Кодер

КОДЕР
или жизнь без спецэффектов

Я пришел к черте, за которой прекращается ностальгия,
за которой слезы становятся белоснежными, как алебастр.
Федерико Гарсиа Лорка

Что это? О чём это? Зачем это?
(Из критики шедевров величайшего писателя и философа Синферно.)

     У меня слишком много мыслей достойных быть запечатленными, но слишком мало умения и ума для этого. Как-то Паскаль заметил, что люди придумывают слова из тщеславия, а потом спорят друг с другом об их значении. Памятуя об этом, поведаю сию историю простым незатейливым манером, понятным всякому, как старорежимная трехрублёвая бумажка. И избави меня, Боже, от соблазна поучать, проповедовать и делиться своей «мудростью». Чур, меня! Одно бы  сказал, будь поэтом:

                Я знаю: в этой жизни не стоит горевать,
                Ведь легче тем живётся, кому на всё насрать.
    
     Чтобы описать моего героя без прикрас и вычурностей, достаточно сказать: он сумасшедший. Не буйный. Такой спокойно сидит на койке целыми часами, сосредоточенно хмурится и медленно, беззвучно шевелит губами, словно повторяет мантру. Оптимист отметит и то, что герою даже повезло, ибо коротает он свою стрёмную жизнь не бомжуя на морозе, не томясь в лечебном учреждении с жесткими порядками и решетками на окнах, а ненапряжно прозябает под крышею богадельни для престарелых. Чтоб там не говорили, а относительно чистая простынка раз в неделю и вареная соевая сосиска на обед гарантированы. По правде говоря, некоторые были счастливы и в бочке. Если присмотреться к нему внимательнее, то многое становится ясно и о возрасте несчастного – он вовсе не престарелый, хотя лицо избороздили морщины. И в самой глубине карих глаз можно увидеть не тупое безумие или манию, а отблески ума и пережитых испытаний. Другими словами, пациент ещё был крепок, как старик Розенбом. У горемыки, конечно же, имеется имя по паспорту и другая учётная информация. Но мы будем звать его Кодером – это не по документам, не по профессии и не по кликухе, а по способу жизни. От нечего делать попробуем узнать, когда же начался путь славного Кодера к койке в доме терпимости.
    
     Возможно, всё началось здесь – в уютной однокомнатной хрущевке с полированным сервантом, полным сияющей посуды, с льющимся через пожелтевший тюль солнечным светом, добрым и многообещающим. В углу примостилась черная собака неизвестной породы, с закошлатившейся, как борода у Карла Маркса, шерстью. А в центре комнаты расположился средних лет мужчина в поношенном, но все равно, солидном сером костюме. На лице его огромные очки с толстенными линзами. Это телемастер. Он ремонтирует чудо техники – маленький аппарат из шпонированной орехом фанеры и жёлтой пластмассы, совмещающий в себе телевизор, радиоприемник и проигрыватель для виниловых дисков. Мужчина внимательно вглядывается во чрево сложного устройства, периодически хмурится и дымит канифолью, тыча в неё паяльником. Телемастер – это элита, олицетворение образованности и профессионализма. Худенький мальчик, усевшись на край кровати, наблюдает за этим небожителем, членом ложи избранных, которым дано понимать недоступное большинству. Как это заманчиво – разбираться в потрохах волшебного чёрного ящика, при этом не зависеть от мнения и критики окружающих – полнейших профанов, но пользоваться их уважением и восхищением. На следующий день ребенок принёс из библиотеки несколько книжек не по своему возрасту – пособий и справочников начинающему радиолюбителю.
    
     Умные фолианты, испещренные загадочными математическими формулами, вошли в его жизнь с того момента, с которого он мог это запомнить.  Мистическая тайна наполняла все эти изощрённые значки корней, вычурные загогулины интегралов и уверенные росчерки дробей. Первыми книгами его детства были учебники алгебры и физики, которые принадлежали  отцу, готовящемуся к поступлению в техникум. Тот так никуда и не поступил, поддавшись упрекам жены в том, что хочет стать умнее её, и проработал до пенсии грузчиком в порту. Просветительное свойство этих сборников мудрости проявлялось даже без малейшего понимания их содержания. В этом и заключается сила истинного знания. Впрочем, многие добились научных званий, начиная с того, что дрочили на тощих шлюх из толстого гламурного журнала. С того времени будущий Кодер полюбил математику. Полюбил со страстью. Именно, со страстью. Вы знаете, что значит наивысшая страсть, доведённая до субстанции самого бытия? А значит она только то, что уже нет никаких инстинктов, формальной жажды тела и другой биологической функциональности. Аффект проникает в само сознание и подменяет его. Если мы говорим о женщине, то достаточно лежать рядом, лицезреть белизну потолка и лишь чуть соприкасаться кончиками пальцев. И это есть самая пылкая горячность, которая способна разрушать и убивать не менее банальной сексуальной привязанности.  Кто не испытал подобного, пусть посмеются, а кто познал – пусть вздохнут и тоже посмеются, чтобы не выделяться. Так продолжим речь о математике. А математика отличается от женщины лишь тем, что она не женщина. Впрочем, он не очень уважал арифметику и так и не выучил таблицу умножения. Ну а разве всякий восхищающийся симфонией небесных сфер должен ценить и игру на ложках?
    
     Ясное дело, всё это могло начаться и в те благословенные времена, когда молодой талантливый парень – наш будущий Кодер, учился в престижном ВУЗе на радиоинженера.  Уже тогда однокурсники прозвали его профессором кислых щей за неестественное усердие в науках. Честно говоря, уж слишком много времени проводил он в библиотеке, а долгими ночами просиживал под светом тусклой лампы, пытаясь вникнуть в самую суть вещей.  Судить за это прилежного студента не резон, ибо сказано: будь мудрым смолоду и будь сытым с голоду. Но есть в жизни ничтожные события, совсем незаметные на первый, беглый взгляд моменты, которые делят жизнь на «До» и «После», как точки перегиба математической функции. Этим событием стала, случайно найденная в вузовской библиотеке книга по программированию на одном из давно забытых алгоритмических языков, типа Алгол-60 или чего-то более экзотического. Наименования команд, вычурный сленг и смутно проступающий за ним смысл – это казалось мистикой, религиозной тайной практикой, возможностью приобщиться к великому и стать его частицей. Только природа ревнива и не прощает величия другим.
 
                Я был почти великим, я был почти гигантом,
                Совсем, совсем немного обиженным талантом.
    
     Однако, скорее всего, причина последующего коренилась немного позднее. Мой протагонист с упоением погружается в премудрости компьютерного программирования. Ввод текста программы на черном экране и получение исполняемого файла подобны священному действу. Это тот самый ламповый телевизор, волшебный ящик, внутренности которого непонятны окружающим, но известны только ему – спецу, интеллектуалу, жрецу. Каждый раз он с благоговением вызывает команды make или build. Он уже выучил множество языков. Холивары не тему  самого-самого лучшего из этих языков были ему безразличны. Спорить об этом способны лишь невежественные в учении неофиты, поверхностные дилетанты и профаны. Кодер, если и не любил каждое из известных ему наречий, то уж к каждому проявлял неподдельный интерес.
    
     «Assembler» - способ нашептывать компьютеру на ушко свои эротические фантазии. Любые желания будут выполнены беспрекословно. Это нечто большее, чем сленг машинных команд, с вкраплениями человеческих лексем. Во время написания можно впадать в творческий экстаз, но начерканное часто не понимает и сам писатель. Так или иначе, этот манускрипт не для людского глаза.
    
     «С» - впрочем, как и его диалект с двумя плюсами, великолепный инструмент для сочинения настоящих поэм. Лаконичный, но предполагающий подтексты и двойные смыслы. Иногда запутанный и сложный, иногда противоречивый, но красивый, свободный и стремительный. Мощный на столько, что способен подражать и имитировать другие, чуждые говоры. Однако, требующий ни дюжего мастерства от изрекающего на нём. Этот язык слишком доверяет программисту, считая, что тот знает, чего хочет и волен во всём. И это главная его опасность.
    
     «Pascal» - эталон выветренности и точности. Золотой компромисс между строгостью правил и выразительной силой. Тексты его приятны глазу, понятны и однозначны. Это язык гармонии и порядка. Конечно же, неумелый писака сможет и на нём запечатлеть несколько безобразных фраз, но некрасивость их будет настолько заметной и зияющей, что он тот час же всё исправит.
    
     Кодеру владел и многими другими способами передать машине свои приказы. Он не злоупотреблял этим и старался общаться на равных. Ему казалось, что выбранное поприще приближает к чему-то возвышенному, ибо информация и дух сосуществуют в едином пространстве. Он страстно желал через компьютерное действо принести пользу человечеству. Наивный. Хочешь быть по-настоящему нужным людям? Тогда иди чистить нужники или выгребать нечистоты из камер мусоропроводов. В конце концов, займись выращиванием картошки! Но уже то хорошо, что хоть сам получил возможность быть счастливым человеком, любящим своё дело. Являться программистом и не любить это занятие невозможно. А если тебе ещё и жалование положено за то, чем и задаром бы маялся, то радуйся. Думаю, что беды Кодера могли зародиться именно в то время, когда он постиг мудрость кодерства, устроился на сравнительно престижную, очень интересную работу и стал строить ещё более возвышенные планы.
    
     Это было так давно, что могло бы и вовсе не случиться. Очень вероятно, что и не случилось, ибо доказательств обратного нет. Как нет доказательств и всему тому, что случилось. В одной из многочисленных вселенных жил да был таракан, а в другой – славный воин и герой Бэр-Плюх Рваное Ухо. Он не был человеком, но и на медведя походил лишь отдаленно. В привычной для нас терминологии он являлся вице-королем  Среднего Слоя сэром Плюхом. И не каждый знал, что в душе этот важный вельможа всё еще искатель приключений, отважный рыцарь Рваное Ухо, которому железная кольчуга намного удобнее шёлковой сорочки. Конечно, теперь он  далеко не молод, но мы знаем, что  как бы не было прекрасно свежее летнее утро или залитый радостным солнцем день, теплый вечер не менее приятен. Вот только одиночество… Жена Плюха уже давно умерла, и лицо её совсем забылось. Но иногда ему снился горячий затылок с собранными и подколотыми изящной булавкой волосами. После этих снов хотелось плакать. Но он не позволял себе такой слабости.  Под началом Рваного Уха был важный участок Великой Сети, которым он правил мудро и справедливо, ибо здесь не было заведено править по-иному.
    
     Раздвинулась автоматическая дверь, и в лабораторию решительно вошёл Дрон – руководитель исследовательской группы.
     - Пусть кто-нибудь объяснит мне, что же случилось! – нервно заговорил он без приветствия.
     - Ведущий программист проекта покончил собой, но сеть запущена, и на продолжении работы это не должно сказаться,  - взял на себя обязанность информировать начальство инженер Синая, хотя не он являлся старшим. Синая старался говорить чётко и без эмоций. Настоящий старший группы Ром продолжал молча сидеть в своём кресле.
     - Что же случилось с программистом? В чём причина? – было видно, что Дрон заметно успокоился.
     - Он оставил посмертную записку. Она в его компьютере,  - Синая тоже расслабился.
    
     Одиночество являлось атмосферой, в которой только и мог существовать Кодер. Поэтому, когда «от нутра» помер отец, а в скорости от тоски, во всяком случае, так говорили все, скончалась мать,  Кодер очень сильно не горевал, сожалел лишь, как о чём-то нужном, привычном, но не слишком дорогом. Сам себе он придумал объяснение или оправдание, которое гласило, что таким образом он защищался от душевной боли, уходя в программирование. Что ж, в программах он владел всей полнотой ситуации в отличие от этого настоящего мира. А что значит «настоящий»? Это всего лишь личный выбор. Было бы крайне нелогично и глупо избрать нечто ненадежное, пугающее и приносящее боль, в ущерб понятному, комфортному и подконтрольному. Непосвященному не понять весь кайф ситуации, когда позволено самому строить, как из кубиков, новую реальность со своими законами и целями, самому конструировать даже кубики. И если захотеть, то можно исключить саму смерть. И если вдруг что-то нельзя решить по формуле, то всегда возможно найти численными методами. Божественный путь от простого к наисложнейшему, когда в конце самому не вериться в причастность к созданию этой сложности. Однако описываемый персонаж   все-таки оправдывался. А это значит, что чувствовал вину.  Всякий, кто способен к греховности, несёт грех. У каждого обладающего хотя бы зачатками совести оная болит.  Ощущающий вину – виновен. Но что такое грех, как не следование естественному, биологическому? Благодетель - сопротивление сему.
    
     Сенсуалией командовал не очень умный и не очень знатный, но весьма осведомленный в бюрократии чиновник – Модест Храбрый. Молодость его была бурной и наполненной бесстрашными подвигами, за безрассудство его даже иногда величали Модестом Безумным. Впрочем, храбрость его была неоднозначной. Он мог поднять и перебросить через реку слона, любил играть со львами, словно с котятами, таскать за хвост крокодилов, кататься на диких буйволах, но панически боялся пауков и темноты. Одно время судьба свела смельчака с Рваным Ухом, и оба героя вместе странствовали в поисках подвигов по самым опасным окраинам Великой Сети. Но время часто сильно меняет любого из нас. Модест тоже настолько набрался ума и житейской мудрости, чтобы не опасаться пауков и темноты, и называть необходимым компромиссом то, что раньше считал немыслимым предательством. Это очень полезное качество для носителя власти. А ещё Модест очень любил бабочек, восхищался их трепетной и хрупкой красотой. Вдобавок он любил блестящие булавки из хромированной стали, которыми пронзал бабочек своей обширной коллекции. И хотя многие из жителей Сенсуалии тайно говорили о нем, что не по молоту подкова, что вице-король мозгом ушибленный, но страна исправно выполняла главное назначение – принятие Сигнала всемогущего Демиурга и Архитектора Сети. Да и не мне судить его. Он – начальник, а я кто? Червяк кольчатый.
    
    
     Карьера у Кодера с самого начала складывалась и работёнка была не унылая, не рутинная. Новые идеи лезли, как гов… извините, как фрукты-овощи из рога изобилия.  И вдруг, на пике творческого подъема, стал Кодер чувствовать какую-то легкую усталость или смутную тревожность. Что-то в душе начало выгорать. А может быть, Кодер стал осознавать, как пресловутое компьютерное «железо» железными тисками ограничивает полёт его мысли. Дело-то обычное – многим знакомое. Но в данном случае, возможно, положительное, потому что принялся он обращать внимание и на простую человеческую жизнь с её вульгарными, но необходимыми радостями. Так точно – на баб, наконец-то, заглядываться сподобился. Понравилась ему одна женщина, может быть не очень симпатичная, лет на пять старше, из персонала кафе, где он обычно обедал. Да и пусть, что не красивая, главное - не уродина. Глаза у неё добрые... коровьи, тело гладкое и плотное. А с лица нам не пить пивца. Но лично я, будь поэтом, написал бы так:

                В зенице солнечного рая
                Счастливцы будут сожжены.
                Чем больше женщин обнимаешь,
                Тем одноцветней все они.
    
     Все, кого я знал, давно мертвы, А уж те, кого я не знал, не вместились бы не в один морг. Всесокрушающее и неумолимое время. Помниться, как в одной песенке звучало: "всё, что мы построим, время не разрушит..." - какое глупое и самонадеянное заявление. Разрушит! Ещё как. Герой-то наш надеялся найти эту неподвластную Кроносу субстанцию в виртуальном мире чисел.  Ну и дурбалай! Наверное, он и сам понял, что упустил огромный и теплый кусок жизни, когда прижал к шкафу с ложками и вилками в подсобке кафе свою новую пассию - Аню. Почти осторожно, скорее решительно он обнял её за тугие округлые бедра. Неожиданно, дамочка задрожала всем телом и разревелась.
     - Что такое? – опешил удивленный соблазнитель.
     - У меня мужика не было уже три года, – последовал ответ  аппетитной избранницы.

     Вот именно, начало всех бед проистекает с начала этой связи и этого брака. Теперь это и козе понятно. О нет, что вы! – не женщина, как таковая, является причиной всяческого бедлама в этом мире, а сам этот мир, в основе которого Хаос. Женщина – это лишь частное олицетворение Хаоса, и, между тем, источник всякого порядка. Весь мир, как говориться, бордель, а я в нём - метрдотель.
    
     Рохия подошла к терминалу покойного программиста и произнесла кодовое слово.  Вместо приглашения  ввести команду,  лазеры  видеосистемы нарисовали в пространстве над столом объемный черный текст на белом фоне. Чего-то боясь или стесняясь, она все-таки стала читать записку несчастного мертвеца. Включить голосовой интерфейс Рохия не решилась, чтобы не привлечь случайного внимания. Перед ней  находились живые строки человека, который ещё вчера шутил, смеялся, дышал. От осознания этого в душе становилось неуютно.
    
     Привет, милая Нефи. Попробуй не обижаться на меня, а понимания или сочувствия не требую. Почему? Хочется ответить: по кочану! Но я попробую, всё же, объяснить. Человеку перед смертью можно простить некоторую многословность и романтичность. Надо сказать, что ты вошла в мою жизнь, как нескончаемая боль. Знай это, но не чувствуй вины. Ведь я прекрасно понимаю, и понимал: ты, славная Нефи, просто в меру глупая и в меру симпатичная серая мышка. Причина только в моём больном рассудке, в том, что от него осталось. Я неожиданно понял, что абсолютно беспомощен, бессилен. И ты, и я знаем, что стоит, например, этому Синая позвать тебя, и ты полетишь к нему, даже не обув туфли. С этим ничего нельзя поделать. Просто этот мир  - сеть, наподобие спроектированной мной. А жизнь – нечестная штука! Спасибо за то, что ты никогда не видела моих слёз.
    
     Скромную свадьбу сыграли где-то через пару месяцев. У Кодера  двушка осталась от покойных родителей, чем был исчерпан пресловутый квартирный вопрос, о который разбилось множество ячеек капиталистического и всякого иного общества. Ещё дача добротная кирпичная в товариществе «Верный путь» составляла богатство родителей, а теперь и самого наследника. Но унылый мещанский быт атаковал Кодера посредством крутобёдрой и  любвеобильной Анны. Его тонкая натура совсем не была готова к навалившимся проблемам и обязанностям, которые он вначале встретил с удивлением, а потом – с возмущением. Умом наш злосчастный деюн понимал необходимость семейного долга и роль опоры прайда. Но вся его природа противилась этому. Ведь Кодер как был, так и остался индивидуумом замкнутым и одиноким. Монологи скандалов и речитативы упреков он оставил своей супруге. Сам же  уединялся за компьютером, просиживая ночи напролет.  Раз в два-три дня Анна, изнывающая от своего тела,  смирялась с никчемностью мужа  и желала получить от него хоть какое-то прибыток, окромя скромной зарплаты. Она звала его в постель, и он, чаще всего, соглашался с нескрываемым удовольствием, а  иногда – с некоторым раздражением, так как его отрывали от интересного проекта. Удивительно, но неопытный в этих делах Кодер был хорошим любовником в техническом плане, а иной близости между ними не было, видимо, никогда.  Анна тащилась под ним, как удав по пачке дуста. Его палец  вибрировал в тёплой влажной плоти с мегагерцовой частотой. Губы водили хороводы вокруг торчащих сосков, изредка покусывая и обсасывая их.  В эти мгновения, он, определённо любил её, а она – его. Для кого-то иной любви и не существует. Или это была пресловутая взаимосвязь на общих потребностях? Жаль, что я не поэт, да и вообще:

                Мне козлоногому мустангу
                Уже младых не лобызать…
                В любви я нахожу усладу,
                Не претендуя на кровать.

     Для кого-то любовь – это сексуальная страсть, для кого-то – долг, для иного – дружба, а для других - жалость. Но есть и просто чувство признательности человеку, который решился не только разделить с тобой постель, но и всю жизнь. Если бы супруга знала, что во время плотской близости этот самец проектирует структуры классов и разрабатывает алгоритмы, то, наверное, обиделась бы. В любом случае, в результате подобных игр случаются дети. Анну тоже не миновала сия участь.
    
     - В чём суть проблемы? Вы можете описать? – Дрон насупил густые усыпанные перхотью брови. Его амплуа – задавать вопросы. Это уже все приняли как данность.
     - Дело в том, что в недрах сети сформировалась вторая сеть…
     - Субсеть?
     - Не совсем. Это сеть внутри сети, она использует родительскую как субстанцию и если её развитие пойдёт и дальше такими темпами, то основной сети не хватит ресурсов. Более высокая виртуализация сама по себе жадная до ресурсов, а тут она ещё и растёт, как на дрожжах.
     - Отследите точку неопределенности и детерминируйте процесс, - Дрон давал понять своим видом, что не ожидал такой беспомощности подчинённого в простой ситуации.
     - К сожалению, количество только активных узлов первых уровней достигло шести триллионов и материнский компьютер не в состоянии отследить точку неопределенности. Теперь это как раковая опухоль. Мы даже лишены возможности иметь статистику по количеству связей,  - констатировал Синая и громко вздохнул, показывая и свою озабоченность.
     - Я понимаю, что не ваша вина в получении этого неуправляемого монстра, но теперь проектом руководите вы, и я очень надеюсь, что сделал правильный выбор. Что вы намерены предпринять?
     - Есть одна идея…  но нет времени на расчёты, однако риск, думаю, оправдан. Я предлагаю внедрить в паразитную подсеть примесь… агента из родительской конфигурации. В теории это приведёт к объединению сеток.
     - Приступайте. В этот эксперимент вложено слишком много сил и средств, чтобы всё рухнуло из-за случайности.
    
     Сегодня в Сенсуалии праздник – начало новой Эпохи Обучения. На домах развешены флаги, воздушные шарики и засушенные улыбки. Настроение у жителей было соответствующим. Даже дождливый понедельник в Сенсуалии светел и наполнен радостью. Хотя ярким солнечным субботним днём в глубине души здесь всегда занозила тревожная грусть. А сегодня как раз понедельник. Сигнал Архитектора  принят, взвешен и полностью отдан Бэр-Плюху. Ничто бы не омрачило этот прекрасный день, если бы правителю не сообщили о небывалом событии. Вместе с Сигналом, из высшего мира Архитектора, к ним проник человек - маленький мальчик. Его привели в кабинет правителя для допроса.

     Телесная оболочка сочилась теплом и влагой, но сердце Анюты было холодным как эскимо. Лишь с появлением ребёночка жизнь наших героев вроде бы наладилась. В Анне проснулась чувственность не плотская, но душевная. И даже Кодер стал отвлекаться от перманентного программирования, обращать внимание на сына, радоваться его первым успехам в ползании, стирать какашки и укачивать ночами. В жизни появилась ещё одна вполне себе метафизическая цель. Не с неё ли начался путь к сумасшествию?
    
     Инсталляция нового жизненного уклада  прошла  успешно. Эта не когда разный мусор в кучу собирают, склеивают, сваривают, связывают и в музеях за деньги кажут. Для программера инсталляция – ответственный момент и завершение любого начатого дела. Говоря на обыденном штатском  языке, Кодер очень полюбил своего новорожденного ребёнка. А любовь – это не усюсюканье, как известно, а забота и  ответственность.  Вот и стал Кодер задумываться над пополнением семейного бюджета. К тому, кто сам не плошает, судьба благосклонна.  Один коллега по работе, тоже программист, с редким именем Модест, подкинул моему герою  начать новый проект и заработать на этом.  Кстати, функциональность будущей программы заключалась в вульгарном делании денег из нечего.  Предполагалось создать некий супермозг для анализа рынка, биржевых показателей… Но Кодера заинтересовала реализация. Углубившись в разработку, он перестал спать ночами, потому что основную работу тоже никто не отменял, а заметную часть бессонных хлопот о новорожденном он не желал отдавать сам. Какие-то деньги за этот труд Модест лишь обещал в неопределенном будущем. Зато стали они дружить, и даже семьями, в том смысле, что в гости ходить. Семья нового товарища, правда, из него самого в единственном числе и состояла.
    
     Через месяц отношения с супругой опять разладились. Даже телесная близость разорвалась от нехватки времени. Впрочем, ничего нового: как изрек поэт, сделать женщину несчастной может каждый, а как подарить счастье -  не знает никто. Ждать до ишачьей пасхи мифических дивидендов Анюта не желала. Поскандалила пару раз, обозвала долбоёбом, а потом и вовсе домой ночевать не явилась. В ту ночь измученный муж даже не сел за комп. Готовил малышу смесь, укачивал на руках, но когда вырубился под утро, то снилось ему, престранное: будто он – процессор или машина Тьюринга, команды нескончаемой очередью поступают на его регистры и выполняются в ритме тактового генератора несколько миллиардов раз в секунду. Сон не закончился и после пробуждения. Когда вернулась Анна, и Кодер с большим опозданием явился  в офис, то многие сочли странного программиста ещё более странным. Считаете, что от подобного с ума не сходят? Не знаю, но с одним моим приятелем тоже однажды случился нервный срыв. В результате он прочёл Горация в подлиннике и стал гадить прямо в штаны.

     Но не только программирование занимало голову и душу нашего горемыки. Ведь он был человеком, и больше скажу, неплохим человеком с маленькой, но уверенной буквы «ч».  А человеку не чуждо всяческое, без чего он уже и не человек, вроде. Кодер очень любил прогулки со своим сыном, которого, повторюсь, любил неподдельно.  Он укладывал его бережно в колясочку  и потом возил по несколько часов по асфальтовым дорожкам ближайшей аллеи. Платановые листья укрывали их от палящего солнца, а птицы сопровождали щебетанием. Когда Анна смотрела на них в такие минуты, то на сердце у неё уже не было злобы, а лишь умиление. Эти женщины не очень-то понимают чего хотят. Некоторые завидуют мужчинам и требуют равенства. Но любая эмансипация и идея равенства в логической полноте завершается матриархатом. Только Кодеру нет дело до всего этого. Он катит колясочку, разговаривает сам с собой, обсуждая программы, чем привлекает удивлённых прохожих.
    
     Не даром говорят, что у этих баб семь пятниц на неделе.  Вроде бы только что дулась и общалась односложными фразами по необходимости, но вдруг ластиться по кошачьи и предлагает совершенно доброжелательно нанести визит кому-нибудь, например, посетить коллегу Модю.  Кодер бы с бОльшим желанием создавал уже полюбившуюся ему нейронную сеть. Но Анна заявила, что договорилась с нянькой  - одной пожилой женщиной с прежней работы, которая согласилась посидеть вечером с мальчиком за пятьсот рублей. Хош-нехош, а пришлось собираться в гости. И мне кажется, что с тех пор пошёл этот необратимый процесс, ведущий к жалкой койке в богадельне.

                Вначале было Слово
                Потом – белиберда
                Потом – беда
                Опят и снова беда
                И талая вода
                На месте льда
                Подмывшая основы.
                А слово было: НИКОГДА!
    
     Модест тоже работал программистом, но он не был истым кодером, поэтому и фигурирует здесь под своим глупым паспортным именем, а не под философски значимым ником. Он являлся тем редким исключением среди членов своего цеха, которое попало в профессию случайно, вообразив, например, что та автоматически сулит какие-то баснословные заработки при отсутствии работы. «Он альфонс по призванью» - очень точно описал его поэт. Что ещё можно сказать? Если бы я был поэтом, то написал бы о нём так:

                Забот житейских канитель
                Он подменяет на похмелье.
                Не перемешанный коктейль
                Ума и праздного веселья.

     И в душе и на людях Модест был убеждённым атеистом, но, может быть на всякий случай, бережно хранил между книгами по математическому анализу и аналитической геометрии дешёвую новодельную иконку Николая Угодника. Рассказывали о нём одну неприятную историю: будто бы на прежней работе он жестоко пошутил над своим начальником, подменив тому плагин в фотошопе. Плагин тот очень долго работал, а в результате выводил на итоговом фото жирную надпись: «Сегодня ты умрёшь». Из-за этой глупости начальник получил гипертонический криз, а Модя уволился по собственному желанию. Модя - мелкий, хотя и предприимчивый,  персонаж бытовой мелодрамы, а Кодер – герой притчи, умный в своей безумной учености, но глупый по жизни. И они встретились в тот вечер за  бутылкой хорошего коньяка с не очень хорошей закуской на квартире одного из них, успешная посредственность и гений с признаками слабоумия. Кодер осматривал мебель соратника и видел, что даже она пропитана скучным духом клиентских приложений к базам данных и бухгалтерских отчетов. Дешёвый лоск с налетом разврата, но дорогой для обывателя среднего достатка. Единственным сомнительным украшением жилища служили несколько застекленных висящих на стенах коробок с засушенными, почти рассыпавшимися в прах, бабочками. Пока раскладывали хавчик и базарили об умных вещах, например, новых тенденциях развития вычислительной техники, Кодер стал замечать что-то неприятное для себя. Он понимал что, но гнал эти мысли и даже боялся высказать свои подозрения словами. Однако с каждой выпитой рюмкой ситуация становилась всё более однозначной. Каково это чувство, когда видишь, что любимая женщина с восхищением и страстью смотрит на другого, льнет к нему, забыв о приличиях, и уже не замечает тебя самого? Глаза её светятся счастьем, которого ты не мог ей дать никогда. И ей уже по барабану, что ты единственный, кто способен понять её. И воняющие шипучим вином гусары в неприличных обтягивающих лосинах увлекают твою неземную любовь сильнее всех твоих духовных добродетелей. Нет базару, паскудное это чувство. Да только сердце Кодера, а точнее, его мозги, были свободны от глупой любовной шелухи. Однако состояние горечи, похожее на желчный привкус печёночной болезни, он изведал. Он испытывал нечто округлое и ощутимое, очень знакомое и привычное, неудобное, но неотъемлемое. Но не мог вспомнить: что. Наконец он понял, что это - ненависть. Вот такая вот завязочка получилась, и теперь даже мне любопытно, чем всё закончится.

      Измена супруга для многих равносильна смерти. Правда, если не поддаться первому глупому порыву, то всё проходит, подобно … всему на свете. Непременно истерически и патетически разорвать отношения и удалиться на максимальное расстояние посоветуют гордые и непримиримые. Для гордых и непримиримых, возможно, лучший вариант – оставаться в одиночестве. Или расстаться без истерики, с формулировкой «не подошли друг другу», и даже «остаться друзьями». Есть прекрасный рецепт: поколотить изменщицу, хотя случаи избиения изменщиков тоже не редкость. Бьёт – значит любит. Бить без любви – это нонсенс и дикость. И вот он бьёт обидчицу, пинает, отрывает части организма. И вытряхнув из неё душу в виде полупереваренной сосиски, плачет от жалости к побитой, от презрения и жалости к себе. Впрочем, наказать можно без рукоприкладства, например, постоянным «пилением» и напоминанием греховного факта, а то и молчаливым, но неотступным и давящим укором собственного стоического «всепрощения». Кодер выбрал другой, но очень распространённый вариант – делать вид, что ничего не произошло. Слабость ли характера, нежелание менять жизненный уклад и делить нажитое имущество причиной этому? Не знаю. И ещё Кодер возжелал свою похотливую спутницу с новой страстью, как немытую Жозефину.
      
      У Модеста дела шли лучше не куда. Он уволился и организовал собственную программистскую фирму, которая с успехом продавала продукт, написанный Кодером.  О том, чтобы выразить благодарность автору или, хотя бы, заплатить обещанное, речи не было. Впрочем, чего ждать от человека, у которого и до этого говна не выпросишь? Анну он помнил долго. Она являлась к нему воплощением нежности в чёрно-белых снах, слепяще–светлою в сияющей снежной дымке. Выделялись только чёткие тёмные глаза. Но, как известно, история развивается по спирали: в начале разыгрывается трагедия, которая повторяется, как фарс, а затем, как полный ****ец. Модест влюбился страстно в одну рыжую бестию, называл её Златовлаской и, в итоге, женился. Он не уставал твердить ей о своей любви, но слегка раздражался тем, что по дому всюду валялись её волосы. И он повторял про себя, что она линяет, как шелудивая сука, но вслух продолжал признаваться в любви. Долго ли это продолжалось? Не знаю. Люди не вечны, слава Богу.
      
     Рохия украдкой приблизилась к сидящему в кресле и смотрящему в одну точку Рому.
     - О чём ты думаешь? – вдруг спросила девушка.
     - Тебе это интересно? – удивился встрепенувшийся, как ото сна Ром.
     - У Синая что-то было с женой программиста? – сразу последовал второй вопрос.
     - Зачем тебе это? – озадачился мужчина.
     - Любовнице рассказывают все тайны. Этим пользовались шпионки! – Рохия попыталась принять страшное выражение лица. При этом она подошла к сидящему мужчине сзади и обняла его за шею.
     - Ты – любовница? – насмешливо воскликнул он.
     - А что, для шпионки слишком глупая?
     - Слишком умная.
     - Странный у нас разговор – из одних вопросов, на которые ты не отвечаешь.

      Гильотина в условиях дефицита квалифицированных кадров среди палачей – вещь гуманистическая. Да только и она ломается, как любая техника. И тогда остается тупой топор в неверной руке дилетанта. Беда пришла, как всегда, незваной-негаданой и без рекомендательных писем. Я уже упоминал, что Кодер любил математику, но недолюбливал арифметику, боготворил числа, но сторонился цифр. Не запоминал дат, с трудом рассчитывался при покупках.  И эта его непрактичная рассеянность имела плачевные результаты. В тот день было какое-то из бурных торжеств, сопровождаемых гуляниями, салютами и повсеместной толкучкой.  Впрочем, салюты звучали почти каждый летний вечер. Право слово, теперь не поймешь, начался ли артиллерийский обстрел или продолжается чей-то вечный пир жизни.  В такой вот обычный праздничный день отправила Анна своего супруга с трёхгодовалым малышом (время-то как летит!) на развлекательную прогулку. Сама по обыкновению не пошла. А муж и рад. То там, то сям побродили, мороженого откушали, соком запили. А у Кодера в голове мысли роятся, персептроны работают, учатся, так сказать, на собственных ошибках, циклы программные запускаются и алгоритмы оттачиваются. И тут вдруг приходит Кодер в себя, и волосы на голове у него шевелятся, и мурашки по спине бегут, и дыхание тисками сжимает. Мальчика рядом с ним нет! А вокруг человеческий лес веселящихся и бессмысленно расхаживающих людишек. И никто не знает,  где кончается этот лес.
      
      Кабинет Модеста Храброго выглядел мрачновато из-за тёмной старой мебели, тяжеловесного стола и стен, увешанных прикрытыми шторками рамками с бабочками.
      - Тебя послал Архитектор? – спросил правитель Мартина, которого здесь почему-то звали именно так.
      - Вряд ли,  - ответил тот, - ведь отца больше нет в живых.
      - От куда знаешь, что ты сын Архитектора, а твой отец погиб? -  не без любопытства поинтересовался Модест Храбрый.
      - Просто почему-то знаю. Но это странно, ведь он был жив, когда я потерялся. И ещё я чувствую себя взрослым человеком, у которого за плечами большая жизнь, хотя ещё сегодня соображал как малый ребёнок.
      Модест мрачно ухмыльнулся и произнёс с поучительной ноткой в голосе:
      - Запомни, мой юный друг, нельзя положительно ничего сказать о том, что есть, было или будет в твоём бывшем мире относительно нашего мира. Время здесь и там течёт раздельно и не пересекается.
      - Какой смысл в этом?
      - О! Смысл пронизывает всё сущее!  - возбужденно, почти радостно продолжил правитель, - без смысла мир рассыпался бы, как манная крупа.
      - Именно манная? – язвительно заметил мальчик.
      Правитель недовольно сморщился и громко распорядился, чтобы пришельца, согласно регламенту, передали в распоряжение сэра Плюха.

     Увидев её плачущей и некрасивой, он подумал, что обязан испытать жалость, но не почувствовал ничего. Вернее, он увидел великолепные по своей красоте и законченности нейроны, которые возбуждались, меняли веса и организовывали стройную сеть, как бы по своей воле. Анна взяла в руки чемоданы, с болью, без всякой злобы посмотрела ему в глаза, развернулась и вышла за дверь. Прошло пол года, а ребеночка так и не нашли. Последние хрупкие надежды рассыпались с каждым днём этой пытки. Анна не могла переносить рядом с собой человека, который постоянно напоминал о сыне, постоянно напоминал о своей и о её  вине. Если бы все вернуть назад…
     У одиночества есть один единственный и неповторимый плюс – оно освобождает душу от каждодневных переживаний и сострадания к любимым. Одиночество позволяет нам не чувствовать их боль, умноженную стократ, не видеть их смерть. А главное, оно не заставляет каждодневно помнить об этом. Но есть и один минус – одиночество лишает жизнь смысла.
    
     Кодер героически пережил эту жизненную трагедию, находя утешение в программировании. Нет, он, конечно, выпивал иногда. Но если говорить честно, то реально стал   настоящим алкоголиком. Если хотите, осудите его. Я не имею на это права, ибо слаб. Получить опору можно только в Боге, но всякий, кто найдет смелость посмотреть в глаза зияющей пустоте, поймет: Его нет. Бог… Когда я думаю о Боге, то перед взором расстилаются бесконечные пространства заполненные величественными звёздами, и там уже нет места моим частным проблемам, моему страху перед смертью и перед жизнью, там уже нет меня. Поэтому нет жалких и постыдных претензий к Нему. Ожидание Рая теряет смысл, ибо, обретая Бога, человек уже входит в мир горний. Но большинство вспоминает о Боге лишь самые трудные минуты, пытаясь подкупить Его заверениями непременно уверовать, если на этот раз Он поможет, отведёт беду. Иногда горе рождает чувство беспомощности и обиды, и человек посылает Богу проклятия. Но проходит время, и в большинстве случаев, проклинающему становится стыдно, ибо он осознаёт малость своих испытаний, которые он так и не смог преодолеть.
    
      - А тебе, Ром, нравится жена программиста? Ведь она очень красива, - задумчиво произнесла Рохия, и было видно, что ответа она не ждёт.
      - Я никогда не смотрел на неё, потому что программист был моим другом, - Ром не оправдывался, а просто размышлял.
      - Всякий, кто отводит взгляд от чужой жены, уже согрешил! – решительно заявила Рохия. Ром промолчал в ответ, но его собеседнице не требовались ответы.
      - Мне жалко программиста, - вдруг сказала она.
      - А Нефи тебе, разве, не жалко? - удивился мужчина.
      - Не знаю, - вопрос Рома застал её врасплох.
      - Она ведь сама променяла его на этого неврастеника и карьериста Синая, - продолжила Рохия после некоторой паузы. Надо было понимать, что жену программиста ей не жалко.
      - Любовь зла, - усмехнулся Ром. Он вдруг стал серьёзным и добавил:
      - Любовь требует жертвовать…
      - Самым дорогим?
      - Всем!
      - Это для ленивых. Легко просто отдать всё, чем совершить нечто конкретное. Вот ты, например, что можешь сделать ради любви? – Зло и весело бросила вызов Рохия.
      - Чтобы иметь право любить, надо являться волшебником, магом, богом. Нужно, хотя бы, уметь двигать мановением руки вещи, а лучше – звёзды и планеты. Обладать хоть какой-то сверхъестественной силой, чтобы любимая чувствовала полную надёжность и защищенность, чтобы на краю пропасти всегда подать руку и спокойно сказать: «Всё будет хорошо». Живая душа достойна существовать только в образе бога, но быть богом невыносимо…
С этими словами Ром грустно улыбнулся и вытянул вперёд сжатый кулак. Метрах в пяти от него, над рабочим столом инженера Синая поднялся и повис в воздухе зелёный силиконовый шарик-эспандер. Рохия вздрогнула и как загипнотизированная уставилась на шарик. Потом она перевела взгляд на Рома и её удивление сменилось испугом. Тот резко разжал кулак, после чего силиконовый шарик беззвучно взорвался, усеяв стол Синая мелкими ошмётками.
      - Я не бог, Рохия,  - на глазах Рома заблестели слёзы, - просто мы с программистом открыли суть этого мира, который всего лишь нейронная сеть, о чём он и написал открытым текстом. Я научился изменять её локальную структуру, но ни власти над миром, ни счастья, ни смысла это не даёт. Я чувствую себя иссушенной бабочкой с рваными истлевшими крыльями.
    
     Замок Плюха возвышался на неприступной гранитной скале, и сам был сложен из гранитных валунов. Это было царство плесени и рассадник чахотки. В темной зале, с закопченными факелами стенами и потолком, хозяин встречал удивительного гостя.
      - Мартин, мне очень любопытно узнать о мире источника Сигнала, о мире Архитектора. Каков он? – такой была первая фраза вице-короля.
      - Я затрудняюсь что-либо сказать, Ваше превосходительство, вежливо ответил молодой человек, но не смог не добавить:  - Но мне кажется, больше Вас волнует суть Сигнала и смысл существования Сенсуалии.
      - У тебя там осталась женщина? – неожиданно переменил тему Плюх, словно понимал, что на последние вопросы ответов не будет.
      - Там я был ребёнком, из женщин я знал только мать.
      - Она любила тебя? – по тону это стало похоже не на беседу, а на допрос.
      - Думаю, да.
      - Это печально. Быть никому не нужным – вот истинное счастье. А являться чьим-то смыслом, или даже самой жизнью – это потянет не каждый. Это рабство.
      - Вот как… Я думаю, что так называемое разочарование  - это признак неудачника со скудным опытом жизни. Извините, Ваше превосходительство.
      - Её тело удивительно пахло молоком. Но с годами молоко скисло. – Плюх мечтательно закатил глаза, но с последней фразой стал ещё серьёзнее.
      - И что с ней стало? – бестактно поинтересовался мальчик.
      - Её больше нет, потому что известна лишь одна возможность обмануть старость – умереть молодой. У вас не так?
    
     Просидев трое суток к ряду за проектированием многослойного персептрона, Кодер просто потерял сознание и уснул на полу около компьютера. Проспав сутки бесчувственным бревном, он очнулся и впервые за последнее время задумался об этой своей действительности, которую мы с вами привыкли считать единственно возможной. Нахлынувшая тоска, боль утраты соединились в ней с вульгарными муками тела – сосущим чувством голода и позывами опорожнить кишечник. Объятый бессмысленностью жизни, он, все-таки, не стал пачкать штаны и пошел в уборную. Там он сидел на унитазе, изводимый коликами в животе и поносом, плакал от горя и унижения. Не в силах больше помнить о своей потере, несчастный выбежал из туалета со спущенными брюками и, ворвавшись на кухню, налил и залпом выпил стакан водки, которая осталась в холодильнике после прошлой попойки. Тут же он опрокинул следующий стакан и ещё половину стакана. Водка закончилась, хмель ударил в голову, но боль не отошла, а лишь обострилась. Кодер вновь застонал, захотел  отвлечь мысли на логику работы персептрона, но мысли уже не слушались его. И он разрыдался, отвлекаясь от щемящего, душащего чувства этим действом. Часа через два неопрятный пьяный человек с красными заплаканными глазами ехал в троллейбусе, от пассажира воняло перегаром, мочой и  кислой блевотиной. На конечной остановке «Верный путь», Кодер вышел, и, шатаясь, поплёлся на свою дачу. Вечерело. Он шёл мимо живописных холмов сухие склоны, которых покрыты пахучим тимьяном. Шиповник приветствовал его белыми и нежно-розовыми пятиконечными звёздами. Шагал мимо совершенно набоковского оврага, заросшего нестерпимой черёмухой. В конце концов бедняга остановился перед старыми ржавыми воротами своей дачи, уставившись на них, как баран на новые.
    
     Две мудрости постиг я,  влача  свое мимолетное и бессмысленное существование в этом пространстве. Первая мудрость гласит: Никогда не слушай композитора Пуччини после фасолевого супа. Вторую мудрость я уже забыл, поэтому придумайте свою. Например, о том, что прошлое надо оставлять в прошлом. Это ничего, что Америку мы не открыли. Настоящая мудрость попсова формально, но эксклюзивна в практике применения. Именно об этом размышлял поверженный судьбою, но не сдавшийся Кодер. Глупый эгоизм заключается во взращивании и пестовании своего личного горя, когда миллиарды людей вокруг тебя несут без театральной скорби на лице такую же или более весомую ношу. Кодер решил тупо стартануть новую жизнь или, на худой конец, продолжить старую. Начал он с генеральной уборки на даче, с выбрасывания мусора прошлой жизни, который тянет на дно, словно стопудовый якорь. В ритуальный огонь костра отправились старые книжки по радиотехнике, учебники программирования для «чайников», от которых порывалась избавиться ещё жена Аня, но согласилась на компромисс хранения этой макулатуры на даче. Ту да же были отправлены поношенные свитера, дырявые рубашки, ломаная табуретка и красивые обрезки ламината. Огонь разгорался и Кодер чувствовал, что  заноза в его сердце саднит все меньше.  Главным и самым трудным событием жертвоприношения являлось сжигание огромного, набитого синтетической ватой, медведя – подарка для сына, которого тот так и не увидел. Кодер с заметным усилием выволок медведя из дома, так как тот за всё цеплялся, надорвав из-за этого ухо, не пролезал в дверной проем, словно сопротивлялся, и решительно бросил его в огонь. Пламя жадно объяло мишку и вспыхнуло с новой силой, направляя к небу столб черного дыма. Кодеру стало не по себе, почему-то вспомнились детские стишки: «…потому что он хороший…».  И тут изрядно прогоревший мишка вдруг развернулся в костре, и на Кодера посмотрели полные страдания и вопроса печальные глаза-пуговки. Всё оборвалось в груди человека, в ушах зазвучал пронзительный смех сына. Он закрыл лицо руками, отвернувшись от костра.  Уму непостижимо, но перед чернотой обратной стороны век Кодер увидел прекрасную картину: обученный многослойный персептрон в работе. И я тоже, понял нечто невыразимое. Разве что будь я поэтом, то написал бы так:

                Брат Смерти Сон опять витает
                Над дикою равниной бытия
                И к западу проносится густая,
                Как битум стая воронья.
                С далёких детских лет
                Мне снится город мирозданья
                Домам в нём счёта нет,
                А улицам названья.
                Таинственны его укромные углы
                И смутны подвесные очертанья.
                Там всё, чего мы не смогли
                Найти на дне уснувшего сознанья.
                В том городе места, где я учил
                Себя  блаженству эротической тоски.
                В том городе не раз война
                Испепеляла душу и мозги…

     Они стояли у  гудящей и пышущей жаром большой печи, предназначение которой было неясным. Вообще-то, мальчик понимал смысл этого огня, но ещё не выразил это понимание словами, чтобы осознать.
     - Всё банально, Мартин, - весело произнес Бэр-Плюх, - твоё появление нарушает порядок вещей и грозит моему миру. Чтобы спасти всех их,  - он обвел взглядом окружавшую их толпу, ты должен быть уничтожен. Так обучилась сеть. Тут о выборе и речи не идёт.
     - Мне почему-то не страшно. А как это будет?
     - Огонь! Всё, что сгорает возвращается к Архитектору. В виде дыма, конечно. Точно, став дымом, ты обретёшь счастье, - заключил свои размышления Плюх.
     - Умные люди не могут быть счастливыми, потому что они всё понимают.
     - Точно, но только не поэтому, а от того, что ничего не понимают.
     - Ещё чуть-чуть снобизма и высокомерия и Вы будите выглядеть смешным и жалким, сэр, - пошутил Мартин, чем вызвал улыбку Плюха.
     - О, Мартин, я сейчас подумал… понял, что  Архитектор назначил мне встретить тебя и самому стать дымом. А этому миру без разницы, кто покинет чашу весов, чтобы восстановить равновесие.  Это прекрасно!
    Никто не успел опомниться и что-либо понять, когда вице-король ступил в топку и вспыхнул, как набитый синтетической ватой мешок. Все вокруг плакали, заламывали руки, ноги другие части организма.
В чём смысл этой глупой вычурной истории? Возможно, она родилась, потому что во мне тлеет образ божий, и я постоянно страдаю оттого, что сам не бог. Хотя точно знаю: быть богом мне не по плечу. Но я бы смог стать пророком. Пророком для битья и распятия без претензий на обожествление и почитание. Я уже чувствую себя распятой бабочкой, сушеной пыльной молью, пустой хитиновой мумией.
    
    
     Nuff said!  Не роман же пишем, ей богу.  Именно сейчас Кодер решился отвергнуть этот мир и уйти в мир чисел. Прервать постыдный адюльтер. Он вдруг осознал, что для этого ему уже не нужен даже компьютер – жалкий атрибут так называемой действительности. Нет ни единого довода в пользу большей реальности одной действительности над иной. Он стоял и плакал от счастья и непривычного чувства освобождения. Низкие тучи проносились над ним, гонимые холодным ветром. Где-то очень далеко глухо клокотал гром. Первые крупные капли дождя упали на его просветлённое лицо, символизируя очищение. Кодер опустился на колени в ещё горячий пепел костра и навечно воссоединился с немыслимо великим Процессором Духа, заполнив его бесчисленные регистры частицами своего разума. Божественный апофеоз слияния завершился самопроизвольным мочеиспусканием.


Рецензии
Читал Вашу повесть в течении трех дней.
Был поражен глубиной философских рассуждений о природе человеческой,
оригинальным взглядом на матричную суть мироустройства, стихотворными узорами и возмущен...
Хотя это всего лишь мое субъективное восприятие.
Ведь, как можно оценить жизнь человека? Она только его.

Йозеф Зюс   04.06.2019 18:49     Заявить о нарушении
Не ожидал отзыва. Думал, что закроют на половине со словами "что за бред?".
А Ваши слова, честно говоря, меня пугают. Я и "глубина", я и "философия" - вещи несовместные. :)
Как оценить жизнь человека? Ну, наверное, полная стоимость - это сама эта жизнь. Для самого человека одна цена, для окружающих - другая. Цена появляется, когда кому-то что-то нужно, то чего у него отсутствует.
И в нашем мире всё продаётся, но не всё покупается. (Лелею надежду, что авторство последней фразы моё).

Синферно   05.06.2019 13:50   Заявить о нарушении