Утопленник воображения

Не находить себе места в своей же памяти. Рваться куда-то, бежать без оглядки. Сомневаться. Пересекать реки и моря. Перетасовывать в руке вокзалы, аэропорты и гавани. Выбирать нужное, понравившееся. Воскрешать образ резкого света редких фонарей на фондамента (набережной) делла Мизерикордия, слышать призывающий к молчанию глухой звон кампанилы (колокольни) Сан-Марко, ускользать остатками души за вспенившим воду ночным вапоретто (водным трамваем). Или беззвучно шептать губами отрывки из «Песен Лоса» Блейка в ответ на крики птиц, пролетающих над пристанью Сан-Тома.

Поднимать взгляд в анемичное белизной утреннее небо, реагировать грустью на невозможность дождя. Рисовать облака, рисовать квадратики, рисовать ромбики, рисовать зигзаги. Рисовать в блокноте, между словами. Между пустыми словами рисовать полые геометрические фигуры и восхищаться их пустотой. Трепетать перед окружающей громадной золотой неподвижностью, вдыхать аромат разрезанного апельсина, разговаривать с умершими авторами на кладбище Сан-Микеле, пить чай в «Флориане», отдавая дань собственной оригинальности (ведь прочие пьют исключительно кофе). Гладить пятнистую мордочку ласковой кошки, встретившейся в узкой саттопортико (подворотне).

Ощущать себя утопленником, всплывшим в прекрасной лагуне, но не могущим узреть ее выеденными рыбьим племенем зрачками. И да, сомневаться, бесконечно сомневаться в реальности. Даже когда прижимаешься с силой двумя ладонями к шероховатостям бурых стен, когда озвучиваешь на корявом английском заказ в бакаро (небольшом кафе), а официант кивает головой, поняв твои речи. Нет, сомнения не покидают тебя в этом венценосном историческом экстазе сна, пусть ты и дышишь, пусть моргаешь, пусть горячая жидкость все еще обжигает кончик языка. Сомнения кружатся вокруг иллюзорным сиянием величия, крошатся разноцветной мозаикой, кажется - тронь штукатурку, а за ней - знакомые степи и подмигивающие звезды, и у тебя есть два пути – закрыть на них глаза, отдавшись спасительности мрака, или открыть эти глаза шире, приняв их за близких друзей, возвращающих пьяного в родные пенаты.

Гудки далеких пароходов, дребезжащее рычание моторок, монотонный скрип уключин гондол, все это – сливается в цепочку Движения, которое тебе не разорвать своей одинокой фигурой с клубящимся туманом толпы за спиной. Вспышки фотоаппаратов больно протыкают склеру фантазии. Чужие говоры беззастенчиво рвут ладно скроенные операционные швы. Память плотнее кутается в шубу воображения, и все вокруг – замирает, пристегнутое к земле другими образами, где вместо воды – твердь, вместо птиц – замершие на ветру листья, вместо архитектуры – пустые окоченевшие пространства, вместо туристов – полоска терновника, колючками впившаяся в горизонт. Все твое путешествие выдумано, от начала до конца. И ты уже не помнишь, закрыл ли глаза или открыл их шире, искренне не помнишь, весь этот спонтанный приступ – откуда он? – почему именно сейчас? С другой стороны, какая разница? Ведь стало легче (жить).