Мальтийский крест

    После того как Ольга оставила своему мужу все, включая фамилию, и переехала от этого запорошенного перхотью упыря в оставшуюся от родителей квартиру, выяснилось, что у нее немерянное количество неистраченной энергии.  Дети, муж, стирка, готовка, работа, крутишься, как белка в колесе, силы у нее расходовались настолько, что казалось, вот рухнет она  в постель и не проснется. А тут дети выросли – свои у них заботы, от мужа ушла. Работа, что работа? Офис от звонка до звонка, и свободна. И решила Ольга участок купить. Прошлая дача мужу после развода осталась. Ездила с риэлторами и туда и сюда - все не то. И вот приглянулся участок, и цена не высокая. На пригорке двенадцать соток счастья, внизу речка и село с церковью Ильи Пророка. С одной стороны участка проселочная дорога, с другой  бетонный забор. Принято было садовые товарищества  заборами огораживать. За забором высоченные яблони, все в цвету. Перед забором, на участке, кусты сирени. Запах дурманит, красота. Сделку оформили быстро. Села Ольга после трудовой недели в свой старенький Опель, вооружившись всевозможным инвентарем, и поехала землю осваивать. Планировала где грядки, где цветочки, а где домик поставит. Подошла к бетонному забору, заглянула в щелку и обмерла - кладбище.
Вот влипла, так влипла.. А рядом дома уже понастроили, видимо их жителей  не очень волновало такое соседство. Полезла в кусты сирени, батюшки  –  крест.  Нет, ну это выше всяких сил. Кладбище за забором, куда ни шло, но могила на участке – совсем никуда.
И крест какой-то чудной. Во-первых, литой. Уж в этом-то Ольга понимала, столько лет в металлургии проработала. Во-вторых, анодированный, покрыт каким-то металлом, цинк, наверное. Ну, не серебро же?. А в третьих, на нем было изображено всевидящее око в треугольнике с одной стороны, а   с другой мальтийский крест…..  Словом, масонский. Это кто ж себе  мог заказать литой оцинкованный масонский крест на могилу на сельском кладбище, и в какие такие годы это могло быть сделано?  Ну, ясно, что крест старинный. Покопавшись во всезнающем интернете, Ольга выяснила, что крест мог быть произведен ни как не позже начала  девятнадцатого века, после этого такие гонения на масонов в России начались, что афишировать свою принадлежность к ордену – себе дороже. За хлопотами волнения Ольги как–то притупились. С соседями эти страсти Ольга обсуждать благоразумно не стала. 
   Через год участок было не узнать.  Домик  четыре на пять, с мансардой, а больше и не надо, детей сюда все равно ни какими калачами не заманишь.  Забор из сетки, кругом соседи себе заборы двухметровые из металличекого шифера все понаставили. Идешь по  поселку как по трубе, и только собаки за заборами надрываются. Вот в Штатах ни каких заборов нет, племянник рассказывал. И все свой газон и цветник выставляют на показ. А еще, что показалось чудным Ольге, там, в Штатах, не принято на участках  ничего из съестного выращивать. Деревья  и кустарники только декоративные. Петрушку, укроп, огурчики только из супермаркета.   Никто никаких банок на зиму не крутит, чудно. Жена племянника петрушку, салат в цветниках конспирирует. Зашла тут в супермаркет, купила пять кило свеклы. Её спрашивают, зачем так много. Она и объясняет, что, мол, заготовку для борща буду делать на зиму. На неё смотрели как на инопланетянку.
Может и доживем, что  и у нас заборов не будет, но чтобы сельский житель перестал, несмотря на экономическую невыгодность этого предприятия, у себя на огороде зелень и картошку выращивать - этого точно никогда не будет.
    Грядки Ольга разбила, цветочки посадила. Но нет, нет да и углубится в заросли Сирени к кресту.  Надо бы его с участка убрать, да рука не поднимается.
Решила Ольга прознать, что за крест такой. Оделась как подобает и пошла к церкви в селе за речкой. На кладбище у дач уже давно никого не хоронили. Перед церковью на бревне, в обхват - не меньше, сидели  и о чем - то говорили совсем по виду древние старушки. Ольга обратилась к одной из них:
– Бабушка, скажите, вы здесь, наверное, всех знаете…
- Знаю, всех знаю, но не помню, мне доченька уже девяносто четыре... или пять – не помню.
Другая старушка, видимо, моложе, сверкнув новыми зубными протезами, спросила,
-А что знать-то хочешь?
-А вот  церковь ваша…
-Церковь-то,  на неё всем миром собирали еще до первой мировой. Каждый свою копеечку нес, а кто и яйца, продукты для строителей. По кирпичику собирали. В район за 30 верст разве наездишься. Поп у нас был хороший, его черным попом все называли. Местный он из Скульнево, а глаза и волосы чернющие.  А перед войной церковь закрыли. Попа и дьякона и звонаря обвинили в какой-то там пропаганде чего-то и сослали вместе с детьми и семьями на север. Назад вернулся один черный поп, померли и дети и жена. А звонаря и старосту церковного  и вовсе расстреляли. Церковь открыли, а там пусто. Ни образов, ни окладов серебряных, ни утвари церковной – ничего. А церковь-то богатой была, кто побогаче, жертвовали много. И золота и серебра. Один купец дочь свою за местного богатея выдавал, так сразу 85 рублей золотом отвалил, большие деньги по тем временам. Говорили, что священник соседнего села все к себе перевез, а тот говорит:"Нет. Не брал ничего".
      А поп наш зимой вернулся, сначала  собрал у прихожан кое какие иконы, приспособился службу вести. Но тут его в сокрытии колхозного имущества обвинили, это икон что ли?  И арестовали. Говорят, он помер, болезный, по пути где-то. Может, расстреляли, кто знает? Времена-то были страшные. А когда церковь под склад отдавали, роспись на стенах прямо топором скалывали. Активистка там комсомольская была – Смирнова, а когда, уже в наши дни хоронить её стали, так в этой церкви её и отпевали. На этом воспоминания старушек иссякли, и Ольга пошла к церкви в надежде встретить еще кого-нибудь из старожилов.
       Церковь оказалась закрыта. Местный батюшка службу проводил в двух местах, и служба в этой церкви  была не каждый день. Вот и сейчас уехал куда-то на джипе, а  на чем ему по деревням ездить? Не на телеге же. А что джип? Что пожертвовали, на том и ездим. Церковь  по немного ремонтировалась, колокольня в лесах. На храме маковки сияют чешуей  ярко синего цвета. Крест на колокольне золоченный.
  Вечером все этот разговор вспоминала. Заснула, а тут просыпается и видит перед ней этот черный поп сидит, сердце сжалось. Она свет включила – уф, привиделось. Ужас, какие напасти?  И ведь не верит  она не в бога ни в черта, а страшно. Надо что-то с этим крестом делать, а то валерьянки не напасешься.   А крест этот, скорее всего,  с колокольни местной церкви, построенной в восемнадцатом веке, незнамо когда был снят, может когда с масонством боролись, может в революцию – Кто знает? В восемнадцатом веке было принято церкви масонскими знаками украшать, вот и в городе  над входом в местный монастырь до сих пор над входом барельеф с  всевидящим оком сияет.  Не скроешься нигде от ока господня. Да и могила эта, какого она века?  Ходим по земле, по человеческим костям ходим, - утешала себя Ольга. Вот на месте монастырского кладбища в Москве, после революции это было, решили детский парк разбить - места им мало было, кощунство какое. Да и в селе этом церковь дорогами опоясана, а на месте дороги, старушки сказали, тоже кладбище церковное было. Нет, ну с участка этот крест надо убрать. С этими мыслями Ольга, наконец, заснула, а  на утро решила Ольга   позвать сыновей,  и чтобы болтали меньше, тишком  этот крест выкопать и перенести его на кладбище за ограду, пусть там лежит.   Стали копать и уткнулись в деревянный ящик. Ольга прямо охнула, – Гроб.
- Да нет, мама, гробы на метровой глубине не бывают.  Может клад, - глаза у сыновей загорелись. Когда ящик вытащили на поверхность и вскрыли его, ахнули. Утварь церковная, золотые оклады с каменьями. Сын воскликнул, - Мама мы миллионеры.
-Нет, сын, грех это - за эти вещи столько человек сгноили, в церковь отдадим. – Она устало опустилась на край канавы рядом с мальтийским крестом. Вдохнула запах сирени и показалось ей, что стоит за кустами этот черный поп и приветливо ей улыбается.