Красный потёк на ночном небе. Часть шестая

Усадьба была наполнена той атмосферой всезнания, которой отличаются старые слуги, ведающие о своих хозяевах даже то, что те благополучно забыли. Мигель решил познакомить Николь со своим жилищем или, по его выражению - "Обителью пяти отшельников". По очереди они занимали это место или единовременно дружной, "уединённой" толпой - об этом история в лице хитроумного испанца умалчивала. Как бы то ни было, а дом был уютным, дышащим, не заставляющим думать, что ты попал в музей или, на худой конец, в лавку старьёвщика. Мраморная лестница вела наверх, но Николь замерла посреди большого зала, в котором, кроме эха, жили старинные зеркала. Вделанные в позолоченные рамы, они мерцали странным, глубинным сиянием, похожим на южную ночь с роями светлячков.
- Удивительно, - сказала она, притрагиваясь в собственному отражению, - вижу тьму, но воспринимаю её, как свет. Вы продолжаете меня удивлять, месье!
Мигель уже понял, что такую женщину, как Николь, не подманишь роскошными ужинами в стиле "а-ля Людовик XIII" или японской икебаной с единственным стеблем повилики, дикими выходками или маской мудреца, славой Казановы или обещанием - быть, как все. С "ведьмой из Сен-Кло" это не срабатывало. Она, будучи сильным эмпатом, сразу же отличала натужную браваду от настоящей мужественности, пустой трёп от естественности, наглость от уверенности в себе, страх от скромности. И по этой же причине Николь не стремилась обретать друзей или любовников. Чтобы стать близким для этой невероятной женщины, нужно было самому стать Кудесником, способным на всё или, хотя бы, на многое.
И теперь, глядя, как танцовщица ловит огни, вспыхивающие в зеркалах, он радовался. Не своему умению очаровывать, а детскому счастью любимой.
Огни в зеркалах померкли, и темнота укутала зал. Послышались негромкие звуки - тончайшая нить флейты, скользящая сквозь ритмичные удары барабана. Пол озарился лиловым светом, заставляющим вспомнить о древних мистериях, в которых жрецы отмыкали сознание многих поколений, заключённых в одном. Николь, вздрагивая всем телом, опустилась на колени и закрыла глаза ладонями. Гул опоясывал стены и обрушивался вниз, словно старался сбросить танцовщицу в неведомое. "Бам-бам-бам!" - надрывался барабан, созывая прошлых и будущих. Мигель ждал того мгновения, когда Николь вновь родится. Кем? Это было неизвестно ни ему, поднявшемуся на новый уровень, ни ей, выжигающей собственное нутро чужой песней. Её крик - раненой чайкой - пронзил шабаш древних. И тогда настала тишина, в которой раскачивался стебель - женщина с поднятыми над головой руками. Она не двигалась с места, но зал стал стремительно меняться.
Поле, вспаханное и засеянное зубами Дракона, вымучивало из себя убийц; выталкивало из своего чрева копья и тела, облачённые в доспехи; прорастало оскаленными челюстями и орущими глотками.
Где ты, Николь? Где ты, ведьма с надменным станом?
Николь или... Медея? Кровь царей, заключённая в темницу гордости, владеющая чужими жизнями и драгоценным "золотым руном"?
Ты, поющая гимны Гекате...
Ты, растящая аконит в своём саду...
Ты, не знающая мужской любви и страсти...
Ты, предавшая себя ради взгляда, в котором всегда будешь стоять на коленях.
Море, лохматое, как украденная шкура. Боги, недовольные Силой женщины. "Арго" - волчонок, пойманный на кусок сырого мяса и посаженный в клетку невезения. Молнии, убивающие воинов и опьяняющие Медею вином брошенной родины. Вернись, яркоглазая, вернись к себе - колодцем со звёздами, из которого берут воду зарницы! Вернись! Но только песок скрипит на зубах тех, кто обвиняет Любовь в падении.
Кровь Тезея в детях, играющих чёрным кристаллом матери. Кто вы, детёныши, осыпающие друг друга золой? Кто вы, зверьки, кусающие жизнь за соски, полные молока? Кто вы, зачатые царями, но рождённые, чтобы прислуживать? Кто вы, доски, выломанные с днища корабля? Кто вы, не имеющие будущего? Не имеющие...
Поле, засеянное зубами Дракона, всегда прорастает чёрным покрывалом Гекаты, несущейся по дорогам на колеснице. Сброшена повязка с глаз Николь-Медеи, чтобы стать зрячей в ночи, чтобы стать ведающей колдовство, чтобы стать пламенем страсти, убивающим никчемных, завораживающим стойких и возвышающим стремящихся.
- Кем ты подойдёшь ко мне, Мигель? - спросили глаза Николь, когда танец тьмы и света растворился в неведомом.