, как и я любил русскую баню, а его солдаты, судя по известной картине, наверное, гибли не только от ору-жия, но и под камнепадами в Альпах.
Спускаясь с перевала, уже на тропе встретили группу «родных» альпинистов из Ставрополя, идущих на восхождение (кажется, Юномсу по 4А). Среди них - два будущих члена моей группы - Юра Токарев и Саша Резник, а также мой брат Анатолий и Андрей Швырев – известная ныне личность в Федерации альпинизма РФ.
Выслушав наш рассказ о двух «первопроходах», и особенно о камнепаде, ребята высказались так.
Мой братец сказал, что последний перевал вы назвали неправильно. Надо было не Суворова, а Суровова. В те времена в сленге альпинистов была популярна фраза типа: «Это сурово!».
Саша Резник тут же признался, что устал за этот горный сезон, назвал «рекордное» число своих восхождений и отказался от участия в моём походе. Может быть, испугался нашего рассказа, а может, действительно устал, надоели уже горы.
Юра Токарев согласился продолжить поход, поскольку ему это шло «в клетку», как тогда говорили. То есть без участия в горной «пятёрке» он не мог в дальнейшем руководить таким же походом.
Мы с Костей расстались с друзьями, спустились в базовый лагерь альпсборов и встретили там еще одного «юмориста» - «легендарного» Пецика – Черкашина Петра Михайловича. При нашей встрече он, не улыбаясь, заявил: «Ух ты, а вы еще живые?». Все знали о моем авантюрном плане пройти перемычку между Джайлыком и Тютюбаши, потому черный юмор Пецика был, в общем-то, уместен.
Через пару дней мы уже втроем продолжили маршрут. Шли быстро, уверенно, надежно. Иногда загоняли темпом движения Костю. Юра любил повторять: «Я в дикой форме!». Я же всегда в горах ходил со скоростью на пределе «дыхалки», медленного темпа никогда не понимал и не поддерживал.
Однажды после подхода к так называемому Южному приюту Бечо Костя сказал: «Такого темпа движения по тропе я ещё не наблюдал. Ребята, вы не идёте в гору, а бежите! Когда-нибудь я напишу книгу «Слоны – мои друзья»».
Что запомнилось в этой части похода. Конечно, Ушба! Красавица, пожалуй, самая красивая гора на Кавказе. Особенно, если рассматриваешь её «в упор» с юга.

 
Красавица Северная Ушба. Вид с юга

 
Стена Южной Ушбы¬ с севера

 
Южно-Ушбинский водопад на фоне самой горы

Еще помнится Долринское плато.
До сих пор считаю, что мы в то время фактически сделали «первопроход» перевала Хевай (вариант по цветочному кулуару с южного приюта Бечо). Нашли на левом берегу плато очень живописную, просто идеальную площадку для бивуака. Сложили тур и назвали площадку «Ставропольские ночевки». На самом перевале с удивлением также обнаружили тур с контрольной запиской группы туристов, пришедших на него путем траверса Главного хребта с перевала Бечо. Наверное, и так можно ходить, но это не «классика» сквозного прохождения перевала!
Дальше все прозаично: через простой перевал спустились к гос-тинице «Чегет». Юра отпросился домой. Причина была уважительная. Он хоть и был в «дикой форме», но шел маршрут исключительно на воле - еще на альпсборах в Адырсу повредил голень, и началось воспаление надкостницы. Мази не помогали. В горах вообще раны почти не заживают.
Мы с Костей, конечно, отпустили его, а сами пошли на Эльбрус заканчивать «пятерку».
На «Приюте одиннадцати» (тогда еще не сгоревшем) возникла проблема. Местный начальник спасателей отказался «выпускать» нас с Ко-стей на гору, мотивируя теми же соображениями минимального количества участников восхождения.
Тут Костя проявил чудеса изобретательности. Обошел «Приют», нашел желающих отправиться с нами, достал из рюкзака и поставил на стол заначку – бутылку «Портвейна». После этого начспас подобрел и задал только один вопрос: «Кошки у вас есть?». Мы показали альпинистские кошки. «Ну, тогда можете идти».
Сходили быстро. Вышли где-то в 2 часа ночи, а в 8 утра были уже на «Приюте». Конечно, высотные восхождения имеют свои особенности. Эльбрус, все-таки, высотное восхождение. Что бы там не говорили, но выше 5000 метров ходить трудно. Сидеть, курить и пить чай легко. Но когда надеваешь рюкзак и начинаешь идти, становится «скучно». «Дыхалка» на пределе, темп движения снижается.

Я на седловине Эльбруса
С седловины по моему предложению мы пошли просто «в лоб», по кратчайшему пути. Нам было «по фигу». Мы уже столько прошли, что никакой крутой лед не пугал. Остальные пошли слева по скалам. Больше мы их не видели.
А, нет! На спуске мы видели «руководителя» восхождения – какого-то «заморыша-москвича». До вершины он не дошел. Что-то бормотал, был явно невменяем. «Горняшка» (горная болезнь), как «белочка»!
Главное - я снял контрольную записку с Западной вершины, расположенную, кстати, внутри бутафорской противотанковой гранаты. Написал в ответной записке: «Два туриста-авантюриста поднялись на вершину со стороны «Приюта»…». Долго ждал Костю. Даже вздремнул.
Костя пришел, попросил, чтобы я его «сфоткал» и сразу вниз.
 
Костя на Западной вершине

В 1980 г. я занимался альпинизмом – две смены в альплагере «Узун-кол». Поскольку костяк моей группы в том году после окончания ВУЗа служил в армии.
Осенью впервые запланировал встречные маршруты. Кстати, рекомендую другим туристам: ущ. Уллукам – пер. Хотютау (1Б) – пер. Ложный Донгузорун (1Б) – Накринское плато – пер. Хевай (2А) – пер. Ахсу (2А) – пер Гумачи (2А) – пер. Грановского (2А) – пер. Килар (1Б) –пос. Тырныауз.
Маршрут сложный для «тройки» и удивительно красивый.
 
Я на плато ледника Долра. Вдали Ушба и Мазери

Мне это «тройка» была не нужна, не шла «в клетку» на разряд. Однако я хотел помочь другу Славику и «подтянуть» молодёжь.
Шел по маршруту со смешанной группой (половина участников была из НПИ, а половина – из СтПИ). Мой лучший друг Слава Лелюк шел навстречу с группой из НПИ, которой руководил.
Наша группа очень удачно и быстро (за счет пополнения продуктов в поселках и альплагерях) дошла до Местийской хижины, под пер. Грановского. И только там под вечер мы встретились с группой Лелюка.
Оказывается, Слава заблудился - не нашел тропу на пер. Голубева или пер. Грановского и поперся через ледопады (3А) в Грузию. Потерял с группой уйму времени и сил.
В итоге на следующий день после нашей встречи по многим (в том числе психологическим) причинам группа Лелюка сошла с маршрута.
Это событие тщательно расследовалось на Бюро Горной секции НПИ, и, кажется, Славе запретили вообще руководить походами в рамках секции.

Памир – 1981

Через 4 года после «пятерки» «Кудрявого», в 1981 году я повторил в качестве руководителя «пятерки» Ставропольского общества «Буре-вестник» задуманный Светличным, но реально несостоявшийся маршрут на Памире. Я только усложнил путь. Вместо перевала Бивачный (3А) запланировал перевал Вавилова (3А*, выше Эльбруса) и вместо перевала Юбилейный (2Б) – перевал Летавета (3А). Амбициозный я тип! Хотел «переплюнуть» своих учителей…
Прихожу в краевое общество «Буревестник» и прямо говорю Татьяне (фамилию уже не помню, кажется, Татаринцева): «Вам нужны 3 мастера спорта по горному туризму? Тогда давайте «бабки». Я все продумал. В этот сезон мы закроем 3-х мастеров, организовав 3 экспедиции на Памир».
Дело в том, что для присвоения звания мастера надо было «отруководить» двумя «пятерками», причем в разных горных странах, например Кавказ-Памир или Кавказ-Тяньшань, реже Кавказ-Алтай.
Это не было преувеличением. Я действительно разработал 3 нитки маршрутов 5-й категории сложности по Северо-Западному Памиру. Руководили экспедициями я, мой брат и Юра Токарев (в настоящее время безвременно ушедший из-за проблем с сердцем). Планировалось двигаться по параллельным маршрутам тремя группами, взаимодействовать, подстраховывать друг друга.
«Бабки» на проезд и суточные дали, слава Советской стране и социа-лизму!
Однако идти, одновременно не получилось. Вопреки здравому смыслу моя группа вынуждено вышла на маршрут, на месяц раньше, в начале июня. Когда я пришел с маршрутной книжкой к начальнику КСС в поселке Ванч (Горно-Бадахшанская АО Таджикистана), и заявил, что мы начинаем «пятерку», он покрутил пальцем у своего виска: «Вы, что офонарели? В это время здесь даже «двойки» никто не ходил!».
Но мы это сделали!
Достаточно взглянуть на некоторые фотографии, чтобы понять уровень снежно-ледовой обстановки.
 
Перевал, через который мы делали заброску

Приключения начались уже в аэропорту Минводы, откуда мы уле-тали на Памир (г. Душанбе). Чтобы сэкономить на оплате багажа, каждый из нас при посадке в самолет имел по 10-15 кг «ручной клади» (тогда она не взвешивалась), состоящей из самых тяжелых предметов: крючья, карабины, примуса и др. Пакеты рвались под тяжестью, и приходилось нести их двумя руками, плюс ледоруб под мышкой.
В Душанбе нас ожидали неприятности. Билетов на самолет («кукурузник») до п. Ванч не хватило на всю группу, да еще был крайне ограничен вес багажа. Нам удалось купить в «кукурузнике» 4 места. Больше на ближайшие дни билетов, якобы, вообще не было. Посовещавшись, решили, что мы с Костей и «лишним» грузом будем добираться до Ванча по Памирскому тракту (автодорога Душанбе-Хорог) на попутных автомобилях, а остальные «хай» летят и ждут нас.
Проводили друзей в полет и пошли с Костей ночевать в приаэропортную гостиницу. Стояла невыносимая жара, а кондиционеров тогда еще не было. Чтобы уснуть, мы мочили простыни водой из-под крана и заворачивались в них. Но через час простыни были снова сухими, и процедуру приходилось повторять.
Запомнилось, как перед сном, чтобы «убить» время, мы с Костей играли в карты (кажется, в «21»), с «понтом» на деньги. Поделили обще-ственные деньги поровну и развлекались.
Тут к нам заходит горничная. Видит нас за столом, играющими в карты, а вокруг лежат кучи банкнот достаточно высокого достоинства. Вспоминаю широко открытые глаза горничной. Она, наверное, такого количества денег не видела никогда.
Утром на попутном грузовике мы отправились догонять наших друзей. Не пожалел, что остался и добирался до Ванча не по воздуху, а по земле. Какие виды природы, какие колоритные кишлаки и местные жители-памирцы! Речка Пянж – основной приток Амударьи, - а на другом берегу – Афганистан, откуда иногда (как говорили местные) постреливали душманы.
Дорога заняла два дня. Ночевали в кишлаке у знакомых водителя. Спали на открытом воздухе под грецким орехом на каком-то деревянном помосте, устланном коврами. Было не так жарко и душно, как в гостинице.
Памирцы очень гостеприимно относились к русским. По крайней мере, в те времена. Мы были большой редкостью в тех краях.
«Кто понял жизнь, тот не торопится!» - так говорят на Востоке, и мы испытали это на себе. Каждые два часа водитель заезжал в какой-нибудь кишлак, знакомил нас со своими родственниками, которые накрывали стол, угощали нас экзотическими блюдами и поили чаем.
Запомнился еще один необычный с нашей (европейской) точки зрения случай. Заходим с Костей в рейсовый автобус от Памирского тракта до Ванча – это немного влево, в сторону. В автобусе, кроме води-теля, одни женщины. При нашем появлении все женщины встали со своих мест, хотя свободных мест было полно. Женщины молча продолжали стоять, пока мы не уложили багаж и не сели.
Кстати, водитель этого рейсового (!) автобуса тоже сделал внеплано-вую остановку в каком-то кишлаке, чтобы познакомить нас со своими род-ственниками. Женщины в автобусе смиренно ждали, когда мы напьемся чая и поедем дальше.
В Ванче мы встретились со своими друзьями, которые изнывали от безделья, проводя большую часть времени в чайхане при аэропорте. Хорошо, что спиртного там днем с огнем не сыщешь, а то бы они «набу-хались».
Но и без спиртного они создали неожиданную проблему.
Вечером к нам в гостиницу пришел русский капитан-пограничник и какой-то местный КГБист в штатском. Вызвали «на ковер» со всеми доку-ментами, естественно, меня - руководителя группы. Я пошел за ними, как был, в шортах босиком. Однако капитан пропустил меня вперед:
- Ты что каратист? Почему босиком ходишь?
Дальше, при просмотре документов у наших «гостей» возникли не менее любопытные вопросы.
- Почему у двоих участников группы вместо паспортов какие-то справки и командировочное удостоверение?
Пришлось объяснять, что ребята только что «дембельнулись» и не успели получить паспорта.
- А почему у одного из участников отчество Августович? Он, что – итальянец? Зови его сюда.
Пришел Костя с испуганным видом.
- Да какой я итальянец! Чем я виноват, что у меня отец – Август Петрович?! И, кстати, он Ваш коллега – командир погранотряда в Эсто-нии.
Пока они разговаривали с Костей, я сбегал и принес «гостям» пару пачек «Camel» - редких и дорогих тогда сигарет. Тон разговора стал гораздо дружелюбнее, и проверка закончилась.
На прощанье таджик-КГБист сказал мне, чуть ли не на ушко: «Гена, твои ребята, да и ты сейчас, разгуливали по поселку в бриджах и шортах. Пойми, в мусульманском мире даже мужчины не должны показывать свои оголенные ноги».
Тут стала понятна истинная причина их визита – «настучали» доброжелатели. Конечно, я пообещал, что такого не повторится, и мы рас-стались.
На следующий день на попутке мы выехали в высокогорную зону. Как говорил один знакомый альпинист-юморист: «Хорошее место зоной не назовут. Впрочем, как и местообитание альпинистов - лагерем».
«Активная» часть маршрута начиналась с ущелья Дарапоймазар, по дну которого течет удивительно кристально чистая река. Нигде больше на маршрутах своих памирских походов я таких рек не видел, все мутные.
Неправильно оценив снежную и погодную обстановку, в первый день мы, как привыкли, вышли на снег в 7 утра, но уже в 12 вынуждены были вернуться, так как проваливались в снег по пояс, тратя уйму сил. Да и шли немного не туда.
Разбив бивуак, где то на 4000 м, стали готовить обедо-ужин. Так мы называли вечернюю трапезу, потому что днем не обедали, а только перекусывали. Вдруг кто то сказал: «Смотрите, собака!».
Смотрю, в метрах 80-ти от нашей палатки по каменистому склону медленным шагом движется зверь, действительно похожий на восточноевропейскую овчарку.
«Какая собака в это время на 4000 м? - Заметил я. – Это настоящий памирский волк! Просто он другой раскраски, не как наш серый».
Серега, не раздумывая, стал кричать: «Эй ты, волк! Пошел на х…!».
Волк остановился, повернулся к нам в пол оборота – шеи, как та-ковой у него действительно нет. Достаточно долго смотрел на нас, а потом, также не спеша, продолжил свой путь за перегиб гребня.
Меня поразили размеры зверя! Это был какой-то монстр-убийца с головой, как у медведя и челюстями, как у крокодила! Наверное, памирская разновидность гораздо крупнее наших волков.
Невольно задумался: есть ли на свете так называемые «собаки-волкодавы»? Возможно, если волкодавов целая свора, они могут справиться с таким зверем, а в схватке один на один такой волк разорвет любую собаку за 5 секунд, а может и меньше.
Потом я спросил Серегу: «Зачем ты, Серега послал волка на три веселых буквы? Если он сейчас приведет с собой пару «приятелей», нам ледорубы не помогут».
Там же и тогда же мы видели на снегу следы снежного барса. Тоже впечатляющее зрелище – огромные кошачьи лапы, размером с растопыренную человеческую ладонь.
Раз уж пошел разговор о животных, я вспомнил о другом интерес-ном зверьке Памирских гор – сурке. Колонии сурков можно увидеть на высоте свыше 4000 м. Например, знаменитая Сурковая поляна под Юго-Западной стеной пика Коммунизма.
Для меня до сих пор остается загадкой, чем настолько калорийным питаются эти грызуны, что к зиме набирают запас жира, солидный вес и спокойно проводят зиму в спячке. Возможно, зимой они спят гораздо ниже по ущелью, а летом поднимаются вверх на «пастбища».
Этим я объясняю встречу с сурком в нетрадиционном для него месте обитания.
В начале июня (это весна по Памирским меркам) мы подъезжали на грузовике к последнему кишлаку ущелья Ванч – Поймазару. Оттуда начиналась пешая часть нашего маршрута. Я сидел в кабине грузовика, а ребята – в его кузове. Вдруг дорогу перебежал достаточно крупный сурок. Водитель резко дал по тормозам и стал убедительно просить меня помочь загнать и «замочить» этого сурка. Якобы, жир этого грызуна очень нужен его жене для лечения какой-то болезни. Хотя, какой там жир – сурок только проснулся.
Не найдя достойного повода отказать местному водителю (он вез нас за «бесценок»), и не видя какой-либо другой пользы сурков для природы, как быть частью пищевой цепочки хищников (волков, медведей, барсов и орлов), а также людей, я согласился.
Дал команду ребятам, они гурьбой «ссыпались» из кузова и нача-лась «первобытная» охота! Сурок вдали от своей норки беспомощен, неповоротлив, и бегать быстро не может.
Орудиями убийства были только камни. Скоро мы загнали сурка в какие-то заросли можжевельника и «замочили». Роковой удар, по-моему, нанес Саша Резник. Он лучше всех из нас метал не только спортивную гранату, но и камни тоже.
Загрузив добычу в автомобиль, водитель долго нас благодарил, и согласился двоих (Костю и Сашу Евтухова) довезти под самый маршрут, к языку ледника Географического общества (ЛГО).
Мы же вчетвером выгрузились в Поймазаре, для промежуточной за-броски продуктов через перевал Пулковский 2 на середину маршрута.
Планировалось, что, пока мы делаем заброску, Костя и Саша Ев-тухов все оставшиеся продукты, снаряжение и вещи перетащат от языка ЛГО до ночевок под перевалом Кашалаяк. Они успешно справились с этой задачей челночным методом. А потом и «перевыполнили» задание, выпив со скуки (нас не было 4 дня) все запасы аптечного (питьевого) спирта. В основном, Костя…
Узнав об этом факте, больше всех расстроился Серега. Он с ле-дорубом наперевес гонялся по ЛГО за Костей, грозя его «пришибить». Серега небезосновательно полагал, что наша «четверка» проделала гораздо более трудную и значимую работу, чем эта пара «халявщиков» и мы заслужили награду в виде хотя бы 50 граммов спирта.
Наученные опытом радиального выхода на ледник Ванчдара для организации заброски мы выходили на маршрут в 3 часа ночи, чтобы успеть пройти как можно больше по снежному насту. После обеда идти было крайне тяжело - по пояс в снегу. К тому же «морды» жарились, как на сковородке. Ничего не спасало… Вот так мы выглядели:
 
 Такой я был на другой день после падения в трещину. Ещё и нос поцарапал. Не поверите, обгорелая кожа с лица позже «сходила» толщиной около 1 мм
 
Костю Машкова слегка спасала густая борода, но не всю «харю»
 
Серёга Павленко лечил губы и остальную «морду» айраном и сметаной
 
Сашу Резника спасли смуглая кожа и снежные маски
 
Легче всех отделались Игорь Солодовников

…и наш доктор – Саша Евтухов

Основная «нитка» нашего маршрута начиналась с перевала Ка-шалаяк (2Б). Когда мы шли в начале июня, этот перевал не представлял технических трудностей, поскольку его ледопад полностью забит снегом. Можно идти как угодно, но в связках на всю веревку.
Перевальная седловина - широкое (несколько километров) снежно-ледовое плато, плавно спускающееся к леднику Федченко и одноименной гидрометеостанции (ГМС).
Отсюда открываются удивительные по красоте виды на ледник и окружающие вершины.
Ледник Федченко самый крупный на Памире. Его протяженность свыше 70 км, ширина 4-5 км и глубина в районе ГМС – 900 м (!!!).
Когда гляциологи со станции назвали эту глубину, я просто обалдел! Думал, глубина ледника 100, ну 200 метров, но не 900 же!!! Километровая толща льда! Если до основания ледника есть трещины, то пока будешь в такие падать – проголодаешься.
Сотрудники ГМС (метеорологи, гляциологи, радист и др.) - замеча-тельные люди, истинные романтики и фанаты своих профессий.
Многие, наверное, слышали, что люди в малом, оторванном от благ цивилизации коллективе, испытывают дискомфорт. Как на космической станции…
Зимовщики (так их называют) на ГМС с октября-ноября и до июня следующего года полностью оторваны от внешнего мира, не считая радио-связи. Поэтому безумно рады, когда к ним заглядывают горные путешественники. Они устраивают для гостей русскую баню, организуют застолье с выпивкой, кино по выбору (из кинолент, смотанных на огромных бобинах), воспроизводимое с помощью древнего кинопроектора и холщового экрана. В этот раз мы смотрели, кажется, «Джентльмены удачи». Но большинство после ужина заснули в тепле еще к середине фильма.

Вертолет с ГМС «Ледник Федченко» над плато Кашалаяк

 
Красивейшие вершины с ГМС

Нам же ответить особо было нечем. Пришли как «бомжи». Даже спирта не было, «благодаря» Косте. Угостили зимовщиков редкими консервами, сигаретами, новыми и не очень анекдотами (тут мы с Сашей Резником – большие специалисты). Еще помогли разгрузить прибывший первым в текущем году рейсом вертолет, доставивший продукты, почту, прессу и уголь.
Надоедать зимовщикам не стали. На следующий день, правда, после полудня, пошли дальше по маршруту.
При выходе на ледник Федченко Саша Евтухов «порхнул» в тре-щину с нунатака (скальный остров среди ледников), на котором распо-ложена ГМС. Спасла гитара, лежащая поперек под клапаном рюкзака. Гитара слегка пострадала, зато Саша в трещину не улетел. Естественно, мы сразу «связались», то есть достали веревки и пошли в связках.
Ледники Федченко и Бивачный (его левый 25-и километровый приток) прошли без приключений. Ледник Крутой создал технические проблемы, нарушившие запланированный мной график движения.
На ночевку под перевалом Вавилова стали рано и выслали развед-чиков. Они ничего утешительного не принесли. Тогда я «включил чуйку»: надо выйти, как можно раньше, и идти тупо «в лоб». Благо, квалификация участников позволяла безопасно идти на кошках по любой приемлемой крутизне.
С 5200 (место ночевки) до 5400 поднялись быстро по кулуару. Дальше или ледовая стена или обход по крутым разрушенным скалам. Я выбрал скалы – все участники на них чувствовали себя увереннее, чем на вертикальном льду.
  Проходить сложный участок скального пояса досталось Саше Рез-нику. Даже без рюкзака он долго возился, особенно, когда пробивал ледорубом снежный карниз. Однако пробил, и вывел нас на снежно-ледовое плато под перевалом Вавилова.
Дальше все было просто, но большинство участников уже «сдохли» и сильно отстали. Сказывалась высота. Только мы с Серегой «побежали» вперед.
 
Выход на плато под пер. Вавилова (3А*, 5650 м). Слева отставшая от нас с Серёгой группа

Кстати, а может и не очень кстати: Серега – самый волевой горовосходитель из моей команды. Конечно, не считая меня – опять хвастаюсь… Как бы тяжело не было – он всегда минимум второй на подъеме. Вспомнился подъем на Пулковский 2, когда после заброски Серега шел со мной след в след, а остальные отстали. Я тогда попытался сосчитать свой пульс – бесполезно! Где-то за 200 в минуту. Думал, сдохну…
На перевале Вавилова дул страшный ветер. Вариант ночевки как-то сам отпал. Спускаться – страшно: снег раскис и крутизна спуска больше 45 градусов. Это очень лавиноопасно!
Но я принимаю рискованное решение спускаться. Знаю, что при таком ветре и на такой высоте (выше Эльбруса) после ночевки участники только ослабнут, и идти будет еще опаснее.
Инструктирую всех: идти по линии падения воды, в связках попере-менно, след в след, никаких резких движений. Спускаюсь первым. Слава Богу, крутой спуск был непродолжительным – далее ледопад. Нахожу доступный проход, и мы спускаемся для ночевки под Дарвазской стеной. Здесь безопасно и ветра нет (5100 м).
Дарвазская стена – красавица! Череда безымянных вершин около 6000 м. На ней альпинистских «пятерок» и «шестерок» не меньше десятка. Но, кто их ходить будет?!
Наутро спускаемся через Сурковую поляну (сурков не видно) на лед-ник Гармо и далее к леднику Ванчдара, в верховьях которого лежит наша заброска.
Утром следующего дня бросили жребий, кому идти за заброской. Идти всем, смысла нет. Посчастливилось мне и Игорю. Мы остались готовить обед, а остальные ушли вверх.
Как и в экспедиции 1977 года нашу заброску разграбили, но не до конца, как в прошлый раз. Чтобы её сделать мы 4 дня пахали. Перетащили через перевал Пулковский 2 килограммов 40-50 продуктов на ледник Ванчдара. Накрыли полиэтиленом в центре ледника и считали, что в это время года к нашей заброске никто не подберётся. Однако какие-то злыдни смогли это сделать.
Короче от заброски остались только металлические консервные банки. Всё остальное сожрали злыдни. Наверное, это были горные галки. Иного я не могу предположить. Может, помогли грызуны, например, ласки.
К счастью, великому счастью на обратном пути от заброски Саша Резник обнаружил чужую вертолётную заброску (московских групп туристов под руководством Волкова и Лямина). Мы её слегка «грабанули». Ровно настолько, чтобы не сдохнуть от голода и закончить маршрут. Помню, выбирали продукты по принципу: «Ну, вы, москвичи, шикуете!». Взяли пару банок югославских сосисок, пару пачек турецких сушёных чернослив (таких продуктов в Ставрополе никогда не видели в продаже), одну бутылку спирта из четырех имевшихся там и, конечно, крупы, макароны.
Я лично написал записку с извинениями за «грабеж», сославшись на форс-мажор, и указав свои реквизиты. Но претензий потом к нам не было. Более того, позже мы узнали из СМИ, что Волков - известнейший горный турист СССР, автор книги о безопасности горных походов, в походе погиб на склонах пика Россия. Группа, естественно, сошла с маршрута, не дойдя до своей заброски.
Я не рассчитал запас необходимых продуктов для окончания маршрута ровно на один день. Из-за непогоды и несчастного случая мы выбились из графика движения.
Непогода накрыла нас под перевалом Летавета – дождь, снег, непро-глядный туман. А после него на леднике Сугран я, идя первым по своим же следам, «спорхнул» в ледниковую трещину.

 
Непогода под пер. Летавета

После прохождения перевала Летавета мы вынуждено отказались от выхода на правобережную морену ледника Сугран, и возвращались к левому берегу. Это ещё раз подчёркивает, как описания маршрута могут не совпадать с реальной ледовой обстановкой. И снег раскисает, и мосты не держат к концу дня…
Лечу, лечу (время остановилось) и думаю, когда же будет рывок – я ведь в связке на веревке! Тут и рвануло. Одна лямка рюкзака не выдержа-ла, оторвалась, и я завис в 8-10 метрах от поверхности ледника на одной грудной обвязке с рюкзаком на одном плече. Кстати, для экономии веса ходили не на основной 10-12 мм альпинистской веревке, а на каком-то 7 мм рыболовецком лине. При подобном падении на скалах он мог и не выдержать рывка – просто порваться.
«Продвинутые» знают, что в одной грудной обвязке и свободном висении человек даже без рюкзака живет минут 20. Я это тоже знал. Поэтому, первым делом избавился от лишнего груза – заклинил рюкзак в трещине. Но подстраховать его не успел. Подбежавшая вторая связка, начав раскапывать место моего падения, спустила лавину снега и ледовых сосулек, которые сбили мой рюкзак. Он ушел куда-то вниз на неизвестную глубину. А в рюкзаке были все общественные деньги на обратную дорогу и паспорта почти всех участников.
Ребята молодцы, быстро меня вытащили! Все участники были не только туристами, но и альпинистами. Квалификация была достаточная. На ледовых занятиях в альплагерях они не раз доставали из трещин «пострадавших» по системе «грудь-нога».
Но представьте мое состояние от потери всех денег и документов – я ведь руководитель похода! Меня начало трясти. Мужики быстренько поставили палатку, налили мне полкружки спирта, а сами начали спасательную операцию по поиску утерянного рюкзака.
В трещину спустили Игоря Солодовникова со свечкой, так как начинало смеркаться.
Опять-таки, к счастью (великому счастью!), веревок хватило ровно, чтобы добраться до утерянного рюкзака. Его потом долго пытались выдернуть - заклинило во льду, и еще примерз. Однако бурлацким методом подняли. Только тогда я расслабился, и меня перестало трясти. Все остальные тоже угомонились, и допили спирт.
На другой день нашли проход по левому берегу в Сугранском ледопаде, и вышли на морену. Кстати, путь по левому берегу нам подсказали вертолетчики. Накануне с неизвестными до сих пор целями они облетали верховья ледника Сугран - просто кружили над нами, уходя потом влево.
В последний день июньской снежно-ледовой «одиссеи» мы шли, периодически меняясь солнцезащитными очками. Дело в том, что мои очки остались в трещине, куда я провалился. Опять-таки, «посвященные» знают - «снежную слепоту» можно «заработать» за один день.
Следующий день был решающим. Жрать было вообще нечего!
Помню возмущение Сереги Павленко, увидевшего утром серящего Сашу Евтухова: «Ты чем серешь, у тебя что заначки?». Однако Евтухов был врачом по образованию и считал, что так надо делать каждое утро, невзирая на позывы.
Тот же Евтухов нас спас в этот день от абсолютного голода, найдя на морене какие-то грибы. Убедил нас, что это разновидность шампиньонов. Мы их набрали, сварили и съели на ужин в роще под языком ледника Бырс.
Наутро, через полчаса ходьбы мы наткнулись на «плановиков» - так называемых плановых туристов с ближайших турбаз. У них было море лишней еды. Мы все это «лишнее» сожрали в момент.
Дальше по маршруту проблем не ожидалось. Последний перевал «нитки» маршрута - Белькандоу (н/к) и вот люди, цивилизация!
По пути на перевал многие «обожглись» борщевиком, так как шли в шортах, но зато накопали золотого корня – крайне полезного народного лекарства.
Из Ляхша – конечного пункта пешей части нашего маршрута – мы улетели на «кукурузнике» в г. Душанбе. Там первым делом стали искать пивбар и кассы «Аэрофлота». Бар нашли быстро, но пиво было – просто моча.
В кассах тоже ничего хорошего! Билеты до Минвод проданы на бли-жайшие три дня.
Решили снова разделиться. Договорились нас с Игорем отправить самолетом в г. Баку, откуда легко добраться поездом до Минвод или Невинномысска. Остальные согласились вылететь через 3 дня в Минводы, а эти три дня «погулять» на общественные деньги, которые я им оставлял.
Так и сделали. Нас с Игорем, пьяных, «загрузили» в самолет до Баку, а ребята пошли «гульбанить» дальше.
Однако гулянье обернулось неожиданностью - типичной «азиатской» болезнью европейских горовосходителей – диареей. После похода почти невозможно удержаться и не съесть азиатскую дыню или арбуз. А как только съел, жди жуткого поноса. В результате никто далее 100 метров от общественного туалета отлучиться не решался - боялись обосраться прямо на улице.

Альпинистская «карьера»

В горном туризме я заслужил звания «Мастер спорта СССР». Не могу не похвастаться, что такое звание мне присвоили первому в г. Став-рополе.
 
 Был еще мастер, но по пешеходному туризму Фогилев Эдуард, начальник краевой контрольно-спасательной службы (КСС). Почему был, возможно, он еще жив-здоров, несмотря на то, что курил очень крепкие кубинские сигареты и сигары. Прекрасной души человек! Это он выпускал нас в походы, ему мы отсылали телеграммы о выходе на маршрут и возвращении с маршрута.
После достижения этой заветной мечты я ушел в альпинизм. Как ни странно, альпинизм – более «легкий» вид «спорта». Знающие люди сразу согласятся со мной. Для остальных расскажу о разнице.
Альпинистские восхождения (исключая высотные восхождения в труднодоступных районах) длятся максимум 3-4 дня. Вес рюкзаков на подходе к маршруту восхождения – максимум 25-30 кг. А по возвращении в альплагерь к услугам спортсменов баня, душ, чистые простыни и пиво в баре.
Сравним это с горным походом, особенно на Памире.
30 дней в абсолютно безлюдных местах без радиосвязи со спасателя-ми, 200 км пешего пути, начальный вес рюкзака – 55-60 кг. И, конечно, никаких бань с пивом. Зато, за эти 200 км туристы видели столько гор, ущелий, речек, рощиц, сколько иной альпинист не увидит за всю свою «карьеру». В этом прелесть туризма. Хотя «чистые» альпинисты презрительно называли нас ишаками.
 

Вот такие рюкзаки были у нас в начале Памирской пятерки 1977 года

В альпинизме я слегка не дотянул до кандидата в мастера. Хотя иногда ходил в горные походы для души, активно работал в Горной секции СтПИ. Альпинизм привлекал наличием сложных препятствий на маршруте, техникой лазания по скалам или хождения на кошках по крутому льду. Это определенный экстрим с выбросом адреналина в кровь.
 
У нас в гостях первый советский альпинист, поднявшийся на Эверест – Владимир Балыбердин

Я храню книгу «Эверест-81» с автографом Эдуарда Мысловского – «связчика» В. Балыбердина. Автограф получил случайно. Меня послали на ФПК во Всесоюзный заочный машиностроительный институт, где, по счастливой случайности, работал доцентом Э.Мысловский.
Мои высшие достижения - прохождение маршрута Рыжикова по стене Тютюбаши (5А) - шел, как обычно, первым в непогоду, и северной стены пика Щуровского (5А) - в двойке, причем тоже в непогоду.
«Рыжик» запомнился двумя моментами. Во-первых, меня отстранили от руководства восхождением по какому-то формальному («бумажному») признаку. Хотя я руководил восхождениями 4Б на Уллутау по «доске», и сходил в двойке с Серегой Павленко пик Сталь (4Б) в рекордные сроки. К первой связи с базой (8-00 по Москве) мы вернулись с горы и сидели в па-латке.
Интересное совпадение. В этот же день другая «двойка» шла 4Б на Уллутау по «доске». Это были мой братец и Саша Резник. Так вот эту «двойку» на маршруте увидели в бинокль только в 10 утра. Они тупо проспали. На что старший тренер сборов – Ян Дамианиди сказал: «Этих ставропольчан (он сам из Пятигорска) не поймешь. Одни уже сходили 4Б, а другие еще и не вышли на маршрут!».

Я снова отвлекся. Почему я сожалею, что не руководил восхождением на «Рыжика»? Мингалиев, забыл, кажется, Марат, назначенный руководителем восхождения, сделал одну ошибку, которую я всячески оспаривал, но против «властных полномочий» не попрешь.
Когда мы вышли к очередному контрольному туру, было всего 16-17 часов. Можно было еще работать и работать. До вершины метров 150-200 по прямой. Спуск с нее элементарный (1Б). Однако Марат принимает решение разбить бивуак и ночевать. Так записано в тактическом плане!
Эта ошибка, во-вторых, нам дорого обошлась. Наутро мы «забури-лись», ушли с маршрута. Чуть не улетела в пропасть наша единственная «тетка» - Янина Наташа. При подъеме по вертикальной стене по закрепленной веревке с верхней страховкой у нее ослабла и почти развязалась страховочная система (грудная обвязка).
Я стою на ее верхней страховке и вижу, как у нее округляются от страха глаза, как она судорожно цепляется за перильную веревку, но это не поможет. Я тоже ничем не могу помочь. Если я попытаюсь ее вытащить страховочной веревкой, велика вероятность, что она просто выскочит из обвязки, как из трусов и улетит на страшную глубину до самого ледника (500-600 метров). Быстро посовещавшись, мы решили, что помочь Наташе можно только снизу.
Рискуя жизнью, к ней свободным лазанием снизу подошел напарник и тупо посадил ее к себе на плечи, чтобы она смогла перевязать узлы на обвязке. Благо она была миниатюрной «Дюймовочкой» не более 50 кг веса.
Почему была? Потому, что погибла в горах лет через 5… Причем глупо, как, впрочем, чаще всего и бывает…

Отвлекусь, чтобы описать кратко ее гибель.
Конец 80-х, конец августа. Архыз. «Первопроход» на вершину Пшиш (3Б-4А). Группа 4 человека, включая Наташу и ее мужа под руководством Руслана Горды - весьма пожилого (за 60 лет) МС по альпинизму. На спуске попали в непогоду.
Такой непогоды я не наблюдал ни разу в жизни. Хотя в тот день я был в Ставрополе, но точно помню, что температура воздуха за сутки упа-ла с 28-29;С до 4-5;С. Это в Ставрополе. Могу представить, что было на Пшише!
По роковому стечению обстоятельств на маршрут пошли почти без теплой одежды, так как стояла жара. Пожилой МС, очевидно, был метеозависим и резкое изменение метеоусловий (плюс физические нагрузки) вызвало у него инфаркт, но не мгновенную смерть.
Пытаясь организовать его спуск, группа одновременно отправила Наташиного мужа вниз за помощью, поскольку радиосвязь со спасателями отсутствовала.
Потеряв время на транспортировку руководителя, и поняв, что он все же скончался, начали спускаться без него. Но было поздно.
Короче, утром спасатели нашли под маршрутом, уже на траве (правда обледенелой), на «лошадиной» тропе два трупа, включая Наташу. Диагноз – переохлаждение. Говорят весьма мучительная смерть.

Из этой печальной истории можно сделать несколько выводов.
1. Хотя о покойниках не принято плохо говорить, все же, Руслан сде-лал множество ошибок, главная из которых «зачем он вообще туда поперся»? Амбиции, недооценка своего возраста и состояния, эйфория вечной молодости, опасение, что без него ребята заблудятся, не смогут пройти маршрут? Лучше бы сидел внизу и наблюдал за группой в бинокль. У ребят была достаточная квалификация!
2. В горах далеко (10-15 км) даже за грибами нельзя ходить без пуховой куртки, плаща и запасных теплых носков. Если бы у ребят были теплые вещи, они бы выжили.
3. «Первопроход» всегда оценивается на половинку, а то и на целую категорию трудности выше, а значит, по Правилам внизу должны были быть наблюдатели.
4. Самонадеянность, расчет на пресловутую «авось», ну и, конечно, просто ужасный, неожиданный шторм привели к такой трагедии.

И еще. Каждый раз, когда люди гибнут при проведении спасательных работ, я задумываюсь: может, правы западные альпинисты, и в экстремальных условиях лучше руководствоваться их принципом: «Каждый сам за себя. Спасайся, кто может»… Муж Наташи ведь смог даже в одиночку (без страховки) спуститься и привести потом спасателей??
Заканчивая это отступление должен отметить, что у меня с Наташей были очень дружеские отношения. Наверное, я ей нравился. Недаром же она попросила именно меня «сводить» ее на 4-ку в двойке. Мне эта гора не шла «в клетку», однако я не смог ей отказать.
Мы сходили вдвоем на Чегеттау по 4А. Помню, ночевали перед вос-хождением на одной поляне с отделением третьеразрядников. В этом отделении был ее законный муж. Но спать она решила в одной палатке со мной, «связчиком», а не с мужем. Секса точно не было. Но судя по тому, что мы проспали ранний выход, я все же ее обцеловал и потискал…
Ладно, о женщинах в горах я напишу отдельную главу.
Теперь вернемся к «Рыжику» - контрольной горе по закрытию 1-го разряда по альпинизму.
После того, как мы спасли Наташу, начался снегопад, и стало совсем «скучно». Пройдя 4 веревки за день, мы окончательно убедились, что идем совсем не туда. Гора была рядом, но нас разделял очень острый, «непроходимый», особенно при такой погоде гребень.
Решили валить вниз. Квалификация и снаряжение позволяли свалить с любого маршрута. Четыре «дюльфера» и мы на широкой полке. Ставим палатку, организуем страховку и ложимся спать в страховочных системах.
Проснувшись утром, я не мог вначале оторвать голову от боковины палатки (спали сидя). Оказалось, волосы на моей голове примерзли к палатке - ночь была морозная. Интересно, что после такого экстрима ни у кого даже насморка не возникало!
Мороз помог нам быстро спуститься на ледник по лавиноопасному кулуару, где вчера идти никому не хотелось из опасения спустить лавину.
Короче гору нам засчитали, разряды получили все.

О «Щурке» - второй моей 5А, но уже в двойке тоже немного подроб-нее. Там, на «Щурке», я впервые слегка испугался.
Уже под самой вершиной, после дня работы на сложном маршруте, в сумерках вышел первым с нижней страховкой на 20 метровую скальную стеночку. Лезу-лезу, а организовать промежуточную страховку не могу, - нет ни выступов, ни расщелин для скальных крючьев или закладки. До скального гребня оставалось метров 5, когда я понял, что «зрею». То есть устал, в коленях наметилась дрожь, а впереди – ничего хорошего.
Посмотрел вниз и сказал напарнику по связке («связчику»): «Игорек (Солодовников), приготовься, я могу «спорхнуть» (сорваться)». Помню его испуганные глаза: «Гена, не надо»! Мы оба понимали, что погибнуть я не смогу, но поломаться и сильно поцарапаться – точно. Конечно, не хотелось лететь 15 метров до Игоря, а потом еще почти столько же по пологим скалам и осыпи, пока Игорь не остановит падение страховочной веревкой. В таком случае наше восхождение «накроется», надо будет вызывать по рации горноспасателей, транспортировать меня в больницу.
Собрав остатки сил и всю волю в кулак, с криками «банзай» (что в переводе с японского означает «И оп, твою мать!»), я пробежал последнюю пятиметровку и вышел на гребень!
Кстати, во время ночевки на вершине пика Щуровского мы попали в страшную грозу. Воздух был так наэлектризован, что ледорубы пели, а волосы на голове шевелились…
Рядом была знаменитая вершина Чатын. Ее северная стена счи-талась в то время одной из сложнейших на Кавказе. Как говорят, Чатын наполовину состоит из железосодержащих минералов. Она-то и создавала мощное грозовое поле. Между вспышками молний и громом иногда почти не было промежутков времени. Это значило, что молнии «бьют» совсем рядом.
Там на горе мы наблюдали редкое природное явление – огни святого Эльма (католического покровителя мореплавателей) над вершиной скального «жандарма», под которым мы ночевали в «здарке». Незабываемое по красоте и жутковатое, по сути, зрелище! Однако недавно узнал, что по преданию людей увидевших эти огни ждёт спасение.
Утром - спуск под ливневым дождем по Ушбинскому ледопаду. «По-священные» это могут представить, остальным слишком долго объяснять.
Запомнился прыжок через трещину, разорвавшую ледник по всей ширине – не обойдешь. На другую сторону не допрыгнешь. Прыгать приходилось на небольшую ледовую площадку, расположенную метра на два-три ниже края трещины, а потом подъем по вертикали.
Сейчас поражаюсь нашей смелости или уверенности в своей квалификации. Это было очень опасно! Если бы кто-то из нас неудачно «приледнился» на площадку (даже со страховкой) и сорвался, доставать «клиента» в одиночку было бы сложно.
Сэкономив уйму времени за счет удачных прыжков, мы быстро прошли ледопад, и пришли на «немецкие ночевки» (верховья ледника Шхельда), где нас ожидали с горячим чаем Слава Лелюк и Саша Шипулин (однофамилец Володи, моего друга) – наши наблюдатели-радисты. По Правилам «пятерки» в двойке совершались только с наблюдателями. Все-таки советская школа альпинизма – лучшая в мире!
С ночевок мы смотрели, как по крутому снежному склону правого берега Ушбинского ледопада «корячится» с перильной страховкой группа туристов, обходя ту самую трещину, которую мы перепрыгнули. Боюсь, они «схлопотали» на этом маневре лишнюю ночевку и, может быть, даже холодную (без палаток).
Не всем дана такая смелость («борзость»), как нам с Игорем!
Затем мы с Игорем окончили школу инструкторов альпинизма в альплагере Эльбрус и мне, опять-таки, чуть ли не единственному в эту смену дали право работать инструктором без обязательной стажировки в качестве помощника инструктора (стажёра). Наверное, учли мой педагогический опыт в институте. А, может, ходатайствовал наш инструктор. Он отпустил меня ненадолго в отгул к беременной жене, а я ему привез редкий по тем временам альпинистский примус «Огонек».
 
На ледовых занятиях в школе инструкторов. Ледник Кашкаташ, август 1990 г.

Но работать инструктором мне ещё долго не пришлось.
Роковое стечение обстоятельств.
К 1992 году я всё подготовил для того, чтобы жить «в шоколаде». Имел любимую высоко престижную и высокооплачиваемую работу – доцента университета. Удостоверение инструктора альпинизма позволяло мне во время отпуска 2 летних месяца находиться в любимых горах, водить на восхождения молодых альпинистов, к тому же получая за это неплохую зарплату…
Однако все было в один момент разрушено мирной революцией и распадом СССР.
Зарплату доцента опустили до уровня уборщицы, а систему профсоюзных альпинистских лагерей просто уничтожили, прекратив их финансирование.
С большим перерывом я все же ходил в горы на спортивные восхождения. Спасибо за это Руслану Магомедову, тогдашнему председателю федерации альпинизма Ставропольского края. Только он безоговорочно верил в мою квалификацию и доверял мне «инструкторить» на альпсборах. Остальные «чинуши» относились ко мне с подозрением.
Я «вырастил» за 2 года в Узунколе группу третьеразрядников из Ставропольского ДДТ. Все участники до сих пор поют мне дифирамбы.
Особенно приятно, что мне передала привет из Москвы Аннушка! Ангельское создание! Не по возрасту сформировавшаяся (в такие годы такая грудь). Но я к ней даже не прикоснулся, хотя она явно не возражала бы. Одну ночь по моему приглашению мы вдвоем провели в одной палатке. Моральные принципы, будь они неладны!
Хотя, возможно, как раз, моя сексуальная сдержанность и привлекает женщин?

Я опять отвлекся. Помимо инструкторства, после «революции» 1992 года, я сделал несколько восхождений третьей категории трудности: Кирпич, Чатбаши и Доломиты. Все в двойке с Костей или Игорем.
Еще запомнилась Гвандра с Сашей Резником. С нами до перевала Актюбе ходила моя, тогда еще законная, а теперь бывшая жена Ольга. Наверное, тогда она и заразилась вирусом горовосхождений.
Уже после развода Ольга активно стала ходить в горы. Это тема от-дельного «околонаучного» исследования. «Покорила» Эльбрус, причем не только с юга, но и с севера – это «две разные разницы», как говорят в Одессе.
Монблан по классике.
Немного не «дотянула» до вершины пика Ленина. Собирается на Казбек, Килиманджаро и даже на Хантенгри! Флаг в руки! Хорошо, не на К-2 Чогори – вторая по высоте и, пожалуй, самая сложная гора Земли, внуков ещё растить! Говорят, есть еще Лходзе – тоже восьмитысячник с многокилометровой отвесной стеной, но туда соваться в ближайшем будущем никто даже пытаться не будет.

Не хотел, но отвлекусь. Может это наши межличностные отношения с бывшей женой, однако… В назидание другим.
Ольга упорно отстаивает позицию, что не важен маршрут подъема на вершину, важны известность названия горы и ее высота над уровнем моря.
Для кого важны? Для дилетантов, наверняка!
То есть все ее горовосхождения посвящены одной цели – рассказать окружающим равнинным дилетантам, что она побывала на Монблане и Эльбрусе, умалчивая, что эти достижения ниже 3-го (низшего) разряда по альпинизму.
Если бы ты, Оля, поднималась на Монблан 150 лет назад, без пу-ховки в сапогах – это было бы достижением. А сейчас, когда весь маршрут провешен перильной 6-ти мм стальной проволокой, а ты идешь в пластиковых ботинках и термобелье – в чем достижение?
Или Эльбрус, куда гоняли по 200 красноармейцев одновременно. В сапогах и без пуховок. Туда заезжали на лошадях и мотоциклах. В чем альпинистское достижение в «покорении» Эльбруса?
На Тютюбаши можно тоже подняться по 1Б, но мы шли по стене Ры-жикова 5А!
К сведению непосвященных. На маршрутах высшей альпинистской категории трудности последний участник в группе на подъеме сбивал (уничтожал) шлямбурные крючья (забиваются в монолит), чтобы не снизить категорию трудности маршрута. По шлямбурной «дорожке» потом и дурак поднимется!
Одним словом – Ольгины понты. Ладно, если бы эти понты она коло-тила среди баб на работе, но когда она начинает хвастаться в кругу знакомых при мне – это просто бесит! Я затыкаю ее самым грубым обра-зом. Потому что она еще и прибрехивает: «Вот на пике Ленина… вот на Казбеке...». Оля ты не была на вершинах этих гор. Попытка восхождения не является фактом восхождения на вершину! Если бы туда дошла, может быть, была бы в мире ином и здесь не сидела…
Разный у нас с бывшей женой подход к сути альпинизма…

Ее поведение мне напоминает два анекдота.

Женщина рассказывает подруге.
- Я вчера чуть было 100 баксов не нашла.
- Это как «чуть было»?
- Иду по парку, на дорожке лежит стольник баксов, я наклоняюсь, чтобы его поднять.., и чувствую, что я его уже зарабатываю!

В публичный дом пришла устраиваться на «работу» старуха.
- Ты, что старая, сдурела? – спросила «мамаша»-сутенёрша.
- Нет, лежать то я еще умею!

Да, просто ходить Ольга может, видел. Вынослива. Переносит вы-соту лучше многих. Но это не является каким-то достижением, чем хва-стаешься?! Может, пытаешься что-то мне доказать? Но что?
Я – профессионал. Ты, Оля, меня не когда не убедишь, что восхожде-ние на Килиманджаро (высшая точка Африки) – большее достижение, чем забраться на Стрижамент (высшая точка Ставропольской возвышенности) с востока. Негры бегают на Килиманджаро на утренней зарядке.
Зайди на Маккинли (высшая точка Северных Кордельер, Аляска), Эребус (высшая точка Антарктиды) или на Хантенгри (высшая точка Тяньшаня) по любым маршрутам, - зауважаю, памятник закажу и воз-двигну. А так – не понтись! Мне твои Монблан, Эльбрус или даже пик Ленина до сраки! Жалкое подобие Ушбинского ледопада.

Заканчивая повествование о горовосхождениях, вспомнил не уникальный, но довольно редкий случай. Произошел он при восхождении нашей спортивной группы (без инструктора) на очень красивую и сложную вершину – Джайлык. С одних и тех же ночевок мы поочередно должны были пройти по маршрутам 4А и 4Б.
При подходе к ночевкам нашей группе повстречалась стадо очень «наглых» туров. Они совсем не боялись людей, ходили вокруг нас, когда мы присели отдохнуть буквально в 15-20 метрах. Кто-то вспомнил старый тихий горный способ ловли тура на петлю и предложил выловить одного из этих «наглецов». Посовещавшись, мы так и сделали.
Достали из рюкзака сорокаметровый репшнур – вспомогательная альпинистская веревка диаметром 5-6 миллиметров, используемая для продергивания основной веревки. Завязали на ее конце петлю-удавку (кажется, узел Линча, который использовался для подвешивания негров в США при линчевании), положили петлю на огромный плоский камень, а внутри петли насыпали простой поваренной соли. Другой конец веревки держал я с напарником на расстоянии тех же двадцати метров.
Вскоре молодая самка тура (туриха) забрела в петлю, позарившись на соль (они ее обожают, поскольку в горах она попросту отсутствует, а, как известно, она им физиологически необходима). По команде мы с напарником резко натягиваем репшнур, и петля затягивается на передней лапе турихи.
Попытки турихи вырваться оказываются безуспешными. Чем сильнее она тянет веревку, тем сильнее затягивается петля Линча. Туриху завалили и профессиональный «живодер», ветеринарный врач из поселка Пятигорский (сейчас уже не вспомню даже его имя) своим огромным ножом-кинжалом перерезает ей горло.
Лишний раз пропою хвалебную оду Сереге Павленко. Он отказался смотреть на убийство турихи. Взял рюкзак и пошел вверх. Хотя мясо ту-рихи потом жрал.
Кстати, это было браконьерством, поскольку тогда, в середине 80-х годов прошлого столетия охота на тура в заказнике была запрещена, тем более, летом. Но уж больно кушать хотелось.
Не вдаваясь в дальнейшие подробности, хочу отметить только, что в штурмовом лагере мы ели недоваренное турье мясо. Сварить сырое мясо на высоте около 4000 метров не просто, если вообще возможно из-за низкой температуры кипения воды. Причем, ели без соли - всю соль мы потратили на приманку и забыли забрать остатки. Было совсем не вкусно. Зато, спустившись после восхождений на Джайлык по двум маршрутам, мы вдоволь наелись шулюма (не знаю, как правильно пишется) и шашлыка из той турихи.
И последнее о горовосхождениях. Я как-то упомянул о травме голеностопа.
Было это в туристской «пятёрке» моего лучшего друга (на данный момент, Слава Лелюк недавно умер от рака) – Володи Шипулина. Володя «подобрал» меня после школы инструкторов альпинизма в середине маршрута и попросил помочь провести его группу через перевал Башкара (3А). Это очень крутой и протяжённый ледовый подъём. Я к тому времени очень уверенно ходил по льду. За моей спиной была Уллутау «по доске» и Джайлык с севера по ледовому склону (4А). Везде, как руководитель я ходил первым с нижней страховкой.
Свободное время у меня было, и я согласился закончить с ним поход.
Подъём на Башкару мы удачно прошли. Последние две верёвки перил, которые я навесил, обеспечили безопасный выход на перевал. Однако на спуске произошел конфуз. В конце Джантуганского ледопада, когда до «сыпухи» оставалось всего метров 100, Володя поскользнулся и сорвал связку.
Я в ней шёл последним. Коля Гнездилов упал, но попал в ледниковую выемку и почти сразу остановился. А меня понесло. Крутой ледовый «арбуз» не давал никаких шансов на самозадержание. Я летел с огромной скоростью вниз ногами вперёд.
Володя, чувствуя вину за мой срыв, грудью, в буквальном смысле, встал, чтобы предотвратить моё падение. В результате, я одной ногой в альпинистских кошках попал ему в плечо, а другой - врезался в ледовый серак (глыбу).
Итог – у Володи рваная рана плеча, а у меня бешеный ушиб голеностопа. Такой ушиб, что нога в ботинок просто не могла поместиться, из-за опухоли.
Меня дотащили до столицы Сванетии п. Местия и отправили домой вместе с Колей Гнездиловым. Володя же с группой успешно закончил «пя-тёрку».
Это событие знаменательно ещё и тем, что я впервые столкнулся с си-стемой страхования от несчастных случаев. В те времена все горовосходители обязаны были страховаться от несчастных случаев в горах. По наивности я хотел получить от Госстраха хоть какую-то компенсацию. Но не вышло.
Оказывается, если нет перелома костей, и я полностью выздоровел, то мне ничего не причитается. Глупость несусветная, по моему мнению! Вроде, как и несчастного случая не было? Мне кажется любая потеря трудоспособности, а это две недели в данном случае должна компенсироваться.

Горы и «бабы»

Как обещал, хочется порассуждать о «скалолазках».
Многие увидят в названии главы намек, а что «бабы» - не люди? Почему отдельная глава? Должен сказать, что я уважительно отношусь к женщинам, особенно к горовосходительницам. Однако не удержусь, чтобы не напомнить всем - женщина была признана ЧЕЛОВЕКОМ только в конце 9 века нашей эры на вселенском христианском соборе (книга «Брак и семья в СССР»)! Мозг среднестатистической женщины составляет 70% от среднестатистического мужчины по массе и объему. Это находится на уровне питекантропа! Почитайте «Этюды о разуме», изданные в советские времена в серии «Эврика».
Я рискую попасть в список анти феминистов, и читать меня женщины не станут. Однако я женщин люблю и уважаю. Только вот я против глупой толерантности и абсолютного равенства полов в ответственной политике и даже в семье. Презираю «подкаблучников», хотя многим из них так удобнее жить. В этом смысле я – приверженец ислама. Это самая молодая религия, впитавшая все лучшее от других. Женщина – знай своё место!
В моих спорах по этому поводу женщины приводят примеры «выдающихся» учёных типа Марии Кюри или Софьи Ковалевской. А вы знаете, что ни у одной из них детей не было! Это значит, что они не полноценные женщины. Маша Кюри просто мыла пробирки для мужа и стала «великим» учёным! А какого пола была Софья, мы никогда не узнаем.
Мои предположения, конечно, спорны. Однако статистика лауреатов Нобелевской премии неумолима. Женщина – друг человека. Этим всё сказано. Дети, церковь, кухня – их достойный удел. Нечего «понты колотить».
Теперь о «тётках» - девчатах, которые ходят в горы. Я уверен, что 100% девчат ходят в горы, чтобы «выудить» достойного мужика. Они прагматичны на генетическом уровне. Да, они искренне восхищаются природой гор, романтикой горовосхождений. Но это третьестепенно! Главное – это найти умного и мужественного защитника семейного очага. Среди мужиков-горовосходителей таких гораздо больше, чем на танцплощадке. Поэтому «тётки» стоически терпят бытовые неудобства горовосхождений.
Однако общая статистика заключения законных браков между горо-восходителями разных полов не в пользу «скалолазок». Валя Величко, Валя Онищенко, Наташа Аминьева, Наташа Янина, Лена Барнашевская нашли своих суженных в горах, но это не более 10% от общего количества «тёток», которых я знал и знаю.
Вначале я хотел описать все эротические приключения с «тётками» в горах, а потом решил, что это банально. Скажу только одно. Ни одна «тётка», лежащая в палатке рядом со мной, не убрала мою шаловливую руку, забравшуюся к ней в спальник. По моему только Валя Онищенко, не убирая мою руку, прошептала: «Ну, ты, Гена - кобель»!
Может я - профан в женской физиологии и психологии, но мне кажет-ся, что я им доставлял удовольствие. Кстати, в ущерб себе. У мужчин всё просто. Единственным удовольствием является эякуляция. А так только яйца болели.
Одна Наташа Аминьева догадалась использовать тихий петинг, ко-гда мы были не одни в палатке.
Касаясь этой темы, уместно вспомнить другие случаи. Впервые о таком женском способе выразить согласие на совокупление я услышал от Пецика. В горнолыжном лагере Алибек, где то в конце 70-х он мне поведал, что на вечеринке при скоплении народа, когда он играл и пел под гитару, к нему незаметно для других в трусы пробралась рука, сидящей рядом девушки. Аналогичный случай позже произошёл со мной, но в палатке и тоже, естественно, незаметно для других присутствующих.
Что хочется сказать и посоветовать женщинам? Метод железобетон-ный! Скорее всего, вы совокупитесь позже. Но это никогда не приведет к серьёзным отношениям! Такой агрессивный «маркетинг» для большинства мужчин, как мне кажется, неприемлем. Мужику надо бороться за «самку». Иначе – не интересно. Брать мужчину за член надо только в последний мо-мент, когда его (член) надо направить в нужное «русло».
Вспомнил старый «английский» анекдот в тему. В подпольный пуб-личный дом пришёл видный английский лорд и потребовал «девочку». На что сутенер вежливо ответил:
- Сэр, извините, но мы не можем удовлетворить Вашу просьбу, «девочки» бастуют.
- Это как? Вы, что им мало платите, не создаёте комфортных условий?
- Что Вы, сэр. Они получают зарплату больше, чем Вы в палате лордов. Чистейшее бельё после каждого сеанса, бесплатные презервативы, сокращенный рабочий день, премии, бонусы…
- А почему тогда они бастуют?
- Извините, б**ди, сэр! Что с них взять?
Что-то меня понесло. Захотелось рассказать ещё более древний анек-дот.
Богатый старикашка женился на молодухе. Первая брачная ночь. У старика нет даже намёков на эрекцию. Он просит жену помочь руками члену «проснуться». Та пытается вначале одной, потом другой рукой. Ничего не получается. Тогда она говорит:
- Руки болят, устали!
-Что ж ты с больными руками замуж пошла?!
 

Послесловие к третьей части мемуаров

Горы – это прекрасно. К чёрту Сочи, Турцию, Египет, Кипр и даже Таиланд с Индонезией! Никакие «пляжи, вернисажи» (В.Высоцкий) не заменят прелестей высокогорного Кавказа, Алтая или даже Камчатки. Просто попробуйте по своим физическим возможностям, и вам море станет «по боку». Тупо лежать на раскалённом песке. В чём кайф? Не понимаю. Горный загар краше морского – больше ультрафиолета.
Я не рекламщик – это от души!
Последняя глава этой части, конечно, проблематична. Я – не полный идиот, чтобы испортить свой имидж. Опросил мнение друзей по Инету. «Подкаблучнки» сказали, что это слишком натуралистично, тем более с упоминанием фамилий. Молодёжь сказала, раз извинился, то всё нормально.
И мне кажется, что всё нормально. Я ни кого конкретно не оскорбил, не обидел. Общий накат на женщин? Ну, извините, таково мое мнение.
Если вы считаете Маргарет Тетчер, Ангелу Меркель, Хиллари Клин-тон, Терезу Мэй или, даже, Индиру Ганди выдающимися политиками, вы, по моему мнению, заблуждаетесь. Это толерантная демократическая ширма. За этими «бабами» стояли и стоят целая толпа мужиков-советников-имиджмейкеров. Пол человека, цвет его кожи – это просто инструмент по оболваниванию электората.
А когда женщина у власти начинает слушать свою лучшую подругу, а не мужиков получается как в Южной Корее.
Натурализм в главе, конечно, присутствует, но, я думаю, - это модно и потому вполне приемлемо. Эдуард Лимонов ни такую «натуралку» описывал и его заинтересованно читали! Хотя, подражать ему я не стал.