Мое посещение Питера в 1999 году

Расскажу уважаемым читателям о моем посещении Питера в 1999 году — через восемь лет после того, как я покинул Питер и смылся в эмиграцию в США.

Эта поездка пришлась на самый пик моего "бомжества", длившегося в Америке почти четыре года.  Став по воле судьбы вдовцом и имея некие сбережения, я решил попутешествовать.  И допутешествовался до того, что деньги кончились, машина сломалась — надо было покупать новую.  Заработав какую-то сумму на фабрике по производству сенокосилок в штате Висконсин, я надумал слегка изменить стиль своего бродяжничества и вполне цивильно, без палатки и спальника, а с прямоугольным чемоданом на колесиках, слетать на родину — в Питер.

Визу купил (тогда с этим вопросом проблем еще не было) на три месяца.  Дело было зимой.  В аэропорту Пулково встречал меня брат Александр на своем родном жигуле-"копейке".  Я был к тому времени мощно обработан американской идеологической пропагандой и верил если уж не в медведей, гуляющих по Невскому проспекту, то во всяком случае в бандитов, стопроцентно нападающих на гостей из западных стран.  Брат по этому поводу произносит емкую фразу: не ссы.

Сквозь плотную метель добрались до квартиры матери на Краснопутиловской улице.  Мать была рада приезду непутевого сыночка, даже выдала ключ от квартиры, дабы я мог скопировать его у частника-металлореза и использовать по своему усмотрению.

Рванул в Московский универмаг с двумя целями: сделать ключ и купить обувь.  Дело в том, что прилетел я в Россию в драных и полуразваленных кроссовках, будучи уверенным, что куплю нужную обувь в российском, явно более дешевом, магазине.  Не тут-то было!!  Да, обутки было много, в основном китайской, как и в США — но стоила она в два-три раза дороже.  Я выпал в осадок от удивления.  С учетом соотношения российских и американских зарплат, реальная стоимость башмаков была выше в двадцать-тридцать раз.

Этот эпизод был моим первым российским сюрпризом.

А что касается ключа, пожилой мастерюга в том же Московском универмаге мне его сотворил, пользуясь допотопной фрезеровальной машинкой с ножным приводом (тогда как в этой Америке давно применялись автоматы со считывающими сканерами).  Сотворил не с первого раза — дважды пришлось переделывать.

Второй сюрприз — регистрация в ОВИРе.  Сильно впечатлила толпа иностранцев, представленная украинцами, белорусами и прочими латышами.  Все эти "иностранцы" говорили по-русски, хотя и с акцентом.  Как тут не вспомнить анекдот: " — Мама, я вышла замуж за иностранца. —  Джон, где ты там?  Выходи, познакомимся.   —  Чичаза!  Моя штаны надевай, мало-мало ходи."

Третьим сюрпризом было посещение центра города.  Когда глянул на Невский после восьмилетней разлуки, вывалился в осадок от дикого, безобразного зрелища: весь проспект был загажен рекламой, ни с какой стороны не связанной с традиционным обликом города.  Реклама висела на стенах исторических зданий, болталась на веревках, перекинутых с одной стороны проспекта на другую, "украшала" здание Публички, Гостиного двора, Думы.

После долгих колебаний, звонить любимой женщине или нет, решил-таки позвонить.   — "Привет", — отвечает любимая женщина, — "на машинке печатать умеешь?"

(Это после восьмилетней разлуки).

 — "Умею", — отвечаю.  — "Приезжай, мне помощь нужна".

Приехал.  Принес цветы.  Надо было напечатать десяток страниц через пять слоев копирки.  Откровенно говоря, я к тому времени уже разучился печатать на железной советской машинке — привык к клавиатуре компьютера, не требующей исключительной ударной мощи.  Но все ж эти десять страниц напечатал, даже без ошибок (исправляемых намного труднее, чем при работе на компьютере).

"Спасибо", — говорит.

"Я тебя люблю", — отвечаю.

Ляпнул не подумав, что фраза могла быть произнесена в неправильном месте и в неправильное время.  Реакцией моей возлюбленной была снисходительно-жалостливая ухмылка.

(Для справки: знакомы мы были не менее двадцати лет, дважды встречались в этой Америке по моему приглашению, страстно имелись при встречах).

В качестве подарка предмету любви был у меня приготовлен классный фотоаппарат марки Олимпус.  Тут же я вспомнил о старой любовнице, имеющей утонченный фотографический нюх и вкус.  Воистину, она была фотографиней от Бога.  И в свете произошедших событий звоню ей.

— "Здравствуй, милый!"
— "Привет.  У меня подарок для тебя".
— "Приезжай скорее, жду тебя с нетерпением!"

Как развивались дальнейшие события, можно не рассказывать.  Можно только отметить факт: любовница была моложе моей "классической" пассии на двадцать лет.

Любовница (назовем ее L) была страшно рада нашей встрече.  Конечно, я тут же преподнес ей в подарок фотоаппарат, что усилило ее радость.  Что последовало далее, уточнять, я думаю, нет смысла.

Попал в затруднительную ситуацию: не удалось снять деньги с кредитной карточки (имел я на ней в ту пору порядка пяти тысяч баксов).  Проблема в итоге решилась, но в тот печальный момент пришлось зарабатывать деньги, так сказать, по месту сих же печальных событий.  Каждое утро (весьма рано, с открытием метро) у Московских ворот собиралась большая толпа желающих заработать.  Тружеников вооружали лопатами, рассаживали по автобусам и развозили по объектам разгребать снег.  Платили весьма неплохо — если по американским меркам, то порядка пятидесяти долларов за смену.

Заработать пытался еще на сдаче бутылок.  Бутылки валялись в невообразимых количествах повсюду и проступали из подтаявшего снега.  Бывало, притаскивал домой по три-четыре полных рюкзака в день.  Захламил мамину квартиру до невообразимости.  И всё таскал этот груз на пункт приема стеклотары.

Таскал как туда, так и обратно: мол, помещение затарено, ставить некуда.  Но не принимали бутылки почему-то только у меня.  У остальных стеклотара благополучно уезжала в "перезатаренные" помещения.  Как мне потом объяснили, возглас "нету места" был только для тех, кто рассчитывал получить по двенадцать копеек с каждой бутылки (пятнадцать — с молочной).  Если по шесть — вожделенное место в затаренных помещениях сразу появлялось, как по мановению волшебной палочки.

Решив проблему с кредитной карточкой, бросился тратить деньги.  Заплатил за квартиру матери на несколько месяцев вперед.  Учинил в квартире глобальный ремонт: поменял унитаз, обои в комнатах,  выстелил кафельной плиткой стены в санузле и на кухне.  Очень сильно помогала мне в этой работе L, сообразительная и рукастая женщина.  Кстати, забыл сказать: L я представил матери как потенциальную жену.  Возражений от матери в тот момент не последовало.

Деньги я тратил повсюду.  Моя мечта была — надувная лодка для рыбалки и водных путешествий.  Нашел такую лодку (бывшую десантную, продаваемую по конверсии) во Фрунзенском универмаге Московского района.

Сначала мне показалось,  что универмаг закрыт.  В советские времена перед входом роилась огромная толпа желающих войти внутрь, сейчас  — никого.  Захожу в абсолютно пустой торговый зал. Тут же со всех сторон набрасываются на меня продавцы (по теперешнему — маркетмейкеры): мол, что желаете купить, уважаемый сударь?  (Это я-то — сударь.  Да еще уважаемый). 

— Лодку, — говорю.

Десантная надувная лодка тут же появляется в поле моего зрения.  С вас сорок пять долларов, сударь.  Сударь решил не начинать драку с грабителями и заплатить — а ну как конверсионная лодка окажется лучше мировых аналогов, стоящих столько же или меньше. 

Забегая вперед, скажу, что оказалась не лучше — была очень тяжелая, требовала постоянного ремонта (расклеивалась по швам).

Деньги я тратил еще на посещение кинотеатров.  Везде одно и то же: полупустые залы, оглушительный звук динамиков, убогий голливудовский репертуар.  Пригласил L в кинотеатр "Октябрь", что на Невском, на просмотр альпинистского фильма, посвященного якобы восхождению на К2.  Билеты на двоих — восемьдесят долларов (месячная зарплата водителя-мексиканца).  То же самое: полупустой зал и оглушающий звук.  Да и сюжет фильма, грубо-говоря-мягко-выражаясь, был с силой притянут за уши и не претендовал на показ реальности.

Что радовало (я тогда интенсивно курил) — очень низкая (противу Америки) стоимость сигарет.  Ну я там и раскурился от души.

Второе, что порадовало: легальное питие пива во всех общественных местах.  Я большой любитель пива, коим остаюсь и по сей день.  Достаешь бутылочку "Хайнекена" и хиляешь по Невскому, не опасаясь козней сильных мира сего.  Кайф.

Что не радовало: агрессия и хамские выпады соотечественников.  За двадцать семь лет житья в Америке я подрался лишь пару раз, за неполных три месяца в России — четыре.  Слава Богу, обошлось без вмешательства ментов, а то бы мне быть битому или сидеть до истечения срока визы.  А то и дольше со всеми вытекающими последствиями.

Будучи фанатом лыж, учинил с друзьями беготню из поселка Токсово "на проволоку" (15 км в одну сторону по красивейшим лесам Карельского перешейка).  Это было ужасно — ботинки оказались неподходящего размера, я стер ноги в кровь.

С телефонной связью в Питере было в то время хреново.  Последнее, что я видел перед отбытием в эмиграцию — следы вандализма в виде выбитых стекол и сорванных трубок в телефонных будках.  Сей момент я узрел тоже телефонные будки, но оборудованные под пользование некими таинственными электронными карточками, недоступными простому смертному.  Позвонить кому-то из друзей и знакомых стало невозможно.

С внутригородским транспортом тоже были проблемы.  Метро как массовый транспорт отпало сразу — слишком дорого было платить за проездной билет.  Намного проще представлялось добираться до мест назначения на так называемых "бомбилах" (нелегальных частных извозчиках) и на легальных "маршрутных такси" на основе микроавтобуса "Газель".

Имея вставную челюсть, я воспылал желанием облегчить жизнь путем корректировки сей челюсти.  Поехал в Пушкин, пригород Питера, где якобы осуществляли всем желающим сию мечту.

"Жаль, но в Вашем случае это невозможно", — прозвучал вердикт.  Если бы я открыл тайну, что я обладатель американской кредитной карточки, это оказалось бы возможно.

От души оттянулся, общаясь с собратьями по кривому перу в поэтическом питерском обществе "Пиитер".  Общество подобных мне непрофессиональных поэтов — для меня наиболее привлекательное.

А на личном фронте дела складывались неважно.  Мать, несмотря на искреннюю и душевную поддержку со стороны L, как-то раз грубо и беспричинно ей нахамила.  Воспитанный в канонах тотального подчинения родителям, я категорически не мог ничего сказать в защиту L.  L, моя возможная супружница, от меня ушла.

Ушла также и та, которую я любил.  Встреча с ней в последний день моего пребывания в России прошла "деревянно", без эмоций.

Поменял дату обратного рейса и улетел в США на две недели раньше намеченного срока.