Баррикады разума

- Здорово, ребята! Как делишки? - бодро приветствовал я своих приятелей, внимательно изучающих круглую афишную тумбу, на которой былым по чёрному было написано: «16 января в 18.00 в баре Parabellum творческое объединение «Другая среда» будет воздвигать баррикады разума» и в самом низу маленькими буквами - моя скромная фамилия; чувство нескрываемой гордости за своего товарища переполняло их необычайно добрые души, а приятная блондинка с правильными пропорциями тела, особенно нижних конечностей, обвив мою шею руками, умоляюще прошептала мне на ухо: «Ты же потом об этом напишешь, правда?» К просьбам одиноких симпатичных женщин я отношусь необычайно чутко и тепло, ничего не могу с собой поделать. Колесо бешено закрутилось.
         На серых улицах города трёх революций, на фоне вечерних сумерек, белели снежными баррикадами огромные сугробы, во мрачном подвале бармен с элегантной наколкой дракона на затылке неумело жонглировал бутылкой водки. Я не стал попусту таращить глаза и дожидаться звона разбитой тары, а сразу прошёл в глубь увеселительного заведения, в её  разинутую кирпичную пасть, поближе к участникам предстоящего мероприятия, поближе к настоящему искусству. На часах было без пяти шесть, я без труда выбрал свободный столик и подумал: «Неужели все придут ровно в шесть?».
- Начнём в семь, - учтиво поправила мои мысли несравненная девушка-организатор.
- Да хоть в восемь, -  беззаботно сказал я, судорожно посмотрев на часы.
- Не волнуйтесь, вижу, вы ограничены во времени, я всё устрою - вы у нас на хорошем счету! Сейчас выступят тридцать восемь поэтов, потом сразу вы, - успокоила меня она.
Из недр каменного пола вырос высокий худой человек с длинными волосами в белой рубашке:
- Я ваш официант, Никита! Если что, меня можно звать и хватать.
- Скажите, любезный, а не водится ли у вас официантов женского пола - это для меня как-то привычнее, - риторически поинтересовался я.
Мои пуританские взгляды вступили в борьбу с моим голодным желудком и в неравной схватке одержали верх; «Потерпи часик, скоро будет море духовной пищи», - утешали меня незримые победители.
       И море было: народ медленно прибывал; словно с винтовками наперевес, в зал заходили люди с суровыми каменными лицами и зачехленными инструментами - это гитаристы - бородатые, лысые, лохматые и ужасно талантливые. Один за одним они выходили на сцену, и зал разрывался восторженными женскими криками - гитара действует на женщин, как красная тряпка на быка. Говорила мне мама: «Учись играть сынок, в жизни всё пригодится» и отдала меня на футбол - родители всегда желают лучшего своим детям. Не смотря на мои сожаления и тёплые детские воспоминания, всё шло своим чередом: музыканты сменяли поэтов, поэты - музыкантов. Женщина-поэт - это что-то совершенно восхитительное и ни на что не похожее. За моей спиной сидели зрелые поэтессы и беспощадно перемывали кости выступавшим на сцене молоденьким коллегам. Конкуренция никого не щадит; хорошо, в моем жанре тут никто не выступает. Я опытным глазом заметил, что зал невидимой линией разделён на две части: в первых рядах справа от сцены сидели матёрые поэты, а ближе к выходу - подающий надежды амбициозный молодняк. В самый разгар вечера, отставив в сторону большой стакан пива, от дальнего столика отделился один забавнейший персонаж, похожий на королевского мушкетера Арамиса из всем известного романа Александра Дюма, только вместо голубого шёлкового плаща на нём был шерстяной вязаный свитер; поправляя без конца падающие на лоб густые рыжие волосы, он начал громко разговаривать с публикой. Я тоже живо включился в разговор, участливо поинтересовавшись, давно ли он пишет и откуда он родом. Он отвечал весьма расплывчато, то и дело уходя от прямого ответа.
         Зал понемногу пустел, под столом матёрых поэтов звонко падали пустые бутылки и звучал густой храп. На сцене появилась Гордость «Другой среды» и чтобы как-то привлечь к себе внимание, он швырнул стулом в зал и вежливо сказал:
- Я прекрасно знаю, что такое регламент, и прочитаю только восемнадцать своих любимых стихотворений и ни строчкой больше!
Во время его выступления ко мне подошла девушка-организатор и вышел у нас с ней вот такой разговор:
- Не спи, твой выход скоро - два рассказа, не больше!
- Можно хотя бы три? Как раз каждому оставшемуся в зале по одному рассказу - это справедливо!
- А если кто-нибудь в это время из них заснёт? Как тогда быть?
- Швырни в меня чем-нибудь, только прошу, не в голову - я сразу всё пойму.
       И сладко зевая, искала окна бара Parabellum луна, и, не находя их, могла только гадать, попадет ли гордо стоящему на сцене человеку девушка в одеждах чёрных, как сама ночь, в голову увесистой пепельницей.