Дом памяти. Часть 1 Сон

- Дом надо продавать, - знакомый голос, родные черты лица. Бабушка сидела у окна. На столе возле дымилась большая кружка с чаем. Любимый зеленый платок завязан на тугой узел под подбородком. Прямой, уверенный взгляд и как всегда слегка вдумчивый. В глазах – умиротворение. Я чувствовала, как ей, наконец, спокойно. И больше не больно…
Бабуля умерла 15 октября, вечером. Разумом я понимала, что все к этому идет. Болела она давно, но держалась за жизнь цепко – такой характер, сдаваться не умела. Потом снилась мне после похорон. Спросила, почему не сделали гидроизоляции - мокро лежать. А хоронили и правда - полно воды было. Бабушка и там себе не изменяла. Терпеть не могла халтуры. Всегда ругалась за плохо уложенные дрова, невымытые плинтуса у полов, порезанную при копке картошку, замоченное сено. Всю жизнь работала, спины не разгибала, и это для нее было за счастье. Ну а теперь вдруг вот – на кухне, за чаем. Может, мне просто хотелось увидеть ее такой, умиротворенной, пусть хотя бы и во сне…
Кухню заливал солнечный свет. Его было так много, как бывает в жаркий полдень, когда глаза прячешь за ладонями, когда желтые зайчики скачут, куда не глянь. Только сейчас он слепил мне глаза здесь, в доме номер пять по улице Октябрьской. И это было странно.
С самого детства, я не помню, чтобы здесь было солнечно и тепло. Дом пугал меня. Он казался мне огромным и жутким. Большие комнаты с широкими и высокими окнами, в которых почему-то всегда не хватало света. Я щелкала выключателем, и так становилось спокойнее. Бабушка ругалась, что я транжирю электроэнергию, а я нет-нет и снова включала. Не могла иначе.
Сводил с ума большой темный коридор со встроенным шкафом, который почему-то был заперт на замок. Вечером, когда нужно было перейти из комнаты в комнату, я всегда бежала через него. Сердце замирало, казалось, что вот-вот, сейчас из шкафа вылезет что-то немыслимое…
Дом не терпел теплых рук и ног. Мерзли все, не смотря на русскую печь и печку-котел на кухне. Новенькие отопительные трубы, как и положено, густой сетью расходились по всем комнатам, но не грели. Как говорил дедушка, достаточной циркуляции воды в них не было. После строительства дом осел и повело трубу, подводящую к котлу воду. Бабушка крепко ругалась на деда, что купил «холодильник». Он сильно переживал и божился, что все исправит, что просто нужно время.
День, когда дед выбил в местном леспромхозе этот дом – стал одним из самых счастливых. Мы всей семьей: мама, папа сестра и я, - пришли смотреть. Дед размахивал руками, показывая какие большие здесь комнаты, гладил русскую печь, радовался, что теперь у него будет отдельный кабинет. Мы смеялись: «Дедушка, тебе зачем?» А он уже рассказывал, что построит во дворе, какую заведет скотину, чтобы было все свое: мясо, молоко, яйца…
Дед слов на ветер не бросал. Буквально через пару месяцев поставили добротный хлев с сеновалом, баню, выкопали колодец, соорудили теплицу, дровяник, завели корову, козу, поросят и куриц. Забот, конечно, прибавилось и у хозяйки дома. Но бабушка работы не боялась, да и по образованию была ветеринар, потому обращаться со скотиной умела.
В то время в поселке почти каждая семья держала либо корову, либо козу, да еще имелись в подсобном хозяйстве леспромхоза довольно большие конюшня и свинарник. Потому бабушка каждый день бегала по вызовам. У кого корова никак отелиться не может, у кого поросята заболели…Бабуля хватала свой небольшой зеленый чемоданчик и мчалась. Быстро-быстро перебирала ножками, сама вперед вся наклоняясь, так ей казалось, будто бы скорее получается, росточком маленькая, сама худенькая, шустрая. Все в поселке знали ее фирменную походку. Издалека узнавали: «О, Николаевна бежит!» Работала она ветеринаром очень долго, пока силы были, пока могла ходить.
Подходило время холодов, и дед с работ во дворе переключился на дом, занялся отоплением. Приходил мастер, порешали, как все поправить, но дело было не скорое. А в комнатах уже появилась новая мебель, на окнах – красивые шторы, холодный пол закрыли мягкими дорожками и коврами, купили цветной телевизор (тогда это было в новинку). Бабушка смотрела его редко, но это было целое событие. Она брала табуретку, ставила ее посреди комнаты напротив телевизора, одевала очки и очень внимательно слушала новости или играла в Поле Чудес. Временами громко смеялась. Такое вообще с ней бывало редко, но если уж захохочет - то надолго и так душевно, до слез в глазах. А дед обычно сидел в кресле и всегда улыбался ее радости.
Все новое, что он приносил в дом, бабушка сначала вышвыривала в коридор или на веранду, потому что «нечего деньги зря тратить». Говорила, чтобы «уносил туда, откуда взял». Дед смеялся. Телевизор вообще сначала не разрешала включать. Стоял, пылился месяц. Просто она не терпела никакой роскоши, любила жить по-простому. Дед это знал, потому обновки после выброса прятал, выжидал время, а потом незаметно снова приносил в дом. Так вещи здесь потихоньку и приживались. В целом все шло своим чередом. Но потом… Очень изменилось, да так, как будто никогда и не было хорошо.
Теперь я часто задумываюсь, был ли этот дом на самом деле таким неуютным и пугающим? И понимаю, что все мои смутные ощущения, искаженные страхом добрые воспоминания - лишь результат горестных событий, пережитых здесь когда-то. Просто человек более склонен запоминать и сильнее чувствовать боль, а не счастье. Оттого часто даже самое светлое, чистое теряется в нашей памяти, уступая место темноте, холоду и печали.
Конечно, стены дома номер пять видели радость. Не раз, отражаясь от них, звонко по комнатам разлетался детский смех трех озорных девчонок - любимых внучек. Особенно на Новый Год, когда в зале дедушка ставил огромную елку. Искренне умилялся нашим восторженным визгам и крикам, подсовывал под нее подарки. «Наша елка выше звезд!», - доказывали мы. А он заваливал нас куклами, одеждой и сладостями. Бабушка прятала их в шкаф, чтобы «не портили себе зубы», откуда мы тайком их таскали. Ругала деда, а он лишь смеялся и никогда ей не перечил.
Для меня всегда он был большим человеком. Не потому что высокий ростом, плечистый и крепкий. Хотя этого у него не отнять. Это просто ощущение. Дед обладал бешеной энергетикой. Он всегда спешил, не прощал себе потерянного зря времени. Меньше слов – больше дела – это про него.
Я помню из детства утро, когда проснулась в своей кроватке и не смогла открыть левый глаз. Мама пыталась поднять веко пальцами, я ревела, было больно, страшно. И вот потом прибежал дед. Он в этот же день достал машину и повез меня в районную больницу. Там глаз открыли и выяснилось, что он сильно воспален. Лечили долго и не раз говорили, что если бы запустили, промедлили, привезли позже, то девочка могла бы и ослепнуть.
В нашем поселке дед занимал должность заместителя директора леспромхоза по подсобному хозяйству. Ведал строительством подъездных дорог, закупкой и доставкой продовольствия, жилищно-коммунальным сектором. Знаний для этого требовалось немало. И он черпал их отовсюду с огромной жаждой и удовольствием.
В зале вдоль стен стояли длинные и высокие стеллажи с книгами. Здесь можно было найти все: от справочника по строительству и ремонту дорог, до энциклопедии по разведению новых сельскохозяйственных культур.  Системы отопления домов, устройство двигателей тракторов, бухгалтерский учет, анализ и аудит, книги по истории, географии, экономике, и, конечно, огромное количество художественной литературы. Именно здесь я прочла «Трех мушкетеров» и «Королеву Марго» Дюма, «Преступление и наказание» Достоевского, «Анну Каренину» Толстова. Читать в доме номер пять любили. Тут всегда можно было найти свеженький журнал «Наука и жизнь», «За рулем» или «Крестьянка». Дед собрал огромную библиотеку. Его интересовало все новое во всех сферах, даже мода.
В так называемом кабинете стояло два больших шкафа с огромным количеством шляп, галстуков и костюмов. Дед любил выглядеть аккуратно и представительно. Не позволял себе ходить небритым или неподстриженным с грязной обувью. Мы с сестренками потрошили его шкафы, одевали шляпы, галстуки, устраивали ему вечером, как он приходил с работы, показы мод. Он аплодировал каждому выходу и смеялся.
Когда ему было хорошо и легко на душе, он пел. Очень любил частушки. Как запоет, да запритопывает, мы с сестрами в смех. «Дедушка, не пой! Ты не умеешь!» - а сами только и ждали, чтобы он начал. Игра у нас такая была. Дед поддерживал все наши затеи. Восхищался нашими каляками-маляками, придуманными танцами, но особенно любил играть в шашки и шахматы. Очень хотел, чтобы мы выросли умными и всегда гордился нашими успехами.
- Дедушка, а ты кого больше любишь, меня или Наташу? – часто спрашивала я.
- Всех люблю, вы же внучки мои, как иначе…
В поселке деда уважали, с любой проблемой – шли к нему, и он помогал. Возможность работать, быть полезным людям для него была смыслом жизни. Под его руководством к поселку построили новую подъездную дорогу, дома для жителей, ремонтировали котельные, регулярно подвозили продовольствие. Ради дела и людей он не жалел ничего, ни времени, ни сил. Всегда старался поступать честно, по совести. И именно это стало самой большой трагедией его жизни и жизни нашей семьи.