2. 4 Все непросто!

        Колеблющееся пламя сальной свечи бликами скользило по гладкому лицу боярина. Для своих сорока пяти он неплохо сохранился: пережил четырех государей, отмечен за службу каждым по-своему. Феодор Иоаннович первым приметил, за что Годунов ревниво осадил. Утомил его князь своим местничеством. Все менялось в правлении государя Бориса Федоровича. Честь и привилегии при дворе доказывать нужно было делами, а не заслугами отцов-прадедов. А князь меры не знал.

        И терпение царя истощилось, из вторых в четвертые рынды сместил, а после вовсе в ссылку отправил – воеводой в Белгород. Не все де при царском дворе служить, да с холопами по полям, лесам бряцать оружием.

        Вот, тогда князь решил, что держаться следует ближе к Романовым. Братья, и особенно старший, держались старины, и была большая надежда, что придет время и Федор на смену «выскочке» Годунову поднимет правой рукой яблоко державы. По традиции отцов и дедов лучший способ сблизиться – породниться. Вот и стал князь приглядываться к младшей сестре Никитичей.
 
        А опыт воеводства в 27 лет, пусть в провинциальном городке, сейчас сгодился. Строптив и самоуверен был царев телохранитель и то назначение ему хороший урок. Как и неудачный местнический спор с князем Дмитрием Михайловичем (Пожарским). Род Оболенских того требовал, не ради забавы или игры, кровь бодрящей, за прадедов честь отстаивал. Он, князь в 22 колене от Рюрика!

        Впрочем, проигранные споры не стоили одного выигранного. А и таковые тоже были, только сейчас князь Борис понял, что результаты их были ничтожны. Так жизнь при дворе устроена. Не сравнить с истинной, только теперь им до конца осознанной, удачей его жизни – свадебный обряд с 19-ти летней Анастасией, что дал ему возможность получить боярство из рук государя Димитрия Иоанновича, который по тому времени считался ее двоюродным братом. К тому ж Филарет Никитич, родной брат Анисьи (так он ее звал наедине), вольно или невольно, но принял сан митрополита у Лжедмитрия.

        А сейчас служит пятому, Великому государю Московскому и всея Руси Михаилу Федоровичу.

        Десять лет спустя великий князь и государь Михаил Федорович подтвердил его боярский чин. И опять немалую роль сыграла родство: жена князя как-никак родная кровь - тетка государя. А ныне Филарет Никитич хиротонисан патриархом всея Руси и зовется Великим государем наряду, а то и наперед царя!

        Государь Михаил Федорович кроток и смирен, не в пример отцу. С возвращением в Москву патриарха, Борис Михайлович сразу ощутил на себе его не по родственному твердую и неласковую руку. Понял, что его карьера в Москве завершилась. Изумляла перемена к ближним боярам. И к нему тоже.

        Потому князь счел за благо подать в отставку со своего поста в сыскном приказе, и удалиться подальше от Москвы. И от патриарха, что так изменил после плена (или в плену?) свое отношение к нему. Объяснения тому доискиваться не стал…

        Направлен был он, боярин Борис, к Казани вершить писцовые книги. Поручение для боярина с его опытом конечно пошлое, но с государем не спорят! Все непросто! И не отделяемо оно от другого дела – управлять, вершить и править всем Казанским уездом.

        Добрая память о Лыкове останется не только по Казани. Более двух веков нижегородцы будут пользоваться весьма сложным для семнадцатого века сооружением – мостом через овраг, что будет выситься над Почайной-рекой на 80 метров, Моста уж нет, речку в канал замуровали-засыпали, а название  улицы «Лыкова дамба» сохранилось.

        Зато совсем непросто было князю управлять своими владениями в Костромских землях. В этой затаенной в северной дали, в царстве монахов-подвижников зло тлел, временами разгораясь, тревожный огонек конфликта между тремя обителями и посадскими с Галича из-за сенных покосов и рыболовных мест, что по речке Ихлемке.
 
        А он князь был там третьей силой, чья воля никак не проявлялась, но управляла сторонами конфликта. Несмотря на скрытные попытки утишить распрю строительством за его счет каменных храмов Новоозерского монастыря Святого Авраамия, дело дошло до государя.

        При жизни князя склока завершена не будет, слишком глубоки были ее корни. Тарханно-оброчные несудимые грамоты слал патриарх Иов при Иване Грозном, десять лет спустя жалованные и подтвердительные уставы привозили от патриарха Игнатия. Но спор возобновлялся с завидным постоянством.  В правлении Василия Шуйского в дело вмешается патриарх  Гермоген. При первом Романове усложнит отношения братии с посадскими Филарет Никитич, после него попытается вмешаться Иоасаф. И только Иосиф в 1652 году утишит соседей. Дело свершится легко тем, что посадские «не ходя на суд, в том Овинове лугу с росчистми и пожнями с ним, монастырем, розмирились и дали <…> память за отцов своих духовных руками, что тот Овинов луг с росчистми и иные пожни и сенные покосы их, монастырские, и им, посацким людям, в тот Овинов луг впредь не вступатца».

        К тому времени князь Борис у же пять лет, как обретет покой в Пафнутьев-Боровском монастыре под Калугой.