Сказка для взрослых. Книга 2. Глава 2

АНЖЕЛА
Она смотрела в монитор невидящим взглядом. Сказать, что её потрясло, — ничего не сказать. «Игры какие-то? Может, компьютерная игра в клонов? Александр развлекался, назвав персонажа моим именем?» — глупо, но что еще могло прийти в голову, чтобы ненадолго защитить мозг? Анжела несколько раз глубоко вздохнула. Вгляделась в экран, перечитала заново, ткнула курсором. Появилась ссылка: «Виктория Киршанская, смотреть».
«Не пойдёт объяснение с играми», — подумалось с тоской. — "Здесь же биография полностью, в подробностях; и фотография, и новая фамилия, и дочь… Если даже Александр когда-то давно развлекался подобным, — откуда ему знать будущее, да и зачем? Значит, какая-то Виктория заказала кому-то (кому?!) клон самой себя? Как это, зачем?! И этот клон — я?!»
С ощущением страха и обреченности она кликнула ссылку на Викторию.
Открылась страница такого же формата, как и предыдущая. С портрета смотрела очень похожая на неё, но более взрослая женщина; печальная, несмотря на улыбающийся рот. Грустные глаза, обтянутые кожей скулы. Даже длинные черные ресницы усиливали чувство затаенной скорби.
Анжела поглядела в зеркало, сравнила. Похожа, очень. Но всё же — не она. И не только потому, что у Анжелы, — в ее тридцать три, — всё еще сохранялись круглые девичьи щечки, которые нравились всем, кроме нее самой. Даже, когда она сильно похудела, родив Олесю, — живот при беременности был просто огромный, а лицо и лодыжки отекали, — но, сразу после родов, она сдулась, как воздушный шарик, — щечки оставались прежними. На миг ей стало завидно этой незнакомой Виктории, несмотря на её возраст (под картинкой было указано, что Виктории сорок два). Вот ей бы такое тонкое лицо, —тогда она была бы идеальной для себя. И тут же устыдилась мелькнувшей мысли.
Дело было не только в этом. Она сравнивала серые глаза Виктории со своими, в обрамлении таких же пушистых ресниц, — и видела, что разрез отличается. Трудно сказать, чем именно. Может, расстоянием до бровей или до носа… И нос другой, — хотя у обеих он прямой, и скорее длинный, чем короткий. И рот не её, — хотя, — опять-таки: небольшой и пухлый. Изящный вырез верхней губы, более полная нижняя. Волосы Виктории казались светлее, чем у Анжелы, — ну, это вообще не признак, хотя значительно влияет на облик. Анжела сама любила порой слегка экспериментировать с оттенками, — чтобы не надоедало одно и то же, чтобы видеть некую обновленную версию себя. То более светлый оттенок, то густо-шоколадный, то отдельные высветленные прядки.
В общем и целом — почти двойник; но не самый удачный, не идеальный. Отличить можно.
Биографию Виктории она прочла запоем, открывая ссылки на каждую подробность. Ужаснуло, насколько похожи их жизни. История с Арсеном и вовсе потрясла.
Анжела вспомнила Руслана, о котором всегда думала с нежностью. Даже его открыто враждебное отношение к Александру не умаляло ее. Конечно, Анжела старалась примирить парня с тем фактом, что она замужем, и ревновать её просто глупо. Руслан помогал ей заниматься с Олесей физкультурой, — это было сложно, поскольку поднять Олесю на руки Анжела давно не могла, — тяжело. Упражнения по показу Олеся не делала, — она не слушала, и не смотрела; не хотела подражать. Тогда Руслан брал ее за руки, или за ноги, — и выполнял за неё необходимые пассивные движения. Помогал перепрыгивать через веревочку, вставать на носочки, — это было чрезвычайно трудно, потому что Олесенька, находясь в своем мире, не понимала, что от неё хотят, и не старалась понять. У Анжелы не хватало физической силы делать, как Руслан: когда человек не помогает тебе, — например, согнуть собственную руку, да еще и сопротивляется, — это очень сложно.
Руслан безнадежно влюбился в Анжелу с первой их встречи в реабилитационном центре. Что поделаешь. Ему было почти шестнадцать; лёгкая хромота, не мешающая ходить, но сильно заметная внешне, заставляла его комплексовать. Она и была причиной посещения центра, в основном — для занятий лечебной физкультурой и бесед с психологом. До восемнадцати лет положено проводить реабилитационные мероприятия, а дальше — кому как придется.
Странные чувства испытывала она к этому парню. Хамоватый, «продвинутый» подросток, успешный в учёбе, и, в то же время, — застенчивый, страдающий по поводу своей хромоты; добрый ко всем «не таким» людям. А ей, и Олесе, — в особенности. За эту черту Анжела была благодарна ему безмерно. Редко встречаются люди, способные понять. Особенно дети и подростки. Руслан знал, как ранят насмешки; знал, что значит быть изгоем. Даже при столь лёгком дефекте, как у него. Он сочувствовал Анжеле, и всеми силами старался помочь. К тому же он был влюблен. И что было делать с этой его влюбленностью, — не знали ни он, ни Анжела. Она позволяла ему некоторые вольности: расчесать, и заплести ей косу, взять за руку, отдыхать на сложенных в углу зала матах, и разговаривать. Но, не более того. Нельзя, хоть и тянуло немного, если честно. Парень совсем взрослый, позволишь поцеловать в щеку — не остановится уже…
«Если я повторяю ее судьбу… что же должно произойти у нас с Русланом?» — ужаснулась Анжела. — «Нет, не может быть… у нас всё иначе. В нашем центре нет никаких охранников Ибрагимов, а Руслан ничего поджигать не будет… но всё же… Арсен погиб. Страшно.»
С трудом оторвавшись от компьютера, на негнущихся ногах (во-первых, — затекли от неподвижной позы, во-вторых, — коленки тряслись от стресса), Анжела дошла до кухни, и выпила воды; затем вышла на балкон с сигаретой. В темном небе меланхолично и равнодушно светила убывающая луна, мерцали звезды; негромко пищали комары. Ночь, никого вокруг. И слава Богу, что никого. Но все же она ощутила какое-то глобальное одиночество. Пока у нее ещё шоковое спокойствие. А что дальше будет? И некому сказать, не с кем поделиться. Спросить некого. Как так, зачем так, почему, для чего она так живёт? Теперь, пока она хоть что-нибудь не поймет, — её жизнь будет бессмысленным фарсом. Она и прежде-то не очень понимала смысл любой человеческой жизни…
Нет, — есть, кому рассказать! Инге, конечно. Только и та мало что поймет, конечно. Но она хоть выслушает, не перебивая; не начнет охать, и хвататься за сердце; не скажет: «Да забей ты! Не думай, и забудь». Словно такое можно забыть! (Впрочем, это только говорится так: «выслушает, скажет». На самом деле они будут писать сообщения. Но это ведь не важно.) А две головы — уже лучше.
Вздохнув, она вновь направилась к треклятому устройству. Надо вытрясти из него всю информацию; может, тогда она что-нибудь поймет.

Виктория, в отличие от неё, ничьим клоном не была. Её «Грядущие события» открывались, — и, первым пунктом, шел «Отдых у моря». Дальше Анжела читать не стала — побоялась. Она вернулась к подробностям биографии, к чувствам и настроению. Порадовал сам факт, что сейчас та живёт в городе Н., да еще и ездит на юг. Быть может, — и Анжела тогда не навсегда застряла в этой дыре? Хотя перспектив для переезда пока и близко не наблюдалось. Вот спросить бы… Викторию! Как ей это удалось. Хм. А ведь ее можно найти, наверное. Хотя, пожалуй, неприятно было бы. И, опять-таки!  Как объяснить всё Виктории, если вдруг ей ничего не известно?
В «Настроении» она увидела «тоску и субдепрессию», «холод и отчуждение», «раздражение», — в семье. К сожалению, это и ей близко... Почти машинально нажала она «Изменить», и кнопка сработала. Появилось множество линий, развилок дорожек; каждая вела по своему маршруту, и нигде она не находила нужного пункта, — нечто вроде «Абсолютное счастье», или там «Сплошная радость». Анжела долго и задумчиво рассматривала поле, но не посмела ничего трогать.
Вместо этого она набрала в поиске «Арсен Бертынский»
Как и ожидалось, его жизнеописание было коротким. Зато — до предела насыщенным эмоциями и событиями. Теперь она знала историю Виктории и Арсена лучше, чем кто-либо; наверное, лучше, чем они сами…
С замиранием сердца она набрала «Александр Решетников». Увидела портрет собственного мужа, —такого, каким он был сейчас в свои тридцать девять: симпатичное, почти мальчишеское лицо, слегка взлохмаченные, русые с пепельным оттенком, волосы; обаятельная улыбка, и усталые серые глаза. Биографию можно не читать, наверное… Хотя, нет. Может, как раз она объяснит «белые пятна» в ее воспоминаниях, похожих на сны?
Прочитанное с первых же строк её доконало. «Является комбинированной душой Александра Решетникова (см. «Предыдущая биография»), и Арсена Бертынского, вследствие отказа оного работать в управлении Высших Сил, переведенного в ранг стандартного человека».
 Анжела судорожно переводила дыхание. Вот тебе и связь… Но как, почему? Она чувствовала, что близка к разгадке: вот-вот поймет, сейчас сложится пасьянс… Но сердце бешено колотилось; рассуждать она сейчас не могла. Самое болезненное, что она, — пешка в чьей-то игре. Ужасной игре…
Завтра. Завтра она вызовет мастера, и отремонтирует нормальный комп; завтра напишет Инге… и этой Виктории, — леший бы ее побрал! И будет доканывать этот комп, пока не выяснит всё сама! Ни в коем случае ничего не говорить Александру! Только сама!
Чисто для успокоения нервов она еще раз включила старый компьютер, — и тот, видимо, отдохнув, — решил заработать, издав визгливое утробное рычание.  «Контакт» загрузился. Но сейчас Анжела, конечно, не смогла сказать Инге ничего, — лишь убедилась, что подруга существует, не исчезла. Этот простой факт согрел душу в момент, когда привычный мир пошатнулся… Она легко нашла там и Викторию. Почти такая же фотография, как она уже видела. Не зная, что написать ей, она просто послала заявку в друзья, хотя сама не любила такого, — когда незнакомцы предлагают «дружбу» без пояснений. Но на пояснения не было сил.
Следующий день прошел как во сне. Они играли с Олесей, гуляли, — но в голове беспрерывно вертелись мысли о клоне, Виктории, Александре... Вечером Анжела села писать Инге. Собственное письмо выглядело безумным бредом. Хорошо еще, что Инга была в курсе давнишних тайн, связанных с возлюбленным подруги: она помнила странные сны, словно она была в них не собой, а кем-то другим, — и они имели отношение к Анжеле, Александру, и Косте Новаковскому. Возможно, она не решит, что подруга сошла с ума (что, впрочем, было бы вполне логично при жизни в убогом северном городке, без друзей и родни; с загадочным мужем, и ещё более странной, живущей в своем мире, маленькой дочкой).

Как только у Александра выдался выходной день, Анжела заявила, что она устала, и хочет развеяться, съездить в «поле». Так они называли конюшню с обширным прилегающим выпасом, граничащим с лесом и совхозными полями. Хорошо, что в том направлении ходил прямой автобус, без пересадок. Это было недешевое удовольствие, но оно того стоило. Ехать всем вместе, и катать Олесю, — это тоже замечательно; но не сегодня. Сегодня ей остро необходимо побыть одной.
 Хозяйка конефермы, Алёна, уже знала их семью, поэтому доверяла, отпускала Анжелу кататься одну, без сопровождения. Коня Анжела не украдет, и совершеннолетняя, — отвечать за неё не надо.
Скакать рысью или галопом самостоятельно Анжела не умела; но просто ехать шагом могла и одна, благо здесь только луг и поля, а трасса далеко.
— Лазурь моя! Девочка, здравствуй! — Анжела обняла тёплую шею крепкой, коренастой лошади с блестящей шерстью каштаново-красноватого цвета, настолько яркого, что почему-то имя казалось очень подходящим, хоть и означало: ярко-синий.
Лазурь приветственно заржала, забила передним копытом.
— Принесла я тебе угощение, — засмеялась Анжела, вынимая из мешочка морковку и подсоленный хлеб. Лошадь схрумкала все в считанные секунды, и снова застучала копытцем. — Остальное позже получишь!
При всей массивности Лазурь не отличалась высоким ростом, и Анжела без особого труда и посторонней помощи могла взобраться на нее: главное,  поставить ногу в стремя, и ухватиться за седло, после чего оказаться на широкой лошадиной спине уже проще.
— Вперёд! Пошла, шагом!
Блаженство. Просто блаженство. Анжела почти лежала на лошади, обнимая за шею, а та медленно (Лазурь вообще была ленивой) шла по тропинке между трав. И пусть здесь нет цветов (разве что редкие одуванчики), и одуряющих запахов, — как, наверное, где-нибудь на юге, или в средней полосе. И поле всего лишь картофельное, унылое. А за ним лес — в основном, те же сосны. Но все же, всё же…
Тропинка была неровной, Лазурь часто сбивалась с ритма, попадая в разные ямки. Хорошо, что шаг у нее такой медленный. Потихоньку они дошли до леса, а манящая тропинка шла дальше, между сосен, — она выглядела там более ровной и плотной, чем между рыхлыми полями.
— Ну что, пройдемся в лес чуть-чуть? Представляешь, Лазурь, — они говорят, что я всего лишь клон… — кто такие «они», Анжела и сама не знала.
Внезапно Лазурь вздрогнула, повела ушами.
— Что такое? — Анжела крепче ухватила повод, напрягла спину и ноги. И очень вовремя. Лошадь фыркнула, и внезапно пошла рысью. Если бы это был конь порезвее, а деревья не мешали разогнаться по полной, — Анжела вполне могла бы свалиться.
— Куда ты! Стой! — девушка натягивала удила без эффекта. Лошадь, наконец, выскочила на поляну и затанцевала на месте.
— Стой! Да что с тобой?! Нам обратно надо; заблудимся же! Стой, говорю! — Анжела измучилась удерживать животное.
Лазурь вдруг резко успокоилась, отдышалась, и стала жевать траву (что тоже было малоприятно, потому что по опущенной вниз шее легко было скатиться вниз. Анжела заставила лошадь поднять голову, и та подчинилась, наконец.
— День добрый! Прошу прощения за устроенный переполох; это я виноват, — послышался шелестящий голос откуда-то снизу и сбоку. — Вы прекрасно справились; да и я потом лошадку успокоил; это на меня она среагировала, чудить начала…
Анжела резко обернулась.





    http://www.proza.ru/2019/02/08/219