Жизнь не по учебнику

Если жизнь учить не по учебнику. (Слова из песни).

Нынешние студенты читают в учебниках истории про начало Советского времени – 1922 год образования СССР. И о том, что была гражданская война после революции. И о том, что был НЭП, а затем его ликвидировали… А что это такое(?) имеют ли они, студенты, хоть малое представление или только, судорожно мобилизовав свою память, идут сдавать зачёт, зная только даты: «не спутать бы года», - тревожатся студенты.

Мне случилось встретить человека, жившего в те годы и принимавшего активное участие в этом «справедливом», как сам он считал, действии – в «ликвидации НЭПа».
Пожилой человек с палочкой, «седой и горбатый», как себя сам он характеризовал, был невероятно живой рассказчик. И он в подробности поведал мне свою историю, о которой в учебниках не прочесть.

История «ликвидатора нэпа».

«Моему поколению опасность спутать даты не грозит» - начинал свой рассказ Иван Иваныч (окрестим его нейтрально).
«Я жил тогда в небольшом нашем городке на берегу Волги. Город в то время только-только приобретал статус, звание города, - а так, бывшее село (Лопатино) превратилось в город из-за заводов построенных и возрождённых после разрухи 1917-18 годов именно нэпманами. Они же, буржуи, как говорили нам, комсомольцам, смеясь:
«А ваш-то Ленин у буржуазии помощи запросил. Как же так? Ленин у буржуазии в долгу, а вы её хотите ликвидировать!».
Комсомольцы, вот я, например, отвечали: «Временное отступление». – «Как Кутузов после Бородина Москву отдал?!» - тряслись от смеха буржуи. «Как это будет, увидите!» - говорил я и уходил от разговоров с нэпманами. А вслед мне неслось: «А как? Как? Может, что знаешь? Расскажи тёмным людям» - кривляясь спрашивал меня нэпман Киреев. Его прислужник, Митька язвил тут же: «Ждите, скажет! Это же революционная тайна. Их же хлебом не корми, дай только в тайны поиграть!».
А с Митькой Аникиным мы были в друзьях, когда-то, пока его из комсомола не турнули. Об этом времени комсомольцы так и думали, однако, и на собраниях так говорилось: что было временное отступление от принципов социализма во имя социализма. Кое-кто тогда не понимал гениальности этой ленинской стратегии, но партия, а за ней комсомол, несмотря на трудности, осуществила этот маневр, и экономика нашей страны оказалась в выигрыше.
При царе в посёлке нашем крупных капиталистов не было. Но богатые, по нашим масштабам, люди имелись. Их все помнят по именам…».
________________
А наш Иван Иваныч, как он рассказывал и как известно от его соседей, в те времена нэпа, учился в ШРМ – а работал на Древкомбинате, и в школе он вступил в комсомол. Женился он рано на девушке из семьи верующей в Бога, и ему не раз ставили в упрёк: мол, тёща твоя – верующая, мать твоей жены, а ты агитируешь за мировую революцию. А был он одним из страстных активистов комсомола, а потом работал в партийных органах, став коммунистом на фронте во время Великой отечественной войны. И видимо он так «ненавидел» буржуазию и религию, что тещу свою не пускал в свою квартиру. Жена его встречалась со своей матерью у соседки.
Они переехали из бараков в новый кирпичный пятиэтажный дом, где коммунист Иван Иваныч получил трёхкомнатную квартиру на четвертом этаже. Этажом выше поселилась и родня его жены тети Нины, которая не работала, а присматривала за детьми – и своими, и за детьми своей тети Лены, с верхнего этажа. Так вот: приходила мама жены к родне, а тетя Нина прибегала к ним и так они общались с матерью. А как она узнавала, что пришла её мама, - она стучала по батарее или по трубе отопления ложкой или другим предметом. Тетя Нина, услышав, отпрашивалась у строгого мужа, коммуниста Иван Иваныча, - «я пойду к тёте Лене…». Туда он отпускал. «А что сразу не пойти домой к ним?» - спрашивали поначалу у тети Нининой мамы, - «Ой, да что вы! Начнет этот злой зять ругаться, на чём свет стоит!» - таков был ответ. И весь подъезд, все в доме об этом знали.
Такой был – «заслуженный партийный работник на пенсии», в связи с перестройкой, в связи с распадом Великой страны, совсем озлобившийся на мир окружающий. И он решил поделиться рассказом о своём комсомольском прошлом, «о борьбе с буржуазией за рабочий класс», «наблюдая как вновь буржуазия захватила власть» - по его выражению!
______________
Рассказ Иван Иваныча.
Митька Аникин был принят в комсомол в нашей школе вместе со мной, и мы подружились, вместе ходили агитировать, читали одни книги… Но был он старше большинства из нас. Задумчивые грустные глаза, крупный, нос; был он высокий, голенастый, длиннорукий и казался неуклюжим. А на самом деле он был ловкий как чёрт и очень сильный. Жил он весело, ни о чём не задумываясь. И был заряжен разными идеями, как будто наэлектризован. Только тронь его – и сразу искры посыпятся. Без движения он и минуты высидеть не мог. На собраниях комсомольской ячейки только и слышно было: «Аникин, к порядку! Аникин, прекрати! Однажды было даже решение всего собрания: «Указать Аникину на безобразное поведение на собрании…».
А потом он объявил нам, что он бросает школу и поступает на работу. То, что школу бросает – одно. А то, что к нэпманам нанимается в помощники – другое. Узналось, что он и в зятья к нэпману Кирпичникову намечается. Породниться значит решил с буржуями. Тогда и исключили его из комсомола. Его критиковали, называли – кто двурушником, кто – отступником, а кто – даже врагом революции. «Сами вы – нищие и босяки! – закричал он, глядя на нас бешенными глазами. – Завидуете всем, кто живет лучше вас! Вся ваша революция такая, завидущая!».
Пробовал я потом поговорить со своим уже бывшим другом, ведь, он был из рабочих-пролетариев, хоть и работал на нэпмана. А Митька мне сказал тогда: что он узнал, как деньги на жизнь даются и показал мне свои рабочие руки в мозолях, а что, мол, я знаю про это?
«У тебя, - говорит, - папаша с мамашей учителя. Интеллигенция. Они-то каждые две недели жалование в дом несут. А ты бы подумал на досуге, откуда у государства денежки, чтобы всем-всем жалование платить? Не взяло ли государство те денежки у буржуев, по налогам неимоверным за каждую оказию?»
Я не знал, что ответить, молчал. Аникин тогда всплеснул руками: «Гляди-ко, молчишь. А что же ты первый на собраниях агитатор за мировую революцию! А сам невесту нашёл из верующих… - упрекнул он. Вот тогда и тёщу я возненавидел, хоть молод был, натерпелся упрёков. А как сагитировать мать, которая у икон на коленках стоит?
Седьмого ноября в «Народном доме», как тогда называли сегодняшнее ДК, проходило торжественное собрание трудящихся города. С докладом выступал сам первый секретарь комитета партии. Я слушал его из-за кулис, потому что после доклада должен был выступать наш театральный кружок «Синей блузы», такие кружки были по всему СССР – строили пирамиды с транспарантами агитации за революцию: «пролетарии всех стран соединяйтесь!» и другими. И нашей «Синей блузой» я был ведущий руководитель. Я слушал доклад не очень внимательно, но на самом интересном месте меня подтолкнули друзья – Слышишь! – тогда услышал от Первого секретаря вот что:
- И вот уже наступило время, когда можно заявить: страна наша экономически окрепла и может обойтись без опоры на «Новую Экономическую Политику». Пришла пора развёрнутого наступления социализма на остатки капиталистической экономики. – Так или примерно так говорил он.
И хотя конкретно он не сказал, я сразу подумал: вот и пришёл конец всем нэпманам! И вдруг слышу – докладчик говорит:
- И в нашем городе тоже была сделана эта уступка частникам. Так что теперь и мы тоже примем меры, чтобы ограничить их хищные аппетиты к наживе капиталов. –
Тогда весь зал загудел и начал аплодировать.
Так началась в нашем городе «ликвидация НЭПа.
На следующий же день собрали всех комсомольцев в райком партии. Секретарь райкома говорил недолго. Он сказал только, что частники, нэпманы, саботируют внесение увеличенного налога и что государство вынуждено прибегнуть к решительным мерам. Тут же был и начальник милиции, который пояснил: что в домах частников, которые не платят налог, будут произведены обыски и опись имущества. На эту операцию мобилизуются все коммунисты и комсомольцы. Тут же нас распределили по группам, и мы узнали каждый «своего» частника. О дне операции сообщить обещали позднее, а всё это было революционной тайной.
Операция производилась через четыре дня.
Но о проведении акции против частников город узнал сразу. Повсюду говорили только об этом. И дома у меня отец сказал за ужином:
- Я рад, что наконец взялись за них. Непонятно почему мы должны быть в долгу у бакалейщика, а не наоборот? – он плохо понимал в покупке продуктов, которые бакалейщик отпускал в кредит, записывая должников в свою тетрадь.
- И всё же он нас не грабил, мы сами ему платили. А кредит так просто выручал нас, —сказала мама, которая и вела наше хозяйство.
- Найми адвоката для защиты своего бакалейщика, разозлился тогда отец. – Твоя беспринципность удивительна. Ты жалеешь человека, который держал нас в кабале. Скажи – что стоило нам с тобой получать высшее образование, чтобы не вылезать из долгов у вонючего бакалейщика, который слово «кредит» пишет через два «и». –
- Не знаю, не знаю… - говорила мама. – Но постное масло у нас кончилось, и где мы его теперь купим – неизвестно.
Вот такая была обстановка, мои родители были еще молоды, и отец мой поддерживал советскую власть, хоть коммунистом и не был.
После проведения «акции» «ликвидации нэпа», вечером на репетиции нашей «Синей блузы», ребята, перебивая друг друга, рассказывали о том, как проходила эта акция и что они видели.
- Приходим мы к перекупщику нэпману Рыжкову, - с горящими глазами рассказывал Санька-комсомолец, например, - начальник группы говорит ему: «Гражданин Рыжков, почему не платите налоги?». А тот как закричит, красный весь стал. «Это, - кричит, - не налоги, а разбой среди бела дня! Нет у меня ничего». Начали обыск. Открыли половицу возле печки, где железо было для угольков, глядим – а там глиняный горшок из-под цветов. Начальник группы взял его, а поднять не смог. Вдвоем еле втащили на пол. Открыли тряпку завязанную, а в горшке до краёв золотые монеты насыпаны. Рыжков кричит: «Это не моё, я про это ничего не знаю». Начальник ему: «Тем лучше для вас, раз чужое, вам не жалко будет!» Рыжков бряк на пол, сознания лишился.
- Это что, это что! – подхватывает другой комсомолец Петька. – А вот у мельника, владельца хлебопекарни, такое было, со смеху умереть можно! Приходим, а он пьяный в стельку. Встретил нас как родных, лезет обниматься. Жене кричит ставь на стол угощение. Наш главный с ним и так и так – ни в зуб…! Тогда главный говорит: будем делать опись имущества. А Мельник ему: «Зачем обыск, опись? Вам надо золота? Откройте печку. Возьмите самый длинный ухват. В правом дальнем углу печи стоит чугунок, а в нём…». Но он не успел договорить, потому что жена саданула его вальком по голове! Мы думали он дурака строит, а оказалось – всё точно. В печи чугунок, а в нём золото. –
Кто не примется рассказывать – у всех одно и то же: золото, золото, золото. И все про это слушают разинув рты. Смешно конечно. что Мельник сам показал, где у него золото, а только смеялись мы тогда как-то не весело. А мне совсем было не смешно. Что же получалось? Ведь все наши частники – самые настоящие капиталисты. Раз нажили себе столько золота. – все они смертельные классовые враги пролетариата.
Ребята, в продолжение разговора, спросили: откуда же у них столько богатства? – это растерянно спросила комсомолка Наташа.
- Откуда, откуда? – пояснил старший наш комсомолец Виктор – Вот твой отец торгует в государственной аптеке, всё что он наторговал, идёт в государственную казну. А тот же бакалейщик Самойлов всё кладёт в свой карман! –
- Да, но он же должен покупать товар, - сказала Наташа.
- А ты знаешь, почём он товар покупает и почём продает: купит за копейки, а продает за много рублей! Может он на каждой конфете рубль зарабатывает! –
Следующей ночью город разбудил тревожный набат. Был огромный пожар. Горел дом Мельника и хлебопекарня. В стороне собралась большая толпа – я думал митинг какой-то, где кто-то выступал и орал. А это мельник кричал посреди толпы. Он был в нижнем белье и босой.
- Горите, миленькие! Жарьтесь получше! – выкрикивал Мельник, смотря на пожар безумными глазами.
Кто-то рядом со мной сказал:
- Убил, гад, жену, сына и невестку и сам поджег дом и мельницу. Видать, рехнулся! –
- Довели человека, - сказал кто-то другой…
Тут появился сам начальник милиции и разгоняя народ милиционеры схватили яростно отбивавшегося Мельника и потащили его к больнице.
Вскоре собралось экстренное закрытое собрание коммунистов и активистов комсомольцев. Мы слушали доклад Первого секретаря партии:
- Мы вступили в полосу обострённой классовой борьбы, - говорил он. – Это только дураки могли ожидать, что частнокапиталистический сектор добровольно уступит нам дорогу, ведущую к социализму. Нет! И на этой дороге сейчас развертывается напряженная схватка сил социализма и капитализма….
Уже в начале весны слова Первого секретаря горкома партии подтвердились. Вспыхнули два пожара в один день – склады возле рынка, на которые брошены были силы всех пожарных. А потом загорелась пилорама на Древкомбинате и сгорели все штабеля досок, сгорело всё дотла, пожарные не успели. А только недавно весь комбинат отобрали, (национализировали), у нэпманов.
Я как-то поделился с отцом своими тревожными мыслями, но он только улыбнулся в ответ:
- А что же вы, голубчики, хотели? – спросил он, весело глядя на меня. – Разворошили улей и думали, что пчёлы не будут вас кусать? Нет, дорогие мои, когда происходит землетрясение, погибают люди и падают дома. Помнишь, европейский город, погибший от вулкана? –
- Помпеи, - автоматически вспомнил я из школьной истории.
- Именно! Так этот город погиб целиком, – вот и весь ответ.
Я смотрел на отца с большим недоумением в свои 17 с половиной лет.
При чём тут пчёлы с их ульем?..
И вот была большая борьба – погибли люди, были нападения на руководителей партии и на простых комсомольцев. Это было нелегкое время: когда друзья становились врагами. Митька Аникин стал на стороне бывших нэпманов и попал в тюрьму.
___________________
Один раз я шёл, помню, зимой после собрания, поздно вечером, из центра города через заснеженный пустырь. Снег был золотисто-голубой от лунного света. Заваленные сугробами дома нашего барачного района «Древа» были еле видны, и ни одно окно уже не светилось. Невольно думалось о равнодушии города, который спит как ни в чём не бывало, и нет ему дела до Великих и тревожных событиях, которыми мы, комсомольцы, живём, борясь за «мировую революцию».
«Да. Мировая революция». – не выходила у меня из головы. Я хорошо помню, как я остановился посреди ледяной снежной пустыни и произнес эти слова. И задумался – далека или близка эта революция? Никаких сомнений, для меня, в том, что она произойдёт, конечно, не было. «Раз есть мировой пролетариат, будет и мировая революция!» - надо только призвать, сагитировать: «Пролетарии всех стран объединяйтесь!». Но все последние события, - эта борьба классов, потрясающие нас, будто вставали между нами и надвигающейся «мировой революцией» и мешали её видеть и радоваться её приближению.
Подумав об этом, я почувствовал яростную неприязнь к Аникину Митьке, к нашим уездным капиталистам, к бандитам – ко всему, что заслоняло мне «зарю мировой революции».
Я стоял посреди молчаливой снежной пустыни, посреди спящего родного городка, и от ненависти к тем, кто заслонял от меня будущее, мне было жарко.
Так поэтично закончить рассказ наш Иван Иваныч, наверное, не мог, но именно такие были его чувства, молодого комсомольца, как я понял из многого его повествования.
Конец рассказа Ивана Ивановича.
_____________________
 А когда он умер, тогда тетя Нина осталась одна в своей квартире, и пенсия у неё была одна – минималка, и стала она экономить на всём. Она не включала свет вечером. Потом попросила сантехника, и он сделал ей в унитазе ограничение набора воды в смывной бачок, лишний раз воду она не сливала. Посуду мыла в тазике холодной водой. На воде стояли счётчики. Ничего неожиданного не было, - что она, вдруг, стала верующей, принесла из дома от мамы все иконы и стала посещать Церковь каждый выходной и каждый церковный праздник. В доме горела лампадка. Отмаливала она грехи свои и своего мужа, - почётного коммуниста!
Конец.