Гребец

Сначала он услышал свист,  почти в ту же секунду он почувствовал ожог на спине.  Плеть на мгновение прилипла к  нему,  и тут же отцепилась,  вырвав клок кожи. Вместе с ударом Он услышал отборную ругань в свой адрес. Он инстинктивно прикрыл глаза и сжал зубы, но нового удара не последовало. Только брань,  да окрики,  да команда грести.  Хотя он,  как и все остальные,  греб что было сил,  уже несколько дней, почти без сна. Про отдых говорить не приходилось вовсе.  Не для того его посадили на цепь на галерах,  чтобы он отдыхал.  Но сейчас,  видимо,  его  корабль куда-то спешил.  Он не совсем мог понять – куда именно,  слов он не мог разобрать, да и знаний его,  в этом языке,  что он слышал,  не хватало, чтобы понять  смысл тех обрывков слов, что долетали до него.  У соседей же Он спросить не решался,  попытка заговорить  могла закончиться  лишением языка.  Такие гребцы  на галере были,  и не один.  Капитан  их корабля не отличался  жалостью.  Он берег  своих гребцов,  кормил  их, но не выносил  лишних разговоров.  У каждого свои причуды.  В том месте, где Он попал на цепь  -  было так.  Но  молчание не слишком мучило его.  Тем более,  говорить не особо хотелось.  Он слишком устал для этого.  Ладони горели,  ощущая под собой  грубое дерево.  Хоть Его  ладони и были покрыты мозолями,  Ему казалось, что  руки жгло огнем.  Предплечья онемели от напряжения,  а спина.  Он ее почти не чувствовал.  Он не знал,  что такое может быть, как это,  не чувствовать части своего тела.  Лишь  получив удар плетью по спине,  и  ощутив  боль,  Его пронзило эта мысль.  Но Он слишком устал,  чтобы думать о своем теле.  Его мозг сейчас, как и на протяжении двух последних дней,  свербила  лишь одна  мысль -  куда они плывут.  И есть ли у Него шанс. 
Он украдкой поднял глаза и проводил взглядом надсмотрщика.  Тот шел вперед, выплевывая ругательства на чужом для Него языке,  и время от времени  полосуя кого то плетью.  Так же, как минуту назад – Его.  Эта ненавистная фигура  с плетью в руках, в грубом кожаном доспехе, с руками,  похожими на бревна.  Голова,  похожая на шар,  с коротко обрезанными волосами, и  без шеи.  Когда надсмотрщик  хотел  посмотреть по сторонам, он поворачивался всем телом.  Сейчас он шел  вперед,  выкрикивая проклятия, и делая резкие движения руками.  Но криков боли не было.  Лишь стоны сквозь плотно сжатые  зубы.  И пары рук,  сильнее ухватившиеся за весла. 
А  сверху,  с палубы,  раздавался гром барабанов.  Почему он не слышал  это раньше?  Не мог же Он настолько устать, чтобы полностью выключиться из реальности. Или мог? Он снова прикрыл глаза, не переставая грести, что было сил.  Он никогда не думал, что всего два дня беспрерывной гребли,  без сна,  могут довести человека до состояния  сомнамбулы.  Куда  же они гребут как проклятые?  Куда?  То, что они плывут в бой, у Него не было сомнений.  Ведь он попал на военную галеру.  Но Ему еще не доводилось участвовать в бою в таком качестве.  С  мечом в руке – да, приходилось, и не раз. Да и с топором, или копьем тоже. Но  – прикованным цепью к скамье,  с огромным с веслом в руках?! Нет. Это было впервые в его жизни. И Он ощущал нечто.  Запах безысходности.  Когда Он мог только грести.  Наверное, Он мог бы бросить весло, но что потом? Плеть, смерть, что? Он очень сильно вдруг ощутил, как же он хочет жить.  Все то позерство, которое было в нем, когда он бросался в бой. Куда оно делось сейчас.  Он чувствовал одно – Он очень хочет жить. Именно сейчас, когда смерть совсем рядом, когда они гребут как проклятые, в неизвестность.  А Он может лишь грести.  И больше от Него не зависит ничего.  Его жизнь – не Его.  Он впервые так сильно осознал это. Сквозь прикрытые глаза,  сквозь сорванную плетью кожу на спине,  сквозь запах пота и мочи, которым тут было пропитано все.  Это запах Смерти. 
Они продолжали грести.  Они все, прикованные и безвольные.  И в каждом  из них, сидящих на скамьях  и держащих огромные весла в руках  -  желание жить.