На лыжне

                На лыжне
  Мороз градусов десять, может чуточку больше, скольжение отличное. Сегодня решил бежать до Воспушки. Иду по тропе пробитой снегоходом и молю Бога, чтобы след был до самой деревни. Прошлый раз с километр шёл по целине, вспотел, как будто «десятку» пробежал. Сначала немного прихватывало ноги, но когда вошёл в лес почувствовал себя комфортно. Не могу избавиться от привычки бегать быстро, и приходится заставлять себя идти чуть помедленнее. Во - первых, можно  опять вспотеть и на перекурах мёрзнуть, да и зверьё распугаешь. Справа сквозь деревья просматривается озеро, большая поляна, засыпанная ровным слоем снега, но, я то знаю, что под снегом озерцо, значит от моего дома два километра. Все, набрал нормальный темп, можно осмотреться.
  Зима нынче снежная. Ещё только декабрь, а снегу навалило выше колен. Он идёт почти каждый день, то крупными хлопьями, то чуть заметной манкой. Небольшие ёлки превратились в правильные пирамидки, на ветвях сосен снег лежит шапками, когда они падают, пробивая  лунки, и кажется, что куропатки спрятались на ночлег. Над трассой перекинулись мосты из согнувшихся берёз, и, если по дереву ударить лыжной палкой, снег осыпается и берёзки выпрямляются. Опять темп увеличился,  но почему-то сбавлять не хочется, иду «на автомате» и мысль моя вырвалась на свободу, перескакивая в пространстве и времени морзянкой.                Вспомнился эпизод, как я покидал свою деревню, уезжая поступать в военное училище. Раннее утро. Солнце уже прошло четверть своего пути и, наверное, высушило росу со стороны Климаковых, но в нашем дворе была ещё утренняя свежесть и от «лепёшки», оставленной коровой выгнанной в стадо,  шёл парок. Отец с похмелья сидит на крыльце в майке, трусах и кирзовых сапогах. «Внутренний заем» на его голове свесился совсем в другую сторону, обнажив лысину точно такую же, как сейчас у меня. Он глядит на меня извиняющимся взглядом, чувствуется, что ему тяжело расставание, но и не легко, с похмелья. Он никогда не был алкашом, но выпить любил, и вот теперь раскаивается, что перебрал вчера не ко времени. Мать зажгла лампадку и зовёт меня в горницу. Проходя через кухню, замечаю бабушку, сидящую на скамейке у печки, на глазах у неё слёзы. Может, вспомнила проводы своего мужа, без вести пропавшего на войне, а может жалко меня, с ней я никогда не ссорился, правда, случалось, подшучивал, но эта привычка у меня на всю жизнь. Мать перед иконами отдаёт последние поклоны и, повернувшись ко мне, подаёт листочек, на котором написан её рукой текст молитвы «живые помощи», кстати, сохранённый мною до сих пор, и крестик. Я кладу всё это в комсомольский билет и она, перекрестив меня три раза спереди и сзади, говорит: «Ступай». В последний раз оглядываю горницу, где по периметру на кроватях спят мои братья и сестра, и, взяв балетку,  иду в сени. Окрикнув меня, мать даёт ещё рубль к тем пяти, что дала накануне и я опять во дворе. Отец сидит в той же позе, пожав ему руку, выхожу за ворота. До электрички, которая унесёт меня в другую жизнь, пятнадцать минут.   
Слева свежие следы лося они тянутся вдоль трассы, иногда пересекая её. Прошёл совсем недавно, так как мелкий снежок, почти висящий в воздухе, не припорошил их совсем. Трогаю в нагрудном кармане файер и газовый баллончик, вдруг понадобятся. Сорока застрекотала где-то слева, и следы лося повернули туда же. Снег слишком мягкий и глубокий, так что любопытство придётся осадить. Сорока смолкла, и тишина такая, что слышу, как бьётся сердце. Отдохнул, опёршись на палки. Это в училище мы наматывали пятьсот сибирских километров за зиму. Сейчас торопиться некуда. Сотни раз вспоминал эти эпизоды, а они прокручиваются и прокручиваются.
Поселили нас в палатках, днём духота под утро зуб на зуб не попадает. За палаточным городком огромный дощатый туалет, персон на двадцать, без перегородок. После первого экзамена по физике, который я сдал на «отлично», в трико пошёл поиграть в футбол. Когда вернулся, ни балетки, ни моего костюма в палатке не было. Вероятно, кто-то из тех, кто завалил первый экзамен, утешился моими вещами и пятью рублями. Математику письменно написал без проблем, но, когда пришёл сдавать устно, был ошарашен преподавателем: « У вас двойка по письменному, ну ка нарисуйте мне косинус по абсолютной величине?», меня как заклинило.  С очумелыми мыслями, « как возвращаться домой?» шёл в палаточный городок.  На плацу встретил, как оказалось, будущего своего взводного. Он спросил: « Что такой грустный?»  Я сказал, что завалил математику и, как возвращаться домой без денег и одежды, не знаю. «У меня остался лишний экзаменационный допуск, возьми и дуй с другим потоком».  Писал математику ещё усердней и даже кое- что спросил у золотого медалиста Сашки Киселёва. « У вас по письменному «неуд», заявляет мне другой преподаватель. Я попросил показать мою контрольную и, когда преподаватель принёс её, больше мне вопросов не задавал. Как оказалась контрольная была просто перечёркнута, видимо попал «под каток», конкурс был большой. А первого августа, одев курсантские погоны, я принимал присягу.
  Стремительно, полукругом обогнув меня, пронесся рябчик, я только успел проводить его поворотом головы, да и «сотик» наверное, замёрз, не до фотографий. Хороший фотоаппарат у меня стащили, ограбив квартиру 13.12.13., барахла  - то не жаль, а вот обручальное кольцо, венчальное, не восстановишь.                Высоковольтка перешагнула на правую сторону, и там же открылась большая поляна, сразу же потянуло ветерком.  Отвык я от холода, прожив столько лет в средней полосе. Помню, как ходили в столовую, метров за триста в гимнастёрочках. Ждёшь, пока с третьего этажа спустится последний почти из двухсот курсантов, пока старшина подравняет, а на улице за двадцать пять, а то и более, а потом «Слева по одному в столовую…», а там сушёная картошка и бигус из тухлой капусты и перловочка... Первый курс…   Но не голод, не холод томили, а тоска по дому, вот самое страшное испытание. Однажды, будучи в наряде по роте, уже отдраив все полы, в том числе и в туалетах стоя в лестничном проёме, и вонзая штык - нож в перила, обдумывал план побега. В деталях уже не помню, но шестьсот километров получалось многовато. Какая - то сила удержала меня, но ещё не один наряд строил я планы.  Не чуя под собой ног, летел я в первый отпуск, в свою деревню…
Всё, слева показались коровники, да бадыли борщевика, а дальше на пригорке просматривается, теперь уже восстановленная, церковь села Воспушка и единственный магазин.  Несколько лет назад, также прибежав на лыжах, подошёл к деревне, увидел огромную толпу народа,  хоронили директора совхоза, инфаркт. Плакали все, как по родственнику. Удивившись, что очень многие плачут, я не удержался и спросил у одной женщины: «Почему плачут все?».  «А как же» - ответила она - «он ведь и совхоз сохранил, и газ в деревню провёл».
В магазине встретила Клава, давно она здесь работает. «Ну что, чайку?» - спросила она, увидев меня входящего с лыжами в магазин. Я кивнул. «Сейчас поставлю» и, не погасив улыбку, скрылась в подсобке. Наскоро перекусив, я заторопился домой, вечерело, а впереди шесть километров. Когда подходил к лесу, справа увидел несколько лежанок лосей уже чуть припорошенных снегом, и на моей лыжне свежие следы. Бродят сохатые…
Жена, неверное, уже беспокоится, надо прибавить ходу. Хорошо когда тебя где-то ждут, но ещё лучше, когда любят.
                Владимир Кибирев   19.01.19.