Сиреневое платье

Из  райцентра Маринка возвращалась домой на электричке. Настроение было переменчивым: то она начинала ругать себя за эту нелепую поездку и за свое легкомыслие, то, посмотрев в окно, мгновенно уносилась мыслями  куда-то вдаль, и на душе тогда становилось теплее и радостнее.
За окном пробегал август, с безмятежными пока  небесами и еще зеленой листвой деревьев. Странно: Маринке казалось, что выйди она сейчас на первой же остановке – и все ее сомнения  и тревоги тут же улетучатся: там, в этом августе, есть кто-то , кто ее обязательно поймет и не осудит, потому что за окном, наверно,  совсем другая, не похожая на ее, жизнь.
Но поезд шел дальше, и глаза Маринкины  снова  невольно скользили по вагону..  Он был наполовину пуст. Пассажиры, отдавшиеся власти машины, безвольно покачивались  из стороны в сторону всем корпусом.  Когда Маринка бросала на них быстрый  взгляд, ей виделось в этом общем согласном покачивании что-то осуждающее. Вот в соседнем ряду у окна устроилась женщина лет  пятидесяти пяти. На полу у ее ног пузатилась большая хозяйственная сумка- оправдание сегодняшнего путешествия (да и всей жизни!). Из сумки выглядывал пакет с баллончиком  дихлофоса и упакованными лампочками. А под этим пакетом, наверное, был  еще целый магазин всякой хозяйственной всячины! И все, конечно, было нужно! Съездила  не напрасно! Домой возвращалась  довольная, изредка позевывала и равнодушно посматривала в окошко.
Напротив женщины  , прислонившись головой к оконной раме и так же слегка покачиваясь, дремал смугловатый сухощавый  парень , одетый в пятнистую рабочую куртку защитного цвета.  Лицо его показалось Маринке очень строгим, оттого что между бровями пролегла уже глубокая суровая морщина. Наверно, работяга, возвращался домой откуда-нибудь с ночной смены.  Чуть дальше уютно расположились рядышком две приятельницы средних лет и без умолку тараторили о чем-то очень важном – может быть, обсуждали урожай картошки или  делились  новыми рецептами заготовки помидоров. Женщин   Маринка видела лишь по плечи. Но можно было догадаться, что  рядом с ними  тоже громоздятся солидных размеров хозяйственные сумки. Ох, как хорошо они были ей знакомы! Ни одна ее поездка в райцентр без таких сумок  не обходилась! Все, от великого до смешного,  можно было обнаружить в их недрах, потому что не только для себя набирала  она товаров. Работала Маринка социальным работником-  надомницей( так называли старики), вот и приходилось ей  каждый раз навьючивать на себя огромные сумки  со стариковскими заказами  и , потея, разносить их по своим престарелым клиентам. Не по должности, конечно, старалась: просят - как тут откажешь?
Но сегодня… сегодня все было по-другому. Об этой Маринкиной поездке никто не знал, да и сама она еще вчера вечером не была уверена, что решится на нее. Все произошло быстро, необдуманно,   и вот  сейчас в ее небольшой дерматиновой сумочке, аккуратно завернутое в пакет, лежало легкое сиреневое платье.
Ей почему-то казалось, что сначала оно ей все-таки приснилось. Именно такое – сиреневое, длинное до пят, чем-то похожее на облако! Иначе как можно было объяснить, что, увидев  его неделю назад  в витрине  магазина, она  как вкопанная стала на месте и уже не смогла пройти мимо? А когда, робко войдя в магазин,  все-таки решилась примерить его, из соседних отделов магазина сбежались продавцы, чтобы на нее посмотреть.  И Маринка чувствовала, что восхищаются ею абсолютно искренне.  В свои 38 лет она сумела  сохранить хорошую фигурку,  которую почти не испортило ни рождение сына, ни тяжелая деревенская жизнь одинокой женщины. Только самой Маринке до этого дела не было: однажды брошенная, не верила она уже больше ни в свою женскую силу, ни в счастливую судьбу и даже злилась, когда ловила на себе долгие мужские взгляды. Ей нужно было растить сына, вести домашнее хозяйство, зарабатывать как-то на жизнь, а не амуры разводить! Вот и сейчас внимание посторонних людей стало ей неприятно, словно ее публично оголили и вывели на подиум . Сердце тревожно сжалось, росло непонятное раздражение, и  она поспешила выйти из магазина. Но платье…, платье почему-то  зацепилось  в ее памяти.
С мужем Маринка прожила мало. Он был ее первой и единственной  любовью – томительной и вязкой. Еще в восьмом классе затянули ее в свой омут карие Серегины глаза, да так затянули, что все свое девичество ни о ком она больше думать не могла. Он был на год старше  и оттого смотрел на нее немного свысока, тем более что о чувствах ее догадывался.   Встречались они мало, но  когда он уходил в армию, то  полушутя бросил : «Жди». Наверно, Серега вскоре и сам забыл бы об этом, да Маринка не дала забыть – дождалась. Вскоре они поженились, и медицинское училище, куда она поступила сразу после школы, так и осталось неоконченным. Конечно, Маринка всегда чувствовала, что Серега  не тянется к ней, не смогла она завоевать его сердца ни своей верностью, ни  лаской, которая поначалу была какой-то шальной, необузданной и лилась, лилась бурным потоком. Но надеялась все-таки, что со временем привыкнет муж к ее нежности и уже не сможет без нее обходиться. Наивная надежда всех любящих женщин! Не привык. Он работал шофером в сельхозартели, работа без твердого графика и часто без выходных, вызовут- поспешай! Сначала Серега недовольно ворчал, на судьбу жаловался, даже уходить порывался несколько раз. Но потом как-то  поутих, стал молчаливее и сдержаннее , а ставшие вскоре частыми задержки по вечерам объяснял просто: работа.   Маринка, бывшая тогда в декретном отпуске после рождения сына и в хлопотах своих ничего не подозревавшая,   тихо радовалась – успокоился! Значит, все будет, как у людей-и она робко  строила планы на будущее. Но, оказалось, что  это было затишье перед грозой, которая разразилась внезапно, больно и страшно, камня на камне  не оставив от Маринкиных планов и долгой ее любви. Однажды муж не вернулся домой с работы, а на следующий день к вечеру пришел поздно и объявил, что уходит, что встретил другую женщину, а ее, Маринку, просит его простить и не поминать лихом. Как он уходил, впопыхах собрав вещи, что говорил напоследок, Маринка не помнила. Но почему-то отпечаталось в памяти навсегда, что у калитки во дворе он так и не оглянулся… 
Вскоре Сергей уехал из их поселка. Когда видела его в последний раз, не узнала в нем  своего неразговорчивого, всегда мрачного мужа: в глазах его пряталось тихое, спокойное счастье...
…Сын вырос замкнутым и этим часто напоминал отца, о котором знал лишь по материнским рассказам. Тот присылал алименты, но взглянуть на своего взрослеющего отпрыска так никогда и не удосужился.   А Маринка старалась любить за двоих. Она считала себя виноватой перед сыном в том, что растила его одна, и это чувство вины выливалось у нее часто  в порывистую и надоедливую нежность,. Было в ней что-то заискивающее и унижающее Маринку. Сын, казалось,  чувствовал это и с годами становился все дальше. Окончив девятилетку, он уехал в город, поступил в техникум и домой наведывался от случая к случаю. А   Маринкина жизнь превратилась с тех пор в тревоги  и ожидания. И без того привыкшая ценить каждую копеечку, теперь она стала еще экономнее. Часто по ночам, словно от неведомого толчка, просыпалась и плакала: сердце обливалось кровью при  мысли, что где-то далеко, совсем одинокий и беззащитный, спит теперь ее кровиночка-сынок, и случись  там с ним какая беда- она уже ничем помочь ему не сможет.  А утром последняя прибереженная копеечка уходила переводом в город. Но чем чаще Маринка  терпела лишения, оставаясь порой  целыми неделями на  каше, картошке и хлебе, тем довольнее была собой: все ей казалось, что этим она искупает свою неведомую вину перед сыном. А самой ей много ли нужно! Жива-здорова, бегает пока – и слава Богу!
Что с ней случилось неделю назад, она не понимала. Воспоминания о сиреневом платье почему-то не давали покоя.  Ну  велика ли невидаль! Да и зачем оно ей, легкое, почти воздушное,  при ее-то работе и с ее нищенским достатком?! Куда в нем отправляться?! – Но мелькнуло тогда, в момент его примерки, что-то неуловимое в  душе. Догадка ли какая -то  неожиданная или воспоминание о чем- то давно забытом, но важном – Маринка этого  не успела понять.   Словно неведомая подсветка  на мгновение появилась тогда в ее жизни - появилась и исчезла. А забыть об этом не получалось. Вот и отправилась она сегодня за платьем, чтобы найти то, не зная что…
Электричка медленно подползала к Маринкиной станции. Пассажиров, с их бесчисленной хозяйственной поклажей,  в вагоне почти не осталось, и , может быть, поэтому Маринка чувствовала теперь себя немного увереннее. Усмирив внутренние терзания , словно поставив  точку в споре с кем-то посторонним, она даже тихо произнесла вслух: «Захотела – и купила!».  А вернувшись домой с покупкой , отложила сумку с платьем подальше и решила, что примеркой займется вечером, когда уже никакие посторонние дела отвлечь не смогут.
 Ни один  день не казался Маринке таким долгим, как этот! Но почему-то и нарушить данного себе обещания она не хотела: решила вечером примерить - значит,  вечером и примерит! Только, странное дело, за что бы ни бралась она сегодня, все казалось ей каким-то второстепенным, мало значащим. Даже с сыном по телефону поговорила, словно сыграла затверженную, надоевшую роль.
Когда наступил вечер и дом обволокли сумерки, Маринка закрыла входную дверь на ключ ( чего уже давным-давно не делала) и достала платье. Оно, действительно, было похоже на облако: белый цвет облегающего лифа от талии плавно переходил в сиреневатый оттенок, а к низу платье становилось густо-сиреневым, играющим светом и тенью во множестве свободных складок. Маринка надела платье и подошла к зеркалу. Увидев свое отражение, она так и  застыла на месте:  оттуда на нее смотрела Женщина. Спокойная, красивая и величавая, казалось, только что рожденная из сиреневого облака. Это была она – МАРИНА, никому , даже себе самой, не известная- другая. Марина – так торжественно, полностью произнося это красивое имя, обращался к ней когда-то влюбленный в нее  одноклассник. Она посмеивалась над ним, видя  в этом лишь ненужную пафосность и фальшь. Где он теперь? Вспоминает ли ее?.. Тогда у нее были длинные, слегка вьющиеся каштановые волосы – предмет ее гордости и  зависти подруг. Косу она расплетала редко, лишь на школьные вечера, ну а  когда расплетала, вся ее красота предназначалась одному-единственному  человеку-  Сергею...
…Она отошла от зеркала и вновь приблизилась к нему, не отрывая взгляда. Ей вспомнилась ее любовь. Вечер первой встречи, хрустальный  ноябрьский воздух, в котором было разлито столько надежд; старый развесистый клен под фонарем, остатками желтой  листвы словно  согревавший тогда; долгожданный влажный поцелуй…
…Она стала медленно кружиться  перед зеркалом.- и вот уже видела себя невестой в воздушном платье. Какой счастливой  она была в тот день! А счастливые женщины бывают прекрасны особенной, глубинной красотой, и случайный прохожий, остановленный свадебным эскортом для поздравления молодых,  восхищенно крикнул ей тогда: «Царица!»…
…Она остановилась, медленно подошла к зеркалу - смотревшая на нее оттуда женщина тихо прошептала ей: «МАРИНА».
… Всю ночь Маринка проплакала.