Об именах. Фёдор Толстой

 «Русский авантюрист и путешественник, полковник. Один из самых неоднозначных представителей русской аристократии первой половины XIX века. Происходил из графской ветви рода Толстых. Отличался необыкновенным темпераментом, прославился картёжным азартом, пристрастием к дуэлям и путешествием в Америку»,  - такая характеристика дана Фёдору Ивановичу Толстому в Википедии.

В свои школьные годы я о нём не слышал. Во время учёбы в вузе о нём было немало разговоров, но я готовил себя к работе в школе, а потому внимание обращал на героев-созидателей, а он к таким не относился. Скорее наоборот, он был разрушителем общественных и нравственных устоев, говоря нынешней терминологией, этаким Окном Овертона.

У меня даже иногда возникает впечатление, что современный западный мир пошёл по тому пути, который указан Фёдором Толстым. Он  в последние годы своей жизни покаялся, исповедался  и причастился, стал глубоко верующим человеком. Западный мир, мне кажется, на такую метаморфозу, перевоплощение, полную совершенную перемену не способен. Ресурсов души не хватит. Да и есть ли у западного мира душа? По-моему, тут господствуют  корысть и безразличие.  У Европы на формирование души  может не хватить ни времени, ни возможностей, ведь процесс уничтожения белого населения Европы пока не остановлен.

О Фёдоре Толстом писали Пушкин и Грибоедов, Лермонтов и Тургенев, Вяземский и Лев Толстой, Жуковский и Чаадаев.


В комедии Александра Грибоедова «Горе от ума» имя Толстого не называется, но есть уточнение: «Не надо называть, узнаешь по портрету». Характеристику даёт Репетилов:
Но голова у нас, какой в России нету,
Не надо называть, узнаешь по портрету:
Ночной разбойник, дуэлист,
В Камчатку сослан был, вернулся алеутом,
И крепко на руку не чист;
Да умный человек не может быть не плутом.
Когда ж об честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем:
Глаза в крови, лицо горит,
Сам плачет, и мы все рыдаем.

Есть свидетельства, что Толстой узнал себя в  монологе Репетилова и остался очень недовольным, многократно отмечал, что на Камчатку его не ссылали, он поехал туда добровольно. Говорят, что он упрекал Грибоедова в том, что по строке «И крепко на руку нечист» можно подумать, будто Толстой взяточник. Когда Грибоедов на это возразил: «Но ты же играешь нечисто», Толстой ответил: «Только-то? Ну, ты так бы и написал». На одном из первых представлений «Горя от ума» он присутствовал в театре среди зрителей и после монолога Репетилова встал и громко заявил: «Взяток, ей-богу, не брал, потому что не служил!» Его реплику зал встретил аплодисментами.

В комедии Грибоедова есть и пародия на Толстого. Этот герой явно не очень умный, непоследовательный, но всегда  готов на любую провокацию. Это от него пошло, что Чацкий сошёл с ума. Он личность  довольно известная в столице, вхож в любые дома, и  всем известно, «человек он светский,
Отъявленный мошенник, плут:
Антон Антоныч Загорецкий».

Граф  из небогатого рода Толстых Фёдор Ива;нович («Американец») родился в Москве  6 [17] февраля 1782 года. Он был восьмым ребёнком в семье графа Ивана Андреевича Толстого (1748—1818) и его жены Анны Фёдоровны (1761—1834), происходившей из рода Майковых. Знаменитая по портрету кисти Боровиковского Мария Лопухина была его старшей сестрой, она умерла от чахотки в 1803 году, ей было 19 лет.

Фёдор Толстой с детства обладал незаурядной физической силой, выносливостью и ловкостью, все предпосылки для успешной военной карьеры. Вместе с двумя братьями  учился в Морском кадетском корпусе в Санкт-Петербурге. Обладая непредсказуемым, даже жестоким характером, он в совершенстве освоил стрельбу и фехтование, это сделало его крайне опасным противником на дуэлях. Ему приписывают 11 убийств на дуэлях, двенадцатым мог стать Александр Пушкин.

После  школы Толстой поступил на службу не во флот, а в элитный Преображенский полк в чине портупей-прапорщика. За какую-то провинность 5 марта 1799 года Толстой оказался в гарнизонном полку Петропавловской крепости, однако вскоре его вернули в гвардию, а 27 сентября произвели в подпоручики. 

Его сослуживцы, а среди них был Фаддей Булгарин, известный позже литературный критик, оценивали Толстого как меткого стрелка и храброго бойца, способного действовать хладнокровно и решительно, но с  «диким» характером и страстным увлечением женщинами и карточными играми. А ещё Толстой был очень злопамятным и мстительным.

Впервые Толстой дрался на дуэли в 1799 году, то есть в 17 лет,  с офицером, который отчитал  его за нарушение дисциплины. Подробностей дуэли нет, но были сведения, что  он якобы за дуэль был разжалован в солдаты.

В 1803 году его двоюродный брат впоследствии известный художник и скульптор Фёдор Петрович Толстой должен был отправиться в кругосветное плавание в качестве члена команды шлюпа  «Надежда»  капитана Ивана Фёдоровича Крузенштерна. Но у того была боязнь морской болезни и он уговорил брата-тёзку. Фёдор Иванович  Толстой, не служивший на флоте, попал на корабль по сути пассажиром в  первое кругосветное плавание  под российским флагом и таким образом ловко избежал очередного наказания в Преображенском полку.

Шлюпы «Надежда» под командой Крузенштерна и «Нева» под командой Юрия Фёдоровича Лисянского отплыли из Кронштадта в августе 1803 года. Кроме исследовательских целей - установление дипломатических и экономических связей России с Японией, Большую дипломатическую делегацию возглавил Николай Резанов, тот самый,  который в 42 года объяснился в любви к пятнадцатилетней Консепсьон Аргуэльо (Кончите),  дочери коменданта Сан-Франциско, что стало основой сюжета поэмы Андрея  Вознесенского «Авось», а также рок-оперы Алексея Рыбникова «Юнона и Авось».
 
Шлюп «Надежда» прошёл через Балтийское море и Атлантический океан, мимо Канарских островов и Бразилии, обогнул мыс Горн и пошёл по Тихому океану в сторону Японии с остановками на Маркизских и Гавайских островах. «Надежда» посетила Японию и Камчатку, а «Нева» взяла курс на остров Ситка. Затем встретились в Макао и через Индийский, а затем Атлантический океан и Балтийское море вернулись в Кронштадт. Плавание продолжалось более трёх лет, с 7 августа 1803 года по 19 августа («Нева») и 30 августа («Надежда») 1806 года.

На борту «Надежды» Толстой не был обременён служебными обязанностями, а  потому часто провоцировал ссоры с другими членами команды и даже с капитаном.
 
Злые шутки Толстого  позволяют проследить, что человек способен позволить себе в отношении других и до какого уровня их опустить. Яркая практика по расчеловечиванию, потому я и взялся за эту тему.

Вот некоторые примеры. 
Однажды он напоил священника, который сопровождал шлюп «Неву», тот напился так, что без чувств  лежал пьяный на полу. Толстой  приклеил его бороду к палубе сургучом и  запечатал казённой печатью, выкраденной у Крузенштерна. Когда священник проснулся,  Толстой напугал его, что печать ломать нельзя.  В итоге бороду пришлось обрезать.

Во время одной из остановок на островах в Тихом океане  Толстой купил ручного орангутана, который стал  любимцем команды.  В отсутствие Крузенштерна Толстой с орангутаном прокрался в  каюту капитана. Там он достал тетради с записями Крузенштерна, положил сверху лист чистой бумаги и  показал  обезьяне, как заливать чернилами бумагу. Затем сам  ушёл, оставив орангутана в каюте одного.  Когда Крузенштерн вернулся, все его записи были уже уничтожены.

За такое поведение Толстого неоднократно заключали под арест. В конце концов, Крузенштерн поступил жёстко, он высадил опасного пассажира с орангутаном во время остановки то ли на Камчатке, то ли на одном из островов.

Дальнейшие подробности путешествия известны лишь с собственных слов Толстого, а это не всегда правдоподобные рассказы.

С Камчатки он добрался до одного из Алеутских островов,   там провёл несколько месяцев среди аборигенов Аляски, якобы подружился с вождём и в знак уважения к нему его тело аборигены украсили многочисленными татуировками, позже Толстой раздевался на публике и с гордостью демонстрировал роспись любопытствующим.

В  Петербург Толстой вернулся в начале августа 1805 года. С Аляски на торговом судне добрался до Петропавловска, а дальше через Дальний Восток, Сибирь, Урал и Поволжье  на телегах, санях, а то и пешком.

В Петербург Толстого не пустили, прямо у городской заставы он был арестован и отправлен в гауптвахту, указом Александра I ему  запретили жить  в столице. Из элитного Преображенского полка он был отправлен на службу в малоизвестную крепость Нейшлот, где прослужил с 1805 по 1808 год.

В феврале 1808 года началась русско-шведская война, и Толстой по дружбе оказался в действующей армии адъютантом у князя Михаила Долгорукова. Князь называл  Толстого по-приятельски «дядей Федей» и охотно слушал его бесконечные рассказы о заграничных путешествиях. Кстати, дяде было всего 26 лет. Толстой оказался в своей стихии: он вместе с Долгоруковым активно участвовал в боях, а когда в битве под Иденсальми князь погиб от прямого попадания ядра, Толстой был рядом, но помочь уже ничем не смог. Позднее он не раз рисковал жизнью, возглавляя  разведывательный отряд. А однажды его отряд первым прошёл по льду вдоль берега Ботнического залива, и  корпус под предводительством  Михаила Богдановича Барклая-де-Толли сумел без потерь перейти  пролив Кваркен и занять город Умео. Этот подвиг помог быстрой победе России, реабилитировал Толстого в глазах начальства, и с 31 октября 1808 года ему было разрешено вновь служить в Преображенском полку в чине поручика, а 11 августа 1809 года он был произведён в штабс-капитаны.

А потом было несколько дуэлей со смертельным исходом. Толстой был на несколько месяцев заключён в гауптвахту в Выборгской крепости, а 2 октября 1811 года уволен из армии в чине рядового и сослан в Калугу, где жил в своём имении.

А потом началась большая война, Отечественная  война 1812 года. И Фёдор Толстой снова пошёл на войну,  добровольцем участвовал в обороне Москвы, сперва его  зачислили  в 42-й егерский полк, а затем в чине подполковника в 8-й пеший казачий полк. В составе  Ладожского  пехотного полка Толстой участвовал в Бородинском сражении, был тяжело ранен в ногу. В марте 1813 года получил чин полковника, а 5 февраля 1815 года - Орден св. Георгия 4-й степени. И снова  Толстой был реабилитирован.

Фаддей Булгарин оставил о Фёдоре Толстом немало очень выразительных характеристик. Вот одна из них: «Умён он был, как демон, и удивительно красноречив. Он любил софизмы и парадоксы, и с ним трудно было спорить. Впрочем, он был, как говорится, добрый малый, для друга готов был на всё, охотно помогал приятелям, но и друзьям, и приятелям не советовал играть с ним в карты, говоря откровенно, что в игре, как в сраженье, он не знает ни друга, ни брата, и кто хочет перевести его деньги в свой карман, у того и он имеет право выигрывать».

После войны 1812 года Толстой поселился в Москве и прославился своими любовными похождениями. К тому же он и сам добавлял слухов и сплетен, то есть был на виду. Женился Фёдор Иванович 10 января 1821 года на цыганской плясунье Авдотье Максимовне Тугаевой (1796—1861). Марья Каменская в своих «Воспоминаниях» рассказала о подробностях этого брака:
«Раз, проиграв большую сумму в Английском клубе, он должен был быть выставлен на чёрную доску за неплатёж проигрыша в срок. Он не хотел пережить этого позора и решил застрелиться. Его цыганка, видя его возбуждённое состояние, стала его выспрашивать.
— Что ты лезешь ко мне, — говорил Ф. И., — чем ты мне можешь помочь? Выставят меня на чёрную доску, и я этого не переживу. Убирайся.
Авдотья Максимовна не отстала от него, узнала, сколько ему нужно было денег, и на другое утро привезла ему потребную сумму.
— Откуда у тебя деньги? — удивился Федор Иванович.
— От тебя же. Мало ты мне дарил. Я все прятала. Теперь возьми их, они — твои.
Ф. И. расчувствовался и обвенчался на своей цыганке».

Этот брак продержался до самой смерти Толстого. У супругов было  двенадцать детей, однако зрелого возраста достигла лишь дочь Прасковья Фёдоровна, она стала супругой московского губернатора  В. С. Перфильева и дожила до 1887 года. 

Старшая дочь Толстого и Тугаевой Сарра обладала поэтическим даром, но очень болезненная и психически неуравновешенная, умерла в 17 лет от чахотки. Все остальные дети родились мёртвыми или умерли в младенческом возрасте. Пушкин писал в 1836 году:

«Видел я свата нашего Толстого. Дочь у него так же почти сумасшедшая, живёт в мечтательном мире, окружённая видениями, переводит с греческого Анакреона и лечится омеопатически».

Отношения с Пушкиным не всегда были дружественными. Впервые Пушкин и Толстой встретились весной 1819 года, видимо, за карточным столом.

Как известно, в 1820 году Пушкин за свои стихи впал в немилость и был сослан в Екатеринослав, затем на Кавказ, в Крым и в Бессарабию. И Толстой  как-то за карточным столом высказался, что перед отправкой Пушкина выпороли в охранном отделении. Слухи наполнили всю Москву, Пушкину это стало известно и он поклялся вызвать обидчика на дуэль сразу же по возвращении из ссылки. Но прежде Пушкин применил своё главное оружие – острую эпиграмму.
 
В жизни мрачной и презренной
Был он долго погружен,
Долго все концы вселенной
Осквернял развратом он.
Но, исправясь понемногу,
Он загладил свой позор,
И теперь он — слава богу —
Только что картёжный вор.

Фёдор Толстой написал ответную эпиграмму на Пушкина. Она сохранилась в списке 1820-х годов:

Сатиры нравственной
язвительное жало
С пасквильной клеветой
не сходствует нимало, –
В восторге подлых чувств
ты, Чушкин, то забыл!
Презренным чту тебя,
ничтожным сколько чтил.
Примером ты рази,
а не стихом пороки
И вспомни, милый друг,
что у тебя есть щёки.

Похоже, именно эти строки более всего и возмутили Пушкина, вызвали в нём желание стреляться.

Есть поэтическая характеристика Фёдора Толстого и в послании «Чаадаеву»:
Или философа, который в прежни лета
Развратом изумил четыре части света,
Но, просветив себя, загладил свой позор:
Отвыкнул от вина и стал картёжный вор?

Когда при публикации «Чаадаеву» в редакции слова «или философа» заменили на «глупца-философа», Пушкин очень возмутился: «Там напечатано глупца философа; зачем глупца? стихи относятся к Американцу Толстому, который вовсе не глупец».

Во время южной ссылки, да и в Михайловском  Пушкин долгое время тщательно готовился к дуэли, ходил с тяжёлой тростью, регулярно упражнялся  в стрельбе. 8 сентября 1826 года, почти сразу после возвращения в Москву, он велел передать Толстому вызов. Но Толстого в Москве не было. Позднее друг и   известный  библиограф Пушкина Сергей Соболевский (1803 – 1870) сумел  примирить Пушкина с Толстым. Да и  Толстой, обычно мстительный, в этот раз был и сам заинтересован в примирении. Человек умный, он знал, что убийство Пушкина наверняка разорвёт его отношения со многими известными поэтами, дружбой которых он дорожил.

А потом Толстой и Пушкин даже подружились и через Толстого  было передано письмо Наталье Ивановне Гончаровой,  будущей тёще поэта.  Он в первый раз просил руки её 17-летней дочери, обвенчались они через два года, в 1831 году. 

Время меняет человека, делает нередко мудрее. Тяжело переживал Толстой раннюю смерть своих детей, а после смерти семнадцатилетней   дочери Сарры занялся самоанализом своей прошлой жизни и пришёл к убеждению, что это Божья кара: он убил на дуэлях одиннадцать человек, и одиннадцать его детей умерли при рождении или в молодом возрасте. Есть свидетельства, что у Фёдора Ивановича был синодик с имена убитых им на дуэлях людей.

Толстой очень тяжело переживал смерть своих детей, особенно Сарры. Некоторые друзья Толстого рассказывали впоследствии, что он к концу жизни стал человеком набожным и считал смерть одиннадцати своих детей Божьей карой за смерть, убитых им на дуэлях. По мере того, как умирали дети, он вычеркивал из своего синодика по одному имени из убитых им людей и ставил сбоку слово «квит». Когда же у него умер одиннадцатый ребёнок, прелестная умная девочка, он вычеркнул последнее имя убитого им и сказал: «Ну, слава Богу, хоть мой курчавый цыганёночек будет жив».
В это время Толстой больше не дрался на дуэлях,  в карты играл изредка. Много молился, пытаясь искупить грехи молодости. Иногда он ездил за границу на воды и побывал в нескольких европейских странах.
В книге «Былое и думы» Александр Герцен оставил такую запись:

«Я лично знал Толстого и именно в ту эпоху (в 1838 году), когда он лишился своей дочери Сарры, необыкновенной девушки, с высоким поэтическим даром. Один взгляд на наружность старика, на его лоб, покрытый седыми кудрями, на его сверкающие глаза и атлетическое тело, показывал, сколько энергии и силы было ему дано от природы. Он развил одни только буйные страсти, одни дурные наклонности, и это не удивительно; всему порочному позволяют у нас развиваться долгое время беспрепятственно, а за страсти человеческие посылают в гарнизон или в Сибирь при первом шаге…»

Фёдор Толстой умер в своём московском доме 24 декабря 1846 года  после непродолжительной болезни. Ему было 64 года, по меркам   нынешней либеральной пенсионной реформы не дожил бы до пенсии.

Удивительно, что Фёдор Толстой оказался прототипом множества литературных героев под разными именами и даже без имён.
 

Александр Пушкин  в «Евгении Онегине» в нескольких эпизодах отразил опытного дуэлянта. Черты Толстого проглядывают и со страниц рассказа «Выстрел».

Михаил Лермонтов списал с Толстого Евгения Александровича Арбенина,  известного в молодости кутилу и игрока в драме «Арбенин».

В рассказах Ивана Тургенева "Бретер" и "Три портрета" мы тоже встречает родственников «американца». Кстати, в словаре Владимира Даля читаем:  БРЕТЕР м. франц. кто ищет случая придраться, для вызова на поединок, кто наискивается на вызов, дуэлист, задира, задора, забияка, драчун.


Лев Толстой увековечил своего двоюродного дядю Федора в «Войне и мире» (Долохов) и «Двух гусарах» (граф Турбин). «Необыкновенный, преступный и привлекательный человек!» - вспоминал дядюшку Лев Николаевич.

 «На свете нравственном загадка», - так отзывался о Фёдоре Толстом друг его и Пушкина Пётр  Вяземский. В 1818 году он написал посвящение «Толстому».

Американец и цыган,
На свете нравственном загадка,
Которого, как лихорадка,
Мятежных склонностей дурман
Или страстей кипящих схватка
Всегда из края мечет в край,
Из рая в ад, из ада в рай!
Которого душа есть пламень,
А ум — холодный эгоист;
Под бурей рока — твёрдый камень!
В волненье страсти — лёгкий лист! Куда ж меня нелёгкий тащит
И мой раздутый стих таращит,
Как стих того торговца од,
Который на осьмушку смысла
Пуд слов с прибавкой выдаёт?
Здесь муза брода не найдёт:
Она над бездною повисла.
Как ей спуститься без хлопот
И как, не дав толчка рассудку
И не споткнувшись на пути,
От нравственных стихов сойти
Прямой дорогою к желудку?
Но, впрочем, я слыхал не раз,
Что наш желудок — чувств властитель
И помышлений всех запас.
Поэт, политик, победитель —
Все от него успеха ждут:
Судьба народов им решится;
В желудке пища не сварится —
И не созреет славный труд;
Министр объелся: сквозь дремоту
Секретаря прочёл работу —
И гибель царства подписал.
Тот натощак бессмертья ищет,
Но он за драмой в зубы свищет —
И свет поэта освистал.
К тому же любопытным ухом
Умеешь всем речам внимать;
И если возвышенным духом
Подчас ты унижаешь знать,
Зато ты граф природный брюхом
И всем сиятельным под стать!
Ты знаешь цену Кондильяку,
В Вольтере любишь шуток дар
И платишь сердцем дань Жан-Жаку,
 Но хуже ль лучших наших бар
Ценить умеешь кулебяку
И жирной стерляди развар?
Ну, слава Богу! Пусть с дороги
Стихомаранья лютый бес
Кидал меня то в ров, то в лес,
Но я, хоть поизбивши ноги,
До цели наконец долез.
О кухне речь — о знаменитый
Обжор властитель, друг и бог!
О, если, сочный и упитый,
Достойным быть мой стих бы мог
Твоей щедроты плодовитой!
Приправь и разогрей мой слог,
Пусть будет он, тебе угодный,
Душист, как с трюфлями пирог,
И вкусен, как каплун дородный!
Прочь Феб! и двор его голодный!
Я не прошу себе венка:
Меня не взманит лавр бесплодный!
Слепого случая рука
Пусть ставит на показ народный
Зажиточного дурака —
Проситься в дураки не буду!
Я не прошусь закинуть уду
В колодезь к истине сухой:
Ложь лучше истины иной!
Я не прошу у благодати
Втереть меня к библейской знати
И по кресту вести к крестам,
Ни ко двору, ни к небесам.
Просить себе того-другого
С поклонами я не спешу:
Мне нужен повар — от Толстого
Я только повару прошу!

19 октября 1818
________________________________________