Мотылёк Книга 2 Глава 14 Воронка искажений

                "ЭПОХА ЧЕТЫРЁХ ЛУН" (Отредактировано)

                Том 2

                "МОТЫЛЁК"

                Глава 14

                «Щедрый Гаввах»
                или
                «Воронка искажений»

   Осторожно! Глава содержит подробные описания насилия и жестокости.
   Людям младше 35 лет, впечатлительным и со слабым сердцем — не читать.

  Итак:
  Накануне горожане Вустершира узнали от тайного доверенного посланца графа в город о том, что шесть договорщиков благополучно нашли общий язык с хозяином Уорикского замка. Что граф согласился на выделение ссуды и зерна на год всем бедствующим. Горожане и денно, и нощно благословляли своих парламентёров в светлых, искренних молитвах.
  Ранним утром вустерширцы отправились на предложенные графом поля и заливные луга, что располагались на острове, естественно ограждённом с трёх сторон рекой Северн в местечке Криплгейт. Предвкушая получить обещанное, они намеревались, не теряя драгоценного времени, сразу начать пахать и сеять на благодатной земле.
Люди собрались там и с надеждой, и нетерпением ожидали новостей.
  Ждали и весь следующий день до самого заката, переговаривались и волновались. Солнце снова приближалось к горизонту, и радость у людей потихоньку сникала.
Но вдруг на поля по мосткам выехали всадники. Из-за невысокого берега, кустов и деревьев стали появляться не землемеры и сборщики податей, чтобы выдать деньги, а лучники, пешие солдаты, латники и прибывшие из соседнего графства наёмные рыцари.
Поднявшись на ноги, крестьяне заметили, как войско быстро выстроилось по периметру заливного островка и остановилось.
  Горожане заволновались и отступили. Находившиеся по внешним краям крестьяне осознали, что остров окружён со всех сторон. Озираясь, вустерширцы не понимали, что происходит. Спрашивая друг у друга: «Что видно?» — не получали внятных ответов от соседей. Тревожась, матери прижимали к себе чад. Отцы, прикрывая собой семью, на всякий случай вооружились мотыгами и выступили вперёд.
  То, становясь на цыпочки и широко распахнув глаза,  то, подпрыгивая и вытягивая шеи, люди беспокойно перекликались:
— Что там? Землемеры?
— Дождали-ись! Слава Иисусу! Услышал наши молитвы!
— Наконец-то! Везут. Везут!
  Но, находящиеся перед войском на переднем крае мужики, стиснув зубы, молчали и настойчиво оттесняли соплеменников назад. Оказавшись, словно овцы на заклании, люди исподволь отходили к центру острова и, толкаясь, сбивались в кучу. Наряжённый гомон возрастал.
— Ну что там — говорите! Не молчите!
— Что происходит?!
— Не толкайтесь!
— Не давите! Осторожней, больно! Рука!
— Э-эй! Ге-ей! Дочь мне целомудрия лишите! — защищая Марию, Марфа Тайллер локтями сдерживала напирающих соседей. — Остановитесь уже! Всем зерно поровну достанется!
— Зерно везут? Да, пап? — поглядывая на соседскую отроковицу и одновременно настойчиво дёргая своего отца за рукав, допытывался глазастый исхудавший мальчонка с потешно оттопыренными ушами.
  Вдоль берегов арьергард войска, будто по команде, бряцнул щитами и выстроился в несколько рядов. Между ними и крестьянами постепенно образовалось пустое пространство саженей в двадцать-тридцать.
  Те люди, что находились у деревянного мостка, услышали цокот копыт, а потом и увидели, как по нему на возбуждённых лошадях проехали вперёд шесть рыцарей в белых плащах, обряженных, как перед турниром. Вооружённый до зубов авангард наёмников наглухо закрыл за ними въезд на Криплгейт.
  Остановившись на мгновение, рыцари пришпорили лошадей. Направив своё оружие вперёд,  поскакали мягкой рысью вдоль рядов солдат и вустерширцев.
  Издали крестьянам не было понятно, какие флаги на копьях «благородных рыцарей».
Разглядев развевающиеся окровавленные рубахи и изуродованные головы переговорщиков, люди оцепенели. Узнав в искажённых гримасах лица своих родных и договорщиков, горожане содрогнулись и возроптали. Надежда сменилась отчаяньем. Гнев и скорбь наполнили умы и души. Кровь рванула по жилам, ударила в головы. В груди перехватило дыхание.
  Обезумевшие от ужаса женщины заголосили. Вторя матерям, заплакали дети.
  Часть крестьян обессиленно поникла плечами.
  Другая, в ком была кровь воинов, осознала, что придётся сражаться насмерть. Они стиснули зубы, подняли вилы, кирки, мотыги.
  СТРАХ, будто хищная птица Рух, пролетел над Криплгейтом, вонзил дрогнувшим людям ледяные перья-стрелы в сердце. Одним он открыл глаза, пробудил решительность. Другим — сковал волю к борьбе и отнял последние силы.
  Увидев смятение на лицах горожан, всадники сорвались в галоп и с устрашающим гиканьем понеслись по кругу, как по арене.
  Никто из присутствующих здесь простых людей не мог поверить в то, что видят их глаза. Горожане не смогли сразу осмыслить того, что во всё горло выкрикивала шестёрка:
— Во-от! ВО-ОТ ваши золотые семена, чернь!

  Последние лучи закатного солнца скрылись за багровыми тучами. Шестёрка всадников завершила круг и метнула головы договорщиков в толпу. Люди заголосили, бросились врассыпную.
  Громыхнул колокол церкви Святой Марии и, набирая набатную мощь, отсчитал наступивший час.
  Войско, лязгнув, сомкнуло щиты, выставило копья, натянуло луки. Авангард обнажил мечи, пустил вскачь лошадей…
  Ловушка захлопнулась, и далее… НИЧТО! Паника, кошмар и ужас! Кровавый бой насмерть! Крики, слезы, тщетные усилия спасти детей и попытки сопротивляться и выжить!

— Мария! Брось всё! Бегом за мной! — сообразила Марфа Тайллер.
  У неё мелькнула мысль о том, что дочь постоянно играла со старшими братьями и с Флави в викингов. Марфа сейчас пожалела, что часто ей препятствовала. Но надеялась, что у шестнадцатилетней Марии есть кой-какие навыки боя и это поможет ей постоять за себя.
  Подхватив вилы и расталкивая спасающихся людей, Марфа отчаянно и ловко отбивалась от латников и рвалась с дочерью через хаос к реке.
  Взглянув на воительницу, Мария изумилась и изворотливо уклонилась от меча всадника. Подражая матери, она подхватила обломок грабель и дерзко защищалась от набросившегося латника.
— Смелей, викинг! Прикончи его, как быка! Не отставай! — раскрасневшись, рявкнула Марфа.
  Круг смыкался всё быстрей и быстрей и, ещё задолго до темноты, поля и луга были густо усеяны человеческими телами. Земля до тошноты, до рвоты была полита кровью женщин, стариков, детей и тех, на кого в их семьях смотрели, как на последнюю надежду на будущее.

  Вы спросите: Почему это произошло? За что? И где же мальчик? Где тот, совсем юный тринадцатилетний мальчик, который должен был предупредить город об опасности и предательстве графов?
  Я не знаю, что Вам на это ответить, читатель. Не знаю. Просто мне чужды нравы знати. Я сотни раз задавала себе в юности этот вопрос:
  Почему так сложилось тогда?
  И почему с тех пор так складывалось не единожды по всем землям наших предков - древних Ариев?
  Почему нами - их детьми допускаются одни и те же ошибки?
  Но в девяностых годах двадцатого века ответа я так и не получила.

  Часто вспоминаю слова пророчицы Сивиллы Тарталии Нады из Введения к первой книге.
  Она как-то сказала Гейбу Тэйлю:
  «Всем враждующим народам необходимо вспомнить, что мы когда-то были одна крепкая Семь-Я. Нужно сложить оружие и прекратить братоубийственные войны, договориться за одним круглым столом и вновь объединиться в Семью. Потому что общий враг у нас не пред глазами, а, хищно оскалившись, стоит на расстоянии за спиной и жаждет следующих жертв. Для того и приходил Радомир из Рода Меровингов, чтобы сказать об этом и спасти заблудшие народы».

  Прежде я, наивная девочка, думала о трагедии в Вустершире:
  «Почему так произошло?
  Может, потому, что граф Вустершира в ту весну сам был в растерянности?
  Был напуган второй год громко ропщущей голодной толпой и так защищался?
  Был оскорблён их «наглостью» — обращением с жалобами к более сильному землевладельцу? И это унизило его?
  И, он вначале поразмыслил, прислушался к совету мага, и послал гонца. А тот оболгал договорщиков, превратив в заговорщиков. Несчастные, не произнеся ни слова, были обезглавлены. Так граф подтвердил свою силу.

  Теперь эти рассуждения мне кажутся детскими и наивными.
  Из-за скрытой от нас истинной истории мы не можем увидеть причину и не можем ответить на вопрос:
  «Ради чего все интриги и кровь?» «Потому, что они нужны Нелюдям!» Власть, статус и политика — может быть. Но, думаю, за этими видимыми причинами есть что-то более важное. Глобальное!
  Но, если отстраниться от деталей и попытаться рассмотреть общую картину в ретроспективе, то возникают вопросы:
  Кем и зачем по всем землям нашей великой пра-пра Родины Даарии всегда развязывались войны?
  Кем и зачем практиковались многотысячные человеческие жертвы «неким богам» в Европе, Азии, Америке? Везде!
  Кем, зачем и фактически на кого была организована «охота на ведьм», которая не прекращалась вплоть до середины восемнадцатого века? И в результате которой живьём сгорели на кострах тысячи тысяч женщин, девушек и девочек по всей "Европе". И точно будет сказать: на землях нашей единой в те времена большой страны Тартарии (Цар Царии) — Великого Царства Царств.
  И куда из персидского Иерусалима после распятия Радомира бежали его мать и беременная дочерью жена — Мария Маг Долины?
  Наверное, домой, на земли франков, в Долину Магов. В замок Мун(Луна)Сигюр (Сияющая).

  На мой взгляд, истина скрыта не только в ответах на эти вопросы. Знаю ещё, что с кровавого эпизода, который будет описан ниже, многое в центральной части Англии начало быстро меняться. Развитие событий получило новый виток именно в замке Уорик (или как его ещё называют — Варвик), именуемом историками "Кузницей Королей". Варвик (Кровавик) — Кузница Королей? Интересное звучание, не находите ли?

  А как же мальчик? Да, он добежал. Добежал почти вовремя, превозмогая себя, как герой-спартанец, преодолевший 45 километров пути, и поведал о вероломстве графов и лордов. Но ему в родном городе никто просто не поверил. А «доверенные люди», которые случайно услышали его горячий правдивый рассказ, ему тут же в подворотне и перерезали горло. Волею  судьбы мальчик попал не в те руки.
  И кто в таких делах поверит ребёнку? Вы бы сами — поверили?
  Итак: история гласит, что солдаты Уорикшира получили приказ от Роджера Мортимера — регента маленького графа Томаса де Бошана, истинного наследника, хозяина Уорикского замка:
— Обойти все закоулки замка, тщательно осмотреть вокруг стен и разыскать рыжеволосую полукровку в мужской одежде. Смуглую, стриженую, лет пятнадцати. Перевернуть весь город, но найти её живой или мёртвой! — передал приказ солдатам посыльный графов Ланкастера и Мортимера.
  Глашатай на площади громогласно объявил горожанам:
  «Тот, кто выдаст место нахождения заговорщицы, предательницы, еретички и ведьмы, покусившейся на жизнь мирных договорщиков, жизнь молодого графа Томаса де Бошана, графа Роджера Мортимера и герцога Ланкастера, получит награду. Пятьдесят золотых монет!
  А тот, кто выдаст и бежавших её сообщников, которые коварно погубили парламентариев из дружественного графства Вустершир, тот освобождается от всех городских налогов сроком на год»!
  Несколько конных глашатаев быстро разнесли эту весть по всему Уорикширу.
Подобное известие о предателях получил и Вустершир. Так убийцы "перевели стрелки" — объявили награду за поимку "себя" и запустили кровавую охоту.
  Обманутые люди, обуреваемые искренним стремлением к справедливости, бросились в грязную игру "Найди козла отпущения" и... разделились взаимным подозрением. Поползли грязные слухи, пошло брожение умов даже среди тех, кто с кровавых полей чудом ускользнул домой. Никто ничего не понимал. Не у кого было узнать правду, и почти все поверили в грязную ложь. Вдобавок, обнищавшим и голодным людям трудно устоять перед соблазном деньгами.
  А изувеченная «виновница», которую все так старательно искали, в беспамятстве лежала на берегу реки Эйвон, свалившись в кучу остывающих трупов.
  Удар от падения с высоты вышиб воздух из лёгких Флави-Ар, и она потеряла сознание. Кроме того, воительница получила чудовищные травмы: сломались обе ноги, позвоночник в пояснице, и оказалась раздробленной тазовая кость. В бесчувствии Флави скатилась с крутого склона под башней Цезарь, и лежала в тени прибрежных деревьев несколько часов. В тот момент, когда солдаты её нашли и вытащили из-под тел погибших, она очнулась и застонала.
— М-м! — и попыталась открыть глаза.
— А-а?!! Эта стерва жива! — радостно и громко воскликнул кто-то.
— За живую деньжат отсыпят побольше!
  Сквозь всепоглощающую боль она смутно слышала голоса солдат.
— Вот она, рыжая ведьма с обрезанными волосами!
— Тащите её сюда!
— Магистр сказал, что хочет лично допросить её перед смертью. И на вашем месте я бы медлить не стал!
  Бесцеремонно подхватив под локти израненную девушку, солдаты волокли её по земле, на ходу пинали ногами, а она, сжав зубы, молчала. Флави-Ар была сама удивлена тому, что адская, сквозная боль исчезла. Она почему-то не чувствовала ног будто их вовсе нет. Боль возникала только когда сжимали и выворачивали руки. Голоса солдат звучали в голове, будто эхо в пивной бочке. Силуэты странно раскачивались и расплывались.
  Флави нестерпимо хотелось кричать, но, сцепив зубы, она молчала.

  А в это время, чудом выбравшись из мясорубки на башне Цезарь, Глэдиас и Ксандр перебрались через рукав реки Эйвон и укрылись в зарослях на островке.
Оба смертельно устали. Прячась, прислушивались к звукам возможной погони и приходили в себя. Отдышавшись, братья осмотрели друг друга. Глэда очень напугала рана Ксандра. Он понимал, что рассеченная правая ключица обездвижила руку, но брат ещё сможет сражаться левой. Боль высасывала у братьев остатки надежд выбраться из Уорикшира живыми. Ксандр истекал кровью, слабел, замерзал, но старался подавить растущее чувство обречённости. Сняв доспехи, Глэдиас разорвал свою рубаху, остановил кровотечение и надёжно привязал руку младшего брата к животу. А Ксандр скрежетал зубами и, бодрясь, старательно изображал, что он полон сил, а увечье — всего лишь царапина.
  Братья решили, что нужно обязательно найти тело Флави и отвезти домой.
Таясь, ребята вернулись в Уорикшир.
  Не прощаясь, Глэд быстро ушёл. Владея одной рукой, Ксандр с трудом вытащил припрятанный меч, выкрал поочерёдно трёх лошадей и ждал Глэдиаса в условленном месте.
  Стащив с трупа грязный плащ, старший Таллер нацепил его и, прикинувшись горбатым бродягой, отправился под стену башни Цезарь на поиски тела Флави-Ар. Глэдиас обратил внимание на высоких бледных чернецов, которые ожесточённо переворачивая и отбрасывая трупы, явно что-то или кого-то разыскивали.
  Тем временем латники уже нашли и волокли еле живую девушку на площадь, а она сквозь пелену пыталась рассматривать поверженные тела, чтобы понять: удалось ли кому-то из друзей спастись. Никого не нашла и, в отчаянии сомкнув глаза, больше не искала.
  Заметив латников, которые тащат кого-то за руки, а не волокут за ноги, как труп, Глэдиас по наитию последовал за ними. Присмотрелся, разглядел рыжие волосы, заподозрил. Затем узнал сапоги Флави и остолбенел.
  «Жива?! О, Господи! Не может быть!»
  Воодушевившись, подумал:
  «Пока Флави не отволокли в крепость, есть единственный шанс её спасти. Сейчас. Немедленно! Другого случая не будет!»
  Парень решился, прибавил шаг и безоглядно приготовился к бою.
  Почти у самого моста перед крепостными воротами Глэдиас шёпотом окликнул:
— Флав?!
  Она вздрогнула, распахнула глаза, пытаясь разглядеть старшего Таллера. Она смутно видела, как Глэдиас в лохмотьях чуть ей подмигнул. Флави не успела подать знак, чтобы друг себя не выдавал. Но парень неожиданно напал на охрану, надеясь, что, если Флави-Ар молчит, то с ней более-менее всё в порядке. Глэд ошибся, предпринял смелую и отчаянную попытку спасти подругу, рискнул — и в неравной схватке с подоспевшими воинами-чернецами пропустил удар. Его голова слетела с плеч, откатилась и растерянным гаснущим взглядом уставилась на Флави-Ар.
— Нет-нет, Глэдиас! Не-ет! — глухо взвыла она, — Сбылось мамино предсказание, — выдохнула, закусила губу до крови и снова замолчала. – Ни единого звука, ни единого слова… не скажу! — решила, — «Держись, мотылёк. Лети, мотылёк!» — вспомнила последние слова Ксандра, тая надежду, что хотя бы он жив.
  Она верно чувствовала.
  Справившись с лошадьми, Ксандр укрылся в зарослях у реки. Выглядывая Глэда, он гнал из головы возникшие дурные предчувствия о матери и сестрёнке. Парень не видел, как погиб старший брат, и не сомневался в том, что его любимая мертва. Сжимая кулак здоровой руки, Ксандр не представлял, как будет смотреть в глаза тёти Дэли, какими словами скажет своей матери об отце и Ботиане. И не знал, будет ли возможность забрать тела родных домой.

— Ну-ка! Что это тут у вас?! — гаркнул чернец, обтерев кровь о труп и пряча меч в ножны.
— До чего вы, безр-родные, ох-хляли? (Обессилели) С-с одним бр-родягой с-справиться не можете!
— З-зря только землю топчете!
  Чернец, убивший Глэдиаса, шагнул к найденной девушке, схватил её за волосы, повернул к себе лицо и заметил, как в глазах страдалицы блеснул зелёный огонёк.
— М-м… ха… — выдохнула Флави. Свет резанул по глазам, и раненная сжалась от боли, пронзившей спину.
— Она? — присвистнул второй храмовник.
— Точно она. Тащите дьяволицу на суд в замок! — приказал он нашедшим девушку латникам.
  Горожане, решившие подзаработать, услышали эти слова чернеца, бросили поиски и ринулись к раненой, желая отмстить ей за свой упущенный драгоценный шанс. Вцепляясь в девушку и побивая её кулаками, они рвали одежду.
  По приказу старика-магистра Флави-Ар поволокли внутрь двора-сада, где она увидела, как сбывается её последний вещий сон. Она всё понимала, и сердце рвалось на части, зная, что уже ничего нельзя изменить.
  "Мальчики,… мальчики,… простите меня. Я не смогла… Что же теперь?"
  Обманутые, верящие своему строгому, но доброму графу, горожане плевали в неё, дотягивались и били по спине палками, руками, металлическими прутами, первым, что попало им под руки. Отчасти спасал жилет маминой работы из кожи белого быка. От сочащейся крови жилет окрасился коричнево-красным, под ударами толпы порвался и болтался на плече.
— Сука!
— Исчадье ада!
— Дрянь!
— Да будь ты сама проклята! Стерва! — плевала и ревела ей в лицо лишённая человечности орава.
— Гореть тебе в огне! Покорчишься!
  А Избранная молчала, лишь крепче сжимала зубы и кулачки.
Глядя на остервенелую толпу, чернецам пришлось вступиться за раненную, для того, чтобы она не умерла раньше времени. Оттесняя и отшвыривая обезумевшую орду, оба скомандовали:
— В зАмок девчонку! Быстрее, черти!
— Бего-ом!
— Охра-ана! Опустить за нами решётку! Живее!
  Успев пропустить латников с раненной и чернецов, ворота зашипели, опустились, и металлические острия с грохотом выбили искры из булыжной мостовой.
  Оттеснённая привратниками беснующаяся толпа охнула, на мгновение отшатнулась и, желая узреть, как пройдёт Священный суд, успокоилась и прильнула к кованой решётке врат. Приутихшая орава, совершенно не замечала, что топчется в лужах человеческой крови.

  Тем временем на площади кипела работа. Угрюмые храмовники высокого роста в чёрных плащах делали разметку и указывали подручным, где ставить кресты. Одни солдаты по требованию магистра стаскивали к меткам брёвна, наскоро сбивали икс-образные кресты, подносили к ним дрова и хворост.
  Другие — тащили к кострищам стонущих раненых повстанцев и окровавленные тела тех храбрецов, которые пали под стенами замка.

  Внутренний двор замка был почти пуст. Завидев возле опущенной решётки главных ворот латников с истерзанной девушкой и троих бледнокожих высоких чернецов, суетящиеся дворцовые служанки разбежались и попрятались. Другие зеваки, любопытствуя, выглядывали через окна замка во двор и издали наблюдали за происходящим.
  Из центрального входа для господ в сопровождении дрожащего от страха настоятеля церкви Святой Марии вышел в развевающемся плаще никому прежде не известный магистр. Широким уверенным шагом он направился к опущенным вратам. Настоятель засеменил следом.
  Завидев священнослужителей, народ, столпившийся у ворот, умолк. Люди заметили, как остановившись перед висящей на руках латников девушкой, магистр, торжествуя, поднял подбородок. Его суд был краток.
  Разноглазый священник сразу узнал в ней Тару — по глазам, цвету волос и кожи, бровям и губам, особому запаху девственницы. И змееликого затрясло одновременно от страха и злобной радости. Старик ликующе оскалился и негромко зашипел девушке в лицо.
— С-снова ты?! Ж-жива? Ну-у… это уже ненадолго! Вот и попалас-сь з-золотая птичка в клетку! Я с-слишком долго тебя ис-скал и ж-ждал, С-санти!
  А для остальных верующих, оттеснённых от суда, он с особой острасткой громко швырял девушке в лицо другие слова:
— Покайся, стерва! Покайся!!! Из-за тебя этот голод?! — тряслись его пальцы и подбородок. И он привычно лгал людям, глядя истерзанной Таре в глаза:
— Облегчи душу, спаси своё тело!
  Назови имя, кто ты? — выкрикнул он специально для сгрудившейся у ворот толпы. А та поддержала и взорвалась воем:
— Да-а!
— Да-а!
— Кто тебя, сука, к нам прислал?!

  И, незаметно наклонившись к уху девушки, магистр зашипел:
— Кто тебе сейчас помогает?!
  В чём твой секрет вечной жизни?
  Чего хочешь за него, арийка?!
  Я ведь ещё могу тебя спасти!

— Я-а…
– Я Тэа… Сивилла Тарталия Нада,
  …из Персии. — Судорожно выдохнула Флави.
  Взглянув на напудренного, розовощёкого разноглазого и его дрожащие в гневе мертвецки серые руки, Флави заметила на оголённом запястье знакомый ей знак: сплетение трёхлистника, змеи и кинжала. И сейчас она узнала этого полузмея-получеловека. Именно он стоял на стене рядом с графом Вустершира. Это был давний враг — магистр тайного Ордена Смерти.
  Подняв глаза, Избранная приняла вызов и прошептала:
— Я Санти из Таврики. Ты же знаешь, Сорос Трагос, Трагос Булл, Доплен Здорг. Или как тебя сейчас называют?! — сухо произнесла Флави-Ар. И обратилась к магу на древнем языке, который он точно знал.
— Тап даидан темдеоклей абдель шакра аминорфус? (Это всё на что ты способен, священник?) — спросила она на египетском.
  Обойдя Флави вокруг, магистр блеснул змеиными узкими зрачками, снова наклонился и прошипел ей на ухо.
— Не-ет, ещё не всё, С-санти... — С-скажи, где с-сейчас Грааль Радомира и тогда, возможно, я убью тебя быс-стро! (Грааль - сосуд с кровью-пуповиной)
— Наводнение, голод, болезни, повышение налогов, кровавое воскресенье — это твои игры или твоего золотого паука Анасиса? ТЫ — скажи!
Магистр, еле сдерживаясь от голода по человеческой крови, заскрипел зубами.
— Наш-ши, С-санти, наш-ши-и... Сегодня ты с-сама, как и Радомир, отдашь мне то, чем я, наконец-то, с-смогу уничтожить всех вас-с — Ариев!
— Тебе от меня ничего не узнать, шакал! На кехайоу! (Сгинет теперь и всё твоё!)
— А ты не жди, Мара с Иссой (Исусом) не придут тебе на помощь. Конец Меровингам!

  Он уже знал, что Мара (Мария Маг Долины) вместе с последними катарами и альбигойцами была истерзана и убита в замке Сэрмен дэ Мун Сигюр, а Исса распят в Парисе (Париже).

  И больше змееликий магистр от проснувшейся Тары не добился ни слова, ни звука. С налитыми бешенством глазами он кивнул настоятелю местной церкви «Святой Марии». А тот, теребя в руках большое золотое распятие, висевшее на шее, нелепо вспискнул от страха и, трясясь, завершил скорый суд. Блуждающим взором он взглянул на собравшуюся за воротами толпу и дрожащим голосом утвердил:
— Вв… виновна! Сжечь ведьму!
  Магистр обернулся и мысленно отдал приказ своим воинам в чёрных плащах:
  «Нужно успеть завершить ритуал к полудню. Сатурн над нами. (Сатурн — в чёрной астрологии — Сатана)
  «Немедленно найдите оружие, с которым девчонка здесь была. Оно, возможно, там, где её нашли».
  «Да, монсеньёр. Как его опознать?»
  «Ищите что-то очень необычное! С-скорее всего нож!»
  Двое воинов чернецов кивнули и врассыпную бросились исполнять. А тот, кто убил Глэдиаса, остался. Он протянул найденный в куче трупов резной чёрный нож.
  «Этот?»
  Увидев древнее, знакомое ритуальное оружие, магистр вдохнул, будто восполнился силами и схватил его.
  «Как раз вовремя! Ножны где?»
  «Не нашёл»
  «Готовьте Тав для Тары. Без меня не начинать!»
  Магистр засунул оружие Тары себе за пояс, развернулся и уверенно зашагал обратно в замок.
  Растерянный и напуганный настоятель церкви Святой Марии, опомнившись, последовал за магистром.
— Ведьму сжечь! Ведьму сжечь! — заголосила и завыла бурлящая толпа.
  «Всё это уже когда-то происходило и со мной, и с Радомиром. И не один раз», — осознала Флави.
  Со скрипом поднялись решётчатые ворота. Беснующаяся орава прорвалась и набросилась с кулаками на обвинённую в колдовстве девушку. Её безжалостно поволокли через мост за дворцовую стену. С холма, на котором стоял замок, Флави сквозь мельтешащую гурьбу увидела, как на площади образуется некая конструкция в виде огромной звезды. Над ней поднимался дым, ветром разносило тошнотворный запах гари. Гремели беспорядочные удары молотков. По мере приближения к этому месту, к воплям и крикам побивающих Флави-Ар мужчин и женщин, присоединился нарастающий гул, напоминающий весёлую осеннюю ярмарку.
  Избранная интуитивно воспринимала это зловещее зрелище, как некий запущенный механизм. Но для чего он, Флави не знала, точнее – не помнила. С каждым шагом стражников по каменной или земляной дороге, ноги девушки постепенно становились грязно-кровавым месивом. С каждым ударом, щипком или пинком ослеплённых бессмысленной злобой горожан, одежда приговорённой превращалась в лохмотья и обнажала истерзанное юное тело.
  Приблизившись к площади, Флави увидела и поняла, из чего состояла «звезда». На наспех изготовленных икс-образных крестах висели вниз головой подвешенные трупы и стонущие раненные соратники. Под некоторыми, облизываясь, разгорался голодный красно-золотой огонь.
  Мерзость овладела Уорикширом! Обезумевшие горожане и латники совокуплялись в свальном грехе. Люди словно крысы, копошились в одеждах трупов, дрались, плясали и хохотали в набирающем силу магическом символе.

  Только теперь, очутившись в самом центре «дьявольской мельницы», Тара в теле Флави-Ар полностью проснулась. Она осознала, что попалась в расставленную на неё магистром ловушку. Боль в теле Избранной странным образом отступила, а мысли, слух и зрение прояснились.
  «Крест — это знак змееликого.
  Тав, — означает конец всего. Яма.
  Да, я помню, как поймали и принесли в жертву Радомира.
  Это было в день праздника Великой Женской Силы. Тогда в созвездии Весов звёзды выстроились в крест.
  В долгую играет, тварь. Убивает помнящих, сжигает библиотеки.
  А этот — видимо, уже для меня — последний нужный Трагосу крест.
  (Имя Трагос на греч. озн. козёл)
  Гебо — на моём родном языке означает Договор, Род, Подарок.    (Х – руна Гебо)
  Сейчас солнце в Тельце? Похоже на то.
  Н-да… Умно, ничего не скажешь!
  Попалась я на заклание Золотому Быку.
  Мастерски разыгран театр!
  Хм, но нас — Тар в этом среднем мире всегда будет двадцать одна.
  Значит, скоро придёт другая, сильнее.
  Очень надеюсь, что я — не последняя.
  Всех не переловит! Гад, змей!
  И Ставра ему не поймать! Нет его здесь! Жив, слава Ра!
  И мой Грааль ему не достать! Нет-нет! Он в надёжных маминых руках!
  Там, в Вустершире, — с усилием вздохнула Флави,
— …да и здесь тоже — графы даже не собирались с нами говорить...
  Змееликим нужен великий гаввах — жертвоприношение?
  Почему именно сейчас?!
  Уверена, что они хорошо знают, как работают небесные часы.
  А я… — у Флави уже путались мысли, — Почти ничего не помню.
  И не у кого было учиться. А жаль».

  Под именем древней богини Тэа, Тары — Флави-Ар никто не знал, и это было сейчас хорошо. Любой, кто выказал бы сочувствие именно ей, мог бы мгновенно поплатиться собственной жизнью и стать ещё одной жертвой магистра.
  Беснующуюся толпу оттеснили латники. Девушку швырнули около креста, предназначенного для неё. Она крепко ударилась лбом о камни и несколько красных струек окрасили бледное лицо. Затем Флави пнули ногой, развернули лицом наверх и затащили на икс-образный крест. Стали привязывать верёвками руки, ноги.
  Теряя жизненные силы, Флави глядела сквозь своих палачей, будто те были прозрачными, ненастоящими, и продолжала рассуждать.
  «Да, я правильно поняла, но слишком поздно осознала. Я — подарок, ключ.
  И моею кровью сейчас будет подписан кровавый дьявольский договор.
  Чувствую взгляды тысячи родных глаз…
  Возможно, открываются небесные врата в Навь?
  Опять грядёт смена времён? Пап, подскажи.
  Предполагаю, что в ближайшее время войн будет много! Прольются реки крови…
  Отец Мой, Ра Ирлий, как долго я спала!
  Услышь… прости!
  Спаси, если сможешь, Грааль! Унеси его. Защити Ставра!»
  Молясь, Флави подняла взор к небесам. Они были такие лазоревые и глубокие, как любимые глаза Ксандра, Ботиана, Глэдиаса, и вдруг:
  «О, ужас!»
  Над дымными клубами, среди белых облаков она увидела тень своего младшего брата. В неестественной позе Георг замер в луже крови на площади Вустершира. Он опирался на развороченную, сломанную телегу, а в его руке… В его руке она узнала маленький меч папиной работы. Тот самый, с головой белого волка на эфесе. Его нельзя было ни с чем спутать. Это было удивительно, как знамение.
— Папа, — прошептала Флави, и из её закрытых глаз неостановимо полились слёзы, — Глупышка, птенчик, Гео… Глупышка, птенчик… Я скоро… уже скоро! Папа, мальчики, подождите меня…
  Она вспомнила какое-то древнее заклинание и начала шептать его одновременно на трёх древних языках:
— Сад-дап Птолимей.
  Сат дап птолимэум.
  Тэа… ин Тэрра гомескуэ.
  Тэа ин Тэрра гомэ вита…

  Тем временем палачи привязывали её руки и ноги к кресту. Вглядываясь в высоту неба, Флави молча продолжала произносить восьмистрочное заклинание перехода. Не просила пощады, ни на что не жаловалась.
  Солдат поднял с земли один из приготовленных четырёхгранных полуржавых гвоздей, играючи подбросил и намеревался вбить осужденной в ладони. Но Флави так крепко их сжимала, что, не справившись с силой и характером девчонки, солдат выругался:
— Сука! — и, втянув губы, ударил по её кулакам молотком.
  Пальцы хрустнули, и Флави уже не смогла разжать ладонь, только, дрожа от дикой боли, выгнула спину, зажмурилась и заскрипела зубами.
  Хмыкнув, палач размахнулся и вбил первый гвоздь под её запястья. Флави-Ар глухо стонала, крепче сжимала челюсти и намеренно прикусывала себе язык. Рот наполнился кровью. 
  «Радомир… Радомир… я иду к тебе…»
  Красная капелька показалась в уголках её побледневших обескровленных губ. Брызнули соленые капли и исчезли под слипшимися от крови волосами.
  Как из ниоткуда подоспел долговязый чернец в чёрном плаще с капюшоном.
— Не так! Пшёл вон, урод! — прорычал он и, словно кошку, отшвырнул палача в сторону.
  Этот монах или храмовник — с садистским наслаждением медленно вбил второй гвоздь. Он внимательно смотрел на беспомощную девушку. Красивое, смуглое тело девы и чувство её боли пьянило ката, забавляло, даже возбуждало. Он вожделенно смотрел, как напрягаются её упругие груди, запрокидывается голова, в спазме выгибается шея и спина.
— Во-от та-ак… Во-от та-ак… Да, милая? Только не умирай. Ещё не время…
  Как вбили гвозди в ноги, Флави-Ар не почувствовала. Услышала треск, хруст и лишилась сознания.

  А в это время Ксандр ощутил, как дрогнуло сердце, а земля ушла из-под ног. Парень потерял терпение и седьмое чувство ему подсказало, что старший брат попал в беду. Ксандр оставил лошадей и, накинув на себя плащ павшего латника, направился под стены башни Цезарь, туда, куда упала его любимая.
  Вспомнив её взгляд при падении, парень окинул взором башню и потерянно выдохнул:
  «Лети, Мотылёк…»
  Взглянув на холм, к своему удивлению, Ксандр заметил, что под стенами никаких трупов нет.
  «Так быстро разобрали? Видимо, здешний управляющий замком недурно знает своё дело.
  Плохо! Глэд, где ты? Отзовись! Чёрт побери!»
  Спрятав лицо под глубоким капюшоном, глядя себе под ноги и исподволь зыркая по сторонам, Ксандр развернулся и поплёлся по наитию, как раненый волк на запах семьи.
  Откуда-то потянуло смердящей гарью. Послышался слабый стук молотков, будто где-то шли строительные работы. Ксандр прикрыл нос рукой и, обходя снующих туда-сюда озлобленных горожан, продолжил поиски.
  «Где ты? Где ты, братишка?!
  Эх, если бы ты только мог меня слышать, как Флави…»
  Ноги вели Ксандра к главным вратам. Поднимаясь на холм, парень рыскал будто взявший след волк.
  Услышав гвалт и доносившиеся с площади крики, Таллер в недоумении остановился.
  «Кресты? Костры? Так много? Что, чёрт возьми, там происходит?!
  Чёрные плащи? Не к добру. Кто они такие?!»
  Оглядевшись по сторонам, парень заметил в стороне обезглавленное тело, на котором были знакомые башмаки. Ксандр резко отвернулся. Кровь ударила в голову и с шумом застучала в висках.
  «Нет-нет! Не может быть! Показалось».
  Отведя взор от трупа, Ксандр, сам того не желая, искал голову несчастного. И вдруг нашёл. Мёртвые глаза Глэдиаса смотрели прямо на него. Ксандр отшатнулся и застонал.
  «Глэ-эд… братишка-а… Ка-ак же та-ак?!
  Твари! Твари!!! Отомщу!» — трясясь, взрычал он.
  «Что ты здесь делал? Зачем полез в самое пекло?! Заче-ем?... Лучше бы я пошёл» — рассвирепев, последний Таллер, собрал всё своё мужество, распахнул веки, и впился в следы, ища причину, по которой Глэдиас в одиночку вступил в открытый бой.
  На влажной земле у тела Глэда отпечатались странные длинные полосы. А рядом с ними Ксандр заметил обрывок жилета Флави. Парня обожгла догадка и он вспыхнул надеждой: «Жива?!». Стараясь не привлекать к себе внимания, Ксандр поторопился по следу. Борозды привели парня к мосту у главных ворот замка и пропали на залитой кровью булыжной мостовой.
  «Возможно, Флави отвели туда? Зачем?!»
  Спрятав взгляд от идущих навстречу латников, Ксандр остановился, будто поднимал то, что обронил, и снова заметил на земле еле различимые полосы, которые уже направлялись из замка.
  «Где ты, Мотылёк?! Отзовись! Подай знак!»
  Прерывистые следы привели парня на площадь и, затоптанные там, оборвались. Клубами взмывал едкий чёрный дым. Тошнотворный запах горелого мяса сбивал дыхание. Ксандр закрыл нос и рот капюшоном, окинул взором дворцовую площадь и окаменел. На всём прежде свободном пространстве стояли икс-образные кресты, а на них исчезали в огне перевёрнутые вниз головами тела братьев по оружию.
  Мужеломский свальный грех.
  Похотливые вопли падших женщин.
  Мерзость. Хохот. Пляски. Подвывание.

  «Господи, что здесь происходит?!
  Нелюди! Нелюди! ТВАРИ!
  Гореть вам самим в огне!»
  Ужасное зрелище поразило парня до глубины души. Взглянув на один из полыхающих крестов, Ксандр увидел обгорающий скелет. Глазницы его черепа отторгли глазные яблоки. Те вывалились и, лопнув, зашипели. Таллер отпрянул, и его желудок вывернуло. Теряя самообладание, парень хотел было рвануть отсюда что есть сил, но… Флави. Флави… Возможно, она ещё жива и есть шанс её спасти.
  «О Боже! Где ты?! Где ты, мой Мотылёк?!»

  Парню казалось, что сам Ад распахнул врата и на землю Уорикшира, словно из Рога Изобилия хлынули демоны и бесы. Они спорили между собой, ругались, дрались, мародёрничали, подбрасывали ветки в костры и издевались над трупами. Человеческих лиц не было — оскалы, хохочущие дьявольские маски, бездушные звериные глаза.
  Чёрное от дыма небо. Пропитавшаяся кровью земля. Копоть и кровь на лицах.
  Грязь. Тьма. Костры. Смерть. Безумие! Вакханалия разврата!
  Казалось, людей на Земле больше не осталось!
  Ксандр, будто балансируя на лезвии меча, продвигался меж демонов и полыхающих костров к самому центру.
  Ощутив, вдруг возникший ком в груди, остановился.
  Седьмым чувством, поняв, что это отозвалась Флави, Ксандр таясь, направился в самую гущу событий. Его разум рвался в бой. Сердце кипело желанием отмщения. Теперь он страшно сожалел, что рана обездвижила одну руку.
  «Держись, Мотылёк! Я иду!»
  И вдруг, сквозь ор и вопли беснующейся толпы он расслышал тихий знакомый голос тёти Дэли. В эту минуту парень понял, что сошёл с ума. Ухватившись за приближающиеся мелодичные звуки, как за соломинку, он судорожно разыскивал глазами женщину, которая пела знакомую колыбельную. Мысленно он вторил ей.
Услышав громкие приказы, Ксандр исподволь бросил взгляд на галдящих невдалеке латников.
  Парень увидел, как из самого центра хаоса стал вырастать большой икс-образный крест, выглядевший как дьявольская печать. Воспользовавшись верёвками, воины подняли её, закрепили вертикально и сразу же стали подтаскивать дрова и хворост.
Ксандр оторопел, не поверил своим глазам и будто врос в землю.
  Истекая кровью, на кресте висела еле живая Флави. На груди истерзанной, с трудом узнаваемой возлюбленной, была табличка с единственным словом «Ведьма». Парень понял — это конец!
  Избранная чётко осознавала всё, что происходит. В тот момент, когда её подняли на кресте — закончились все силы. Флави была готова заплакать, закричать и сдаться.
  Перед её глазами, словно во сне, пролетали образы.
  Счастливый, любимый отец.
  Последняя перекошенная улыбка Ботиана.
  Остановившийся взгляд Глэдиаса.
  Слипшиеся от крови волосы Георга. В его руке маленький меч отцовской работы.
Лицо Ксандра. Его небесно-голубые глаза, наполненные страхом и отчаянием в момент её падения со стены.
— Лети, мотылек,… лети… — еле шевельнула она губами и из её глаз потекли слезы.
Но вдруг, как волшебство, как спасение, приговорённая услышала тихую колыбельную песню своей матери. Флави стала жадно искать её глазами. Мать стояла от неё в двадцати шагах и, заикаясь, напевала по-английски:
— Для двух сердец,
  …для Даблстэп
  Создаст пусть время Перекресток.
  В крутом полете…
  вверх иль вниз
  За радужный
  …небесный мост
  Лети, мой нежный мотылек.

  Лети, мой красный мотылек
  И помни всё.

  Для двух сердец,
  …для Даблстэп
  Скрещу я
  …крепко пальцы рук.
  Пусть…
  сбудутся пророчества для двух,
  Да осветит вам Время
  …Путь.

  Лети,
  …мой светлый мотылёк
  И помни всё за всех.

  Лети, лети
  …и помни всё, дитя…
  Перекрёсток скрыт
  …в твоей крови,
  Лети, Флави-Ар, мой мотылёк,
  Усни, лети, лети, лети…

  И дочь тихо повторяла за матерью знакомые с детства слова колыбельной, и пела свою последнюю песню. Дэли расслышала её голос, скинула с головы капюшон и Флави увидела поседевшую за один день мать. Её глаза… В них была сила, поддержка и невероятно огромная любовь.
  Флави-Ар еле заметно качнула ей головой.
  «Нет, мама. Не надо. Поздно. Спасай себя и…
  Благо дарю».
  Фила Дэлфиар остановилась, как-то сразу выпрямила спину и, не сводя глаз с умирающей на кресте дочери, дышала вместе с ней одним дыханием, разделяя её страдания, как могла. А Ксандр, теряя рассудок, смотрел на возлюбленную.
  От креста к кресту быстро проходили двое солдат и поджигали хворост под распятыми. Красно-золотое пламя быстро окутывало мёртвых и теплящихся жизнью. Едкий чёрный дым клубами взмывал в небо, смущая негодующее солнце. Поджигатели приблизились к кресту «Ведьмы» и тут же, не задумываясь, разожгли огонь под ней. Девушка лишь громче запела колыбельную, только теперь на смеси арийского, персидского и египетского языков. Она из последних сил старалась сжать свои кулачки, но поломанные пальцы не слушались. Дэли видела, как дочь всё реже открывает глаза и уже не может держать голову.
  Дрожа, Ксандр еле шевелил губами, повторяя слова колыбельной. Впившись глазами в лицо Флави, он намеревался взойти на её костёр, чтобы вместе вознестись. Парень ещё надеялся, ожидал чуда или знамения свыше, ведь терять было уже нечего.
Ещё чуть-чуть и пламя коснётся той части тела Флави, которое может ощущать боль.
Мучители зря ожидают от девушки столь сладкого для них крика агонии. Страдалица лишь громче поёт и в паузах мысленно приговаривает:
— Я – Тара!
  Я богиня рек и вод,
  и мне ваш огонь не страшен.
  Я — Тэа…
  Я богиня…

— А-ага-а?! Горишь, ведьма?! Гори-ишь! — злорадствовал кто-то, и хохотал, с наслаждением вдыхая запах горелой плоти.
— Рыжая дьяволица! — кто-то плюнул в разгорающийся под ней костёр.
— А будь ты проклята, стерва! — и этот, не стыдясь, обнажил члены, и помочился на неё.
  Неожиданно появился магистр в сопровождении «чёрных плащей». Он будто стервятник подлетел к костру Флави и, круша посохом зевак, заорал:
— Кто посмел разжечь огонь под ней?!
  На кол! Всех на кол!!!
  «Рано!» — сокрушался он, взглянув на раскручивающуюся над площадью тучу.
  «Я всё исправлю» — прошелестел мраморнокожий помощник.
  «Поздно! Откинь дрова! Сдержи огонь!»
  «Слушаюсь, монсеньор!» — кивнул помощник и отдал приказ:
— Разобрать хворост! Живо, черти!

  Но пламя уже неостановимо занялось.
  Ксандр не понимал, что происходит.
  Почему этому разноглазому уродцу есть дело до Флави.
  Почему именно под ней он решил придержать огонь.
  Зачем мучить ещё? Чего ему от Флави надо?
  Чтобы понять, в чём дело, Ксандр постарался, не привлекая к себе внимание, приблизиться и расслышать разговор магистра и «Чёрных плащей». Но здоровяки грубо оттеснили парня и ему пришлось отступить. Инстинктивно Ксандр обошёл вокруг креста, на котором страдала возлюбленная, и остановился за ним.

  Флави-Ар осознанно проживала свои мучительные минуты и теперь, когда языки костра дотянулись до её тела, судорожно зашептала последнее заклинание на арийском (руськом):
— Тех, кто рождён ходить по краю,
  Страшить не может Смерть и Тьма
  Скажу с улыбкой: Я играю.
  Ключ к переходам — кровь моя.

  Захлёбываясь слезами, Дэли продолжала петь колыбельную. Она не сводила глаз с дочери и с подбирающегося к ней пламени. Теряя рассудок, Фила Дэлфиар видела находящегося рядом с костром магистра, который внимательно наблюдал, слушал каждое слово страстотерпицы и был наготове.
  Дэли вдруг заметила в руках разноглазого жреца чёрный нож с рукоятью из красного оленьего рога, узнала его и, охнув, потеряла дар речи.
  Услышала слова дочери: «Ключ к переходам — кровь моя…»
  Увидела, как разноглазый магистр, словно коршун, именно в этот момент рванул к костру…
  Дэли — урождённая египтянка, посвященная в тайны древней магии, поняла, какому культу принадлежит этот маг.
  Осознала, что он хочет сотворить, оживив нож-ключ волшебной кровью умученной Красной Тары.
  Уразумев, что Избранная Воскресить Знания о Жизни и Смерти — попалась в руки мага не случайно, Дэли повержено рухнула на колени и завопила:
  «О, боги! НЕ-ЕТ!»
  Очнувшись от вопля Дэли, Ксандр догадался, что собирается сделать магистр. Сорвавшись с места и расталкивая зевак, он бесстрашно ринулся к Флави в разгоревшийся костёр с мыслью:
  «Её Душу ты никогда не получишь, змей!»
  Из последних сил Флави глубоко вдохнула, втягивая живот, чтобы магистр не достал её ножом, и неожиданно почувствовала, как сбоку её что-то обожгло и больно ужалило в самое сердце.
  Она ощутила прерывистое дыхание и знакомое прикосновение тела Ксандра, опустила к месту боли глаза и… с нежностью улыбнулась, увидела острие меча, на котором когда-то давно, сама случайно поставила зазубрину. И этот прямой и точный удар невозможно было не узнать.
  «Ксандр?! Жив! Удивительно, как он оказался с тобой? Где ты прятал его, умник?» — мгновенно подумала она, улыбнулась и чуть повернула голову,
— Беги, счастье моё.
  Живи!
  Я помогу…
  Ксандр также резко выдернул меч из сердца возлюбленной, обнял её и с перекошенной гримасой процедил сквозь зубы на ушко:
— Прости, если сможешь, Флав. Люблю тебя. Вечно!

  Заметив, что некто вбежал в костёр и успел пронзить сердце умученной дочери прежде, чем это сделал чёрный маг, Дэли всплеснула руками.
  Узнав героя-безумца — воспряла Духом.
  Увидев, как Ксандр крепко обнял Флави — затаила дыхание, заткнула себе рот кулаком.
  Обнаружив, что дочь вдруг засияла радужным светом в его объятиях, Дэли ахнула. Она распахнула глаза, взмолилась и зарыдала.
  «О, Ра! Спаси! Убереги хотя бы его!»

  Удивительно, но Ксандра никто, кроме матери Флави-Ар, не узнал и не заметил. Только его древнейший враг — магистр "Ордена Смерти" Сорос Трагос Булл.
— Не-е-т!!! Стра-а-авр-р-р! Остановите его! Схватить немедля!!! — заревел он и ринулся к воссиявшей Красной Таре сквозь огонь.
  Воспользовавшись неким замешательством меж беспорядочно блуждавших латников, Ксандр выскочил из огня. Прикрытый самой сильной магией — магией Любви, клубами чёрного дыма и подгоняемый внезапно налетевшим ниоткуда вихрем, немного обгоревший парень, сломя голову уносил ноги с адской площади.
  На последнем вдохе, Тара — Флави улыбнулась и прошептала ветром:
— Благо-о дарю-у... И я-а бу-уду-у с тобо-ой. Вечно-о!
  «Я вернусь.
  Во что бы то ни стало — вернусь…
  и найду тебя, Ксандр!» — Осталось в восходящем к солнцу сознании Тары.

  За несколько мгновений до того, как тело Флави было полностью охвачено огнём, её Сияющий Любовью Дух отделился от тела и уже был неподвластен никому. Так Ксандр успел спасти Вечную Душу возлюбленной и она сохранила шанс на возвращение в этот мир.
  Сменив мерность (умерев) она видела, как, сбежав с площади, Ксандр сорвал с себя провонявший мерзостью дымящийся плащ.
  Как, возлюбленный покинул и это страшное место, и город.
  Как, прильнув к вороному коню, он во весь опор поскакал в родной Вустершир.
  Как, отыскав на Криплгейте среди погибших тела матери и сестрёнки, Ксандр похоронил их, попрощался с домом и без оглядки помчался через леса и поля наугад, как можно дальше прочь от этих прОклятых чёрной магией мест.
  Как раздавленный, но не сдавшийся, Ксандр летел и летел навстречу своей новой судьбе.
  Ещё Дух Флави видел, как в самый последний момент, просунув костлявую руку в пылающий огонь, разноглазый магистр успел-таки зарядить нож-лань её кровью — кровью проснувшейся Красной Тары-защитницы.
  Как благодаря этому — ещё одному ключу, находящемуся теперь в руках змееликих, очередная мощная воронка искажения времени и событий начала разворачиваться и под, и над исчезающим в костре телом Хранительницы крови пуповины Радомира.

  Одну из воронок змееликие рабы Яхвэ раскрыли кровью умученного на кресте Радомира (Радости Мира), что отворили они чёрным ритуалом в Царь-Граде (Константинополе) на острове Босфор в день, когда в небесах образовался звёздный крест и были распахнуты небесные врата.

  Легенды говорят, а в иудейской Библии записано, что тогда содрогнулась вся Земля, хрустальный купол раскрылся, оттуда пал горячий кровавый поток, исчезло солнце, и в Небесах разразилась Великая Битва Богов.

  Ещё одну воронку открыли в Парисе (Париже) на праздник Песах. Для этого змееликие использовали копьё, заряженное кровью умученного на кресте сына Радомира — Иссы (Исуса).

  Ещё воронка запущена на земле франков в Долине Белых Магов. Она так же создана в чёрном ритуале рабами Бафомета. Тогда был использован меч, заряженный кровью умученной жены Радомира — Марии Маг-Долины. Она погибла от рук тамплиеров в крепости Сэрмэн де Монсигюр — последнем оплоте катаров и альбигойцев.
  Воронок, искажающих время, события прошлого, и отсасывающих из человеков и нашей Матушки-Земли жизненную силу запущено преогромное количество! Они все стоят и, к сожалению, работают в эту минуту во всех местах, где пролилась человеческая кровь, где захоронены или сожжены истерзанные витязи, их семьи и дети (включая религиозные храмы, обелиски и памятники героям, например: Великой Отечественной Войны, к которым мы «со слезами на глазах», уважением и гордостью носим умирающие и искусственные цветы). Хитро, не правда ли?
  Вопрос: как исправить, и что для этого сделать каждому из нас? Знала бы, начала бы с себя. Праздник Победы 9 мая для меня священен.
  Вся Земля стонет: ДОКОЛЕ Родные дети ещё будут спать Духом в чёрном мороке Иродов?!
  Доколе замороченные дети будут оставаться рабами и питать своей жизненной энергией тех, кто похищает, потрошит на органы, насилует, умучивает детей и, в прямом смысле слова, ест и пьёт их драгоценную божественную кровь.

  К сведению: Катары — это скифы, прибывшие на помощь родственникам Меровингам. Скифия — это причерноморские земли, включая нынешний Донбасс, Херсонщину, Днепропетровск, Крым Причерноморские земли... Непобедимые амуженки жили на скифских землях.
  Лже-историки Миллер, Шлёцер, Байер, пролезшие в земли русов вместе с лже-Петром, записали русское слово «амуженка» — латиницей, как amuzоnka «амазонка». Таким образом, незнающие руского языка, немцы перенесли легендарных вдов скифов, принявших на себя служение защитниц Рода, в южную Америку.

  Так что сопротивление катаров было жёстким. Сражались наравне и мужчины, и женщины, и дети. Но в летописях упоминается, что соотношение противоборствующих сторон было примерно 1:50. И дьявольских пыток и истязаний магистров-храмовников не избежали даже новорожденные дети.

  Вся пролитая кровь Меровингов и кровь их последователей — катаров и альбигойцев, убитых и умученных — на руках «бедных благородных рыцарей креста», продавших душу Бафомету и его другу — Золотому Пауку Анасису — ростовщику.
Ни плаща своего у иродов, ни знака, ни чести, ни Души. Только алчность и вечный голод по человеческим страданиям и крови.

  К слову: титул — «Кресоносцы» — приняли два бедных названых брата: Ставр (Имя озн. Кресс. Юноша родом из Таврики.) и Таг-Гарт (Гераклеец, александрийский легионер. Имя озн. Белый тигр-воин).  Рассказ о них в книге "Воспоминания маленькой ведуньи о поисках Радости Мира".
  В 1088 году — через два года после распятия Радомира — бедные рыцари: Ставр и Таг-Гарт были представлены царю Персии императору Константинополя — Никифору III Вотаниату.
  За добрую славу воинов-защитников они получили белые верблюжьи плащи с равносторонним, расширенным по краям красным руническим кресом, как объединённое имя братьев и, как символ четырёх основных положений солнца в эклиптике. Это означало, что рыцари служат Высшему Отцу — «Солнцу» и его сыну Радомиру — круглосуточно, круглогодично, до конца жизни.
  А титулов братья были удостоены за добровольное бескорыстное служение людям, охрану паломников в Царь-Град — Константинополь. Так возникли славное имя «Кресоносцы» и известный всем, белый плащ с красным кресом.
  За правдивые рассказы о содеянном иудейскими магами и случившимся Гневе Небесном после распятия Радомира на острове Босфор, коему были свидетелями Ставр и Таг-Гарт, оба вскоре были коварно убиты. Не по прямому приказу Никифора III. Скажем так: с его недвусмысленного взгляда. Здесь сыграла не только ревность царя к растущей славе бескорыстных воинов, но и противостояние рода Вотаниатов к Великому роду Меровингов, к коему принадлежали и Ставр, и Таг-Гарт. Понятно, почему их имена стёрты из летописей и протоколов, а подвиги украдены.
  Согласно легендам, физическая расправа над Ставром и Таг-Гартом совершена теми, кто после присвоил их знаки отличия, плащи и стали называть себя первыми Рыцарями Святого Крес«Т»а, а через шесть лет — "Т"амплиерами. "Т" - Тав. Одна добавленная букова(руна) и смысл слова уже совсем иной. Это - магия, и она работает знаем мы о ней или нет.
  К этому убийству непосредственно причастны царь Персии Никифор III и знатные воины Европы: Раймонд Тулузский, Готфрид Булонский, Боэмунд Таренский и епископ Адэмара дю Пюи, который 15 августа 1096 года возглавил первый грабительским поход крес«Т»оносцев за Гробом Господним в Святые Земли. Не в Палестину, а в Царь-Град, на остров Босфор. Таким образом камни политые кровью и пОтом Радомира отдельными обозами перевезли в Палестину. А "доблесные рыцари" Тамплиеры обогатились, ограбив библиотеки и ободрав до штукатурки золотые храмы мудрости арийских городов.
  Что бы ни написали лже-историки, но второй Рим — не пал. Одно из доказательств: Римское право повсеместно применяется до сих пор.

  Вполне понятное отличие в обращениях к каждому из нас: «Сын мой» и «Раб божий».
И кто из нас кто — определять нам самим. Это экзамен.

  Продолжение в главе 15.