Мужчину шрамы украшают

     Весна пришла в наши края бурная, долгожданная.
      
     Казалось, конец марта, своим капризным нравом, непостоянством температуры суток, долго еще будет нас баловать возможностью без опаски выйти на лед.
    
     Конец марта, начало апреля знаменуют собой начало отменного клева рыбы на всех водоемах средней полосы России. Об этом знает каждый, уважающий себя, рыбак. Конечно, знаем это и мы.
    
    Мы – это команда рыбаков «без башни», можно сказать, «с пулей в голове» у каждого. Со временем, казалось что этих  «башен-пуль»  у иного рыбака не одна, а, две и три.
    
     Многим из нас приходилось на рыбалке за свою жизнь бороться, вступив в схватку с водной стихией.
    
     Казалось бы, мирное время в стране, а мы, горемыки, воюем с судьбою, ее поражая своей глупостью.
   
     Что заставляет любого из нас, приготовив, как сам он считает, надежные средства спасения, выходить на тончайший осенний и рыхлый, «толстенный», весенний, ледок? Жажда наживы? К природе любовь? А, может, голодающие детки нас гонят из дому для их пропитания поиска средств?
    
     Лишь только с годами я стал понимать, прикрываясь рыбацким азартом, к природе любовью, мы скрывали свою глупость чрезмерную, судьбу свою искушая.
      
     Представьте себе, читатель любезный, детину, у  которого есть  дети, супруга, который при весе до ста килограмм, на лед водоема встает при его толщине меньше трех пальцев!
    
     Что тут можно сказать? Как говорится, умом такого, с позволения сказать, рыбака, увы, вам не понять.
      
     Ну, так вот. В начале апреля я с друзьями, Санькой и Витькой, по льду последнему ловлю рыбку на одном из Волгоградских водоемов.
      
     Лед еще толстый, за ночь окрепший, в солнечных шрамах, в иголках, ближе часам к десяти под солнцем апрельским стал раскисать «на глазах» наших.
      
     А нам нипочем, ведь «жор» рыбки весенней, с икрой, не дает нам покоя. Машем руками мы с удочкой, что твой ветряк крыльями, растет гора рыбки у лунок.
      
     Ближе к полудню я первый решаю покинуть ледок последний, апрельский. Собираю я свои снасти в ящик, кладу рыбу в мешок, ледобур зачехляю.
   
     Поднимаю ящик, ремнем на плечо его вешаю, нагибаюсь, я, чтобы поднять рыбу в мешке, ледобур. Только лишь начинаю мешок поднимать я, чувствую, лед подо мной проседать начинает.
      
     Думаю сразу: «Все, мне, похоже, «хана»! И рыбку бросать жалко, и ледобур еще тех денег стоит.
      
     Что  думаете вы, друзья, как вышел я из той щекотливой ситуации, судьбу свою, конечно, искушая? Вы думаете, мешок и ледобур я бросил, на льду оставил?
    
     Куда там, как же - с!
    
     Падаю, точнее, ложусь, я на грудь и ползком, по пластунски, что твой Максим Перепелица на брюхе, двести метров по льду ползу.
    
     На льду уже стоит вода, и подо мной, под рыхлым льдом, десяток метров влаги.
    
     Ползу я, вспоминаю боженьку, иногда и чертыхаюсь, зарок себе даю, больше так не искушать судьбу свою .
    
     Кое - как, изорвав кожу ладоней рук в хлам, в лоскуты, я выползаю, наконец, на берег.
   
     Собираю на берегу сухие камыши, тростник, хворост, развожу костер я, греюсь-обсыхаю.
    
     Стою я у костра, вижу Витьку и Саньку, дерзновенно ползущих по льду, по одному в колонну.
      
     Вот, и они уже у моего костра на берегу, раздевшись, осматривают свои руки в лоскутах кожи, улыбаясь, говорят: «Мужчину шрамы украшают! Ничего, до свадьбы, до рыбалки, заживет!»