Тётя Соня

Мне повезло, у меня много родни. И по линии моего отца Щербакова, и по линии мамы Пастернак. Со всеми я встречался, с кем-то реже, с кем-то часто. Но об одной из родственниц, старшей сестре моего отца, я хочу рассказать особо.

Софья Ивановна Щербакова была старшей в большой семье, жившей на берегах Амура в селе Больше-Михайловское, где жила до совершеннолетия. Родилась она в 1912 году, и потом уехала по совету родителей в город Николаевск-на-Амуре, где после обучения стала работать портнихой. Встретила хорошего человека, Корнея Хомович, вышла замуж.  А вот её родителям и младшим братьям и сестрам повезло меньше. Отца Сони, Ивана Сергеевича, работавшего засольщиком рыбы, сочли кулаком, потому что в семье была лошадь, другая домашняя живность, хотя наемный труд в его хозяйстве не применялся. Но завидовали работящей семье местные лентяи и пьяницы, писали доносы. И когда этих доносов набралось много, отца Сони арестовали, как и двух его братьев – Михаила и Гавриила.  Арестованных увезли в Николаевск, а семью Ивана отправили на спецпоселение в село на берегу озера Чля, конфисковав почти все имущество, по большей  части растащенное теми, кто писал доносы.  Долгие годы это село называли Резиденцией, потому что там был перевалочный пункт материалов для прииска, расположенного вдали от озера. Потом село получило название Чля.  Так Соня оказалась оторванной от своей семьи.

Но через 9 лет, в 1940 году,  отца Сони реабилитировали, и тогда один из сыновей Ивана после окончания школы смог получать специальное образование. Это был младший сын в семье Костя, мой отец. Его все домашние звали Котька, одна из сестер Александра называла его так уже при мне, т.е. 30-летнего мужчину.  Котька приехал в Николаевск и поступил в местное педагогическое училище, чтобы стать преподавателем в начальной школе.  По-видимому, общежития у училища не было, потому что Костя стал жить в семье старшей сестры, где уже была дочь Лида. Старшая сестра его поила-кормила, учила уму-разуму, а он помогал её вести домашнее хозяйство. За первый год брат научился у Сони кроить и шить одежду – рубашки, брюки, что потом ему пригодилось в жизни.  Через год Костя перешел на заочную форму обучения, и уехал учителем начальной школы в далекий прииск в Ульчском районе.  В это время уже началась Великая Отечественная война, и Корнея забрали в армию.  Через год Костя закончил училище, и был распределен в  школу на другом прииске в том же Ульчском районе.  Оттуда его призвали в армию. Но если Корней воевал с немцами и был там убит, то Костя воевал с японцами, и судьба миловала его.  В начале 1946 года он уже был в Николаевске после демобилизации. Известно, что Сталин приказал увольнять из армии учителей в первую очередь.  Школы за годы войны потеряли очень много учителей, многие школы были разрушены, дети не учились, и надо было наверстывать упущенное в образовании молодого поколения.

Костя получил в местном областном отделе народного образования распределение в Тахтинский район Нижнеамурской области. Что было из одежды у только что демобилизованного солдата? Ничего, кроме солдатского обмундирования. И Соня отдала брату всю гражданскую одежду своего мужа, убитого на войне. С ней и поехал мой отец в Тахту, райцентр, где получил направление в Херпучинскую школу.  Но о его жизни у меня есть целая повесть, которая так называется «Повесть о настоящем Учителе».

А Соня с дочерью продолжала жить в Николаевске-на-Амуре, работала портнихой, и весьма хорошей, клиентов у неё хватало. Позже встретила хорошего мужчину, Петра Дмитриевича Шешунова, за которого вышла замуж. А Лида после окончания школы поступила учиться в педагогический институт в Хабаровске, на физико-математический факультет.  Там она полюбила своего сокурсника, который уже успел послужить в армии, и был на 5 лет старше Лиды. Они поженились. Так в семье Софьи Ивановны появился зять, Залесский Леонид Александрович. Какое-то время после окончания института (Лёня с "красным" дипломом, его оставляли работать на кафедре) молодые работали в школах Николаевска, а потом пришли на работу  в педагогическое училище уже в качестве преподавателей. Все это произошло в первой половине 50-х годов.

Я впервые увидел тетю Соню летом 1955 года. В тот год мы с мамой и папой поехали на Кавказ, в Ессентуки, потому что маме дали путевку в санаторий.  Ехать надо было на пароходе до Николаевска, потом тоже на пароходе до Хабаровска, на поезде до Москвы и далее на поезде до Ессентуков.  Вот во время первой остановки в Николаевске я и увидел свою николаевскую родню по отцовской линии, которая почти вся пришла встречать нас на пристань, где пришвартовался пароход «Комиссар», на котором мы приехали.

Остановились мы в квартире тети Сони, которая была в двухэтажном деревянном доме на первом этаже в Ключевском переулке. Две небольшие комнаты и кухня, где жили тетя Соня с мужем и семья Лиды – муж Леня и маленькая дочь Оля.  Спать нас уложили на полу около кровати, где спали тетя Соня и дядя Петя, тучный мужчина с огромным животом. Он работал шофером на грузовике – «полуторке», развозил по магазинам всякие грузы. Он брал меня с собой, мне очень хотелось покататься на машине, до этого я вообще не ездил на автомобилях.  Нам пришлось провести несколько дней в Николаевске. Пароходы вверх по течению до Благовещенска ходили не каждый день, и с билетами были проблемы, поэтому мы и задержались у тети Сони. К ней приезжали новые гости, которые тоже выбрали перевалочным пунктом Николаевск и квартиру тети Сони. И с каждой новой приехавшей семьей нам стелили все ближе и ближе к двери из комнаты.

Тетя Соня мне сразу очень понравилась. Улыбчивая, добрая женщина, полноватая, как все женщины в роду Щербаковых. Они с моим отцом были похожи друг на друга. Впрочем, и остальные родственники – дядя Гоша, тетя Шура, с которыми я познакомился в тот приезд, тоже были похожи друг на друга.  Но чем-то особенным в тот приезд тетя Соня мне не запомнилась, у меня хватало других впечатлений. Например, поездив с дядей Петей на его «полуторке», я брал в руки крышку от кастрюли и бегал с ней по переулку, изображая из себя шофера.

Потом мы стали ездить в Хабаровск к бабушке и дедушке, родителям моей мамы, почти каждый год, но не всегда останавливались в Николаевске.  Чаще местом пересадки на пароход были села Тахта и однажды Богородское. Так что снова увидеть бабу Соню мне довелось лет в 14, а потом в 16 лет. Почему я запомнил это? Просто в оба этих приезда меня привлекали вместе с отцом окучивать картошку на поле возле речки Камора. В первый приезд я встрял в разговор моего отца и Лени по поводу «Декамерона», когда Лёня немного напутал в одной из новелл, рассказывая её отцу, а я поправил.  И отец, и Лёня так внимательно посмотрели на меня, ведь мне было еще 14 лет. Пришлось сознаться, что «Декамерона» я прочитал еще в первом классе, но ничего не понял, и уже учась в более старших классах, снова взял книгу с полки у наших соседей, и более внимательно ознакомился.  А второй раз мы выехали на работу  поле целой бригадой, тогда я познакомился с Володей Голубиным, о котором у меня есть рассказ. http://www.proza.ru/2018/12/09/317

Потом прошло несколько лет, когда я снова попал в Николаевск-на-Амуре. Семья тети Сони жила уже в большой трехкомнатной квартире на улице Ленина, на втором этаже деревянного дома с высокими потолками.  Я приехал на практику в местную городскую больницу после окончания 4-го курса Хабаровского медицинского института. В семье Лиды было уже 4 детей, две старшие девочки – Оля и Алла, и два мальчика – Коля и Шурик.  Я катал Колю на багажнике велосипеда по всему городу, а он распевал песни. Он был музыкальный мальчик, часто слушал пластинки, но ни одну песню не слушал до конца, ставил другую пластинку.

Я был на практике целый месяц. Тетя Соня меня поила-кормила, как и всех в квартире. Лёня и Лида  были в отпуске, Лида помогала матери и занималась домашним хозяйством, а Лёня тоже был занят, выполняя по дому какую-то работу. Иногда мы выезжали с ним на мотоцикле в лес.  Его мотоцикл ИЖ-Планета с коляской позволял выезжать втроем, и оставалось еще место, куда складывать ягоды или грибы.

Помню, в один из дней у тети Сони резко поднялось давление – гипертонический криз, и её пришлось положить в больницу. Тогда все поняли, какую огромную роль играет тетя Соня в жизни семьи. Лида была вынуждена много времени проводить на кухне, чтобы приготовить еду для такого большого числе едоков. Правда, они привлекала себе на помощь девочек, но тем тоже хотелось больше побегать и поиграть с подружками, ведь были школьные каникулы.   Поэтому все ждали с нетерпением, когда же тетю Соню выпишут из больницы.  И вскоре та появилась в квартире, чтобы снова нести вахту на кухне.

Потом еще прошло время, лет 8, когда я снова, но уже со всей семьей, появился в Николаевске. В тот год, а это было лето 1977 года, мои родители собрались переехать в Хабаровск, и я повез своих близких – жену и детей, показать свою малую родину.  Тогда тетя Соня познакомилась с моей женой Людмилой и дочкой Наташей, а на обратном пути еще и с сыновьями Сашей и Сережей. Но эти встречи были не очень продолжительные, мы лишь провели в квартире у тети Сони по одной ночи. Сейчас я уже не помню, в какой квартире жила семья тети Сони.  Но что через 10 лет, когда я снова появился в Николаевске, они жили в хорошей 4-х комнатной квартире в кирпичном доме, в торце которого располагался филиал краеведческого музея, помню точно.

В это время я стал главным рентгенологом края и приехал в Николаевск в командировку, чтобы познакомиться с рентгеновском службой Николаевского района, оказать практическую помощь. Так что уходил к 8 часам в центральную районную больницу как на работу. В квартире жили три семьи. Одну комнату занимали тетя Соня и дядя Петя. В другой спальне располагались Лида и Лёня, а вот третья комната было отдана старшей внучке Ольге, которая недавно вышла замуж за Владимира Прокопенко. Оля работала медицинской сестрой в больнице, а её муж - техником по обслуживанию самолетов в Николаевском аэропорту.  Я наблюдал, как тетя Соня учила свою внучку азам семейной жизни.  Она просыпалась раньше всех, и шла будить Ольгу. Та вставала, готовила завтрак мужу, поднимала его, кормила и провожала на работу. Потом ложилась досыпать.  В это время я уже не спал, но лежал на диване в гостиной, стараясь не подавать вида, что уже проснулся. И думал, как же мудро поступает тетя Соня, обучая внучку семейной жизни.  Через несколько лет молодые уехали в Приморский край, и никаких проблем в их семейной жизни не было.

Я приехал в командировку, заранее обговорив, что буду квартировать у тети Сони, и спросил, что привезти из Хабаровска. Меня попросили привезти коробку мороженого. Это было просто, в Хабаровске была фабрика мороженого, поэтому купить картонную  коробку пломбира, и зимой привезти в Николаевск, было проще простого. Так что я выполнил просьбу из Николаевска. И тетя Соня решила меня угощать каждый день вареньем из своих запасов. Летом Лёня с Лидой, а иногда и с Олей, ездили в лес на мотоцикле, и привозили ягоду целыми ведрами. А тетя Соня варила из ягоды варенье. Утром она спрашивала у меня, какое бы варенье я хотел попробовать на ужин. Я никогда не был большим знатоком дальневосточной тайги, из ягод в нашем поселке знал жимолость, голубицу, бруснику, и в огородах росли малина и смородина. Но у тети Сони было не менее десяти сортов варений, сваренных из лесных ягод. Сейчас по давности лет я не могу их перечислить.

Тетя Соня всегда было очень хлебосольной хозяйкой, поэтому все проезжающие через Николаевск обязательно останавливались у неё. Будучи отменной портнихой, она имела и блат. Например, она купила мне в Николаевском мореходном училище, которое закончил еще в XIX веке знаменитый адмирал Макаров, настоящую морскую фуражку и пару тельняшек, которые в те годы были большим дефицитом. Поэтому у них всегда была красная рыба и икра, хотя Лёня никогда не был рыбаком. Видимо, их угощали соседи, которые уважали всю семью тети Сони. Честно скажу, я не спрашивал, откуда у моей родни красная рыба и икра, но в городе, расположенном рядом с лиманом Амура, куда заходит из океана горбуша, летняя и осенняя кета, так и должно быть.

Потом у меня были еще командировки в город Николаевск-на-Амуре, и как у главного рентгенолога края, и как у заместителя заведующего отделом здравоохранения крайисполкома. И я всегда останавливался у тети Сони. К этому времени уже умер её муж,   дядя Петя, уехала в Приморский края  внучка Ольга,  часто лежал в больнице внук Николай.  Много родни за эти годы покинули Николаевск – тетя Шура с мужем Иваном Ивановичем перебралась в Хабаровск, а дядя Гоша покинул этот мир. Да и мой отец безвременно умер.  Но связь с родней я поддерживал, и ниточкой, которая связывала всех родственников, была моя мама. От неё я узнал, что тетя Соня вместе с Лидой, Лёней и Шуриком перебрались в Лазовский район Приморского края, где в селе Старая Каменка купили два небольших домика.  Это совсем недалеко от бухты Преображения, куда ездили отдыхать к морю дочь тети Шуры Галя с мужем.  Однажды после такой поездки к морю на машине они мне  рассказали, как найти эту Старую Каменку.

В 2001 году мы с женой поехали отдыхать к морю в бухту Волчанец под Находкой.  Жили мы  в квартире нашей знакомой, каждый день ходили к морю купаться и загорать. Услыхав по радио, что на Приморский края надвигается очередной тайфун и несколько дней будет идти дождь, мы решили навестить родственников в Лазовском районе. Об этом у меня есть отдельный рассказ. Вот что я написал в нем об этой поездке.

Наш автомобиль «Тойота Марк-II» бойко мчит нас в Лазовский район. Для этого по пути из Находки, где мы отдыхали, надо было проехать по  Партизанской долине с её пирамидальными тополями, и потом подниматься на один из перевалов хребта Сихотэ-Алинь.  Было начало сентября, и глаз радовало разноцветье листьев на сопках.  Мы забирались все выше и выше, я почувствовал, что автоматическая коробка передач не позволяет ехать активно в горы, из-за недостатка кислорода в воздухе не так, как на равнине, переключает передачи, и принудительно включил вторую передачу,  и машина поехала резвее.  Кончился асфальт и далее шла обычная грунтовая дорога. В те годы никаких навигаторов GPS или Глонасс не было, я пользовался только картой автомобильный дорог Приморья и ориентировался на дорожные указатели.

Наконец, мы заехали на самую высокую точку перевала и сделали привал. Перед нами, вернее, под нами, была очень запоминающаяся картина.  Большое количество видимых вдали  сопок с вершинами, заросшими деревьями, создавали иллюзию какого-то парка с аккуратно подстриженными кустарниками в виде шаров. Как я вычитал, высота перевала над уровнем моря была около 1 километра, так что ничего удивительного в этой картине не было.  Затем мы поехали на спуск, долгий и пологий, потом въехали в другую долину, и, руководствуясь указателями вдоль дороги, нашли ту деревню, где купили два небольших домика наши родственники.  Она оказалась представленной немногочисленными домами вдоль единственной дороги. С одной стороны дома стояли вдоль  подножья невысоких сопок, покрытых темно-зеленой  листвой,  а с другой протекала неширокая речка и далее тоже была гряда сопок.  Остановившись у сидящих на завалинке группы мужиков, мы спросили, как нам найти нужных людей, и они весьма охотно нам подсказали.

Остановившись у домика, на который нам указали, я нажал на клаксон. Раз, второй, пока  у калитки не показалась знакомая фигура моей кузины Лиды.  Мы с ней не виделись больше десяти лет, но она не очень изменилась. И когда я вылез из машины и позвал сестренку, она бросилась ко мне навстречу.

Остаток этого дня и начало следующего мы провели в разговорах и воспоминаниях. А с Лёней, большим любителем шахмат, сыграли пару партий. В одной из них победил я, потом он взял реванш.  С учетом нашего пребывания в этой деревне «Старая Каменка» был оставлен план, по которому мы с Лидой на следующий день поехали в районный  центр, село Лазо, где жила старшая дочь Лиды Ольга Прокопенко с мужем  и двумя сыновьями.  Ольга, которая была на семь лет младше меня, приходилась мне племянницей, работала главной медицинской сестрой в центральной районной больнице, а её муж служил пожарником.  Оба сына Ольги жили самостоятельно, и мы с ними не увиделись.  Как положено у русских, опять было застолье, небольшая экскурсия на машине по районному центру, и мы поехали обратно в «Старую Каменку».

Был сентябрь, время сбора урожая, и весьма богатого. Лёня, почти всю жизнь проживший в  Николаевске-на-Амуре недалеко от холодного Охотского моря, пошутил: «Мы в Николаевске выращенные помидоры считали  штуками, а тут  ведрами», намекая на то, что в этом Лазовском районе очень высокие урожаи сельскохозяйственной продукции. Действительно, Лазовская долина была защищена одним отрогом Сихотэ-Алиня от холодных северных ветров, а другим отрогом от туманов Японского моря. Так что климат здесь был намного теплее, чем в Николаевске, всего около -10 градусов зимой, что по сравнению с сорокоградусными морозами в Николаевске совсем не принималось за мороз.  И ветра здесь были редкими гостями, так что урожай овощей, ягод и некоторых видов фруктов был весьма неплохой.  Поэтому  по приезду из райцентра мы с женой стали помогать убирать урожай.  Потом Лёня привлек меня к столярным работам, ему надо было помочь кое-что смастерить из дерева.

Вечер мы собирались провести за разговорами и воспоминаниями, но не тут-то было.  Вдруг к концу дня к нам завалилась целая ватага людей – Ольга с несколькими сотрудницами больницы. Видимо, она хотела похвастать родственными связями с высоким начальством в медицине. Я ведь еще год назад был заместителем директора департамента здравоохранения Хабаровского края.  Они привезли почти все для застолья, и через полчаса оно началось. Моя тетя Соня  в очередной раз сменила кофточку.  (Прим. - по фотографиям, сделанным в эти дни, я посчитал, что за 3 дня тетя Соня одевала 5 разных нарядов.  Ничего себе старушка в 89 лет!)  И когда застолье было уже в самом разгаре, вдруг из темноты нарисовалась фигура еще одного моего племянника – Шурика Залесского.  Оказалось, что его   рыболовецкое судно пришло в бухту Преображения, расположенную в 100 километрах от Старой Каменки, и он решил навестить родителей.  Для него, и для всех нас, это была неожиданная встреча.  Сабантуй продолжился с новой силой.  Фотография на заставке к рассказу сделана в этот приезд,  на ней тетя Соня и моя жена.

Это была наша последняя встреча с тетей Соней и Лёней. А вот с Лидой мы встретились в Хабаровске через год. А еще через год наша семья перебралась в Сибирь, и мы с Лидой переписывались. От неё я узнал, что прожив 75 лет, скончался Лёня, а по достижении 90 лет умерла и баба Соня. Причем умерли они тихо, неожиданно и не мучились от болезней.  Мне подумалось, что очень светлые и добрые были и тетя Соня, и её дочь Лида, которая тоже ненамного пережила своего мужа, и её зять Лёня, который все время называл свою тещу бабушкой. По крайней мере, при мне это так и было. Мне захотелось рассказать о своих впечатлениях о тете Соне, ведь еще живут её внучки, правнуки и правнучки, и это будет для них напоминанием о добрейшем человеке, Софье Ивановне Щербаковой, тете или бабе Соне.