Триумф смерти

Ирвину
 
 Опуская фатические приветственные обороты, напоминающие приторно-сладкую куртуазность, я сразу перейду к сути, задав тебе волнующий вопрос: а так ли важно писателю танцевать вальс с обществом, дабы подглядеть пару-тройку сносных сюжетов? К чему нам, ремесленникам слова, наделённым болезненной фантазией творческого воображения, наши сны? Зная твою любовь ко всякого рода диспутам, я с нетерпением жду ответа, но сначала поделюсь описанием кошмара, который осквернил храм моего ночного отдыха.
 Всё началось тихим вечером. Я прощался с солнцем, уходящим за горизонт. Оседлав коня, я лихо на него запрыгнул и решил насладиться галопом, но вдруг почувствовал оцепенение. Страх буквально сбил меня с ног, и я с грохотом полетел вниз, приземлившись в колючий шиповник. То, что увидел дальше, клянусь, никогда не забуду: моя лошадь, захлёбываясь пеной, превратилась в измученное и костлявое животное, несущееся прямо на меня.
 По Кьеркегору, мы ощущаем сердцебиение жизни наиболее явно лишь тогда, когда попадаем в пограничные состояния. Он прав. Именно в это роковое мгновение я почувствовал себя преисполненным энергией и с глазами навыкате понёсся по свежей росе вечернего поля. Мои ноги, казалось, бежали впереди меня, но всё же есть некая сила, которая остановит даже ветер: мерзкий скелет, оседлав бедную клячу, мастерским взмахом длинной косы нанёс удар, сбивший меня с ног.
 Каноничность, банальность образа Смерти, впившегося в мои окровавленные ноги пустотой своих глаз, угнетала больше, нежели брызжущие ручейки крови и хруст раздробленных костей. Однако мне суждено было родиться под счастливой звездой: Смерть пролетела мимо, направившись в город.
 Впрочем, не знаю, что лучше: мгновенная смерть или мучительная боль вперемешку с панорамой голландской земли, превратившейся в сущий ад. Мне до сих пор не хватает мужества рассказать обо всём в мельчайших подробностях, поэтому остановлюсь лишь на том, что остро отточенным клинком впилось в мою память.
 Полчища восставших из своих гробниц мертвецов, вооруживших мечами, ринулись штурмовать город. Младенцы, женщины, купцы, торговцы, животные, дома — под их сокрушительными ударами погибало всё. Смерть без труда пронзала сердце Жизни. Лишь немногие противились своей участи, большинство же рабски безропотно принимали чашу с ядом.
 Король, мечущий тупые стрелы приказов, бился в предсмертной агонии, будто загнанный зверь. От вездесущей Смерти не спасают ни корона, ни слава, ни деньги. Поверь, одна сцена вселила в мою окровавленную сущность призрачный блеск надежды: отрешённая от всего мира пара влюблённых не замечала даже хаоса и насилия, но и им, к сожалению, пришлось услышать дисгармонию реквиема, сыгранную на испепелённом органе.
 Ах, эти не замечающие кровавого потока жизни избранники искусства, целующие губы бесконечности в исступлении захватывающего чувства! Какая Смерть с её ужасающей холодностью, когда есть лютня, наполняющая музыканта теплотой смысла в его последние минуты жизни!?
 Мы, люди, постоянно куда-то спешим, стараясь найти пристанище, наполненное негой счастья, но в конце концов попадаем в уютную деревянную ловушку с захлопывающейся крышкой. Кто-либо когда-нибудь задумывался о том, какую ноту испускает крышка гроба, плюхающаяся на измученное жизнью тело? Вероятно, для многих — это мажорная нота, символ конца затянувшейся земной бессмыслицы, но есть, я знаю это, плачущие гробы, издающие протяжный минорный стон. Они будто сожалеют о том, что столь яркая жизнь оступилась, сорвавшись в прожорливую пропасть могилы.
 О Боже, сколько насилия, грубости и бесчеловечности я видел этой ночью!Пожалею тебя, Ирвин, и не буду кровавыми мазками, смешанными с человеческой плотью, изображать сцены казней, учинённых Смертью. Ты рассказывал мне об ужасах повешения, но что ты знаешь о колесовании, когда несчастному ломают кости и оставляют умирать от шока и обезвоживания? Или когда жертва, придавленная жёрновом, захлёбывается, медленно погружаясь на дно реки?
 «Вернись, уплывающее солнце Жизни, испепели своей радостью Смерть, учинившую позор над человечеством! Сотри закат, вымазанный человеческой кровью и украшенный грудой черепов! Пусть снова будут кишащий город, любовь, музыка, природа, смех, жизнь!» — заорал я во сне и, слава Богу, проснулся от гула собственного крика. 
 И вновь Голландия, лопасти мельницы, жующие зерно, а не человеческие кости, приветливое солнышко, ласкающее разноцветные домишки, люди, мирно идущие по своим делам, и моя старая добрая лошадка, весело отмахивающаяся от мух…  Вновь Жизнь, Ирвин! Я жив! Мы живы!
 Был ли это триумф Смерти? Возможно. Однако Жизнь всё-таки воскресает, побеждая Смерть в извечной схватке.

 Андрей Варвар, свидетель триумфа смерти